Сразу из школы Елена Николаевна отправилась в суд - за свидетельством о расторжении брака. Основную часть плана по своему бегству из прошлой - опостылевшей - жизни она выполнила. Наступала пора наслаждаться свободой, радоваться ни с чем не сравнимому чувству независимости - теперь она принадлежала только себе самой. Так радостно, так легко было у нее на душе, что хотелось сию минуту мчаться в аэропорт, чтобы уже через пару часов вдохнуть морской воздух всероссийской здравницы. А потом броситься в ласковые черноморские волны, затихнуть душой и телом на полупустом июньском пляже. Елена Николаевна заранее созвонилась со своей подругой еще по издательству, которая несколько лет назад купила дом в Пицундском ущелье и звала ее приехать каждое лето, но как она могла уехать от Кирилла? И к чему бы вернулась, если бы все-таки устроила себе настоящий отпуск? Сейчас Елене Николаевне было все равно, что будет с бывшим мужем в ее отсутствие, она больше не хотела жить в его пьяном угаре - разошлись их дорожки. Вернее она сама - своей волей - их развела, и не жалела об этом, во всяком случае сейчас. Но в билете до Адлера значилось только следующее число, и Елена Николаевна, вернувшись домой и услышав привычные раскаты пьяного храпа, прилепила скотчем свидетельство о своей свободе к двери Кирилловой комнаты и стала собирать чемодан. Прожить в Пицунде она собиралась до осени, а может и дольше, по обстоятельствам. Об этом знали только дети, которым она строго-настрого наказала ничего не говорить отцу.
* * *
Елена Николаевна уехала в аэропорт раньше, чем Кирилл проснулся, что избавило ее от ненужных объяснений и еще одной безобразной сцены. Это был хороший знак. Но какие странные ощущения испытывала она, первый раз за свои пятьдесят пять лет отправившись в путешествие одна! Конечно, в прежние времена она ездила и на южные курорты, и в другие города, и за границу, но всегда с кем-то - в юности с родителями или подругами, потом с Кириллом и детьми. На этот раз она была абсолютно одна. Поначалу ей было даже не очень комфортно, чего-то не хватало, ощущение себя в пространстве пугало и делало неуклюжей. Но прошло и это, она была счастлива, что наконец-то может следовать только своей воле и своим желаниям.
Первые два месяца в Пицунде показались ей раем: подруга была любимой и доброй, в душу не лезла, жизни не учила - им было хорошо вместе. Погода, море, фрукты, поездки на Рицу и в Новоафонский монастырь, новые люди, которые приезжали в большой и гостеприимный дом в ущелье, друзья подруги, которые сразу же становились и ее друзьями, - Елену Николаевну радовало все, наполняло ее уставшую душу теплом и покоем, утверждало в мысли, что она поступила правильно. А потом, как это всегда бывало с ней, она вдруг погрустнела. Заскучала по детям, хотя перезванивалась с ними чуть не каждый день, по Москве, по своей квартире. И, что самое удивительное, по Кириллу. Она спрашивала у Киры, как отец, та отвечала: нормально, как всегда. Как всегда - значит, пьет, не просыхая, раз уж последний тормоз сбежал из дома. Значит, голодный, необстиранный. Ей хотелось спросить у дочери, как отец отнесся к разводу, но не спрашивала - о разводе она пока не говорила детям, не хотела по телефону, откладывала разговор до встречи. Старалась изо всех сил заглушить в себе эту тревогу, отвлечься и забыть о Москве. На какое-то время удавалось, потом тревога возвращалась.
Елена Николаевна вернулась домой в последних числах августа, к началу учебного года - как будто собиралась на работу. Привычка оказалась сильнее доводов здравого смысла и увещеваний подруги, ее тянуло в Москву, и она не могла сопротивляться этой силе.
В квартире было подозрительно тихо, но еще более подозрительным ей показалось абсолютное отсутствие следов пребывания в ней Кирилла - чисто убрано, все на местах, пустой холодильник. Только теперь Кира призналась, что отец еще в июне, вскоре после нее, уехал в какую-то экспедицию со старым другом. В какую именно, не сказал и не сказал, когда вернется.
- Мам, ты прости, я не хотела тебе говорить - портить отдых, - извинялась Кира. - Скажи, у вас с отцом что-то случилось? Так странно, ты уехала, потом он…
- Мы развелись. И ты меня извини, что не сказала, - отступать Елене Николаевне было некуда. - Я не выдержала. Ты меня осуждаешь?
- Нет, что ты?! Как ты еще столько лет терпела, удивляюсь, - дочка явно старалась утешить, и Елене Николаевне это было приятно. - Вот только не пойму, какой такой приятель согласился взять отца в экспедицию? Может, не знал, что он пьет?
- Не знаю… Ладно, чего гадать, приедет - увидим. Вы бы заехали ко мне, со Стасом, - я соскучилась.
- И мы соскучились, как только сможем, приедем…
На том и распрощались. Они смогут не скоро, недели через две, но не в ее правилах было докучать детям.
Кончился отпуск, начались будни - но ее будни теперь не были заполнены делом и ничем не отличались от выходных, она не знала, чем насытить эту прорву свободного времени. Конечно, Елена Николаевна сходила несколько раз в театры - посмотрела спектакли, которые проходили в ее долгосрочной программе по списку обязательных культурных мероприятий. Посещала выставки, к счастью, по осени они открывались одна за другой. Много читала, навещала родственников и друзей. Но все это было приятным времяпрепровождением, не настоящей для нее жизнью. Родили бы ей дети внуков, все бы встало на свои места. И дело бы появилось, и смысл, и радость. Елена Николаевна давно поняла, что внуки ей нужны ничуть не меньше, чем дети, - только они и могли бы оправдать ее пребывание в этом мире, особенно сейчас, когда так много свободного времени и так много неизрасходованной любви, желания отдавать себя. Вот, оказывается, в чем ее проблема - за жизнь она не наработала достаточного количества эгоизма, который бы спас ее сейчас от одиночества, сделал бы сильной и самодостаточной. Не в том смысле, что ей скучно с собой, а в том, что ей мало только себя. Выходит, она - имя прилагательное, прилагательное к тем, кого любит. А любить-то ей по большому счету и некого… У детей своя жизнь, лучшее, что она может для них сделать, - не мешать. Жалела ли Елена Николаевна, что так резко - практически в одночасье - разрушила свою прошлую жизнь? Нет, не жалела - в ней не было радости, она измучила ее, иссушила душу. Пугало другое: ничто, которое пришло на смену тому, что было, и которое она так надеялась заполнить разумным и счастливым содержанием, заполнить ей ничем не удалось. Ничем достойным, в ее понимании. И Кирилл пропал, и где его искать - неизвестно. Жив ли?
В один из вечеров, каких в последние месяцы было много в ее жизни - пустых и скучных, раздался телефонный звонок.
- Здравствуйте, Елена Николаевна! - Голос был знакомый, но чей именно, она вспомнить не могла. - Это Сергей Ефимов, помните меня?
- Сережа! Конечно, помню. Рада тебя слышать, - она и в самом деле была рада. Елена Николаевна часто вспоминала тот их последний разговор с грустью, но и - что греха таить! - с гордостью. Хоть одному человеку, но она помогла - и литературу полюбить, и выбор сделать. А это немало - один человек! - Как твои дела? Ты поступил на филфак?
- Поступил! Представляете, на дневной, а конкурс был - ого-го! Спасибо вам, Елена Николаевна.
- Ну, что ты, Сережа, - она почувствовала, что сейчас заплачет, и вдохнула поглубже, чтобы успокоиться. - Тебе нравится? Скоро, наверное, сессия?..
- Очень нравится, а до сессии еще месяц. Я к вам, Елена Николаевна, с просьбой. Вы помните мою младшую сестру, Таню, она сейчас в десятом классе, в нашей же школе?
- Да, помню. Она на тебя похожа… А что с ней?
- С ней все хорошо. Такое дело… - чувствовалось, что Сергей не знает, как сказать о своей просьбе.
- Да ты не волнуйся, говори прямо - что нужно, - в эту минуту Елена Николаевна сделала бы все, о чем бы этот мальчик ее ни попросил - он даже представить себе не мог, как он был нужен своей бывшей учительнице.
- Сейчас в нашей школе нет ни одного серьезного учителя литературы - ну, после того, как вы ушли. А Таня тоже собирается на филфак. Вы не могли бы с ней позаниматься, частным образом? Если у вас, конечно, есть время.
- Частным образом? Сережа… Честно говоря, я не думала об этом, - Елена Николаевна растерялась от неожиданности. - А почему бы и нет? Да! Смогу, Сережа, с удовольствием. Пусть Таня приходит, завтра же. Часов в семь, устроит? Записывай адрес… И продиктуй мне свой телефон, на всякий случай.
Случай представился раньше, чем Елена Николаевна даже могла предположить. Она повесила трубку и все никак не могла успокоиться - о ней вспомнили, она нужна этой девочке, которая любит литературу. Невероятно! Значит их уже двое, кому она помогла - Сережа и Таня Ефимовы. Значит, она не ошиблась в выборе профессии?.. Елена Николаевна ходила из угла в угол, от волнения попробовала закурить, чего не делала никогда раньше, - закашлялась, задохнулась. Да так сильно, что решила побыстрее выйти на улицу, на воздух. Наспех оделась, выбежала из подъезда на скользкий асфальт - после дневного дождя к ночи подморозило. Дальше все происходило как в кино с замедленной съемкой - ноги разъехались в разные стороны, она упала как-то неловко, набок, навалившись всем телом на левую ногу. Услышала треск сломанной кости и - боль, да такая, что потемнело в глазах. К счастью, сосед возвращался с работы, вызвал скорую.
* * *
…Как повезло, что больничная палата, в которую ее привезли после операции, была двухместной, а вторая кровать свободной, - видимо, выписали кого-то утром. Врач сказал, что после наркоза ей необходим покой. Лучше всего - побольше спать, и Елена Николаевна действительно чувствовала себя уставшей и слабой. Честно старалась уснуть, но не получалось - все мысли, мысли крутились в голове. Странные какие-то мысли, ласковые… Она позвонила детям, они обещали приехать вечером. Всполошились, заволновались - ее милые дети. И Сереже Ефимову она позвонила, извинилась, сказала, что начнет заниматься с Таней, как только выйдет из больницы. Сережа просил не беспокоиться - времени еще много, обещал навестить ее. Милый мальчик… Незаметно для себя Елена Николаевна стала думать о том, как было бы хорошо сделать в их с Кириллом квартире ремонт. С чего это вдруг такие мысли? Хорошо бы потолок покрасить, обои поклеить новые - яркие, чтобы было в комнатах весело. К ней будут приходить ее дети, Таня, может, и Сережа - а у нее уютно и весело… Мысли начали путаться, и она уснула.
Когда Елена Николаевна проснулась, на стуле рядом с ее кроватью сидел Кирилл. Она даже не удивилась - наверное, он снился ей во сне. Она никогда не видела его таким - в свитере крупной вязки, с бородой. И абсолютно трезвым, таким Елена Николаевна тоже давно не видела мужа.
- Здравствуй, - сказала она тихо.
- Лена! Проснулась, слава богу, - разволновался Кирилл. - Как ты?
- Нормально. А ты?
- Вот вернулся… - Кирилл смутился и опустил глаза. - Прости меня, пожалуйста.
- А где ты был?
- На Лене, на реке Лене - в Якутии. Помнишь, я тебе рассказывал, что мой друг - мы с ним служили вместе - стал гидрологом. Вот я его разыскал, напросился к нему в экспедицию. Мне же надо было как-то жить, после твоего свидетельства на двери…
- И как - помогла тебе Лена? Смешно, она тоже Лена…
- Ты не поверишь - помогла, я все это время не пил. Они в экспедиции практически не пьют.
- Не врешь? - Елене Николаевне очень хотелось верить Кириллу.
- Не вру. - Елене Николаевне показалось, что он сейчас очень похож на того Кирилла, который много лет назад уговаривал ее поехать с ним в Берлин. - Знаешь, что? Нам с тобой нужно сделать ремонт - я денег заработал, думаю, на ремонт хватит. Как тебе такая идея? Если не против, завтра же и начну.
- Только обои купи яркие, чтобы было весело в комнатах и уютно…