- Если верить врачам, это все равно что носить в голове бомбу.
- И когда она взорвется?
- Никто не знает.
Женщина взяла Эбби за руку и принялась внимательно рассматривать ее лицо.
- Я ничего не вижу.
- Я тоже, так что поверь на слово. - Эбби поправила платок. - Там что-то есть.
- И что будет, когда эта штука взорвется?
Эбби улыбнулась.
- С одной стороны, я перестану страдать. Это хорошая новость.
- А плохая?
Эбби указала на меня:
- Он женится на одной из моих богатых подруг.
Женщина захлопнула патронник и угрожающе помахала ружьем.
- Так все дело в деньгах, да? Ах ты, сукин…
Эбби положила руку ей на плечо.
- Все в порядке. Правда.
Судя по всему, женщина услышала очередной шорох на противоположном берегу, потому что внезапно развернулась на сто восемьдесят градусов и выпалила. На сей раз грызун просто распался на составные части, оставив после себя красное пятно на песке. Женщина кивнула и сплюнула. Она вытряхнула гильзу, перезарядила в третий раз и снова перебросила ружье через плечо, а потом потянула носом воздух и обернулась к Эбби:
- Тебе нужна помощь?
Жена покачала головой:
- Нет… все нормально. Он только выглядит грубияном, а на самом деле безобиден, как маргаритка.
Женщина подошла ко мне, сдвинула мою шляпу на затылок и заглянула в глаза.
- А по мне, так обычный мужик.
Она коснулась моего виска загрубевшим пальцем и слегка покрутила.
- Если с ней что-нибудь случится, я тобой займусь.
Эбби рассмеялась:
- Да уж, пожалуйста. Я буду спать спокойно, зная, что он сейчас не трахается с одной из моих подруг.
Женщина зашлепала по воде на берег. Сзади на комбинезоне у нее была дыра, сквозь которую виднелись обвислые ягодицы. Белья она не носила. Эбби, прикрыв рот, подавила смешок. Выйдя на берег, женщина снова обернулась к нам. Ее улыбка увяла, лицо пошло морщинами. Она тяжело вздохнула.
- В некоторых местах река расширяется. В других полно упавших стволов, так что хрен пролезешь. А еще она крутит и вертит черт знает как. А потом бежит долго-долго. И ее не остановить. Нельзя поставить запруду. Если попытаешься, она ее просто обойдет. Всегда пробьется. Вот что такое река. Всегда прокладывает себе дорогу. - Она сплюнула и указала ружьем на меня: - По-моему, он тоже такой.
Женщина заглянула в деревянную лачугу на берегу, вытащила бутылку, старую, поцарапанную, зубами извлекла пробку и отхлебнула. Она поболтала содержимое во рту, будто полоскала зубы, и кивнула, а потом вогнала пробку обратно.
- Прошлогоднее. Хорошая, штука.
Я указал на виноградные лозы над головой.
- Сама делаешь вино?
- Ну да. По собственному рецепту. В наших краях эту штуку называют "сногсшибаловкой", "лисьим вином", "соком радости", а еще… - она покрутила бедрами, изображая чудовищный танец, который, слава Богу, с тех пор мне не доводилось видеть, - "поплясушкой".
- О Господи! - вырвалось у Эбби. Женщина снова перекинула ружье через плечо:
- Плывите спокойно.
Шуршание в листве, и она одним движением вскинула ружье и прицелилась, но стрелять не стала и удовлетворенно вернула ружье в прежнее положение. Я повернулся и увидел змею, которая заглатывала еще живую крысу. Из пасти у нее торчал крысий хвостик.
Я нахлобучил шляпу на лоб, надел постромки и зашагал вперед.
Такова река. Она обрушивает на тебя самое худшее, а потом предстает перед тобой в своем уродливом, отвратительном обличье. Но если ты нырнешь поглубже, река удивит тебя, очарует и о многом напомнит.
Глава 13
После рождественской вечеринки прошло два дня. Передо мной стоял холст, освещенный единственной лампой. Близилась полночь. Я сидел на табурете на чердаке с кистью в зубах и пытался, прищурившись, извлечь из теней некий смысл. На холсте передо мной было лицо Эбби - ее правое ухо, линия щеки, губы. Кончик носа указывал на Форт-Самтер. Лицо занимало почти половину холста. Завитки волос - в левом верхнем углу, потом взгляд двигался вниз, а оттуда - к форту в нижнем правом углу. Затем - вверх, от огней форта - к луне, и снова налево. Полный крут завершен.
Стук в дверь вывел меня из задумчивости. С кистью в зубах я подошел к двери, ожидая увидеть какого-нибудь пьяного юнца, ошибшегося домом. Сигаретный дым и шум из соседнего бара нахлынули на меня, как только я отворил. Из полумрака шагнула Эбби - в жемчугах и норковой шубке. Я отступил на шаг назад. Она улыбнулась, покачала головой и прошла в студию.
- Работаешь?
Я посмотрел на часы и ответил, не выпуская кисти изо рта:
- Уже нет.
- Отлично.
Я закрыл дверь, и Эбби подождала, пока глаза привыкнут к тусклому свету. Яркая лампочка на чердаке привлекла ее внимание. Она вытянула шею, заметила холст и принялась карабкаться по лесенке. Я пошел следом, стараясь держаться на расстоянии. Эбби несколько минут смотрела на картину, подойдя вплотную, а потом сделала шаг назад.
- Ты с ума сошла? - спросил я.
- Нет, - ответила она, не глядя на меня. - Я привыкла, что мое лицо воруют.
- Прости.
Она покачала головой.
- Почему ты нарисовал именно меня?
- Потому что ты - это ты.
Эбби пожала плечами.
- Возможно. - Она помолчала минуту и посмотрела так, будто хотела сказать что-то еще. Наконец произнесла: - Обычно такой вид мне удается придать лишь с помощью фотошопа.
- Ты с ума сошла? - повторил я.
- Нет. Но я - легкая добыча. Кто угодно может меня нарисовать. Не уподобляйся остальным.
Ее настойчивость меня удивила.
- Все твердят, что я красива. Да, ну и что? Я большую часть жизни провела перед объективами. Мной пользуются, чтобы продавать свою продукцию. Только и всего. Мои лицо и фигуру, к которым я не имею никакого отношения, используют, чтобы показать другим, что они не такие, как я. Что они некрасивы. Не вписываются в формат. - Взгляд у нее был неживой. Эбби обвела студию рукой. - Если хочешь создавать великое искусство - искусство на все времена, - найди человека, которому не повезло в жизни, и покажи ему, каков он на самом деле. Рисуй сломленных, униженных… и заставь их поверить.
На крышу вела узкая винтовая лестница. Ночью, при луне и свежем ветерке, я частенько работал наверху. Там было тихо, и я мог смотреть на мир с высоты птичьего полета.
- На крыше? - уточнила Эбби. - Можно?..
Я поднялся по лесенке, отворил люк и помог ей взобраться. Кирпичная стена студии возвышалась над краем крыши метра на полтора, отделяя нас от Кинг-стрит. На ней уютно сидели и ворковали толстые голуби. Я закрыл дверь, они вспорхнули и принялись описывать круги у нас над головами. Эбби погрозила пальцем ближайшему, самому нахальному.
- Ах ты маленький негодник. Мой отец коллекционирует оружие. Если нагадишь на мою шубку, я лично тебя пристрелю.
Голубь взмыл вверх и скрылся в ночи. Эбби была абсолютно не похожа на всех, кого я знал. То серьезная, то улыбающаяся. Но эта способность достается дорогой ценой. Эбби прислонилась к стене и закрыла глаза.
- Помоги спуститься.
- С тобой все в порядке?
Она кивнула с видом человека, страдающего морской болезнью.
- Мигрень. Так внезапно…
Мы спустились по лестнице; мне пришлось нести девушку. Я устроил Эбби в постели, наполнил пакет льдом и положил ей на затылок. Моя единственная смена постельного белья была настолько грязной, что я спал, постелив спальник поверх матраса.
- Как мило, - заметила Эбби.
- Прости. После той ночи в парке простыни слегка запачкались кровью. - Я указал на груду смятых простыней в углу.
Я помог Эбби разуться, подсунул под колени подушку и накрыл ноги одеялом, а шубку набросил на плечи. Эбби шепнула:
- Ты уже делал это для кого-то?
- Да. Для мамы.
Она крепко спала до утра, пока по улице не проехал мусоровоз. Я сидел на табурете, с перепачканными краской пальцами. Одна кисть в зубах, точно нож, другая в руке. За ночь я дописал портрет.
Эбби села, протерла глаза и взглянула на холст:
- А ты времени даром не терял.
Я кивнул, пытаясь разгадать ее реакцию. Она похлопала по постели рядом с собой.
- Если ты и собирался воспользоваться моим положением, то упустил свой шанс.
Я улыбнулся, не выпуская кисти изо рта.
- Я, конечно, об этом подумывал, а потом вспомнил, что твой отец коллекционирует оружие.
Эбби встала, подошла ко мне и положила руку на плечо.
- Да. - Она поцеловала меня. - Спасибо.
Я выплюнул кисть.
- Не стоит благодарности.
Эбби засмеялась.
- Окажешь мне услугу?
- Ничего противозаконного?
- Да, но… - Она посмотрела на холст. - Это займет некоторое время. И… - Эбби посерьезнела, - будет для тебя испытанием.
- Все, что угодно.
Она указала на краски и мольберт.
- Все это можно перевезти?
- Да.
- Завтра вечером ты занят?
- Я работаю, но могу взять отгул.
Эбби обулась, забрала шубку и еще раз поцеловала меня.
- Без кисти это делать удобнее.
Она подошла к двери и надела солнцезащитные очки. Я ткнул в сторону улицы.
- Люди начнут болтать, если увидят, как ты выходишь отсюда поутру. Скажут, что ты пошла по плохой дорожке.
- Они в любом случае начнут болтать. - Эбби показала на портрет. - Сколько ты за него хочешь?
- Он не продается.
- Значит, завтра в пять?
- Да.
Глава 14
2 июня, после полудня
Рейнольдс-Бридж - это узкий мост из железобетонных блоков. Ни перил, ни фонарей. Поскольку река бежит меж песчаных утесов, мост стоит на высоте восьми метров. Внизу растут деревья - их корни защищают мост, а ветви смыкаются над ним, заслоняя от солнца.
Флаги Конфедерации развеваются над лачугами, которые стоят на сваях вдоль берегов. Под мостом вверх тормашками валяется старый аппарат из-под колы. Пластмасса потрескалась, и кто-то, судя по всему, несколько раз выпалил по этой штуке из крупнокалиберного ружья.
Внизу, между утесов, звуки почти не слышны. Все равно что идти по снегу. Раздается только приглушенное эхо. Пахнет разложением, а иногда цветами. Проплывая мимо, чувствуешь себя жителем подземного мира.
Нудистская колония занимает несколько акров на низком берегу. Один голый человек, может, и не привлечет к себе внимания, но уж точно не полсотни. Едва ли не на каждом дереве висит ярко-желтая табличка "ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ". Владельцы надеются, что это отпугнет незваных гостей и заставит любопытных держаться на расстоянии. Но скажите южанину, чтобы не лез не в свое дело, - и только подольете масла в огонь. Лес обычно кишит местными мальчишками, которые мечтают увидеть первую в своей жизни обнаженную женщину. Я-то знаю, сам был таким. Проблема в том, что по-настоящему красивые женщины редко становятся нудистками. Мы пробрались через лес, надеясь увидеть девушку с обложки "Плейбоя", но то, что нам попалось, принесло больше вреда, чем пользы.
Конечно, я давно не был в этих краях - возможно, что-нибудь изменилось.
Деревья, нависающие над Сент-Мэрис, образовали густой полог, река в некоторых местах расширилась, образуя уютные заводи.
Я пришвартовал каноэ под старыми веревочными качелями и обернулся к жене:
- Сиди здесь. Я скоро вернусь.
Эбби засмеялась.
- Я всегда носила четвертый размер, но сейчас, наверное, сумею втиснуться и во второй. И подбери что-нибудь под цвет моих глаз.
- Не слишком-то воодушевляйся.
- И главное, думай, как они. Смешайся с толпой.
- Очень смешно.
Я прошел пару сотен ярдов через лес и увидел домики. Я чуял запах еды и слышал звуки новостей по телевизору, но снаружи никого не было и на веревках не висело одежды. Но ведь этим людям нужно иногда одеваться. В магазин-то они ходят.
На противоположной стороне большой поляны размером с четыре футбольных поля виднелся открытый бассейн. Вокруг околачивалось человек десять. Неподалеку я разглядел слова "Прачечная" и "Оздоровительный центр".
Отлично.
Я вышел из зарослей и тут же вспомнил слова Эбби. Главное, не привлекать к себе внимания. Я развернулся, спрятался за деревом, разделся догола, надел солнцезащитные очки и неторопливо зашагал через лужайку, как будто так и должно быть. Потом вспомнил, что мне придется унести с собой добычу. Я вернулся, забрал рубашку и перебросил ее через плечо, точно полотенце.
Мне еще никогда не было так неловко. Я пробовал насвистывать, но губы не повиновались. Я дошел до середины лужайки, когда из домика неподалеку от меня вышла пожилая женщина, тоже полностью голая. Она помахала мне, повернулась задом - эта картина будет преследовать меня до могилы - и принялась поливать цветы на веранде, не обращая на чужака внимания.
Что за странные люди.
Потом я вспомнил, что сам иду по лужайке голый как Адам. Наверное, я выглядел не менее странно.
Я подошел к бассейну и постарался не встречаться взглядом ни с кем из тех, кто сидел вокруг или купался. Там были трое детей, парочка подростков и четверо взрослых. Судя по всему, две семьи. Чувствуя себя еще более неуютно, миновал бассейн, зашел в оздоровительный центр и немедленно увидел группу женщин, которые занимались йогой.
О Господи!
Ни на кого в отдельности не глядя, я спустился по коридору и нырнул в прачечную. Мне удалось не привлечь к себе внимания, и это уже неплохо. Все женщины изображали нечто среднее между позой собаки и позой восходящей луны. В прачечной работало двенадцать машин и сушилок. Видимо, дамы оставили белье и отправились заниматься йогой. Прекрасно.
Я оглянулся и начал тихонько рыться в сушилках. Я нашел купальник, полотенце и шорты, которые вроде как могли бы подойти Эбби. Еще прихватил носки и кусок мыла с раковины, закатал свою добычу в полотенце, повесил его на шею и зашагал обратно мимо любительниц йоги, стараясь думать о налогах, числе "пи" и кубике Рубика.
Я обогнул бассейн и помахал мужчине, который читал книжку на противоположной стороне.
Его соседка оторвалась от книги и спросила:
- Вы новенький?
- Да. - Я указал на один из дальних домиков. - Мы только что приехали. Примерно раз в год выбираемся.
Она села.
- Тогда приходите вечером в гости. Мы живем в четырнадцатом номере. Джордж собирается жарить мясо. Мы пригласили всех соседей.
- Конечно. Э-э… когда?
- Часов в шесть. Вы придете с женой?
Ей было любопытно.
- Да. Спасибо.
Джордж помахал, а женщина с улыбкой взялась за книгу.
Я пересек лужайку и обменялся приветствиями еще с двумя мужчинами и одной женщиной. "Какой-то бесстыдный эксгибиционизм. Людям не пристало разгуливать нагишом. Это неприятно".
Я скрылся в зарослях и обнаружил, что Эбби, в одной футболке, корчится от смеха. По ее лицу текли слезы. Она смеялась как никогда в жизни.
Я проткнул ей одежду.
- Это не смешно.
Она не могла говорить от хохота. Я забрал шорты, взял ее под руку, и мы, сверкая задницами, удалились в лес. Эбби обернулась и шлепнула меня по ягодицам:
- А у тебя классная попка.
- Это не самое лучшее из того, что у меня есть.
Мы дошли до места, где висели веревочные качели. Можно было оттолкнуться от берега, пролететь над пляжем и плюхнуться в воду - судя по темному цвету, здесь глубоко. Эбби раскатала сверток и обнаружила мыло. Она лукаво взглянула на меня.
- Однажды в Риме… - Она стянула футболку, сняла платок и пошла по снежно-белому песку.
Что бы ни случилось, Эбби по-прежнему меня влекла. Она оставалась самой прекрасной женщиной на свете.
Вода доходила до колен и была бронзового цвета. Солнце скрылось за темными облаками, и начался дождь - крупные капли защелкали по воде и листьям. Дождь был холодный, а река - теплая, поэтому мы погрузились до плеч. Удивительный миг. Моргни - и ты его пропустишь. С ушей и носа Эбби стекали дождинки, над водой миниатюрными завитками поднимался пар и беззвучно рассеивался среди деревьев. Если небо способно дарить красоту, сейчас оно изливало ее на мою жену.
Я открыл бутылку "сногсшибаловки" и поудобнее устроил Эбби на себе. Мы лежали в воде и пили вино, наблюдая за тем, как клубится пар. Дождь утих, и Эбби попросила:
- Вымой меня.
Я так и сделал. Когда сквозь облака пробилось солнце, я расстелил на пляже брезент, залез в спальник вместе с Эбби, и мы проспали несколько часов. Они стоили недели.
Когда мы проснулись, я принялся сворачивать спальник, и жена снова шлепнула меня по заднице.
- Три пункта долой. Осталось семь.
Эбби права. Мы только что вычеркнули из списка номера три, четыре и десять. Эбби заставляла, меня забыть о том, в каком аду мы живем. И этот день не исключение. Я погрузил вещи в каноэ, уложил жену на дно и опустил весло в воду. Лишь тогда я обнаружил, что пропал пистолет.
Глава 15
В 17.05 возле моей двери остановилась "БМВ" с затемненными стеклами. Эбби помахала мне из окна. Я запер студию и погрузил в багажник мольберт, холст в рамке и две коробки с красками. Впереди сидела какая-то женщина, поэтому я забрался назад.
Эбби обернулась и сказала:
- Досс, это Розалия.
Розалия была коренастой пятидесятилетней дамой, судя по всему, латиноамериканкой. Похоже, она провела немало времени на солнце. Она повернулась ко мне и протянула мозолистую сухую ладонь. Под глазами у нее висели мешки, брови начисто отсутствовали. Прибавьте к этому нос крючком, ухо с недостающим кончиком и беззубые десны.
Мы катили через город, мимо доков и огромных складов. Эбби переключала скорости и одновременно говорила:
- Мы устроили здесь студию, чтобы проводить фотосессии на скорую руку. Не слишком шикарно, но сойдет.
Помещение было просторным и прохладным; из-за бетонного пола даже шепот отзывался эхом. В центре на проволоке, натянутой между двумя шестами, висел занавес, освещенный десятками самых разных ламп. Одни светили снизу, другие сверху, третьи прямо. Перед занавесом на черном коврике стоял табурет.
Розалия была в длинной темной юбке, грязном белом переднике, старых кедах (один из них - без шнурка) и мешковатой голубой блузе, какие носит домашняя прислуга. Что-то в ней поразило, хоть я еще и не понял, что именно. Просто выбило из равновесия.
Эбби усадила Розалию на табурет, что-то шепнула ей, а сама: отправилась к пульту и начала щелкать выключателями. Розалия сидела и вытирала руки о передник. Несколько минут Эбби экспериментировала с освещением.
- Что скажешь?
- Мне нравится. Но если осветить ей ноги мягким светом, будет, по-моему, то, что нужно.
Эбби повернула еще один выключатель, прикусила губу и отхлебнула воды из бутылки. Наконец она кивнула, взяла меня за руку, подвела к Розалии и сказала по-испански:
- Розалия, это художник, о котором я тебе говорила.
Женщина улыбнулась, глядя в сторону. Эбби похлопала ее по коленке.