– У меня предчувствие, что мы с ней еще не раз увидимся.
– Ты только что смеялся над моей верой в ведьм, а теперь говоришь о предчувствиях, интуиции, предопределении… Мартин, ты противоречишь сам себе.
– Знаю, я ее тоже видел, – вздохнул Томас Браун, присев на табуретку рядом со своей женой.
– Она похудела так, что у нее можно пересчитать все косточки. А синяки под глазами ты видел? – Мужчина кивнул. – Бледненькая, тоненькая… Ох, плохо это кончится, говорю я тебе. Надо же, какое невезение: сначала Джессика, затем Крис… Два удара один за другим. Неудивительно, что бедняжка сникла.
– Может быть, стоит показать ее врачу? – несмело предложил Томас. Он заранее знал, что жена будет категорически против вмешательства медиков, но ничего другого предложить не мог.
Он видел, что с Энн творится что-то неладное. В последние дни она отказывалась от пищи. Ночами он слышал ее беспокойное хождение по дому. Долорес делала вид, что спит, но он знал, что и жена прислушивается к каждому шороху, готовясь в любую минуту подскочить и броситься на помощь Энн.
– Ты ведь не думаешь, что она… – Долорес не договорила, словно боясь навлечь беду.
– Нет… нет, разумеется. Просто у Энн сейчас трудное время. Переходный возраст. Она всегда была чрезмерно впечатлительной. Чуть что – плачет или смеется.
– Я уже не знаю, что делать. Не могу же я насильно вливать в нее бульон!
– От ужина она тоже отказалась?
– Как и от обеда, и от завтрака.
– Если так пойдет и дальше, то нам ничего другого не останется, как вызвать "скорую".
– Ты снова за свое! – повысила голос Долорес. – Тебе лишь бы упечь Энн в больницу. Хочешь, чтобы она кончила, как ее мать?
Стоявшая за дверью Энн вздрогнула. При чем здесь ее мать? Ее родителями всегда были дядя и тетя. Родная мать умерла, едва Энн исполнилось три года, и все те скупые сведения, которые она знала о маме, были рассказаны ей тетей Долли.
Энн знала, что ее мать была необыкновенно красива. Даже на выцветших от времени фотографиях нельзя не заметить, какие у нее были выразительные карие глаза и белая кожа. У нее всегда было много поклонников, но она почему-то выбрала обычного банковского клерка, который сбежал сразу же, как только узнал "счастливую новость" о будущем отцовстве. Больше ни мать Энн, ни ее родные ничего о нем не слышали. Возможно, его уже нет в живых. Или он остепенился и стал добропорядочным отцом большого семейства. Энн всегда мечтала о братьях и сестрах, но врачи поставили тете Долли диагноз – бесплодие.
Надеясь услышать ответы на свои вопросы, Энн снова прислушалась.
– Нет, я никогда не откажусь от Энн. Я и так слишком прогневила бога. – Голос тети Долли сорвался, как бывало всякий раз, когда Энн доводила ее своим непослушанием до слез.
– Долли, милая, ты ни в чем не виновата. Твоя сестра…
– Нет, ничего не говори! – перебила его миссис Браун.
Голос дяди оборвался так резко, что Энн решила, что тетя зажала ему рот рукой. Что же она так боялась услышать? Или опасалась, что это будет услышано другими? Энн вжалась в угол между кухонной дверью и массивным книжным шкафом.
– В любом случае, это осталось в прошлом.
– У меня предчувствие, что прошлое еще напомнит нам о себе. И заставит заплатить по всем счетам.
– Что за пессимистические мысли? Долли, ты меня удивляешь. Энн не о чем не догадывается. Ни ты, ни я никогда ей ничего не рассказывали и не расскажем. Нет, дорогая, тебе нужно успокоиться прежде всего самой. Мы не должны показывать Энн, что взволнованы.
– Что ты такое говоришь, Томас?! Прикажешь мне изображать перед Энн безразличие? Я места себе не нахожу из-за ее печали. Она и так лишилась подруги и любимого парня. А ведь я запрещала ей с ним видеться. Может быть, Энн винит меня…
– Брось. Энн знает, что ты всегда желала ей только добра.
– Мы всегда желаем нашим близким добра, а в результате оказываемся виноваты. Быть может, мы ошибаемся. Разве мы можем судить о том, как человеку будет лучше?
– Если человек не в состоянии сделать это сам, то…
До Энн донеслись звуки тихого плача и ворчание дяди, пытавшегося успокоить свою жену.
– Долорес, будь благоразумной. Мы не можем рисковать здоровьем, а возможно, и жизнью Энн. Сколько она выдержит без еды? Неделю? Месяц? Что дальше? Мы сами скорее окажемся в клинике. Я уже потерял аппетит и сон.
– Прости, Томас. – Пухлая мягкая рука погладила мужчину по небритой щеке. – Я знаю, что ты волнуешься за Энн, но мы должны найти какой-то другой выход. Может быть, отправим ее к Гаррисонам в Техас? Они давно приглашали нас погостить. Свежий воздух может пойти Энн на пользу.
– Долорес, ты ведь знаешь, что Энн терпеть не может старшую дочь Гаррисонов. Она ни за что не согласится ехать. К тому же у Энн скоро выпускные экзамены.
– Вот именно. А она к ним не готовится.
– Мне казалось, что она сейчас сидит над учебниками и что-то учит. Я проходил мимо ее комнаты.
– Она сидит, уставившись в одну точку. – Миссис Браун вздохнула. – Я пыталась поговорить, но Энн попросила оставить ее в покое.
– Я считаю, что тебе все-таки следует подняться к ней. Пусть Энн знает, что мы всегда будем рядом. Что бы с ней ни случилось…
– О, Томас, ты снова…
Энн не дослушала фразу, так как побежала в свою комнату.
Ее мозг разрывался от самых нереальных предположений и опасений. Какую тайну хранит тетя Долли? Неужели ей действительно есть в чем винить себя? Если она боится даже говорить о прошлом, то не означает ли это, что на ее совести страшный грех? Одно Энн знала наверняка: тайна связана не только с прошлым тети Долли, но и с прошлым ее сестры, матери Энн. Поскольку несчастная уже много лет покоилась на городском кладбище, ответить на все вопросы Энн могла только тетя Долли.
И снова Энн оказалась в замкнутом пространстве своей комнаты. В безысходности ее одиночества было что-то угрожающее. Она была словно сказочная принцесса, снова и снова пытающаяся вырваться из плена темной башни, в которую ее заточил злой волшебник. Однако все ее попытки заканчивались неудачей.
У нее не было матери и отца, как у всех ее ровесников. У нее не было верных и веселых друзей, которые бы никогда не дали ей заскучать. У нее не было близкой подруги, с которой она могла делиться секретами и сплетничать о мальчиках. И, наконец, у нее не было возлюбленного.
Энн присела на пуфик перед зеркалом. На нее смотрели темные глаза, полные невообразимой печали. Такие глаза могли принадлежать человеку, прожившему долгую жизнь, а не семнадцатилетней школьнице. На осунувшемся лице глаза казались неестественно огромными.
Энн выдвинула верхний ящик тумбочки и достала из него деревянную рамку с фотографией. На ней была запечатлена миниатюрная темноглазая брюнетка, лукаво смотрящая из-под полуопущенных ресниц. Ее мать. Прирожденная кокетка. Она знала о своей красоте и о том, какой эффект производит на мужчин. Тетя Долли не раз рассказывала Энн о том, как родители отгоняли от их дома чересчур навязчивых поклонников младшей дочери.
Сама же тетя Долли была скромницей, которую чаще всего мужчины не замечали. Камилла была ярким фейерверком, вечным праздником, извергающимся вулканом, бурной горной рекой. Она не жила, а горела, словно бенгальские огни. Удачи и разочарования, достижения и провалы, грусть и радость сменяли друг друга, не давая ей ни на минуту расслабиться.
Жизнь Долорес была, напротив, спокойной, размеренной и гармоничной, как голубой морской простор, заснеженная равнина или большое поле желтых цветов. Неудивительно, что создать семью удалось именно старшей дочери Рэдфордов. Ни один из многочисленных поклонников Камиллы не рискнул свить семейное гнездо на вулкане.
Энн поставила фотографию на тумбочку. Затем достала из того же ящика высокую оплавленную свечу в маленьком стеклянном подсвечнике, похожем на наперсток. Всякий раз, когда Энн думала о своей матери, она зажигала свечу. Это уже была тринадцатая свеча за год. Ее предшественницы растаяли, унеся в небытие свидетельство человеческого горя. Свечу Энн поставила напротив портрета. В неровном мерцании пламени лицо женщины на фотографии приобрело некое подобие мимики. Каждый раз в такие минуты Энн казалось, что ее мать сидит перед ней, мягко улыбается, а иногда слегка сдвигает брови от недовольства.
Мамочка, мне так тебя не хватает! Тетя Долли и дядя Томас очень любят меня. И я тоже их люблю, но… Слезы жгли лицо, но Энн не собиралась жалеть себя. Легче всего задуть свечу, включить в комнате свет, убрать в дальний угол ящика фотографию и поудобнее устроиться перед телевизором. Но это будет бегством.
Я никому не хотела причинить зла. Но что, если я сделала это? Что, если я виновата в смерти Криса? Он мне тогда звонил, звонил и звонил… а я была так зла на него, что… Может быть, я пожелала ему смерти? Мысленно. Вдруг я убила его силой мысли? А Джессика? Она пришла ко мне с тортом, но я ведь чувствовала, что у нее дурные намерения. Она смотрела на меня так, как можно смотреть только на врага. Вдруг я приношу несчастье всем близким людям?
Зеркальное отражение дрожало, словно потревоженное ложкой желе. Черты лица Энн и ее матери размылись, стали нечеткими, но от этого еще более живыми.
"У мамы был рак", – так сказала много лет назад тетя Долли маленькой Энн. Энн расплакалась от страшного слова, еще не понимая его значения.
Энн так увлеклась мрачными воспоминаниями, что не услышала стука в дверь. Запах плавленого воска и отсутствие света в комнате племянницы всерьез напугали тетю Долли. Поскольку Энн не откликалась на стук, тетя Долли решила действовать более решительно. Она распахнула дверь и сделала шаг в темную пропасть комнаты.
Сначала она увидела Энн и вознесла хвалы Всевышнему, что с ней все в порядке. Однако в следующее мгновение тетя Долли увидела рядом с племянницей свою мертвую сестру…
Сто восемьдесят пять фунтов медленно осели на пушистый ковер. Мягкая пухлая рука судорожно пыталась расстегнуть ворот просторной домашней рубашки.
– Тетя, что с тобой? – Энн опустилась на колени рядом с лежащей на полу женщиной.
В ответ ей раздался лишь сдавленный хрип.
– Подожди одну минуточку, я сейчас позову дядю. – Энн бросила на тетку испуганный взгляд и, выбежав из комнаты, принялась громко кричать и звать на помощь.
Вернувшись в комнату и взглянув на тетю Долли, Энн испугалась настолько, что не смогла даже закричать от ужаса. Лицо тети Долли, всегда румяное, посинело. Глаза были широко раскрыты, и в них застыло детское удивление.
Энн приподняла голову тети Долли, шепча бессвязные ободрения и просьбы потерпеть.
– Что случи… – В комнату ворвался Томас Браун.
Увидев на полу вытянувшуюся струной жену, он растерянно осмотрелся, словно надеясь заметить в углу режиссера и оператора с камерой, снимавших фильм. Однако заметил он совсем другое. Лицо Камиллы Рэдфорд, дрожавшее в пламени свечи на зеркальной поверхности. Ее губы трепетали, словно она пыталась поведать какую-то тайну, но единственными звуками в комнате были хриплые стоны Долорес и плач Энн.
– Нужно вызвать "скорую", – наконец справился с оторопью Томас. Лишь через мгновение он заметил, что Энн уже разговаривает по телефону.
Боль отступила на второй план. Тетя Долли думала лишь о призраке сестры, который она только что увидела. Камилла много лет не давала ей спокойно жить. Стоило тете Долли взглянуть на Энн, как она тут же вспоминала и об обстоятельствах смерти ее матери, и о том, какую роковую роль сыграла в них. Сколько бы Томас ни твердил, что в случившемся не было ее вины, Долорес так и не смогла простить себе смерти младшей сестры.
– Хочешь чаю с мятой? – Энн смотрела на дядю, но видела незнакомого человека.
Казалось, что за несколько дней Томас Браун прожил еще одну жизнь. Энн поразилась, как много у него на голове седых волос. Неужели они появились после болезни тети Долли? Или она их просто не замечала раньше?
– Ненавижу мяту, – ответил Томас таким тоном, словно Энн спросила, какого цвета у него шнурки на ботинках.
– Что говорят врачи? Когда тетя Долли сможет покинуть больницу и вернуться домой?
– Не раньше следующей недели. Да и потом ей понадобится сиделка.
– Люсинда Говард зайдет завтра к нам, – сообщила Энн, только сейчас вспомнив о звонке соседки.
– Что этой любопытной курице понадобилось?
Наконец-то на лице дяди Томаса отобразились хоть какие-то чувства! Впервые в жизни Энн обрадовалась его недовольному ворчанию.
Люсинда Говард, старая дева, жившая по соседству, докучала Браунам своими сплетнями и предложениями помочь. Ее можно было бы принять за добрую фею, всегда готовую прийти на помощь и сварить суп, когда Долорес Браун хворала, если бы не одно "но". Столь значительное, что перевешивало все услуги.
Люсинда, как и многие одинокие женщины, все еще надеялась выйти замуж. Свою долговязую, сухопарую фигуру она считала идеальной. По крайней мере, для женщины сорока семи лет. Она любила приглашать в дом гостей – особенно мужчин – и кормила их бесподобными салатами, рецепты которых держала в строжайшем секрете.
Так вот самым лучшим кандидатом на роль мужа Люсинда видела не кого иного, как Томаса Брауна. Наличие у него здравствующей жены, похоже, нисколько не смущало Люсинду. Она не упускала случая похвалить его новую фетровую шляпу или форму усов. Не проходило и дня, чтобы она не попросила его прибить гвоздь, поправить телевизионную антенну, подстричь газон или наточить кухонные ножи…
Однако все ухищрения Люсинды вдребезги разбивались о борт семейной лодки Томаса и Долорес. Сначала миссис Браун ревновала мужа и дулась каждый раз, когда он направлялся в дом "немощной" соседки. Затем поняла, что уж кто-кто, но престарелая кокетка не уведет у нее любимого мужа. Теперь, отправляя Томаса по очередному срочному вызову – сменить перегоревшую лампочку – Долорес лишь посмеивалась над уловками Люсинды.
– Видимо, она опасается, что мы умрем с голоду, пока тетя Долли лежит в больнице после сердечного приступа.
В другой день Томас непременно упрекнул бы племянницу в излишней саркастичности. "Ты слишком молода, чтобы быть такой циничной", – иногда замечал он после того, как Энн награждала кого-нибудь из общих знакомых язвительной характеристикой. Однако сегодня Томас был слишком слаб, чтобы воспитывать взрослую племянницу. К тому же он видел, что Энн устала, но старалась бодриться ради дяди.
– Как-нибудь…
– Конечно справимся. Я приготовлю завтра рис с овощами и… и… – Энн пыталась собраться с мыслями, но они словно стая рыбешек проскальзывали сквозь сеть ее сознания.
– Иди спать, милая.
– А ты?
– А я еще немного посижу… мне нужно подумать.
– Подумать? О чем?
– О твоей тете… о Долли.
– Дядя, мы все сегодня устали, может быть…
– Может быть, ты все-таки оставишь меня в покое?! – сорвался он на крик.
Энн растерянно посмотрела на дядю Томаса. Затем поднялась со стула и отправилась в свою комнату.
9
– Мисс Лоури, я могу немного задержаться в компьютерном классе? – заискивающим тоном спросила Энн.
Молодая преподавательница ласково улыбнулась и кивнула. Всем учителям было наказано следить за выпускницей и по возможности не допускать нервных срывов. При этом директор школы выразил надежду на то, что сама Энн останется в неведении относительно "спецрежима".
Энн сразу же ощутила перемену. Одноклассники, обычно равнодушные к ней, сегодня наперебой предлагали свою помощь. Первая ученица класса, всезнайка Джонс села рядом с Энн, словно оказала ей особую честь. Энн это не понравилось, но она была не в самой лучшей форме, чтобы начать открытую атаку. Урок литературы прошел так, словно Энн Рэдфорд на нем и вовсе отсутствовала. Придирчивый мистер Фишер затеял долгую и бестолковую дискуссию о вредных привычках Хемингуэя. Энн хотела высказаться, но взгляд преподавателя проходил сквозь ее руку. Мистер Фишер выслушал мнение всех учеников, кроме Энн.
– Конечно, Энн. Если ты не успела что-то сделать, то можешь взять задание на дом. Принесешь завтра.
И с каких это пор неумолимая мисс Лоури стала такой снисходительной?
– Нет-нет. Я хотела посмотреть кое-что в Интернете.
– Надеюсь, ты не станешь заходить на запрещенные сайты? – шутливо погрозив ей указательным пальцем с длинным красным ногтем, спросила мисс Лоури.
– Я должна сделать доклад по психологии. – Энн поразилась, с какой легкостью ей удается в последнее время лгать. – О природе суеверий и человеческих страхов. Как вы думаете, мисс Лоури, я смогу найти что-нибудь о зеркалах?
Удочка закинута. Мисс Лоури обожала давать советы и демонстрировать собственный интеллект и эрудицию. Возможно, она комплексовала из-за собственного возраста и внешности. Неизвестно, была ли мисс Лоури самой молодой преподавательницей школы, но она, без сомнения, была самой молодо выглядящей. У мисс Лоури была угловатая фигура подростка. Чтобы скрыть худые торчащие коленки, она носила широкие брюки и длинные юбки, а неоформившуюся грудь всячески прятала под рюшами, оборками и объемными свитерами с крупными "косами".
– О, Энн, очень интересная тема. Кто у тебя ведет психологию?
– Мистер Трессидер.
– Это он дал тебе такую тему?
– Нет, я выбрала ее сама.
– Если честно, я до дрожи боюсь смотреть на себя в зеркало, если в комнате выключен свет. Мне мерещатся всякие ведьмы и колдуньи. – Мисс Лоури нервно хохотнула. – А иногда меня пугает зеркало в ванной комнате. Мне вдруг кажется, что я не смогу из нее выбраться… Глупости, правда?
– Да, глупости, – для виду согласилась Энн.
– Вообще-то в древности предполагали, что зеркало отражает божественный свет, и именно поэтому в них не могут отражаться духи тьмы. До сих пор фильмы ужасов паразитируют на этой идее. Вампиров и восставших из ада мертвецов находчивые герои вычисляют именно при помощи зеркала. А сейчас с зеркалом заигрывают молодые девушки, пытаясь увидеть в нем своего жениха.
Энн кашлянула и посмотрела на часы.
– Прости, Энн. Я тебя задерживаю, – спохватилась мисс Лоури. – Садись за любой компьютер.
Энн быстро набрала в поисковом окне "зеркало символы мистика", и через несколько секунд на экране появился список сайтов и документов, удовлетворяющих параметрам поиска. Отсеяв рекламные ссылки, Энн решила начать с сайта, посвященного символике зеркала.
"Правдивость, самопознание, искренность, чистота, просвещение, предсказание. Зеркало в основном имеет позитивную символику, хотя в западном искусстве иногда появляется как атрибут таких отрицательных аллегорических фигур, как Гордость, Тщеславие или Похоть…"
Это не то. Энн прокрутила колесико "мыши".
"Зеркало может символизировать дверь в параллельный мир, как в "Алисе в Зазеркалье". Повсюду зеркала связаны с магией и особенно с предсказаниями, так как считалось, что они могут отражать прошлое и будущее так же, как и настоящее".
Магия. Точно! Мне нужны материалы о магических свойствах зеркала, подумала Энн и еще раз вернулась к списку найденных сайтов. Нашла страницу, посвященную оккультизму и магии, смело шагнула в мир новых знаний.