На этот раз ушел он. Не от злости, а потерпев поражение. Раненый лев потерял свою гордую осанку, теперь он едва ковылял от боли.
В смятении она следила, как уменьшается его силуэт на фоне темно-красного горизонта. Неужели огонь и страсть их любви зачахнут в этом слабом, тусклом мерцании?
Нет, этого нельзя допустить. Он пришел к ней, положил к ногам свое сердце и ничего не просил взамен. Он дал им обоим шанс ради детей начать новую жизнь и новые отношения. Романтическая любовь испарилась, оказавшись хрупкой, как стекло. Если она позволит ему сейчас уйти, они никогда не восстановят утраченное.
- Подожди! - Ноги, подчиняясь команде сердца, вынесли ее из дома. - Данте, вернись!
Звуки музыки у соседей и нараставший вой мотора гидроплана поглотили ее слова. Когда она добежала до лестницы, он, вися на канате, влезал в кабину.
Слезы заливали ей лицо. Она пустилась бежать. Босоножки скользили по гладким доскам настила. Мелькнула мысль: "Будь осторожна! Падение может быть опасно. Поспеши! - подталкивало сердце. - Не позволяй ему уйти!"
Но Лейла опоздала. Расстояние между пирсом и гидропланом росло. Смахивая слезы, она беспомощно смотрела, как пенится вода там, где поднялся гидроплан. Когда он стал крохотной точкой в небе, она села на землю и закрыла лицо руками.
Быть так близко к раю и все потерять! Такое невозможно вынести. Рыдания сотрясали тело. Казалось, ее разорвет на части. Ей хотелось погрузиться в небытие, похоронить себя в бесконечной ночи.
Но что-то… кто-то позвал ее.
- Лейла… любимая… - Руки, поднявшие ее, были реальны. Как и плечо, в которое она зарылась лицом. И сердце, бившееся за стеной крепких мышц, так же страдало, как и ее сердце. -Лейла, любимая, - повторял Данте.
- Как ты попал сюда? - Она изумленно подняла голову. - Ты же улетел!
Что за идиотские слова она говорит? "Я люблю тебя. Пожалуйста, не уходи больше!" - вот что надо сказать.
Но он заговорил первым.
- Я не мог оставить тебя, - шептал он. - Я обещал себе, что не буду давить на тебя, чтобы ты позволила мне остаться. Но я не смог улететь.
- Я же видела, - глотая слезы, проговорила она. - Ты влез в гидроплан и улетел от меня.
В сгустившихся сумерках Данте смутно вырисовывался перед ней. Во всем его облике сквозило выражение покорности.
- Без тебя я ничто, моя Лейла. Поэтому я вернулся.
- Слава богу, ты вернулся, - мягко проговорила она, проводя пальцами по его подбородку. - Я бы умерла, если б ты не вернулся.
Словно ребенка, он взял ее на руки и зашагал к дому. Перед уходом к Дрюммонам Лейла зажгла на террасе свечи от москитов. Данте ориентировался на их свет и наконец опустился на шезлонг, усадив ее к себе на колени.
Они долго оставались в таком положении. Он прижимал ее к себе, целовал волосы, шептал драгоценные признания:
- Я люблю тебя. Я скучал по тебе. Я идиот и не заслуживаю тебя.
Сумерки незаметно перешли в ночь. Лягушки и сверчки завели свои серенады. Похолодало. Лейлу начало знобить, и даже сильные руки Данте не могли остановить дрожь.
- По-моему, нам будет удобнее в доме, -вздохнула она.
- Я боюсь пошевелиться. Вдруг проснусь и увижу, что это только сон, а ты - всего лишь моя фантазия.
- Я здесь, я с тобой. - Лейла взяла его руку и приложила к животу. - Мы реальные. Это твои дети, Данте, устроили там возню.
Он глазами, полными благоговения, смотрел на нее.
- Я и правда чувствую, как эти бесенята играют в футбол.
- Столько времени прошло с тех пор, как отец целовал их мать. - Лейла погладила его по щеке.
Данте медленно приблизился и коснулся ее губ. Исчез ореол света от свечей, окружавший его голову. Ей нечем стало дышать.
А она-то боялась, что искра, зажигавшая страсть, никогда больше не воспламенится. Но искра ожила, и вспыхнул пожар.
Каждая клеточка пульсировала огнем желания, которое он так легко возбудил в ней.
Она припала к его груди не в силах сдержать стоны, рвущиеся из горла. Губы открылись в ответ на его ласку.
Если бы он повалил ее на голые доски и взял силой, она бы все равно с радостью приняла его. Потому что даже такое лучше, чем воспаленная пустота, томившая ее последние месяцы.
Но он поступил по-другому: он нежно соблазнял ее. Целовал, поглаживал. Шептал ласковые слова о том, что будет любить ее до самой смерти, а потом - вечность.
Наконец, когда она буквально расплавилась от желания, он понес ее в спальню.
- Я хочу любить тебя всю ночь. - Он снимал с нее платье и целовал обнажавшееся тело. - И наслаждаться каждой секундой.
Лихорадка, с какой ее руки ласкали его, оказалась заразительной. Он сорвал с себя брюки и футболку и прижал ее к себе.
- Скажи мне, что я никогда больше не потеряю тебя, - молил он, сливаясь с ней.
- Никогда! - выдохнула она. Его мощь, страсть, сила проникали в нее и заполняли одинокие, пустые закоулки сердца. Оживляли душу. А тело радостно содрогалось под ним.
Это было самое чистое любовное переживание в ее жизни.
- Знаешь, - говорил он потом, сплетая ее пальцы со своими и поднося их ко рту для поцелуя, - в сентябре мне будет тридцать восемь лет. И большую часть своей жизни я провел, пытаясь компенсировать свое рождение в бедности. Но только после встречи с тобой до меня дошло, что богатство не имеет ничего общего с деньгами. Хотя бы за это я преклоняюсь перед тобой, Лейла.
Они погрузились в гармонию доверия и страсти, долго и медленно наслаждаясь друг другом на острове в голубых канадских водах. Они вновь открывали секреты чувственности, которые соединили их на крошечном островке в Карибском море.
Различие выражалось не в милях, отделявших один рай от другого. Различие состояло в родившемся понимании, что женщина принадлежит одному-единственному мужчине и это придает ей чувство полноты и цельности.
Впереди их с Данте ждал не только день свадьбы. Впереди простиралась вся жизнь. И вечность.