- Может, еще как может. Игорь умел любить, как никто другой. В нем было столько чувства, столько страсти, нежности… А вы не знали? Откуда! Только карьера - все остальное для дураков! - Жанна подошла к окну и отодвинула занавеску - за окном облетала осень, красными и желтыми листьями, как в Тамарином сне. Жанна резко обернулась. - А знаете, он жалел вас, поэтому и не уходил ко мне. Все говорил: "Она же не умеет любить, совсем. У нее та часть мозга, которая отвечает за эмоции, атрофирована. Так ее создала природа, она не виновата. Вот защитит докторскую, тогда все и решится". Я его не торопила. Зачем? Я с ним и так была счастлива. Мы с ним наговориться не могли, все интересно, все вместе… - Жанна села напротив Тамары, что-то машинально переставляла на кухонном столе, поправляла. - Игорь страшно переживал, что вынужден жить во лжи, что эту ложь каждый день видит сын. Вот сердце и не выдержало… В последнее время он часто говорил, что потерял чувство дома, а это так страшно.
- Раскладушка… - прошептала Тамара.
- Что вы сказали? - не расслышала Жанна.
- Ничего, извините.
Тамара вышла на улицу и быстро пошла к машине, не замечая начавшийся дождь. Ее муж - да он предатель! Если бы она узнала, что у Игоря была любовница - не от слова "любить", а от словосочетания "заниматься любовью", она не стала бы делать из этого трагедию. В конце концов, Тамара и сама не упускала случая встряхнуть гормональную систему, но это не имело никакого отношения к их с Игорем отношениям, к их семье. Тамара оставляла и за Игорем такое право - лишь бы она не знала об этом. Но он изменил ей самой страшной, самой настоящей изменой, предал их общую жизнь… Общую? Разве у них была общая жизнь? Общая квартира, общая постель, общие знакомые - но разве это и есть общая жизнь? Общая жизнь у него была с Жанной, оказывается. Тамара поняла, что за эти несколько минут в квартире Жанны она потеряла мужа второй раз. В ее четко распланированную, такую удобную и правильную жизнь ворвалась какая-то непонятная сила. Эта сила стучалась, рвалась в ее сознание, в ее плоть и кровь. Хотела что-то объяснить, заставить посмотреть на мир иначе, но Тамара сопротивлялась - она не хотела смотреть на мир иначе. Гнала эту силу прочь, но та не уходила. Шла рядом, след в след, и нашептывала: а что если Игорь был прав, и только в любви смысл всего? Только она может оправдать приход человека в этот мир? Любовь подарила Игорю сына, повторила его в ребенке, а значит, увековечила. А ты? Что оставишь ты, когда придет твой час? Диссертацию, которая нужна разве что тебе? Звания, должности? Почва уходила у нее из-под ног, вся ее жизненная философия, выстроенная и выстраданная, теряла смысл. А любая система, лишенная смысла, не имеет 16 права на существование. Итог очевиден: она, Тамара Вересова, не имеет права на существование. Но ведь ей всего тридцать пять, и не все потеряно? Нет, поздно… Игорь ошибался - она такой не родилась, она такой себя сделала - сама. Ей удалось превратить себя в монолит, в интеллектуальную машину, в которой эмоции не предусмотрены. Тамара прекрасно помнила, как это случилось, помнила до мелочей, но никогда никому не рассказывала.
* * *
Первый раз Тамара влюбилась в шестнадцать лет. Начиталась романов, наслушалась подружек, которые к ее возрасту влюблялись уже не раз и не собирались останавливаться, - и влюбилась. В соседа по лестничной площадке - Романа. Он тогда только что вернулся из армии, весь такой неместный - служил под Питером, такой дерзкий, красивый. Конечно, Тамара знала, что и выпить он не дурак, но в ее окружении пили все мужики, в том числе ее отец и старшие братья, - иначе и не мужик. И девок менял чаще носовых платков - тоже понятно, молодой и холостой, почему бы и нет? Пожалуй, других очевидных достоинств, кроме черных кудрей, синих очей и той самой дерзости, скорее наглости, Тамара в нем не видела и давала себе в этом отчет. Но пришла ее пора влюбляться, а лучшего объекта во всей округе не было - хоть обыщись. Мечтала о нем ночами, плакала в подушку, когда видела его с очередной подругой, якобы случайно выходила из квартиры, когда слышала его шаги… Все как у всех в шестнадцать лет. И так разыгралось ее воображение, так безответное чувство распалило ее девичью чувственность, что поняла - нет лучше Романа никого на свете. С этой уверенностью и жила.
Как-то, зимой это было, вся ее многочисленная семья уехала в гости к родственникам, Тамара осталась одна, чему была несказанно рада - почти сутки тишины и свободы. Вечером звонок в дверь, а она уже собиралась спать. Накинула халатик: "Кого там несет? Неужели родители вернулись…" На пороге - Роман. Пьяный. Отодвинул Тамару и вошел, как к себе домой.
- Уехали твои? Вот и хорошо! - Роман икнул и потянулся к Тамариной груди. - Сейчас я тебя любить буду.
- Ты что? Отвали! - Тамара так испугалась, что забыла про свои нежные чувства к Роману.
- Брось ломаться! Думаешь не вижу, как ты на меня смотришь, похотливая ты моя сучка… - Роман был на голову выше Тамары и сильнее, даже трудно сказать, во сколько раз. Она забилась в его лапищах, запричитала. - Да ты в ночнушке! Красота, раздевать не надо, - и дыхнул на нее страшным запахом - свежей водки и шпрот. С тех пор Тамара никогда не ела шпроты и ни разу в жизни не пила водку. - Не ори, а то шею сверну, - предупредил Роман, бросил ее на разобранную кровать и стал расстегивать брюки.
Когда он навалился на нее всем своим огромным вонючим телом, Тамара перестала что-либо чувствовать. Что он с ней делал, было ей больно или нет - она не знает, сознание ушло на все эти страшные минуты. Когда Тамара очнулась, Роман лежал рядом и тяжело дышал.
- Ну что, дура, поняла, что такое любовь? - он удовлетворенно заржал, а ее - вырвало, прямо на простыню. - Ну, дура и есть! Все равно же в целках долго бы не просидела, так уж лучше я. Ты ж меня любишь? Караулишь везде, смотришь… Ладно, я пошел. А ты помалкивай, а то… Сама знаешь. - И опять икнул.
Тамара долго лежала, не шевелясь, - без мыслей, без чувств. Потом, когда озябла, встала, содрала с постели испачканную рвотой и кровью простыню и замочила ее в тазу. И долго-долго стояла под душем, терла себя мочалкой с мылом - с таким остервенением, будто хотела смыть с себя всю эту Романову любовь. И свою тоже. Следующие две недели прожила, как в угаре, а когда поняла, что пронесло - не забеременела, приняла решение, определившее всю ее последующую жизнь: раз и навсегда забыть само это слово - любовь. Первое время, когда его слышала, начинала задыхаться, ее мутило - пулей вылетала на воздух, чтобы опять не вырвало. Постепенно научилась не реагировать слишком остро и научилась выстраивать свою жизнь так, чтобы никакие пустые чувства не нарушали ее покой. И не мешали идти к цели - тогда-то она и решила уехать из этого проклятого города. И в этом строго направленном движении она только и видела спасение, спасение от самой себя.
Привыкла, выжила, сбежала сразу после школы в Москву и - преуспела. Ни разу, ни одному человеку она не рассказала о своем первом любовном опыте. И сама старалась забыть, и почти забыла, как и само это слово - любовь. И что же теперь? Зачем она узнала об этой Жанне, об Антоне? Ну, умер и умер - горько, обидно, но Тамара смогла бы жить дальше и без Игоря. Его смерть меняла, но не разрушала ее собственную жизнь. Разрушало, сводило с ума совсем другое - открытие, что любовь есть и, оказывается, она может приносить счастье. Так, стоп! Об этом ей рассказала Жанна - это ее версия, а сам Игорь? Может, и Жанна, как и она сама, принимала желаемое за действительное? Может, жил Игорь с этой Жанной, ну, ребенка родил, но не было там никакой этой проклятой любви? Как узнать, как узнать…
Измученная вконец, Тамара уснула. И опять ей приснился Игорь. В том же парке, засыпанном осенними листьями, он стоял на крошечной полянке, на которой росла… роза. Точно такая, как на экране его компьютера. Игорь - веселый, молодой - показывает ей на эту розу и говорит: "А ты не верила, что в нашем климате розы цветут. Смотри, какая красота!"
Тамара проснулась резко, точно эта роза уколола ее. Села в постели и поняла - заболела. Ее знобило, ломало кости, нестерпимо болела голова. "Наверное, грипп, от мальчишки заразилась, - решила Тамара. Однако никаких других симптомов гриппа не было. - Но пока не разболелась окончательно, я должна встретиться с тем врачом, с шарлатаном. Пусть расскажет про розы, если знает…"
Она набрала номер врача и договорилась о встрече через пару часов. Жар усиливался, сознание плыло, но Тамара не собиралась отменять встречу: "Я должна понять, иначе - как жить? Я не знаю, как жить…"
Психотерапевт не дождался свою пациентку. Автомобильная авария, виновницей которой оказалась Тамара Вересова, случилась в нескольких кварталах от поликлиники. В машине скорой помощи Тамара просила врача разыскать ее свекровь и передать ей телефон Жанны, оба номера она с трудом нашла в своем мобильнике и очень, очень просила врача не забыть…
На похороны доцента Вересовой пришла почти вся академия - здесь всех хоронили с почестями. Хотели устроить отпевание, но никто не знал, была ли она крещеной. Оказалось, что о Тамаре вообще мало что знали. Было много цветов и венков, директор сказал прочувствованную речь, больше никто слова не попросил. На поминки, устроенные за счет академии в ресторане, почти никто не поехал - отказывались под разными предлогам, кто-то уходил без объяснений. Врач скорой разыскал обеих женщин, как просила Тамара. Девять дней отметили только самые близкие - мать Игоря, Жанна и Антон, вместе им не так одиноко без Игоря.
Сынок
Последнее время Боренька все чаще вспоминал маму. Особенно вечерами, когда Тоня заканчивала греметь посудой и усаживалась смотреть очередной сериал. Он тоже садился перед телевизором рядом с женой, как когда-то с мамой, и пытался уследить, кто из героев с кем в каком родстве, из-за чего грызутся. Получалось плохо, он все время спрашивал Тоню, почему этот, с бородой, сделал так, а другой, лысый, - эдак, и что задумала толстая блондинка. И тут же забывал, что она отвечала. Спрашивал опять, Тоня сердилась, просила не мешать. На этом, собственно, их супружеское общение и заканчивалось.
Боренька уходил в спальню, гасил свет и начинал вспоминать. Конечно, маму. Худенькую, росточком ему едва до плеча, но такую сильную, такую умную. Она никогда не ошибалась, его мама, и его, Бореньку, любила беззаветно. Его больше никто и никогда так не любил. Если мама его любила, значит, он что-то из себя представляет, значит, какую-никакую личность мама в нем уважала? А иначе как, она же людей насквозь видела. Бесхребетников, хлюпиков в грош не ставила, потому и с отцом развелась, а его - любила. Вспоминал и неоконченный тогда, десять лет назад, разговор. "Ты, мама, как всегда, оказалась права, но не во всем, - рассказывал Боренька маме. - Ляля - дрянь, это факт, хотя… Может, она и не виновата. Бог ей судья, раз такой выпустил на свет. Но мальчик - мой. Мой, кровный, жаль, что папой называет не меня. - У Бореньки на душе теплело, он улыбался - тихо и нежно, представляя Тему. - Посмотрела бы ты, как он похож на меня - и походкой, и манерой говорить… И глаза такие же, голубые". Мамина любовь, наверное, его и держала все эти годы, как стержень шла через всю Боренькину жизнь. И еще его собственная любовь к сыну, наполнявшая смыслом его унылую жизнь.
…Мама в тот вечер вела себя на удивление миролюбиво. Но по едва уловимому движению бровей, вернее, той части лица над глазами, где обычно бывают брови, а у мамы чернела тоненькая карандашная линия, Боренька понял главное: Ляля маме не понравилась. Не екнуло мамино сердце от Лялиных темно-русых волос, тяжелой волной лежащих на ее упругих плечах. Не зажглись зоркие мамины глаза от пламени переменчивых - то зеленых, то карих - Лялиных очей. И лукавая улыбка, заблудившаяся на устах будущей невестки, на строгие мамины губы не перекинулась. Бореньку это не удивило: раза три-четыре он уже знакомил маму со своими невестами, но у мамы всегда хватало аргументов убедить сына, что в жены ему они не годятся. Он привык доверять маме, и потому невесты исчезали из его жизни на следующий же день после знакомства с потенциальной свекровью. Этот случай был особый, и мама это почувствовала. Что-то изменилось в ее мальчике, и это что-то говорило ей яснее любых признаний: Боренька находится в той стадии любовного умопомрачения, когда спорить с мужчиной бесполезно.
И это была чистая правда. Первый раз за свои тридцать шесть лет Боренька любил так, что даже мамино мнение не имело для него значения. Одна только мысль о том, что Лялины волосы, глаза, губы и особенно родинка на левой груди, которая словно подмигивала ему и дразнила всякий раз, когда Ляля наклонялась и ворот ее блузки слегка оттопыривался, будут принадлежать ему одному, вселяла в Бореньку такую стойкость и такую силу духа, что мама была вынуждена капитулировать. Но мама не была бы мамой, если бы покинула поле семейной брани молча, не бросив при отступлении фразу, на которую он тогда, счастливый и беспечный, не обратил внимания. Теперь мамины слова все чаще всплывали в его памяти, измученной воспоминаниями об утраченных иллюзиях. Разгоряченная неизбежным поражением, мама поджала и без того тонкие губы, привычным жестом поправила шпильку в крошечном пучечке цвета мышиной грусти и проговорила тоном наставницы малолетних преступников:
- Хороша, чертовски хороша, не спорю. Но моложе тебя на пятнадцать лет - это много, слишком много. - Мама сделала еще одну попытку остановить сына, хотя прекрасно понимала, что на этот раз ее слова пролетят мимо его ушей. - Запомни, сынок: с женщиной, у которой так горят глаза, ты будешь жить как на пороховой бочке. Ты, Боренька, никогда не узнаешь, чей ребенок назовет тебя папой. Такой женщине вообще не стоит выходить замуж, она может быть только любовницей.
Поначалу острый запах пороха, исходивший, как справедливо заметила мама, от всего Лялиного существа, будоражил Боренькину кровь и наполнял неведомым ему до того ощущением непреходящего кайфа. Он не мог оторваться от ее тела, оно было таким трепетным, таким горячим, словно только для того и созданным, чтобы обжигать мужские руки. Но Ляля была неутомима не только ночью, ее страсть распространялась на все, что творилось вокруг. И Боренька, как законный муж, должен был сопровождать ее на все увеселения, которые только попадали в поле Лялиного зрения. Театры, выставки, премьеры, вечеринки - и люди, люди, сотни жадных, восхищенных, завистливых глаз, не пропускавших Лялину красу. Она их словно и не замечала, даже головы не поворачивала в ответ. Но Боренька, стоя рядом, чувствовал, как напрягались ее плечи и бедра под откровенными мужскими взглядами. Ночью он расплачивался за все мужское вожделение…
На исходе первого года своего вулканического брака Боренька заметно притомился. Все чаще по ночам ему хотелось спать, он перестал отказываться от командировок и не возражал, когда неутомимая Ляля уходила одна, без него, на поиски впечатлений. Частенько выручал Вадим, Лялин друг детства, ставший своим человеком в их доме, всегда готовый сопроводить свою подругу в любое интересное ей место. Ляля в первый же день их супружества объявила Бореньке, что ревновать к Вадиму бессмысленно, потому что их отношения - даже больше чем дружба, он ей как брат. Поначалу Бореньку это признание озадачило, он не мог понять, как мужчина может с Лялей дружить - и только. Но поводов для ревности Вадим не подавал, Ляля так горяча и откровенна была с ним в спальне, что Боренька успокоился: друг так друг. Боренька даже радовался вечерам, когда Вадим и Ляля уходили куда-нибудь вдвоем, словно коротким передышкам на напряженной супружеской вахте. Он уезжал к маме. Она кормила его любимыми с детства блинчиками с курагой и ни о чем не спрашивала. За это он был особенно ей благодарен. Она во всем его понимала и всегда была права, его мама.
Весть о Лялиной беременности Боренька воспринял как еще один подарок судьбы, которая в последнее время и так была к нему благосклонна. Они втроем - друг дома Вадим, как всегда, оказался рядом - распили бутылку шампанского. Не столько от вина, сколько от судьбоносного известия мужчины сделались хмельными, целовались и клялись друг другу в вечной дружбе.
Точно в срок и без особых проблем на свет появился Артем. Сын! Боренькино сердце тревожили два весьма противоречивых чувства: непомерная гордость отцовством и почти животный страх перед крошечным существом, перевернувшим всю его жизнь. Переступить порог родильного дома, чтобы встретить жену и первенца, он готовился с не меньшим трепетом, чем если бы оказался перед необходимостью спуститься с космического корабля посредством обычного парашюта. И опять выручил Вадим, изъявивший готовность сопровождать друга в столь ответственный момент. Мама знакомиться с внуком не пожелала. Родители Ляли жили в маленьком городке в южнорусских краях, которые только еще и одаривают мир такими женщинами, да и то редко. Скромные труженики, они обожали свою младшую красавицу-дочь, но вздохнули с облегчением, когда та засобиралась в Москву. Горячее солнце и тучные земли напитали женскую сущность Лялечки мощью, способной смести не только родовое гнездо, но и весь их уездный городок. Они понимали, что их девочке нужен масштаб, не меньше столичного, да и им так спокойнее. Приехать посмотреть на внука они обещали попозже, может, через годик, как скопят денег на дорогу.
Ляля оказалась прекрасной матерью, но заботы о ребенке не охладили ее жадную натуру. При свете ночника в паузах между кормлением и переодеванием Темы Ляля шептала мужу, что задыхается и вянет от тупого однообразия жизни. И только секс разогревает ей кровь и возвращает ясность мыслей. Без этого она погибнет! Боренька был в отчаянии, больше всего на свете он боялся потерять Лялю, но под бременем забот, домашних и производственных, силы его таяли день ото дня.
Помощь пришла неожиданно. В их доме после довольно длительного перерыва снова появился Вадим. И не один, а со своей девушкой, юной и нежной, как утренняя заря. Они стали приходить часто, не только вечером, но и днем, если позволяла работа Вадима. Ирочка с удовольствием возилась с Темой, у друзей детства всегда находились темы для разговоров и даже споров. Ночные вахты Бореньки стали не такими частыми и не столь напряженными, он не мог нарадоваться на жену, заметно похорошевшую и всегда оживленную. Как и прежде, ее волосы тяжелой волной падали на плечи, на губах блуждала улыбка.
В тот день, когда Теме исполнился год, Боренька прилетел домой на крыльях любви к жене и сыну, как потом понял, явно не рассчитав скорость. Гостей не ждали, приглашены были только свои, то есть Вадим и Ирина. Бореньку, увешанного букетами и пакетами, дом встретил абсолютной тишиной. Кто-то незримый (не мама ли?) шепнул ему, что Лялю нужно искать в спальне. Первое, что Боренька увидел среди смятых простыней и разбросанных подушек, были Лялины глаза, горящие зеленым бесовским огнем. Потом волосы, разметавшиеся по плечам, как у последней шалавы. И, наконец, губы, скривившиеся в бесстыжей улыбке. Почему он не видел этого раньше? Он никогда не смотрел на нее со стороны, отдельно от себя.
Вадим встал, не спеша надел брюки, рубашку, завязал перед зеркалом галстук и только после этого вышел из комнаты, нарочитой неторопливостью указывая на бестактность непрошенного мужа.
- А где Тема? - только и смог выговорить Боренька.
- Он гуляет с Ириной.