Может, она поступила неправильно, утаив от всех свою беду? Она этого не знала. Она могла лишь сказать, что, в тот момент, когда они с Генри принимали решение, оно казалось им единственно верным.
– Я не знаю, как все это объяснить. Могу лишь сказать, что, поскольку мой муж человек известный, большая часть нашей жизни проходит под прицелом фотокамер. Мы просто хотели от всех спрятаться.
– Ну и как? Это помогло? – спросила Эрика.
Ее прямота была несколько шокирующей, но она явно была лучше, чем жалость. Бросив взгляд на Аделаиду, Фиона не увидела жалости и на ее лице. Оно выражало лишь искреннее участие.
– Поначалу мне казалось, что да, но сейчас я думаю, что Генри стало бы легче, если бы он поговорил с братьями. Наверное, я была эгоисткой.
– Что ты имеешь в виду? – прошептала Аделаида.
– Я хотела, чтобы он принадлежал мне одной. У меня никого не было, кроме него. – Фиона потерла висок. – До сегодняшнего дня я не смотрела на ситуацию с этой стороны.
К ее глазам подступили слезы сожаления.
Эрика взяла обе ее руки в свои и улыбнулась:
– Значит, вы решили поиграть в молчанку?
Фиона мрачно рассмеялась:
– Думаю, вы все прекрасно понимаете причину. Генри хотел защитить нас обоих от вмешательства прессы.
– Конечно, мы все понимаем, – сказала Аделаида. – Мне просто жаль, что нас не было рядом с вами и мы не оказали вам обоим поддержку.
Фиона была так сосредоточена на своих проблемах, что ей даже в голову не пришло, что Генри тоже было тяжело и он мог нуждаться в поддержке.
Она поняла, что вела себя как полная эгоистка и глубоко ранила Генри. Сделала то, чего так отчаянно пыталась избежать. Не зря говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад.
Глава 10
– Генри, я должна перед тобой извиниться, – мягко сказала она, войдя в комнату своего мужа в особняке Джерве.
По какой-то причине Генри, несмотря на свои слова, все-таки перебрался сюда. Еще больше ее удивило то, что он выбрал тот дом, в котором жил его старший брат, а не тот, который они с Фионой занимали в начале их брака. Может, все дело было в детской комнате, которую они обставляли вместе с такой любовью?
У Фионы сдавило горло, и она тяжело сглотнула. Наверное, и вправду лучше, что он поселился здесь.
С бешено колотящимся сердцем она переступила через порог и, щурясь от яркого солнца, огляделась по сторонам. Она давно здесь не была.
Небольшая комната наполнена спортивными наградами и фотографиями Генри. Фионе всегда нравилось большое фото в позолоченной рамке, на котором были изображены братья Рейно с дедушкой Леоном. В то время, когда был сделан это снимок, мальчики учились в школе, а их дедушка еще был полон сил и энергии.
У нее защемило сердце, и она, запретив себе думать об ухудшающемся здоровье дедушки Леона, села на край кровати, на которой лежал раскрытый чемодан Генри. Вздохнув, он достал из него последнюю футболку, положил ее в выдвинутый ящик комода и, не глядя на Фиону, спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
Очевидно, он не был готов выслушивать ее извинения. Фиона чувствовала себя некомфортно, будто она вторглась без разрешения в чужое пространство. Все же она заставила себя ответить на его вопрос:
– Мне еще немного больно, но лекарство уже не требуется.
– Рад это слышать. Надеюсь, ты достаточно отдыхаешь, – произнес он спокойным, ровным тоном.
– Это была всего лишь биопсия. Со мной все будет в порядке.
– Просто будь внимательна к себе.
Впервые с того момента, как она вошла в комнату, он посмотрел на нее. В его темных глазах читалось беспокойство.
– В случае, если мне нужно будет готовиться к худшему?
Пожав плечами, Генри прислонился к комоду и случайно сдвинул подставку с одной из своих школьных бейсбольных наград.
– Это ты сказала, не я.
Взяв с комода старый футбольный мяч, на котором расписались все его товарищи по университетской команде, он перебросил его с одной руки на другую и поморщился.
– Я пришла, чтобы извиниться перед тобой за то, что не сказала тебе про шишку и биопсию. Да, мы теперь живем раздельно, но мы все еще муж и жена. Мы многое пережили вместе.
– Спасибо, что признаешь это.
Фиона заметила, как на его щеке дернулся мускул.
– Ты был добрым, заботливым, понимающим, а я обращалась с тобой хуже, чем ты заслуживал.
– Я отношусь к этому с пониманием. Ты через многое прошла, – ответил он, положив мяч на комод.
– Чертовски трудно быть женой идеального мужчины.
Генри издал сдавленный смешок:
– Я далеко не идеален. Спроси моих братьев.
Склонив голову набок, Фиона взяла его за руку:
– Значит, ты прощаешь меня за то, что я не сказала тебе про биопсию?
– Хотя я вижу, что ты об этом сожалеешь, я все еще расстроен.
– Почему?
– Потому что, несмотря на сожаления, ты все еще от меня отгораживаешься. – Он выставил вперед ладонь. – Не надо. Не говори ничего.
Сняв чемодан с кровати, он направился к встроенному шкафу. Барельефы на его дверцах напоминали греческие колонны. Открыв одну их них, Генри убрал в шкаф пустой чемодан.
– У нас есть проблемы. Серьезные проблемы. Я просто хочу, чтобы мы оба обрели спокойствие.
Подойдя к ней, Генри положил руки ей на плечи и посмотрел на нее:
– Ты правда сообщишь мне результаты биопсии сразу, как только они станут известны?
– Конечно, сообщу.
Фиона пребывала в полной растерянности. Только она решилась уйти от своего мужа, как он дал ей понять, насколько она ему дорога. Более того, увидев тревогу в его глазах, она поняла, насколько он ей дорог.
– Мне искренне жаль, что я сделала тебе больно, – добавила она, запустив пальцы в его волосы. – Как бы мне хотелось, чтобы наша жизнь была проще. Чтобы не было ни бесплодия, ни плохой генетики, ни биопсии.
– Я бы тоже этого хотел, но жизнь каждому готовит свои испытания.
– Я не знаю, было бы нам сейчас легче, если бы по нашему дому бегали маленькие ножки.
Сказав это, она почувствовала, как ее глаза зажгло от слез.
– Не мучай себя, дорогая. – Генри осторожно ее обнял, стараясь не задеть ее левую грудь.
Фиона позволила себе насладиться теплом его объятий. Полгода отчуждения были для нее настоящей пыткой, и она не смогла себя заставить отстраниться. Вместо этого она обхватила Генри руками, вдохнула его запах, прижалась щекой к его груди и стала слушать стук сердца. В ответ на это внутри ее вспыхнуло пламя желания. Ей безумно захотелось заняться с Генри любовью.
Он взъерошил ей волосы.
– Тебе следует отдохнуть.
Отклонившись назад, Фиона встретилась с ним взглядом.
– Я не хочу отдыхать. Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью здесь и сейчас. Я не хочу думать о завтрашнем дне и о том, что мы скажем друг другу после близости. Давай просто побудем вместе.
Генри поцеловал ее, затем еще раз. После этого он слегка отстранился и прошептал:
– Я не стану возражать. Я хочу тебя, Фиона, и всегда буду хотеть.
Дойдя вместе с ней до кровати, он опустил ее на мягкое покрывало, склонился над ней и принялся медленно задирать ей подол, покрывая поцелуями внутреннюю сторону ее левой ноги и одновременно с этим поглаживая рукой правую. Когда его теплое дыхание коснулось ее бедра, она запрокинула голову и томно вздохнула.
– Красота, – пробормотал он.
– Я была в городе и купила себе новое белье.
– Я говорю о тебе.
Спустив ее кружевные трусики, он приник губами к чувствительным складкам между ее бедер и подарил ей самый интимный из всех возможных поцелуев.
Когда его язык проник в ее заветную пустоту, она начала извиваться под ним, схватившись обеими руками за покрывало. Чувствуя, как волны наслаждения захлестывают ее одна за другой, она обхватила ногами его плечи, словно боясь, что он может уйти. Каждая клеточка ее тела жаждала завершения, но он дразнил ее, растягивая сладостную пытку. В какой-то момент она не выдержала и взмолилась о пощаде. Генри внял ее мольбе, и мгновение спустя она выгнулась дугой, вцепилась пальцами в его плечи, издала протяжный стон и затряслась в экстазе.
Дав ей немного отдышаться, Генри снял ее ноги со своих плеч, поправил ее трусики и подол платья, после чего лег рядом с ней.
– Это было удивительно, – сказала Фиона, водя ладонью по его широкой груди. – Спасибо тебе. Так здорово испытывать удовольствие именно сейчас, когда я пребываю в неизвестности.
– Это и было моей целью.
Она поцеловала его в губы.
– Я хочу, чтобы мы оба получили удовольствие. Займись со мной любовью.
– Но ты восстанавливаешься после…
– Если ты будешь со мной нежен, мы сможем заниматься сексом сколько душе угодно. – Ее губы растянулись в улыбке. – Возможно, это прозвучит смешно, но я прошу тебя обращаться со мной как с хрупкой вазой.
– Я хочу обладать тобой во всех смыслах этого. Ты ведь знаешь, что ты само совершенство, не так ли? – произнес он, осыпая поцелуями ее шею.
– Я далека от совершенства, но в любом случае спасибо за комплимент. – Она наклонила голову, чтобы ему было удобней ее целовать.
– Это не комплимент, а чистая правда. Ты красивая, умная и щедрая, – сказал он, гладя ее по длинным волосам.
Фиона посмотрела в его темные глаза:
– Чему я обязана всеми этими приятными словами?
– Я просто хотел, чтобы ты знала, что я о тебе думаю. Я так увлекся действиями, что забыл о том, что слова тоже нужны. – Он провел кончиками пальцев по ее губам, щеке и шее, и эта ласка снова пробудила в ней желание.
– Спасибо, что сказал мне все это. Я ценю твою откровенность. Теперь я знаю, что моя грудь для тебя не главное.
Поцеловав ее в ключицу, Генри притянул Фиону к себе.
– Я рад, что ты наконец это поняла, – сказал он, и ее сердце наполнилось надеждой.
Генри уже много месяцев не было так хорошо, как сейчас, когда Фиона мирно спала в его постели. Он так соскучился по ней, по ее запаху на простынях, и по-прежнему был готов сделать все, чтобы убедить ее остаться с ним.
Для начала ему было необходимо проветриться и обдумать перемены, которые внезапно произошли с его женой.
Выбравшись из-под шелковых простыней, Генри тихо вышел из комнаты.
Когда в последний раз он пытался найти решение серьезной проблемы, гуляя с братьями у озера? Они с Фионой так были заняты собой и жаждали уединения, что он разучился просить у них помощи.
Живя сейчас в доме, где прошло его детство, Генри заметил, что старший брат внес изменения в интерьер, но оставил много вещей из их прошлого. Генри был рад, что в его старой комнате все осталось без изменений. Неоклассицизм этого огромного особняка с его строгими величественными формами был Генри не по душе. Ему больше нравилось причудливое смешение стилей в их с Фионой доме в Гарден-Дистрикт.
Чувствуя необходимость поделиться с кем-то наболевшим, Генри вышел на улицу и отправился искать своего старшего брата. В конце концов, это Джерве посоветовал ему передать Фионе цветы через Эрику.
Генри увидел силуэт своего брата у бассейна. Джерве стоял спиной к дому на дорожке, ведущей к пристани.
Бассейн обрамляли кустарники, источающие восхитительные ароматы. Ветер трепал тонкий белый балдахин на переносных садовых качелях размером с большой диван.
Плечи Джерве были опущены, руки соединены за спиной. Подойдя ближе, Генри заметил, что он так крепко сцепил пальцы, что костяшки побелели.
Заходящее солнце окрашивало поверхность воды в оттенки оранжевого. В конце гавани виднелся понтонный мост, на котором братья проводили много времени, когда были подростками. Генри охватило чувство ностальгии. Раньше все было проще.
Впрочем, он понимал, что в действительности это было не так. Что в их семье никогда ничего не было просто.
За последние несколько месяцев Генри отдалился от своих братьев. Их общение строилось на лжи, кивках и односложных ответах.
Избегая серьезных разговоров, Генри, похоже, не заметил, что его старший брат испытывает трудности. Сейчас он гадал, что доставляет Джерве больше хлопот: победа "Харрикейнс" в предстоящем сезоне, карьера их младшего брата Жан-Пьера в нью-йоркской команде или его, Джерве, предстоящая женитьба на принцессе вкупе с отцовством.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Генри.
Джерве сделал глубокий вдох:
– Вспоминаю старые добрые времена.
Рядом с ним лежал футбольный мяч, и он ударил по нему мыском ботинка.
– Скучаешь по игре?
– Да, иногда мне ее не хватает, но я, в отличие от тебя, не дышу игрой. По правде говоря, мне больше нравится быть владельцем команды и разрабатывать стратегии за пределами игрового поля.
– Предстоящая свадьба и будущее отцовство научили тебя мыслить философски.
Джерве покачал головой:
– Я стал более практичным и сосредоточенным.
– А я чертовски устал от того, что люди сомневаются в моей способности сосредоточиться на чем-либо.
– Люди? – Наклонив голову, Джерве пристально посмотрел на своего брата. Генри был хорошо знаком этот взгляд. Он означал, что Джерве не отстанет от него, пока он все ему не расскажет.
– Моя семья.
– Возможно, тебе предстоит развод, – заявил Джерве, как будто Генри сам этого не понимал.
– От этого никто не застрахован.
– Но ты любишь свою жену.
Уставившись на озеро, Генри тихо произнес:
– Я думал, что люблю ее.
– Ты любишь ее, идиот.
Генри толкнул Джерве плечом в плечо:
– Я терпеть не могу, когда ты строишь из себя всезнайку.
– В таком случае действуй. Ты же лидер команды, ее мозговой центр, руководящий всеми атаками. Ты достоин попадания в Зал славы. Неужели ты не можешь навести порядок в своей личной жизни?
Генри издал горький смешок:
– Не обижайся на меня, Джерве, но ты пока еще холостяк, поэтому не можешь хорошо разбираться в вопросах, касающихся брака. На самом деле все гораздо сложнее, чем ты думаешь.
Джерве поднял мяч и бросил ему.
– Рейно настоящие специалисты по отчуждению и разрывам отношений.
– О чем ты говоришь? У нас крепкая семья. – Отойдя назад, Генри бросил мяч назад ему.
– Ты шутишь? – удивился Джерве, поймав мяч.
– Посмотри на нас. – Генри сделал охватывающий жест рукой, указывая на особняки, принадлежащие Рейно. – Мы живем рядом, занимаемся одним делом.
– А ты взгляни на историю нашей семьи, – возразил Джерве. – Наш отец больше десяти лет не разговаривал с матерью своего сына. Когда мы узнали, что у нас есть сводный брат, мама ушла от нас и мы больше никогда о ней не слышали. У нас есть младший брат в Нью-Йорке, который удостаивает нас своим визитом лишь в экстренных случаях. У нас есть дядя в Техасе, который показывается в Новом Орлеане только для того, чтобы поболеть за своего сына во время домашних матчей "Харрикейнс". Еще один наш дядя с нами вообще не разговаривает.
– Звучит так, будто наша семья не крепкая и не дружная, – задумчиво произнес Генри.
До сих пор он считал иначе. Большая часть его родных по-прежнему жила на одном участке земли на озере Понтчартрейн, где прошло его детство. Ему казалось, что это место связывает всех Рейно друг с другом, делает семью прочной, словно старинные особняки, которыми она владеет. Слова Джерве перевернули его привычный мир с ног на голову.
– Безусловно, проблемы есть у всех семей, но у нашей их гораздо больше, чем у других. Я против того, чтобы ты последовал множеству плохих примеров из истории нашей семьи и разорвал связь с близким тебе человеком, вместо того чтобы попытаться вдвоем с ним справиться с трудностями.
Кивнув, Генри снова бросил брату мяч.
– Ты имеешь в виду Фиону. – Это прозвучало как утверждение.
– Кого же еще? Признаться, ваш разрыв меня пугает. Я сам вскоре собираюсь жениться, и мне немного не по себе. Вы казались мне идеальной парой.
– В мире нет ничего совершенного.
– Это правда. Но тогда почему ты ждешь совершенства от ваших отношений?
– Кто говорит, что на развод хочу подать я?
Джерве ошибался. Генри совсем не хотел разводиться с Фионой. Он по-прежнему ее желал. Жизнь без нее… Нет, он даже представить себе этого не мог.
– Если твоя жена хочет от тебя уйти, почему ты за нее не борешься?
– Я даю ей возможность побыть одной. Она хотела покоя.
– Как я уже сказал, в нашей семье все слишком легко оставляют друг друга в покое. – Бросив мяч на землю, Джерве отвернулся и посмотрел на дом.
Слова старшего брата отзывались громким эхом в душе Генри, и его желание снова завладеть сердцем Фионы становилось все сильнее с каждой секундой. Их взаимная страсть когда-то была обжигающей, но он хотел вернуть ее не только в свою постель. Фиона была его частью, его второй половинкой. Без нее ему никогда не стать целым. Он хочет быть с ней до конца жизни, поэтому отныне перестанет бежать от проблем и начнет решать их вместе со своей женой.
Ей снился Генри. Они вместе были в Сиэтле, где должен был состояться очередной матч его команды. Шел дождь, и они перемещались от одной частной галереи до другой мелкими перебежками. Будучи молодоженами, они часто целовались и прикасались друг к другу, словно чувствовали, что их счастье будет коротким и им следует наслаждаться на полную катушку.
Даже во сне ей не давали покоя мысли о Генри. Почему они не попытались притормозить и построить духовную связь, которая стала бы их главным оружием в испытаниях, уготованных им судьбой? Почему вместо того, чтобы разговаривать о важных вещах, они общались главным образом на языке ласк и поцелуев?
Она почувствовала, как на бедро ей легла сильная теплая ладонь. Сон начал рассеиваться, но ей не хотелось пробуждаться. За последние полтора года реальный мир много раз ее разочаровывал. Поэтому она позволила себе полежать еще какое-то время с закрытыми глазами.
Рука заскользила вверх по ее бедру, пробуждая желание.
– Фиона, – прошептал Генри, щекоча ее кожу своим теплым дыханием.
Затем его губы коснулись ее шеи.
"Почему поцелуи в шею так действуют на женщину? – подумала она. – Или все дело в том, что меня целует Генри?"
Чувствуя его рядом с собой, она все еще лежа на боку, потянулась к нему и прижала ладонь к его твердой груди.
– Открой глаза.
– С каких это пор ты отдаешь приказы в постели? – поддразнила его она, улыбнувшись ему с закрытыми глазами.
– Мне нужно, чтобы ты на меня посмотрела.
Его серьезный тон так удивил Фиону, что ее глаза сами распахнулись.
– Все в порядке? – спросила она, легонько водя кончиками пальцев по его груди и шее.
В окно проникали последние лучи вечернего солнца. Она проспала дольше, чем думала.
– Да. Мне просто нужно было тебя увидеть. – Проведя рукой по изгибу ее талии, он привлек ее к себе.
– Ты уверен? – Фиона прижалась к нему, вспомнив, какое огромное наслаждение он доставил ей несколько часов назад. Должно быть, именно поэтому ей приснился такой прекрасный сон.
– Абсолютно. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я рядом, – ответил он, коснувшись губами чувствительного местечка у нее за ухом.