Я пожал плечами.
- И как ты выкрутился?
- Никак. Он победил.
- И?..
- Утром он собирается прислать людей, которые тебя… перевезут.
- Звучит так, будто он собирается вынести мусор. - Эбби указала на телефон: - Дай сюда. Мне плевать, даже если он в четырех шагах от президентского кресла.
- Милая, я не позволю тебя забрать. - Я сколупнул с подоконника кусочек краски.
Эбби прислушалась к шагам внизу.
- Сиделки сменились?
Я кивнул, наблюдая, как по реке медленно ползет баржа.
- Только не говори, что он и их обработал.
- Ну да. И так запросто. Объяснил, что с ними будет, если не послушаются. Восхитительно, как он всучивает тебе то, что, по его мнению, нужно, и все это якобы в твоих же интересах. - Я покачал головой. - Сплошные манипуляции.
Эбби зацепилась за меня ногой и приподнялась, точно при помощи рычага, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Вместо округлых форм - костлявые коленки и лодыжки как палочки. Кости бедер, некогда напоминавших восхитительный изгиб песочных часов, теперь выпирали из-под ночной рубашки, которая свободно болталась на плечах. За четыре года кожа у Эбби сделалась почти прозрачной, словно выцветший на солнце холст. На ключицах она обвисала, точно платье на вешалке.
Шаги внизу затихли. Эбби посмотрела в пол.
- Они хорошие люди. Делают это каждый день.
Кровать была старая, красного дерева, с четырьмя столбиками и пологом - о такой мечтает каждая южанка. Она возвышалась на метр над землей, так что взбираться приходилось по лесенке. - И да хранит Господь того, кто свалится ночью! В ней были два преимущества: во-первых, тут спала Эбби, а во-вторых, если я ложился на бок, то мог смотреть поверх подоконника и любоваться видом на чарлстонскую гавань.
Эбби смотрела в окно, за которым расстилался целый мир. Над водой блестели красные и зеленые огни. Она взяла меня за руку.
- Как там?..
Я развязал платок у нее на голове, и он упал с плеч.
- Прекрасно.
Эбби перекатилась ко мне, положила голову на грудь и запустила пальцы в расстегнутый ворот рубашки.
- Тебе нужно побывать у психолога.
- Очень смешно. Твой отец только что сказал то же самое. - Я смотрел на реку, машинально касаясь пальцем уха и шеи Эбби. По каналу плыла рыбачья лодка. - Точнее, он твердит это уже четырнадцать лет.
- На этот раз, полагаю, стоит прислушаться. Кормовой фонарь лодки медленно покачивался, когда она встречала волну, отчего казалось, что лодка летит, не касаясь поверхности.
Глаза у Эбби запали, веки потускнели.
- Пообещай мне кое-что, - прошептала она.
- Я уже обещал.
- Я серьезно.
- Хорошо, но только если это не касается твоего отца.
Она выдернула волосок у меня на груди.
- Эй, их здесь не так уж много!
Пальцы у Эбби длинные. Теперь, когда она похудела, они казались еще длиннее.
- Ты закончил? - Она погладила меня по груди. - А то я вижу еще один.
Такова Эбби. Потеряла тринадцать килограммов, но по-прежнему способна шутить. Я к этому привык. Палец, уставленный мне в лицо, символизировал силу и бодрость духа, а также "Я люблю тебя больше всех на свете".
Эбби почесала мою грудь и кивнула в сторону отцовской фотографии.
- Как считаешь, вы когда-нибудь сумеете поговорить?
Я уставился на снимок. Мы сделали его в прошлом году на Пасху, когда сенатор спускал на воду свое новое приобретение - яхту. Он стоял, держа за горлышко бутылку шампанского, и морской бриз играл с его седыми волосами. В других обстоятельствах он бы, возможно, мне понравился. Не исключено, что и я бы ему понравился.
- Не сомневаюсь, он охотно со мной побеседует.
- Вы похожи сильнее, чем вам кажется.
- Прошу тебя…
- Я серьезно.
Эбби права.
- Он меня раздражает.
- Ну да, меня тоже, но все-таки он мой отец.
Мы лежали в темноте, прислушиваясь к шагам незваных гостей внизу.
- Наверное, - сказал я, глядя в пол, откуда доносились звуки, - можно было придумать название получше, чем "хоспис".
- Зачем?
- Это звучит так… - Я не договорил. Мы оба помолчали.
- Радди звонил?
Я кивнул.
- Все трое?
Я снова кивнул.
- Никаких вариантов?
Я помотал головой.
- А тот тип из Гарварда?
- Мы разговаривали вчера. Они начнут исследования лишь через пару месяцев.
- А Слоун-Кеттеринг?
- Нет.
- А веб-сайт?
Два года назад мы запустили сайт для людей, которые столкнулись с теми же проблемами, что Эбби. Он стал настоящим кладезем информации. Мы оттуда многое почерпнули. В частности, познакомились с людьми, которые могли свести нас со специалистами. Отличный ресурс.
- Ничего.
- Скверно.
- Я именно это и хотел сказать.
Мы снова замолчали. Эбби долго рассматривала обгрызенный ноготь, а потом наконец взглянула на меня:
- А Орегон?
Медицинский центр Орегонского университета занимался разработкой новой методики, которая позволила бы бороться с раком на клеточном уровне. Революционное средство. Мы несколько месяцев держали с ними связь и надеялись, что нам позволят поучаствовать в испытаниях. Вчера они наконец установили параметры исследований. Поскольку изначально у Эбби были поражены органы деторождения, она им не подходила.
Я покачал головой.
- А они не могут сделать исключение? Ты спрашивал?
Все, что я мог, это сидеть и ждать. Я держал жену за руку, кормил ее супом, купал, причесывал, но спасения не было. Не важно, сколько сил я прикладывал.
Мне хотелось вернуться в прошлое. Победить рак. Разодрать врага на тысячу кусочков, втоптать в землю, стереть в порошок, навсегда изгнать память о нем с нашей планеты. Но это невозможно. Враг не показывает лица. Трудно убить то, чего не видно.
- Да.
- А доктор Андерсон?
Я не ответил, и Эбби переспросила. Я прошептал:
- Они позвонили и… им нужно еще две-три недели на принятие решения. Эта, как ее… - я щелкнул пальцами, - контрольная комиссия отчего-то не могла собраться. Кто-то из врачей в отпуске…
Я отвел взгляд и покачал головой.
Эбби закатила глаза.
На столике возле кровати лежал сложенный втрое листок из блокнота. С одной стороны он весь был исписан почерком Эбби. Рядом ждал чистый конверт, придавленный серебристой ручкой вместо пресс-папье.
Эбби долго молчала, любуясь гаванью. Потом спросила:
- Когда ты спал в последний раз?
Я пожал плечами.
Она прижалась ко мне, заставив откинуться назад, и опустила голову на мое плечо. Когда я открыл глаза, было три часа утра.
Шепот Эбби нарушил тишину.
- Досс… - Ночнушка съехала с одного плеча. Новое напоминание о том, чего я лишился. - Я долго думала…
По булыжной мостовой перед домом проехала запряженная лошадью повозка.
Я не мстителен. Меня трудно разозлить, и я медленно накаляюсь. Чего-чего, а терпения мне хватает, как и всякому астматику. Возможно, именно поэтому я был хорошим речным гидом.
Эбби смотрела на газетную вырезку в рамочке на стене, пожелтевшую от солнца.
Это случилось полгода назад. Чарлстонская газета опубликовала несколько историй о местных знаменитостях и их новогодних обещаниях. Редактор решил, что это подхлестнет остальных. Позже позвонили из редакции и попросили разрешения взять у Эбби интервью.
Репортер приехал к нам, и мы сидели на крыльце, наблюдая за отливом. Держа ручку наготове, он ожидал, что Эбби поведает ему нечто фантастическое. Ответы удивили его. Он откинулся назад, перечитал написанное и перевернул страницу.
- Но…
Она склонилась к репортеру, заставив его отодвинуться.
- Вы когда-нибудь видели начало мультика про Джетсонов?
Он удивился:
- Да, конечно.
- Помните, как Джордж и Астро вскакивают на ленту транспортера?
Репортер кивнул.
- Вот на что походила наша жизнь в течение четырех лет, - Эбби постучала по блокноту. - Этот список - моя попытка оборвать поводок.
Он пожал плечами:
- Но здесь нет ничего…
- Необычного? - подхватила Эбби. - Я знаю. В общем, все они абсолютно естественны. В том-то и дело. "Норма" для нас ушла в прошлое. - Она взглянула на меня. - Последние несколько лет заставили меня забыть о необычном. - Она надела солнцезащитные очки. Журналист смотрел на нее не отрываясь. Эбби вздохнула и продолжила: - Сначала ты барахтаешься, пытаясь удержать голову над водой, а потом вдруг понимаешь, что тебе на самом деле дорого. Этот список - мой способ борьбы. Вот и все. Я не собираюсь покорять Эверест, бегать с быками в Памплоне или путешествовать вокруг света на воздушном шаре.
Она села и вытерла слезы. Помолчала. Журналист выглядел взволнованным.
- Я хочу… - Эбби сжала мою руку, - хочу сидеть на пляже, пить коктейль, украшенный маленьким зонтиком, и болтать о том, что у соседей на кухне цвета не гармонируют. - Она ненадолго задумалась. - Еще мне бы хотелось сделать "мертвую петлю" на старом самолете.
Репортер озадаченно уставился на нее:
- Что-что?
Эбби описала широкий круг рукой в воздухе.
- Ну… "мертвую петлю".
- Можно добавить это в список?
- Да, - сказал я.
Эбби называла это не "обещаниями", а "пожеланиями" на грядущий год. Что-то в них затронуло душу читателей. Возможно, простота. Глубочайшая искренность. Не знаю. В течение пяти месяцев Эбби получала множество писем и откликов на сайте. Желая напомнить ей о том, о чем она некогда мечтала и на что надеялась, я вставил статью в рамочку и повесил рядом с кроватью. Единственная проблема была в том, что в начале года нам слишком многое пришлось пережить, и мы не вычеркнули ни единого пункта. Эбби указала на газетную вырезку:
- Дай-ка ее сюда.
Она стерла пыль подолом рубашки, взглянула на свое отражение, отодрала картонку с задней стороны и вытащила газету из-под стекла. Улыбаясь, Эбби перечитала статью и покачала головой.
- Я все еще не разучилась желать…
- Я тоже.
Она снова легла.
- Хочу кое-что подарить тебе. На нашу годовщину.
- Пятью месяцами раньше?
- Удивительно, что ты вообще помнишь дату.
- Мне ничего не нужно.
- Тебе понравится.
- Я ничего не хочу.
- Это именно то, о чем ты думаешь.
- Милая…
- Досс Майклз. - Эбби притянула меня ближе. - Я не собираюсь дарить тебе это здесь. Ничего подобного.
Она отвела волосы с моего лица и сделала игривую гримаску.
- Ни за что.
Видите? Все годы, что я ее знал, Эбби демонстрировала некую черту характера, которую я никак не мог определить. Слово все время вертелось на кончике языка, и мне не удавалось выпустить его на волю. Но если слова от меня ускользали, то смысл - нет.
Я запротестовал:
- Но…
- Не здесь.
Бесполезно спорить с Эбби, когда она начинает так говорить. Больная или здоровая. Хотя Эбби со мной не соглашалась, но она унаследовала это от отца. Единственным возможным ответом было "да, мэм". Странно, каким образом два слова могут изменить тебя навсегда. Я положил газетную вырезку на одеяло перед ней.
- Выбирай.
Она указала не глядя.
- Проплыть по реке от Мониака. Номер десять. Самый сложный.
- Ты осознаешь, что через два дня наступит первое июня?
Жена кивнула.
- Что это - официальное начало сезона ураганов? - добавил я.
Она снова кивнула.
- И что сейчас свирепствуют москиты размером с птеродактиля?
Эбби закрыла глаза и кивнула с хитрой улыбкой. Я ткнул в сторону дома ее родителей, всего в нескольких кварталах от нас.
- А как же он?
Эбби постучала по листку из блокнота, лежащего на столике у постели.
- Когда он узнает, вызовет национальную гвардию, - усмехнулся я.
- Может быть, и нет. - Эбби села и сосредоточилась. - Ты мог бы поговорить с Гэри. Пусть он что-нибудь мне выпишет. Что-нибудь, чтобы… - Она приложила палец к моим губам. - Эй!
Эбби попыталась заглянуть мне в глаза. У нее кружилась голова. И я подумал, как ей должно быть тяжело. Я обернулся к ней.
- Ты когда-нибудь нарушал данное мне слово?
- Насколько я помню - нет.
Она аккуратно сложила вырезку и сунула в карман моей рубашки.
- Ну так и не начинай.
Оба варианта не годились.
- Эбби, река не место для…
- Но там все началось, - прервала она меня.
- Знаю.
- Тогда увези меня туда, - грустно сказала она.
- Милая, там не будет ничего, кроме боли. Повторить то же самое не получится.
- Уж позволь мне судить. - Она посмотрела на юг.
Я предпринял последнюю попытку.
- Ты ведь знаешь, что сказал Гэри.
Эбби кивнула.
- Досс, я знаю, о чем прошу. - Она похлопала меня по груди. - Все говорят, что мы достигли конца… - Эбби покачала головой и поцеловала меня. - Поэтому давай начнем сначала.
Мы так и сделали.
Глава 2
1 июня, 02.00
В ветровое стекло стучал дождь. Каждые несколько секунд по крыше или по капоту ударяла градина размером с мяч для гольфа. Грохот был, как от фейерверка. Я протер стекло ладонью, но толку было мало. Километров за сто до этого тягач, волочивший сломанную гидравлическую трубу, проехал мимо нас по левой полосе и обдал весь перед джипа тормозной жидкостью. Смесь воды с маслом окрасила мир в цвет кока-колы.
Эти земли страдали от засухи. Водоносный слой понизился, и люди повсюду, от Южной Джорджии до Северной Флориды, теперь ограничивали потребление воды. Но мало кто испытывал на себе влияние засухи сильнее, чем река. Она обмелела на два-три метра, и хотя ливень был просто необходим, дождевым водам по большей части не суждено было достигнуть Сент-Мэрис.
В пятидесятых, прежде чем страну во всех направлениях пересекли федеральные шестиполосные шоссе - гарант аккуратности, эффективности и свободы, - их меньшие, двухполосные, братья тянулись по американской провинции, стараясь не тревожить старые птицефермы и дубовые рощи. Сплошь уставленная "семейными" мотелями, бензоколонками с полным обслуживанием и дешевыми кафе, "США-1" - аналог шоссе № 66 на восточном побережье - была дорогой жизни для коммивояжеров и отпускников от штата Мэн до Майами. Помимо стоек с бесплатным апельсиновым соком, крокодильих ферм и магазинчиков, набитых залежалыми фруктовыми пирожками и сувенирами, дорога показывала Америку в зените славы.
Чтобы не заснуть, я включил радио. Репортер что-то вещал, и по его микрофону стучал дождь. Журналист вопил, перекрикивая шум ветра: "Четыре недели назад центр тропического давления переместился в южный регион Западной Африки, Затем четыре дня тропический шторм двигался вдоль африканского побережья. Фотографии со спутника, сделанные двадцатого мая, показали сгущение облаков в южном регионе Карибского бассейна. Двадцать третьего мая тропический ураган "Энни", первый в этом году, набрал силу и двинулся на север. В шесть часов утра "Энни" превратилась в тайфун".
Я выключил радио и уставился на ветровое стекло. Речные гиды обычно неплохо предсказывают погоду. Они вынуждены это делать, такова их работа. Я снова протер стекло. По обеим сторонам дороги возвышались сосны. Нынешний дождь не имел отношения к "Энни". Учитывая местонахождение урагана, он должен был выдохнуться, не добравшись до Флориды.
От Уэйкросса на юг, до самой флоридской границы, тянется торфяное болото площадью почти в 2000 квадратных километров. Оно лежит, точно яйцо всмятку на блюдечке, в естественном углублении, бывшем когда-то скорее всего частью морского дна. Когда растения умирают, они падают наземь и разлагаются - в результате выделяются метан и углекислый газ и получается торф. Поскольку разложение - медленный процесс, уходит полвека на то, чтобы торфяной слой на болоте вырос на дюйм. Переплетение стеблей удерживает газ, нагнетая давление и выталкивая наверх острова - они выскакивают как пробки. Когда острова, поднимаются, газ высвобождается и светит, точно северное сияние. В начале века очевидцы убеждали простаков в существовании НЛО, организовывали экскурсии и продавали билеты, а потом приехали ученые и доказали обратное. С самого начала торфяные массы - штука ненадежная и зыбкая, все равно что тектонические плиты, только еще более неустойчивая, поэтому индейцы часто называют это место Трясущаяся земля. По-английски это звучит примерно как "Окифеноки".
Поверхность болота кажется девственной. Здесь никто не селится. Практическая выгода заключается в том, что Окифеноки служит сточной трубой для юго-восточной части Джорджии и северно-восточной части Флориды.
Ключевое слово здесь - "сточной". И, как у всякой канализационной ямы, у болота есть некий лимит: то есть сколько можно в него сбросить за определенный отрезок времени. Когда трясина переполняется, избыток выливается в двух направлениях. Наибольший сток, по имени река Сувани, вьется на протяжении трехсот километров по территории Флориды и впадает в Мексиканский залив. Ее младшая сестра, Сент-Мэрис, длиной в двести километров, сначала виляет на юг, к Болдуину, пересекает Макленни, затем сворачивает на север, к Фолкстону, круто поворачивает вправо, на восток, а потом наконец вливается в залив Камберленд и в Атлантический океан.
Из-за чайного окраса Сент-Мэрис называют Черной рекой. Двести лет назад моряки частенько заходили в залив Камберленд и поднимались по течению аж на восемьдесят километров, до Трейдерс-Хилла, пополняя запасы свежей воды, поскольку дубильная кислота делала ее пригодной для питья надолго - на все время трансатлантического перехода.
В период засухи Сент-Мэрис страшно мелеет и может сузиться до полуметра. У истоков, в Мониаке, это всего лишь ручеек. Но достаточно проливного дождя, и река вздувается; вблизи океана ее ширина достигает почти двух километров, а глубина кое-где равна девяти-десяти метрам. Нормальная скорость течения - восемьсот метров в час, а в половодье в несколько раз больше.
Здешние паводки - коварная штука. Вода поднимается без предупреждения. Только что ты спал на берегу, светила луна и на небе не было ни облачка, а через шесть часов просыпаешься и обнаруживаешь, что спальник промок, а в палатке воды на три дюйма. Наводнение здесь не обрушивается на тебя. Оно возникает снизу. Из ниоткуда.
Тот, кто обитает на реке, обычно задается двумя вопросами, прежде чем строить дом, - какова наивысшая точка подъема воды за последние сто лет и можно ли возвести жилище выше этого уровня. Поскольку ни одна страховая компания в здравом уме не станет покрывать ущерб, причиненный Сент-Мэрис, большинство домов здесь стоят на сваях. Даже церкви.
Но невзирая на это, берега усеяны коттеджами, рыбными садками, бассейнами, причалами, веревочными качелями, канатными дорогами, закусочными. Есть даже колония нудистов. Побережье кишит жизнью, точь-в-точь как муравейник. Сент-Мэрис, от устья до истока, - одна из последних девственных территорий на Юге.