Дверь распахиваю ногой, отстраненно замечаю свежую буханку хлеба, от которой идет потрясающий аромат. Кое-как дотаскиваю его до жесткой кровати и отпускаю нити заклинания, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание. Тепло словно палкой ударяет по голове, и я без сил падаю рядом, не заботясь о лежащем в беспамятстве инквизиторе.
***
Открываю глаза и морщусь: все тело ноет после серьезного использования магии. Резерв на нуле, сил совсем нет. Разве что от холода больше не трясет, да счастье робко стучится в душу: мама не забыла обещание, она ждет меня!
А тяжелые руки, которые снятся мне в кошмарах, крепко прижимают меня к дрожащему телу. Замерз он, что ли? И что теперь делать мне? Права была отступница, теперь мне не жить. Дура бесхребетная! Идиотка махровая! Спасать инквизитора - виданное ли дело для ведьмы?! Да я первая должна в него камни кидать и смеяться над предсмертным хрипом.
От таких мыслей становится нехорошо. Даже этому существу, злому, беспринципному, жестокому, я не могу причинить боль.
Слезы все катятся и катятся, я слишком долго не позволяла себе плакать.
А потом тихий и полный боли стон заставляет меня забыть обо всем и кинуться к шкафчику с травами.
- Потерпи, - уговариваю его я, насыпая в кувшин трав и, остатками магии подогревая ее, воду. - Еще чуть-чуть, сейчас будет легче. Сейчас.
- Уйди, - хрипит, силясь прийти в себя.
- Тише, пожалуйста, я сейчас.
Снова стонет, почему-то заставляя мое сердце испуганно сжиматься. Быстро наливаю отвар в кружку.
Приподнимаю его голову, приставляю кружку к губам, заставляя пить.
- Нет, - он дергается с такой силой, что я едва удерживаю его голову.
- Пей, станет легче. Ну, пожалуйста, давай. Пару глотков, это всего лишь отвар из трав. Давай, ты же можешь.
Я плачу, отчаявшись заставить его выпить. Уже не стесняясь, навзрыд. Захлебываюсь и вздрагиваю.
- Да пей же ты!
Он, наконец, делает несколько неуверенных глотков и вслед за ним я.
Он засыпает тяжелым сном, я пристраиваюсь на полу, не обращая внимания на сквозняк. Он восстановится, я знаю это. Теперь, когда он в тепле и выпил укрепляющий отвар, он восстановится и тут же убьет меня. Но почему-то мне все равно. Лишь горькое одиночество заставляет меня кричать, свернувшись калачиком. Я одинока как никогда, напугана и совершенно вымотана.
Густая тьма зовет меня к себе, и я не противлюсь. Под звуки прерывистого дыхания спящего инквизитора, я сдаюсь, хотя должна бежать из этого дома без оглядки.
***
По ощущениям я сплю очень долго, но сознательно не хочу просыпаться. Почему-то мне кажется, будто пока я сплю, я жива. Открою глаза - и все померкнет, оставив только боль.
Конечно, он не убьет меня сразу. Пять лет погони. Ну, начни уже, жестокая ты скотина!
И тепло-то как, хорошо! Будто бы под одеялом лежу маминым, маленькой девочкой, напугавшейся ночи.
- Мама, мамочка, - неосознанно говорю это вслух и всхлипываю.
Теплая рука ложится на мою голову, слегка теребя копну волос. Подаюсь этому движению, тянусь к руке как кошка, которую приласкал хозяин. Уже много лет до меня никто не дотрагивался.
Рука сползает вниз, гладит шею, играет с волосами. Я замираю и даже дышу через раз. Я жду боль, но ее почему-то нет. Вот-вот он сожмет в кулак мои волосы и…
Чувствую, как он проводит рукой по спине, вдоль позвоночника. Невольно выгибаюсь навстречу руке. И на краешке сонного сознания возникает вопрос: а почему моя спина обнажена?
Но его рука уже скользит по талии, обхватывает меня поперек живота и меня прижимают к теплой и твердой груди. Он убирает волосы, и горячие губы касаются нежной кожи на шее. Я прерывисто всхлипываю, напуганная этой жуткой игрой, и отодвигаюсь, но сильные руки не дают, не отпускают, а губы продолжают целовать шею, спускаются ниже, повторяют путь вдоль позвоночника.
Я перестаю сопротивляться и просто лежу. Дрожу, как заяц перед пастью волка.
Закусываю губу, чтобы не застонать, когда его руки поднимаются от живота к груди.
А потом он переворачивает меня на спину и я, успев лишь мельком глянуть в темные глаза, судорожно хватаю его за плечи, когда губы инквизитора впиваются в мои. Его руки лихорадочно пытаются найти мои, и мы сцепляем пальцы, уже по обоюдному согласию. Для меня не существует больше того страшного мира, что раскинулся за стенами небольшой хибарки. Я чувствую только его прикосновения. Тяжесть его тела, силу его рук, которые - теперь я знаю это - могут не только причинять боль.
Он оставляет мои губы и жестко целует в шею, оставляя свой след на мне. Я выгибаюсь дугой, не в силах больше сдерживаться.
- Нет, - слова против воли вырываются из меня, - не надо, пожалуйста.
- Тише, - шепчет, касаясь меня губами. - Не бойся, не дрожи. Тебе же хорошо со мной.
- Пусти, отстань, - слабыми руками отталкиваю.
Но он лишь смеется, как всегда, когда я сопротивляюсь его силе.
- Тихо, маленькая, колдунья, - в его глазах я замечаю веселые искорки, - тебе меня уже не остановить.
Смотрю в его глаза, страх окончательно завладевает мной.
Слезы застилают глаза. Чувствуя, как он вновь целует меня, теряю сознание.
***
Просыпаюсь тут же, будто от толчка. И натыкаюсь на внимательный взгляд, которым он сверлит меня, сидя рядом.
- Ой, - глубокомысленно произношу я.
Он усмехается.
- Что такое? - в вопросе сквозит раздражение, но он его старательно скрывает.
- Я есть хочу, - признаюсь дрожащим и полным слез голосом.
Раздается тяжелый вздох и перед моим носом оказывается все так же кружка. Но только там уже не противный травяной отвар, а…
Не думая об опасности, о том, что нельзя ведьме есть с рук инквизитора, выпиваю теплое и жирное молоко, держу кружку крепко, так, что даже пальцы побелели, и жадно пью.
А он целует меня в плечо, отвлекая от этого изумительного вкуса. Едва я убираю опустевшую емкость, он невнятно бормочет:
- А теперь благодарность.
И целует меня. Крепко, но без жестокости. Так, что я сдаюсь, послушно отдаваясь его власти.
Оказываюсь в теплых объятиях. И на миг, маленький миг, оказываюсь в безопасности, в кольце его рук, полностью принадлежащая своему инквизитору.
***
Тусклое пламя свечи делает тени, живущие в хибарке, страшными. Я лежу с закрытыми глазами, как когда-то в детстве и стараюсь не думать ни о чем плохом. А инквизитор мирно спит рядом, перегораживая телом путь к моему отступлению. И не знает, что я готова вот-вот снова лишиться чувств от страха. Какую игру он ведет? Зачем эта нежность, страсть? Почему ощущение того, что он рядом, придает мне уверенность в завтрашнем дне?
- Интересное местечко, - его голос звучит так неестественно громко.
Но привычно. Бесстрастно, контролируемо. Вот сейчас я его узнаю, скоро будет очень больно.
- Судя по тому, что тут сохранились травы, а на столе лежала очень вкусная буханочка хлеба, хижина далеко не заброшена. Интересно, это твоя мать приносит тебе еду?
Ему и не нужен ответ на этот вопрос: он все видит по моим глазам.
Отшатываюсь, издав тихий, полный боли крик.
Он найдет их. Найдет. Я идиотка. Нельзя было идти сюда, но мне так хотелось в тепло, покушать и немного поспать, что я не удержалась… И теперь буду смотреть, как погибает моя семья?
Ударяюсь спиной о стенку и, будто бы от этого удара, слезы проливаются, очертания инквизитора становятся расплывчатыми.
- Нет, - шепчу, видя, как он приближается.
Закрываю глаза.
Сердце отстукивает удары, заглушая все посторонние звуки.
Чувствую прикосновение его губ к своим. Руки, вытирающие мои слезы, которые никак не прекращаются. Тело, прижимающее меня к прохладной стене.
- Да был я уже у них, - шепчет он, покрывая мое лицо частыми поцелуями. - Знаю я, что они не ведьмы, не рыдай.
- К-как? К-когда? Я…ты…мы…
- Пока ты спала и был.
Я содрогаюсь от мысли, что пока я спала, утомленная тем, что между нами произошло, он…
- Они?
- Все хорошо.
Не хочу верить, боюсь верить. Но почему-то не могу иначе. Этому мужчине - веришь. И тогда, когда он говорит, что все равно поймает тебя. И тогда, когда говорит, что все будет хорошо. И вправду что ли будет?
- А у тебя молока еще нет? - робко касаюсь его руки, до сих пор не уверенная в том, что мне дали право на жизнь.
Пока я пью прямо из кувшина, инквизитор притягивает меня к себе и крепко обнимает. Я вновь чувствую себя смертельно уставшей, только теперь мне не нужно больше сражаться.
Засыпаю с касанием его губ и думаю: "приснилось мне, что ли?"
Любовь с запахом моря
"Я окунулась в прохладное море, погрузилась в него с головой и с наслаждением вынырнула, зажмурившись от удовольствия. Наконец-то каникулы!
Как я ждала этого момента, наверное, не знает никто. Одиннадцатый класс позади, остался финишный рывок и я на пути к своей мечте. Поступлю, выучусь на инженера и буду жить счастлива. Без вечных контрольных, тупых одноклассников, учителей-истеричек и, главное, без информатики. Но все это будет в будущем, а пока ничто не запрещает мне наслаждаться долгожданным отдыхом.
Пляж небольшого греческого городка Неа-Калликратия раскинулся вдоль побережья и был разбит на множество зон, принадлежащих каждая своему отелю. Зонтики, смешно торчащие рядами из песка, почти все были заняты: к середине дня воздух прогревался аж до 35 градусов. А ведь было всего лишь начало июня! Синее Эгейское море радостно плескалось, заманивая в свои соленые воды.
Официант принес молочный коктейль, и мне пришлось выйти на берег. На ломаном русском он пожелал мне всего хорошего и забрал свои три евро. Чем хороша Греция, так это тем, что по-русски здесь говорит едва ли не половина населения. Иной раз, идя по улице, даже и не чувствуешь себя за границей.
- Марго, - раздался голос мамы, которая ходила к автомату, чтобы позвонить домой. - Идем обедать, сгоришь!
Таверна, которую мы облюбовали, находилась в конце набережной и называлась "Дельфин". Меню на русском языке, приветливые хозяева, уютный интерьер и очень вкусная еда за умеренную плату - все, что нужно туристу на отдыхе. Чувствовалось мне, что в дверь я по приезду не пролезу.
Мы уселись в летней части таверны. Приветливый официант принял заказ. Мама что-то читала, а я просто смотрела на улицу и думала о своем. О том, как тяжело дался мне этот год. О том, как меня чуть не вышибли из школы из-за этого… Почувствовав, что начинаю злиться, я глубоко вздохнула.
Да, отношения с Александром Павловичем у меня не сложились. Наглый, самодовольный тип. Конечно, я читала, что едва закончившие университет преподаватели бывают амбициозными, но чтобы настолько… Он сразу меня не взлюбил (а вместе со мной и половину класса). А поскольку из всего класса я хуже всех ладила с компьютером, все шишки постоянно мне и доставались. Информатику я сдала лишь благодаря заступничеству директрисы. А так - светила мне верная двойка.
Голоса мужчин, сидящих в двух столиках от нас, становились все громче и громче. Они что-то бурно обсуждали, жестикулировали и смеялись. Ничего незаконного в их действиях не было, но полупустое помещение создавало отличную акустику, и их голоса доставляли мне небольшой дискомфорт.
- Извините, - я вежливо улыбнулась, подойдя к столику. - Вы не могли бы потише разговаривать? Очень шумно.
- Детка, мы не в библиотеке, - отмахнулся какой-то парень, лица которого я не видела.
Что-то в его голосе мне показалось знакомым. Очень знакомым. У меня даже волосешки нехорошо так зашевелились на всех местах.
- Детки у вас дома остались, Александр Павлович, - я резко развернулась и направилась к своему столику.
Вот как?! Как я умудрилась встретиться со своим учителем в Греции? Почему из множества курортных городков мы оба выбрали Неа Калликратию? Почему я не поехала на Ситонию? Кассандру? Почему не остановилась в другом городке? Почему пошла есть в эту таверну?! Это что, считается смешным?
- Марго, ты в порядке? - спросила мама.
Что я могла ответить? Желание придушить невысокого темноволосого парня, сидящего в паре метров от меня, не укладывалось в рамки "нормально".
***
Греческий закат поистине прекрасен. Хоть заходящего солнца и не видно из-за гор, весь пляж окутан чудесным красноватым светом. На улицах почти нет людей - все греки разбрелись по тавернам, из открытых дверей которых гремит музыка. Только в это время я могу побыть наедине с собой.
Лечь на воду, устремив взор в чистое небо, пытаясь разглядеть только начинающие просыпаться звезды. Нырнуть, позволив всем телом почувствовать эту приятную прохладу. Наблюдать за тем, как на уютный городок медленно опускается ночь. Здесь я была собой, не стеснялась плакать или смеяться. Сумеречное купание в гордом одиночестве было моим самым любимым занятием с тех пор, как я увидела море.
Вдруг меня неслабо окатило брызгами. Отплевываясь и протирая глаза, я пыталась разглядеть того идиота, который помешал мне.
- Вы что, с ума сошли? - рявкнула я. - Пляж гигантский! А вы выбрали именно то место, где купаюсь я!
- Где хочу, там и плаваю, - флегматично фыркнул Александр Павлович и снова нырнул.
- Нет, не так! - возмутилась я. - места полно, море огромное! Я что, не могу отдохнуть хотя бы здесь?! Ой!
Что-то (ну, то есть кто-то) под водой схватил меня за ногу, и я потеряла равновесие. От неожиданности я вскрикнула и прилично глотнула воды. Я откашливалась и пыталась унять дрожь, когда ко мне подплыл Александр Павлович.
- Извини, - расхохотался он. - Я думал, ты отреагируешь спокойнее. Хотел тебя повеселить, а то злая ты какая-то.
- Очень смешно! - рявкнула я. - Вы меня утопить могли.
И медленно поплыла к берегу. От соленой воды глаза щипало, а горло сильно болело. Вот же идиот, а детей учит.
- Ладно, прости, - он тоже вышел на берег и сел на соседний с моим шезлонг. - Прекрати дуться.
- Отстаньте, а? Я вообще-то отдыхаю.
- А ты не заслужила отдых.
Надо же, каков наглец. Я даже не секунду дар речи потеряла.
- С чего вдруг?
- Училась ты плохо, учителям хамила. Не понимаю, за что тебя взяли на море?
- Я не хамила учителям!
- А мне?
- Ммм…
Да, было дело пару раз. Когда в очередной раз он занижал мне оценку и на весь класс смеялся над тем, какая я глупая, я не выдержала. Не то чтобы я ему сильно нахамила… Но этого от меня никто не ждал. Собственно, поэтому меня чуть не выгнали.
- Молчишь? - в голосе удовлетворение. - Значит, помнишь. Так что не ной, Гусева. А радуйся незаслуженному отдыху.
Ох, как мне хотелось взять и надеть ему на голову шезлонг. А лучше зонтик воткнуть в… глаз.
- Пойдем, с пирса прыгнем.
- Здесь нельзя прыгать с пирса.
- Сейчас почти ночь. Идем. Ну хорошо, прыгать не будешь, сфоткаешь меня.
Он смотрел с такой надеждой, что я не выдержала. Глупо было обижаться на дурацкую шутку.
- И как я должна вас сфоткать? Пятую точку что ли? - спустя пару минут озадаченно спросила я.
Александр Павлович готовился к прыжку.
- Ну, сфотографируй сбоку, - пожал плечами учитель. - Только в полете.
Уже окончательно стемнело, становилось холодно. Большая полная луна освещала пляж и море. Лунная дорожка уходила вдаль. Я так засмотрелась на горизонт, что опомнилась только услышав всплеск. Естественно, фото я не сделала.
- Ну как, получилось? - вынырнул учитель.
Я потупила взор.
- Не сделала?
- Нет, - вздохнула я.
- Понятно. Бросай фотоаппарат и прыгай сюда.
- Нет! Ни за что! Мы же договаривались! - запротестовала я.
- А еще мы договаривались, что ты меня сфотографируешь, - лукаво улыбнулся Александр Павлович. - Так что прыгай, Марго!
- Я боюсь.
- Я же здесь. Ты мне доверяешь?
- Нет!
- Да брось, не утоплю же я тебя. Давай, красавица. Прыгай сюда.
- Как то я смотрела мультик "Анастасия", - тихо сказала я, расстегивая рубашку. - Там в кошмаре героини ее сестры звали прыгать в воду. Потом они превратились в зубастых монстров. Если ты клацнешь зубами около моего уха, я тебя утоплю.
Вода была прохладная, но не обжигающе холодная. Я выплыла на поверхность и взглянула вверх. Небо было усыпано звездами.
- Никогда такого не видела.
- Точно, в Челябинске звезды видно редко, - согласился учитель.
- Красиво так, - я вздохнула. - Скоро улетаем…
- Вернемся. В эту страну невозможно не вернуться.
- Тут есть море, - улыбнулась я.
Его рука нашла мою, и наши пальцы переплелись. В тот момент меня это не смущало. Я была очарована небом, луной и ее отражением в море. Я медленно плыла на спине, вдыхая ароматный воздух и слушая отдаленные звуки ночных гулянок. Учитель медленно плыл рядом.
- Смотри, медуза! - он показал на что-то в воде.
Действительно, в лунном свете хорошо было видно прозрачное тельце маленькой медузы.
- Марго.
- Да?
- Давай наперегонки?
Странно, на миг я подумала, будто между нами что-то промелькнуло. С некоторым сожалением я отпустила его руку и перевернулась на живот.
- Давайте! До пирса?
- Идет!
Я поплыла, отчаянно стараясь прийти первой, но до опытного пловца мне было далеко. Конечно, Александр Павлович первым приплыл к финишу и с невозмутимым видом ждал меня. Когда до пирса оставалось метров пять, я охнула и едва не ушла под воду.
- Что такое? - учитель тут же оказался рядом.
- Ногу свело, - простонала я. - Вода холодная.
- Пойдем на берег.
Мы сидели на пляже, почти у самой воды. На мне была его куртка и я почти не дрожала. Почему-то вся ненависть ушла. Невозможно таить злобу, смотря на море, вдыхая его аромат. Невозможно вспоминать плохое, чувствуя тепло тела сидящего рядом мужчины. Перед бескрайним простором природы все кажется несущественным.
- Гусева, тебе восемнадцать есть? - неожиданно спросил учитель.
- Через две недели будет, а что?
Александр Павлович достал из рюкзака пол-литровую бутылку разливного вина, что продают в овощных лавках.
- Если маме не расскажешь, угощу, - подмигнул он мне.
Я улыбнулась, глядя в его глаза. А почему я раньше не видела, что они у него такие добрые?