Тайлер поднес к губам бокал и отпил бурбона. Напиток действительно был хорош, но он не избавил его от спазмов в животе. Тайлер прожил тридцать пять лет, не зная, кто такой на самом деле Джон Смит, почему же сейчас ему так важно узнать это?
– Кинкейд! Говори, что хотел, и проваливай.
– Вы были правы, когда сказали, что я не тот, за кого себя выдаю. Я не бродяга-ковбой, не работник на ранчо. Во всяком случае, теперь. – Тайлер поставил пустой стакан на стол и посмотрел на Джонаса. – Вы слышали о "Кинкейд инкорпорейтед"?
– Финансы? Земля, недвижимость? Да, я слышал. И что?
– Я и есть тот самый Кинкейд.
– И ты решил прийти на мое ранчо и поубирать навоз за моими лошадьми?
Тайлер неопределенно пожал плечами.
– Мне это показалось хорошей идеей. Впрочем, я могу предъявить документы, если вы вдруг решили, что я сумасшедший.
– Даже если ты предъявишь документы, я все равно буду думать, что ты сумасшедший. Зачем ты здесь?
Тайлер засунул руки в карманы и стал мерить шагами библиотеку, то и дело останавливаясь, чтобы рассмотреть картину или скульптуру. На самом деле он пытался совладать с собой. Наконец он обернулся и посмотрел на Джонаса.
– Я родился в Техасе.
– Замечательно, – прокомментировал Джонас. Он ждал продолжения.
– Более того, я родился здесь, на этом ранчо.
– В "Эспаде"? – Джонас не донес бокал до губ и замер. – Чушь, – хмыкнул он.
– Но я не знаю, кто родил меня и кто мой отец, – продолжал Тайлер.
– Хммм. – Джонас налил себе еще бурбона. Стакан в его руке дрожал, и он осторожно поставил его на стол. – Даже если это так, вопрос не ко мне. Я веду учет рождаемости телят и жеребят, обо всех остальных заботится государство.
На скулах Тайлера вспыхнул румянец. За каким дьяволом он сюда приехал? Он был скрытным человеком и никогда никому не рассказывал о себе. И вот теперь раскрывает грязную тайну своего рождения человеку, к которому у него в первый же миг возникла антипатия. Взаимная.
– Ты все сказал? – грубо спросил Джонас. – А теперь мне надо позвонить.
– Нет, не все, – ощетинился Тайлер. Он не затем проделал весь этот путь, чтобы позволить выставить себя дураком. – В тот год, когда я родился, две семьи работников на ранчо ждали прибавления.
– Я понял тебя, парень. – Было заметно, что Джонас расслабился. – Я бы и рад помочь, но точно помню, что у меня никогда не было работника по фамилии Кинкейд.
– Его и не могло быть. Я сам придумал себе эту фамилию.
– А-а-а. Впрочем, неважно. Когда это было? Двадцать пять, тридцать лет назад?
– Тридцать пять. Я родился в "Эспаде" тридцать пять лет назад, приблизительно восемнадцатого июля…
– Ты говоришь, восемнадцатого июля? – Голос Джонаса звучал сдавленно.
– Да. И я надеялся… Бэрон?!
Из рук Джонаса выпал стакан и покатился по ковру.
Тайлер сделал два быстрых шага, подхватил его и поставил на стол. Затем он посмотрел в белое, сразу постаревшее лицо собеседника. Сейчас Джонас выглядел на все свои восемьдесят шесть.
– Джонас, не шевелитесь. Сейчас я помогу…
– Не надо.
– Надо…
– Нет! – Старик подался вперед и схватил Тайлера за запястье. – Это все сигары… И бурбон. Я уже в полном порядке.
Конечно, он не был в порядке, и Тайлер почувствовал укол совести. За последние два часа он успел подраться с Джонасом Бэроном, унизить его и допросить. А ведь Бэрон годится ему не то что в отцы – в дедушки.
– Никому ни слова, – грубовато попросил Джонас.
– Ладно, как скажете.
– Отлично. – Джонас поднялся. Лицо его снова приобрело обычный цвет, рука, сжавшая плечо Тайлера, была теплой и крепкой. – Жаль, Кинкейд, что я не смог помочь тебе. Если здесь и работали парни, чьи жены имели большой живот тридцать пять лет назад, я их не помню.
Тайлер кивнул. Подспудно он этого и ждал, а что касается его ощущения, будто "Эспада" хранит секреты… Если и хранит, то это секреты Бэрона и к нему, Тайлеру, не имеют никакого отношения.
– Это был выстрел наугад, – примирительно сказал он.
– Рад был познакомиться, – вежливо ответил Джонас и, не удержавшись, съехидничал: – Первый раз такая шишка убирала навоз за моими лошадьми.
Тайлер улыбнулся.
– Мне пришлось немало повозиться с лошадиным навозом, когда я был мальчишкой.
– Подрабатывал на ранчо?
– Немного. Потом был в исправительной колонии для подростков, так называемом "Ранчо для мальчиков".
– Попал в беду?
– Можно и так сказать.
– Так вот где ты научился обращаться с лошадьми.
– Да, – Тайлер снова улыбнулся. – У меня это хорошо получалось.
– Если верить моей падчерице и Абелю, у тебя и сейчас это хорошо получается. – Джонас откашлялся. – А ты спрашивал Абеля о тех беременных женщинах? Которые жили здесь тридцать лет назад?
– Тридцать пять, – поправил Тайлер. – Нет, не спрашивал. Я хотел сначала поговорить с вами.
– Правильно. Я сам поговорю с ним. Старый Абель вряд ли что-то знает, а если знает, то скорее расскажет мне, а не какому-то незнакомцу.
Тайлер повернулся к Джонасу.
– Спасибо… – начал он и тут же осекся. Он увидел глаза старика – в них плескалась то ли ненависть, то ли страх, хотя тон, которым он говорил, был приятным и дружелюбным. Глаза Тайлера подозрительно сузились. Неужели старый сукин сын водит его за нос? И ему это почти удалось. Сейчас Тайлер с новой силой почувствовал, что Джонас Бэрон знает разгадку его рождения.
– Что-то не так, Кинкейд?
Все не так, подумал Тайлер, но вслух с улыбкой произнес:
– Нет, все в порядке. – Он протянул руку для рукопожатия. – Спасибо за помощь.
Джонас протянул свою руку, и Тайлер понял, что он с трудом заставил себя это сделать.
– Не за что. – Старик быстро отдернул руку и засунул ее в карман. – Спорю, ты сейчас отправишься в Джорджию, домой?
Тайлер выдержал паузу.
– Когда вы ставите на лошадь, вы всегда так уверены в выигрыше, Бэрон? Я бы на вашем месте не был столь самоуверен.
Последнее, что увидел Тайлер, выходя из комнаты, была самодовольная ухмылка, медленно сползающая с лица старика.
Тайлер удовлетворенно вздохнул и закрыл за собой дверь.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Кэтлин обернулась на захлопнувшуюся за ней дверь библиотеки.
– Ну и черт с вами обоими, – пробормотала она.
Тайлер Кинкейд и ее отчим стоят друг друга. Упрямые, высокомерные, самонадеянные… ослы. Если она хоть чуточку разбирается в людях, то к концу разговора эти двое снова сцепятся. И на этот раз некому будет их разнять.
Она представила себе их вцепившимися друг другу в глотку и злорадно улыбнулась. Так им и надо: Джонасу за то, что решил ее защищать, когда она вовсе не нуждалась в защите, а Тайлеру за то, что посмел обнимать и целовать ее, когда она этого вовсе не хотела и вырывалась изо всех сил…
Кэтлин замерла посреди коридора.
Она ведь вырывалась, да? Конечно. Она сражалась, как львица. Она не хотела, чтобы Тайлер касался и целовал ее, не хотела чувствовать его руки на своей обнаженной коже и его губы, теплые и страстные, на своих…
– Кэти?
От неожиданности Кэтлин вздрогнула и резко обернулась. В дверях столовой стояла ее мачеха с насмешливой улыбкой на губах.
– Марта. – Кэтлин заставила себя улыбнуться в ответ. – Я… я не ожидала тебя увидеть.
– Второй раунд уже начался? – Марта кивнула в сторону библиотеки.
– Раунд? А-а, ты имеешь в виду Джонаса и Тайлера Кинкейда. – Кэтлин засмеялась. – Да, я как раз проводила мистера Кинкейда в библиотеку.
– Судя по отсутствию криков и грохота, они пока держат себя в руках. Я как раз собиралась выпить кофе. Присоединишься?
После секундного колебания Кэтлин согласилась:
– С удовольствием.
– Отлично. – Подхватив девушку под руку, Марта повела ее в столовую. – Ты в порядке? Сцена, имевшая место у общежития работников, была несколько… хмм… неожиданной.
– Кинкейд применил силу, – сдавленно произнесла Кэтлин.
– Неужели? Из того немногого, что я видела и что рассказал Джонас, вы с мистером Кинкейдом действовали по обоюдному согласию и к обоюдному удовольствию. – Марта подвела Кэтлин к стулу. – Но, вероятно, я ошибаюсь.
Кэтлин упала на стул и вытянула ноги.
– Ты действительно ошибаешься, – спокойно произнесла она, пока Марта разливала кофе. – Тайлер Кинкейд схватил меня и… и… – Она наткнулась на взгляд мачехи и покраснела. – Ладно, ладно. Он поцеловал меня, я тоже поцеловала его, но только потому, что он застал меня врасплох.
– Конечно.
– Не иронизируй.
– Ни в коем случае, – мягко ответила Марта. – Я именно так себе и представляла. Кроме того, мистер Кинкейд – исключительно привлекательный мужчина. Печенье, дорогая?
– Спасибо, – нервно ответила Кэтлин, – я не хочу печенья. И я не хочу, чтобы ты сделала ложные выводы. Я не считаю Тайлера Кинкейда привлекательным. Правда, если тебе нравится такой тип…
– Такой тип нравится всем женщинам. – Марта торопливо поднесла к губам чашку, чтобы скрыть улыбку. – Высокий, широкоплечий, опасно сексуальный… По возрасту я гожусь твоему мистеру Кинкейду в матери, дорогая, и я очень счастлива с твоим отчимом, но понять, чем он так привлек тебя, пока в состоянии.
– Ради бога! – Кэтлин поставила фарфоровую чашку на блюдце с такой силой, что оно жалобно звякнуло. – Он не привлек меня! Я его едва знаю, а то, что знаю, мне абсолютно не нравится. И не называй его так! "Твой мистер Кинкейд". Я всего лишь наняла его на работу.
– Я только это и имела в виду.
– Он сказал, что хочет встретиться с Джонасом. И что ему нужна работа. – Кэтлин взяла из вазочки печенье и вонзила в него зубы. – Ты бы сделала то же самое.
– Несомненно, – мягко произнесла Марта и снова поспешно поднесла чашку к губам.
– А еще моя лошадь испугалась, и Кинкейд сыграл роль рыцаря Галахада. Он был уверен, что спасает меня от неминуемой смерти. – Посмотрев в насмешливые глаза мачехи, Кэтлин положила в рот остаток печенья и нехотя признала: – Ладно, он действительно спас меня от копыт лошади. И только поэтому я наняла его. Кстати, он хорошо работал. До сегодняшнего дня.
– До того момента, как силой завладел твоим вниманием, да?
– Да. Нет. Какая разница? Я уже собиралась его уволить, но тут появился Джонас и устроил сцену.
– Джонас хотел тебя защитить, – мягко произнесла Марта. – Он любит тебя, Кэти. И ты знаешь это.
– Ты хотела сказать, – резко ответила Кэтлин, – он любит меня настолько, насколько ему позволяет мысль, что мы не одной крови.
– Я хотела сказать, что он упрям и несдержан на язык. Все Бэроны такие. Вспомни Слейда, Тревиса и Гейджа. Но он любит тебя всем сердцем.
Кэтлин вздохнула.
– Да, все Бэроны невыносимы. Это – генное. Хотя, может быть, все мужчины таковы? Возьмем твердолобого Тайлера Кинкейда…
Страшный грохот сотряс дом. Обе женщины вскочили на ноги.
– Они убьют друг друга, – испуганно произнесла Кэтлин.
– Я думаю, это просто захлопнулась дверь. – Марта посмотрела на девушку. – Хотя подозреваю, что встреча на высшем уровне завершена.
– Отлично. Надеюсь, Джонас уволил его.
– Наверняка. Ты не будешь возражать, Кэти, если я пойду и напомню твоему отчиму, что от волнения у него подскочит давление?
– Да, конечно. – Кэтлин заколебалась. – Марта?
– Да? – Женщина обернулась.
– А он и правда привлекательный, да?
Марта улыбнулась.
– Будь я на двадцать лет помоложе, составила бы тебе конкуренцию.
– Нет, я не… Я говорила гипотетически.
– Я тоже. – На лице женщины заиграла улыбка. – Гипотетически мистер Кинкейд очень крутой, как вы теперь выражаетесь.
– Пойди успокой Джонаса, – со смехом поторопила мачеху Кэтлин.
Продолжая улыбаться, Кэтлин собрала на поднос кофейные чашки, съела еще одно печенье, поправила вышитые подушки на диване и только тогда подошла к окну.
Тайлер Кинкейд как раз вышел во двор.
– Прощайте, мистер Крутой. Мы больше никогда не увидимся, – прошептала Кэтлин.
Сколько раз она видела мужчин, уволенных Джонасом! Они понуро брели, расстроенные и зачастую обозленные. А Тайлер шел пружинистой походкой, широко расправив плечи и высоко подняв голову… Впрочем, кажется, он никуда не собирался уходить.
Тайлер постоял у загона, наблюдая, как Мануэль объезжает новых лошадей, а потом неспешно направился в сторону общежития.
– Идиот, – пробормотала Кэтлин, – никто не осмеливается игнорировать приказы Джонаса Бэрона.
Что он пытается доказать? Ждет, чтобы его силой вышвырнули из "Эспады"? Впрочем, это больше не ее дело. Сложив руки на груди, Кэтлин неотрывно следила, как Тайлер поднимается по ступеням и заходит в общежитие для рабочих. Через десять минут он покинет "Эспаду", и еще через десять она забудет о нем, как будто его никогда и не было. Наемные работники приходят и уходят, и часто она даже их имен вспомнить не может.
Что бы ни возомнил о себе Тайлер Кинкейд, он ничем не лучше других. И она, и другие ковбои забудут его без сожаления. Она забудет, как он целовал ее, как касался ее тела и что она при этом чувствовала…
У Кэтлин перехватило дыхание.
– Прощай, Кинкейд, – решительно произнесла она и отвернулась от окна.
Следующая неделя показалась Кэтлин бесконечной. Но вот пятница сменилась субботой, и можно было отдохнуть и расслабиться.
К вечеру "Эспада" затихла. Марта и Джонас решили поужинать в ресторане, работники либо отдыхали в общежитии, играя в карты и смотря телевизор, либо уехали в город, чтобы пропустить стаканчик-другой в обществе сговорчивых подружек.
– Поехали с нами, – в который раз приглашала Марта. Но Кэтлин лишь отрицательно покачала головой и поцеловала мачеху в щеку. Она мечтала принять душ, надеть любимую пижаму и улечься в кровать с хорошей книжкой.
И если Марта наконец сдалась, то Джонас не унимался.
– Ты решила куковать в старых девах? – ворчал он. – Почему бы тебе не позвонить Лейтону? Забудь про мой запрет. Он был бы счастлив сводить тебя в кино или ресторан.
– Лейтону? – в один голос воскликнули Кэтлин и Марта.
– А что такого? Он твой кузен…
– Он не мой кузен, он – Бэрон, – немедленно ощетинилась Кэтлин.
Тут поспешно вмешалась Марта.
– Оставь девочку в покое, Джонас, – решительно сказала она и потащила мужа к выходу. А Кэтлин задумалась, что бы это все значило.
Лейтон. Да лучше провести вечер в компании тарантула, чем с этим типом. Ей очень не нравился этот мужчина. Он никому не нравился, а в своем стремлении очаровать Джонаса Лейтон стал попросту невыносим. И началось это с тех пор, как Тревис, Слейд и Гейдж женились один за другим и дали понять отцу, что не намерены жить на ранчо, посвятив свою жизнь "Эспаде".
В последний свой визит, неожиданный и нежеланный, Лейтон с самой дружелюбной улыбкой как бы вскользь заметил: "Такое впечатление, что во всем Техасе осталось всего два Бэрона – вы и я".
Лейтон прекрасно знал, что у Джонаса это навязчивая идея – оставить ранчо только в руках настоящего Бэрона. Но не того же, кто не способен отличить вола от быка и кривится от запаха лошадиного навоза.
Так и не придя ни к какому выводу, Кэтлин предположила, что Джонас что-то заподозрил, когда она решила остаться дома. А она просто устала – неделя была долгой и трудной. Мануэля лягнул жеребенок, и парень сломал запястье; от сильного ливня провалилась крыша старого сарая, и ее пришлось менять; колесный кран, пригнанный для замены крышы, резко сдал назад, и повозка, которой управляла Кэтлин, чуть не врезалась в него. Абель, сидевший рядом, изрек парочку таких ругательств, которых Кэтлин, выросшая рядом с мужчинами, в жизни не слыхала.
Она отбросила в сторону полотенце, которым вытирала голову.
И все же не эти мелкие, но вполне обычные происшествия, а Джонас сделал эту неделю невыносимой. После ухода Тайлера Кинкейда старик вел себя как медведь, занозивший лапу.
– Что с тобой? – не раз обеспокоенно спрашивала Марта.
– Со мной? Вечно эти женщины лезут со своими вопросами…
Примерно так Джонас всю неделю разговаривал с домочадцами.
А Тайлер Кинкейд ушел. Действительно ушел. Он больше не пытался поговорить с Бэроном, не пытался увидеть ее, Кэтлин. Хотя зачем ему с ней встречаться?
И правильно, что не пытался. Она сама отказалась бы разговаривать с ним. Он воспользовался случаем и проник на ранчо, намереваясь втянуть Джонаса в какую-то аферу с нефтью, как тот объяснил после ухода Тайлера:
– Парень предложил какую-то безумную сделку, и я просто рассмеялся ему в лицо. – И больше к этой теме не возвращался.
Кэтлин сдула прядь волос, упавшую на лоб, надела бледно-желтый сарафан и запретила себе думать о Тайлере Кинкейде, попытавшемся надуть ее и Джонаса. Несмотря на вечер, было очень жарко, и она решила спуститься вниз, налить себе холодного чая и почитать на веранде, пока не стемнеет.
Если бы Кинкейд все еще был здесь, она бы ни за что так не сделала. А теперь она смело может ходить где и в чем хочет, не боясь почувствовать на себе взгляд его зеленых глаз. Ей теперь не надо смотреть, как он ласково гладит лошадь и что-то шепчет ей на ухо, слушать его хрипловатый, чувственный голос…
– Прекрати, – пробормотала Кэтлин, морщась от отвращения к себе. Она же женщина, а не ребенок. А взрослая женщина не грезит о мужчине только потому, что он поцеловал ее. Она схватила расческу и, глядя в зеркало, попыталась расчесать спутанные кудри.
То, что она увидела, ей совсем не понравилось: волосы в беспорядке, никакого макияжа… Впрочем, какая разница? Кому здесь смотреть на нее?
Кэтлин резко отбросила в сторону расческу и стянула волосы в хвост. Кармен, наверное, недоумевает, куда она запропала, хотя еще час назад попросила приготовить что-нибудь на ужин.
– Может, энчиладас? – с надеждой спросила Кэтлин, которая обожала эти мексиканские блинчики из кукурузной муки с мясом, сыром и перцем.
Кармен с готовностью согласилась и тут же принялась воспитывать Кэтлин:
– Негоже молодой девушке в субботний вечер сидеть дома.
Это была старая песня, с годами сведенная к одной строчке. Ответ же Кэтлин зависел от настроения.
– Слышала бы тебя Эсме, – поддела она женщину.
Кармен не улыбнулась.
– Если моя дочь ведет себя как феминистка, это не повод тебе вести себя так же глупо, – проворчала женщина. Кэтлин засмеялась и обняла ее. – Хотя Эсме – не феминистка. Просто она считает, что можно быть счастливой и без мужчины.
– С последним я полностью согласна.
Кэтлин открыла дверь спальни и стала спускаться вниз, в кухню.
В доме стояла тишина. Хотя нет… Кэтлин застыла на ступенях.
Из кухни доносились голоса. Телевизор? Нет. Кэтлин узнала голос Кармен, ему вторил низкий мужской смех.
Мужчина? У Кармен?
Кэтлин усмехнулась, засунула руки в карманы и направилась на веранду. Ее остановил новый взрыв смеха.
– Ой, сеньор! – воскликнула Кармен и по-девичьи подхихикнула.
Улыбка Кэтлин стала шире. Она не смогла справиться с любопытством и решила зайти на кухню, взглянуть на визитера, забрать свой ужин и уйти.