* * *
Человек с фонарем вернулся в Тауэр, но не успел он пройти и трех шагов, как по обе стороны от него выросли два человека.
- Куда это вы идете? - спросил один из них.
- Куда я иду? - с негодованием воскликнул он, и ему показалось, что его облили ледяной водой, от страха его прошиб холодный пот. - Что за вопрос?! На свой пост, разумеется.
- А кто была та прекрасная дама, с которой вы только что распрощались? - спросил другой.
- Прекрасная дама? Я...
- Вы отводили ее в чью-то камеру, не так ли?
- Вы ошибаетесь.
Тут из его рук неожиданно выхватили фонарь, а самого связали.
- Иди за нами, - велел один из мужчин. - У нас к тебе есть несколько вопросов.
Они потащили его за собой по мрачным проходам. Ужас обуял его. Всего несколько минут назад Тауэр был тюрьмой для других, теперь он стал тюрьмой для него.
- Я... я ни в чем не виноват.
- Позже, позже, - произнес прямо в ухо ему тихий голос, - оправдываться будешь потом.
Они вели его по незнакомым коридорам. До его слуха долетали яростные крики крыс, нападавших на людей, сидевших в камерах; он слышал вопли несчастных узников, цепями прикованных к стенам, которые, услышав шаги в коридоре, принимались взывать о помощи, безо всякой надежды получить ее. Его провели мимо ям, в которых по колено в грязной воде сидели прикованные люди - фонарь высветил их лица с совершенно дикими глазами и нечесаными волосами, лица, по терявшие свое человеческое выражение в борьбе с голодными насекомыми, которые не могли дождаться их смерти.
- Куда... куда вы меня ведете?
- Терпение, дружище, терпение, - проговорил ему в ухо тот же голос.
Наконец его ввели в комнату, и, хотя он до этого здесь никогда не был, он сразу понял, куда попал. Он много слышал об этой комнате. Тусклый свет лампы, висевшей под потолком, подтвердил его ужасную догадку.
Он почувствовал смешанный запах крови и уксуса, - он знал, что в пыточных камерах пахло именно так; и, когда его глаза начали видеть сквозь туман страха, он заметил человека, сидящего за столом, на котором лежали письменные принадлежности. Хоть ему не хотелось в это верить, но он попал в камеру пыток.
Человек, сидевший за столом, встал и подошел к нему, как будто желая дружески поприветствовать. На лице его играла улыбка, а по одежде тюремщик догадался, что это был человек знатного происхождения. Теперь он горько корил себя за то, что прельстился взяткой и связался с людьми, желавшими помочь Анне Эскью. Тюремщик был закоренелым взяточником - он брал немного у одних, немного у других. Но теперь он жалел, что впутался в дело Анны Эскью.
- Ты знаешь, почему ты попал сюда, друг мой, - сказал незнакомец.
- Да... да, милорд. Но я ни в чем не виноват.
- Ничего не бойся. Ответишь на пару вопросов, только и всего.
"Всемогущий Бог, - подумал тюремщик, покрывшись потом, - все они так говорят - ответишь на пару вопросов и свободен!"
- Давай я покажу тебе камеру, - сказал хозяин комнаты. - Здесь у нас батоги, тиски для больших пальцев, испанский воротник... а это - "дочь мусорщика". Ты ведь служил королю как тюремщик и прекрасно знаешь, для чего используются эти игрушки.
- Знаю, милорд. Но я ни в чем не виноват.
- А вот и дыба. Самая интересная штука из всех. Друг мой, те, кто доводит дело до дыбы, - большие глупцы. Этого можно избежать. Ни один мудрый человек не доведет дело до того, чтобы ему вывернули па дыбе все суставы. Но ты побледнел. Уж не собираешься ли упасть в обморок? Ну ничего, тебя быстро приведут в чувство. Понюхаешь уксуса и очухаешься... как говорят.
- Что... что вам от меня нужно? Человек схватил его за руку.
- Ответь на мои вопросы и возвращайся к своим делам. Это все, что мне от тебя нужно. Скажи мне правду и получишь свободу.
- Я скажу все, что вы захотите узнать.
- Хорошо. Я знал, что ты благоразумный человек. Садись сюда... вот на этот табурет. Ну, как... пришел в себя? Покончим с этим побыстрее, сам ведь знаешь - чем быстрее, тем лучше. Давай простые ответы на мои вопросы и вернешься к своей работе и никогда, поверь мне, никогда не войдешь больше в эту комнату.
- Спрашивайте, - взмолился тюремщик, - спрашивайте побыстрее.
- Так ты готов?
- Да, сэр.
- Ты отводил сегодня женщину к узнику?
- Да, сэр.
- Я уверен, что это не входит в твои обязанности. - Нет, не входит... - Он забыл самые простые слова, и говорить быстро у него не получалось. Мне дали взятку. Я плохо сделал, что взял ее. Я раскаиваюсь в этом. Не надо было ее брать.
- И большая была взятка?
- Да, сэр.
- От человека с положением, несомненно. А как зовут узника, в чью камеру явилась гостья. Смотри не пытайся обмануть меня, ибо я тут же велю испробовать на тебе все эти игрушки, и уж тогда ты скажешь правду.
- Не буду. Клянусь, не буду вас обманывать. Этим узником была госпожа Анна Эскью.
- Хорошо. Ты не обманываешь меня, значит, мы сумеем сегодня обойтись без этих штучек. А как звали женщину, которую ты проводил Анне Эскью?
- Это была дама... но я не знаю ее имени.
- Не знаешь? Напряги память.
- Клянусь, я не знаю, как ее зовут. Она принесла еду и теплую одежду для заключенной. Я знаю, кто ее послал, хотя и не ведаю ее имени. Мне его никогда не называли.
- Значит, ты знаешь, кто ее послал?
- Да, знаю. Ее послали еретики - друзья Анны Эскью.
- А как зовут этих друзей?
- Мне не называли их имен.
- Так дело не пойдет. Мне нужны имена.
- Это придворные дамы.
- И ты не можешь никого назвать... хотя бы нескольких?
Он подал знак двум мужчинам со злобными лицами; они подошли поближе.
- Ни единого имени? - спросил допрашивающий.
- Я не знаю, кто послал ее. Мне говорил человек, который привозил ее... я знаю...
- Так ты знаешь?
- Да, милорд. Я знаю, что женщина, приезжавшая к Анне Эскью, - посланница королевы.
- Королевы! Это хорошо. Ты мне очень помог. Можешь идти. Возвращайся к своей работе. Но смотри, никому ни слова о сегодняшнем приключении, дружище, а не то...
- Клянусь, что буду молчать. Клянусь...
- За тобой будут следить. Пусть все останется, как и было. Бери свою взятку. Веди леди в камеру Анны Эскью. Твое сегодняшнее посещение этой камеры и осмотр этих штучек ничего не меняют. А теперь иди, мой милый. Ты отвечал правдиво и очень мне помог.
В ответ на это тюремщик грохнулся в обморок, растянувшись на земляном полу.
Райотесли с улыбкой посмотрел на него. Этот человек ему понравился - он дал именно тот ответ, который был ему нужен.
* * *
Добравшись до Гринвичского дворца, Нэн, как обычно, отправилась прямо в покои леди Херберт. Сестра королевы за время ее отсутствия то молилась, чтобы она вернулась живой и невредимой, то стояла у окна, высматривая, не идет ли она.
- Нэн, - спросила леди Херберт, - ну как, все сложилось удачно?
- Да, как и раньше, миледи.
- Мне показалось, сегодня ты вернулась немного раньше. - Да, миледи. Я едва успела снять юбки, как тюремщик велел мне поскорее уходить.
- С чего бы это? - спросила леди Херберт, побледнев.
- Он сказал, что не видел стражника на обычном месте.
Леди Херберт нервно теребила пальцами драгоценности на своей шее.
- Это неспроста. Они что-то заподозрили.
Нэн упала на колени. Пообщавшись с Анной Эскью, она заражалась ее фанатизмом, ее стремлением обрести мученический венец.
- Миледи, если потребуется, я готова умереть за дело королевы и за ее веру.
Леди Херберт принялась ходить взад и вперед по комнате.
- Женщин не подвергают пыткам. Меня могут послать на костер, но поскольку я женщина, то меня задушат, чтобы я не чувствовала боли, когда загорится мое тело.
Леди Херберт поняла, что Нэн находится на грани истерики. Напряжение было слишком велико - его могли вынести только такие фанатики, как Анна Эскью. Надо прекратить эти опасные посещения Тауэра. Надо убедить королеву, чтобы она отказалась от них.
- Иди в свою комнату, - сказала она. - Я пришлю тебе успокоительное питье. Выпей его и задвинь полог кровати, а потом спи... спи, пока не проснешься освеженной.
Нэн сделала реверанс и отправилась в свою комнату.
Когда она проснулась, ее вчерашнее возбуждение прошло. Она снова стала самой собой. Она с ужасом вспоминала свои походы в Тауэр, и мученическая смерть уже не казалась ей такой прекрасной, как вчера. Смерть ужасна, и воспоминание о холодной мрачной громаде Тауэра только усиливало эту мысль.
* * *
Войдя в спальню королевы, леди Херберт закрыла дверь и прислонилась к ней.
- Мне страшно, - сказала она.
- Почему? - спросила королева.
- Сегодня она вернулась раньше обычного. Стражника не было на его месте.
- А почему его там не было?
- Потому что что-то случилось.
- Ты сегодня какая-то взвинченная, что с тобой?
- О, Кейт, что с тобой будет?
- Откуда я знаю? Разве мы можем это знать?
- Кейт, не посылай больше Нэн в Тауэр. Послушай моего совета, прекрати это опасное дело.
- Значит, ты предлагаешь оставить Анну одну, без помощи в этой ужасной тюрьме?
- Да, Кейт. Да.
- Но ты вспомни - ведь она пострадала из-за меня. Посадили в тюрьму ее, а на самом деле там должна была быть я. Моря ее голодом и холодом, они наносят удар по мне.
- Кейт, Кейт, будь осторожна. Это не игра, в которую мы любили играть в отцовском доме. Это жизнь, и тебе угрожает реальная опасность. Если бы ты знала, какие сны мне снятся, Кейт! О, какие ужасные сны!
- И мне тоже, - сказала королева.
- Тебе что, все равно - умрешь ты или останешься жить?
- Нет, не все равно, - ответила королева. - Я очень хочу жить. И она неожиданно бросилась к сестре и обняла ее.
"Что с нами со всеми будет? - спрашивала себя Анна Херберт. - И зачем только Анна Эскью появилась при дворе! Мы хотим жить, хотим покоя и счастья, а вместо этого своими неосторожными действиями насылаем на свои головы несчастья".
- Сестричка моя, - срывающимся голосом произнесла Анна. - Что же это с нами сталось?
- Жизнь взвалила на нас непосильную ношу, Анна. Так мне кажется временами. Я помню, какой была моя жизнь до замужества с королем... Я помню свой брак с лордом Латимером... Что меня тогда заботило? Что у нас будет на обед, надо собрать клубнику, пока она не перезрела, и ее не склевали птицы; до конца месяца надо уехать из Йоркшира, чтобы проветрить дом; нужно закончить покров для алтаря, который я вышивала для церкви. Вот что меня тогда занимало. А теперь? Как все изменилось! Теперь я думаю не о том, подойдет ли моему господину этот говяжий филей, а о том, сколько времени... сколько времени мне еще ходить в королевах? И скоро ли меня отвезут в Тауэр? И когда я поднимусь на эшафот? Бывают времена, когда я лежу в постели, натянутая как стрела, и мне кажется, как к моей шее прикасается лезвие топора. Я вздрагиваю и молю Бога спасти меня. Но в другие дни меня охватывает безразличие, я смеюсь про себя и говорю - пусть это случится сегодня. Мне все равно!
- Меня пугают истерические нотки в твоем голосе - наверное, ты потихоньку сходишь с ума. Я заметила их и у Нэн, когда она вернулась из Тауэра. Даже Сюррей и тот, по-видимому, слегка свихнулся, ибо его глаза лихорадочно блестели, когда он говорил королю такие вещи, от которых запросто можно лишиться головы. Этот человек ежечасно рискует своей жизнью. А ведь он любит жизнь. Но он так часто был на волосок от смерти, что не мог не почувствовать ее очарования.
- Лучше быть очарованным ею, Анна, чем бояться ее как огня.
- А лучше всего быть от нее подальше... и не смотреть в ее зловещее лицо.
- Тогда, если она придет неожиданно, мы, может быть, не сумеем достойно встретить ее.
- У нас нет выбора, сестра. Дорогая моя Кейт, Нэн не должна больше посещать Анну Эскью.
- Значит, пусть она умирает от голода и холода?
- Надо найти другие способы помочь ей.
- Можем ли мы доверять тюремщикам? Они возьмут еду и одежду, как берут наши взятки, но где гарантия, что они передадут их Анне? Единственный верный путь - это отвозить ей еду и одежду самим.
- А ты когда-нибудь задумывалась о том, что они сделают с Нэн, если схватят ее?
- Я только об этом и думаю.
- Ведь ты ее любишь, правда?
- Да, люблю. Она - хороший человек и очень мне дорога.
- И тем не менее, подвергаешь ее жизнь опасности.
- Она сама захотела ездить к Анне.
- Временами я думаю, что Анна Эскью всех нас околдовала. Она мечтает о мученическом венце, и мне кажется, что этой мечтой она заразила и нас. О, Кейт, как бы мне хотелось опять стать маленькой! Помнишь, как мы играли с тобой в замке Кендал? Как мы были счастливы - ты, я и наш братец Уильям.
- Мы и не знали тогда, что нас на каждом углу подстерегает опасность. Но она была и тогда. Она всегда была. Мы играли в свои детские игры в замке Кендал и не знали, что наш отец обязан защищать границу королевства, а шотландцы в любую минуту могли напасть на нашу страну.
- Ах, какие это были счастливые дни! А помнишь ли ты, как мы жили в Грип-Нортоне?
- Я все помню. Это было не так уж давно. Но помню и тот день, когда мама сказала, что у нас больше нет отца.
- Ты это помнишь? Тебе же было всего четыре года!
- Я помню ее суровое мрачное лицо и как она сказала, что мы должны быть достойны его.
- О, Кейт! - воскликнула Анна Херберт, и они обнялись.
- И я буду достойна его, - сказала Кейт. - Я попытаюсь сделать то, чего он хотел бы от меня.
- Наши отец с матерью и мечтать не могли, что ты станешь в один прекрасный день королевой Англии.
- Но королева Англии должна быть храбрее любой другой женщины нашей страны.
- Она должна быть к тому же и мудрее.
- О, Кейт, Анна Эскью мечтает о венце мученицы, но ведь она вооружена своей верой и мужеством. Ты же знаешь, что она всегда отличалась от всех нас.
- Да, она еще девочкой отличалась от нас - всегда была такой отрешенной. О, сестра, что они с ней сделают? Они забрали ее, поскольку хотели через нее погубить меня и... мы знаем почему.
- Да, мы знаем, что они хотели бросить в Тауэр тебя. Они попытаются вынудить ее признаться, что у тебя тоже есть запрещенные книги и что ты нарушила закон короля.
- И тогда?
- А что тогда, я не знаю.
- Не знаешь? - горько рассмеялась Катарина. - Все будет зависеть от его величества. Если он захочет, чтобы меня осудили как еретичку, то меня осудят. - Смех ее стал громче. - Это просто смешно, я ничего не могу с собой поделать. Все зависит от состояния здоровья короля. Если ему плохо - я чувствую себя в безопасности. Но когда ему становится лучше... О, Анна, разве это не смешно? Я вижу, какие взгляды он бросает на моих придворных дам. Герцогиня Ричмондская очень привлекательная женщина. И герцогиня Саффолкская тоже. Но они очень разные, и он никак не может решить - которую из двух предпочесть: вдову своего сына или вдову Чарльза Брэндона. Обе они вдовы, заметила! Наверное, я пробудила в нем интерес к вдовам. Да к тому же никто, кроме них, не осмеливается смотреть на короля как на желанного мужчину. Сестра, моя жизнь висит на волоске - и кто же его держит? Его величество. И что он с нею сделает, зависит от герцогинь Ричмондской и Саффолкской... и от состояния его здоровья!
- Не надо смеяться таким жутким смехом - он меня пугает. Ты должна быть спокойной. Ты должна быть уравновешенной. Твоя судьба зависит от каждого твоего поступка, даже самого незначительного.
- О, сестра, какая судьба ждет бедную Анну Эскью?
- Они не осмелятся подвергать ее пыткам... ведь она - женщина благородного происхождения. Король этого не допустит. Королева посмотрела на сестру и снова расхохоталась, и леди Херберт с большим трудом удалось ее успокоить.