- Полю ненавистна сама мысль о слепоте и зависимости от других людей, - сказала Домини. - И возможно, я обрекла его на это на всю жизнь.
- Но у него есть жизнь, разве не так? - Тетя Софула повернула Домини к двери. - Машина ждет, а время уходит. Adio, дитя мое.
- Тетя Софула, - через силу рассмеялась Домини, - вы совершенно лишены жалости.
- Это семейная черта, - заявила старая леди, стоя на ступенях, и махнула платком, когда ее шофер тронул с места солидный старомодный автомобиль и повел его дальше на подобающей скорости, а Домини, напряженно выпрямившись, сидела на заднем сиденьи.
Поль сразу понял, что она пришла одна, и Домини не переставая что‑то нервно говорила, пока доставала из сумки персики и виноград и раскладывала их в вазе на прикроватном столике. С цветов, которые она принесла накануне, опадали лепестки, и Домини собрала их, смяв в руке, поворачиваясь посмотреть, как Поль спокойно и расслабленно лежит на подушках. Однако его рот под крупным самоуверенным носом был крепко и строго сжат.
- Я знаю, что ты хотел бы увидеть Кару, но… - Тут Домини замолкла, слишком поздно, чтобы вернуть свои слова. - Т‑Ты… хочешь персик? - заикаясь пробормотала она. - Я тебе очищу.
- Домини, - тихо сказал Поль, - я бы кое‑что действительно хотел.
- Что же это, Поль? - Она обрадованно подошла к его кровати. - Скажи мне, пожалуйста.
Он повернул голову, как будто видел ее сквозь повязки.
- Я бы хотел, чтобы ты купила билет и уехала домой, в Англию, - сказал Поль.
- Что? - Она смотрела на него, не в силах поверить его словам.
- Ты меня слышала. - Он сложил руки за головой, гордой и темной головой, так резко выделяющейся на фоне белых подушек. На окнах висели венецианские занавески, они отбрасывали на кровать тигриные полосы, и одна золотистая полоса как раз пересекала его горло, где распахнулась куртка пижамы. Домини уставилась на его горло и видела, как он с трудом глотнул слюну.
- Если ты воображаешь, что я побегу покупать билет, то сильно ошибаешься, - взорвалась она. - Я остаюсь здесь.
- Отсюда тебя выставят через пятьдесят минут, - сухо возразил Поль.
- Поль, - Домини наклонилась над ним, одной рукой облокотившись на металлическую спинку кровати, сережки касались его щек, - я должна была подписать согласие.
- Ты хочешь сказать, тебя заставили?
- Нет… я сделала это ради тебя. Родной…
- Как ты меня назвала? - Опять эти поднятые завязанные глаза, казалось, вглядывались в ее лицо, губы сложились неуверенно, расслабившись из той строгой линии, что была раньше.
- Я назвала тебя самоуверенным греком, - бушевала Домини. И ты думаешь, я уеду, когда ты в таком положении? Я имею такое же право, как и ты, узнать, поврежден твой левый глаз или нет!
- С каких это пор? - осведомился он.
- С тех самых пор, как ты ворвался в мою жизнь и сделал меня своей женой!
- Домини, - его рука что‑то искала, и Домини вложила свои пальцы в эту руку. Его пальцы крепко сжали их, это было и больно и радостно. - Ты меня жалеешь? - спросил Поль. - Тебя? - презрительно фыркнула она. - Я жалею себя за то, что мне придется терпеть тебя еще лет пятьдесят. Самоуверенного, нахального, привыкшего быть господином в своем греческом доме на Орлином утесе. Что это будет за жизнь!
- Я не прошу тебя оставаться. - Его пальцы чуть разжались.
- Ты не просил меня любить тебя, - сердито заявила она. - Ты велел мне оставить мою любовь при себе. Я так и сделаю, если ты все еще хочешь этого, Поль. Я даже не останусь насовсем, но пока я тебе нужна, буду рядом.
Тут Домини охнула: Поль больно сжал ее руку и поднес к губам.
- Как по‑женски - одновременно угрожать и плакать, - проговорил он, целуя ее пальцы.
- Я‑я… я н‑не…
- Не женственна? - насмешничал он.
- Н‑не п‑плачу, ты, зверь. - Домини упала на кровать, зарылась лицом в его плечо и наконец дала волю давно копившимся слезам. - Ох, мой Самсон, на сей раз ты действительно разрушил все преграды, - наконец сказала она, вытирая щеки полой его куртки.
Поль только крепче обнял ее.
- Солнце, луна и звезды сейчас померкли для меня, Домини, как в песне Самсона, - тихо проговорил он. - Что, если для меня все так и останется?
- Вдвоем можно преодолеть горы и океаны, Поль, если двое действительно вместе и нужны друг другу.
- Она поцеловала его в углубление щеки. - Ты сейчас стал немного поглаже, родной. - После операции ты выглядел ужасно, весь обросший и похожий на пирата.
- Я тебя пугал? - Поль гладил ее волосы.
- Разве было время, когда ты меня не пугал? - со смехом спросила Домини.
Руки Поля стали жестокими, губы зарылись в ее волосы.
- Больше всего на свете мне нужна была ты, Домини, - хрипло сказал он. - Не хватало места для сострадания ни к тебе, ни к себе. Ты понимаешь?
- Начинаю понимать, наконец. - Она шутливо прикусила мочку его уха. - Сделал меня своей сабинянкой!
- Теперь, похоже, ты стала Далилой.
- До этого может не дойти, родной мой, - нежно возразила Домини и, когда он прижался головой к ее груди против сердца, она погладила его по затылку.
- Доктор Суиза очень надеется… мы все надеемся. Ты сам разве нет?
- А заслуживаю я эту надежду? - Поль беспокойно пошевелился в ее руках. - Я увез тебя от всего, что было тебе дорого, обманул той первой ночью, наградил болью потери ребенка…
- Не надо, Поль! Она прижалась ртом к его губам, нежно, тепло, показывая поцелуем, как это вечно делала и будет делать женщина, которая все прощает. - Я люблю тебя, - тихо сказала она. - Ты уже давно заставил меня полюбить тебя, но гордость всегда была моим грехом, и я не желала признаться в этой любви даже самой себе, не то что тебе. Ох, Поль, когда мне сказали, что ты умрешь, мне хотелось умереть вместе с тобой. Потом, когда доктор Суиза сообщил, что есть шанс - слепой, страшный шанс - я должна была дать его тебе.
- Родной мой… Тигр… - Домини гладила его затылок, мощные плечи, и ей казалось, что вся она тает, как мед, когда он крепко обнял ее, как раньше. Она, как прежде, сразу почувствовала себя беспомощной в его объятиях, полностью отдаваясь его рукам, его губам, заставившим ее замолчать. Надолго. Пока его губы не прошептали нежно:
- С меня хватит больницы. Скоро все эти повязки снимут, Домини, потому что я хочу быть дома, с тобой, Домини.
Прошло несколько дней, и они вернулись домой, где перед домом на Орлином утесе Поль обнял Домини за талию и снова заглянул в бездонную синеву ее глаз, с любовью обращенных к нему.
Совсем незаметно, с состраданием думала она, что Поль совершенно слеп на правый глаз. Но зато левый с каждым днем становился все сильнее и ярче.
Тигриные глаза, желтые, красивые, как темная линия его лица в профиль и рука, так крепко обнимающая ее.
Я так люблю его, думала Домини немного удивленно. Поль… такой дорогой, такой властный Поль, вставший перед яростью пуль и гранат в шестнадцать лет, чьи сыновья будут столь же мужественны и отважны.
- Нам будет хорошо жить вместе, да, Домини? - сказал Поль. - Теперь все будет так, как в тот день, когда мы были вместе в Корнуэлле. Помнишь маленького единорога?
Домини счастливо кивнула.
- Маленького единорога я все время носила в сумочке, когда ходила к тебе в больницу. Он принес нам удачу и счастье, Поль.
- А ты принесла мне любовь, - добавил он, обнимая ее еще крепче и долго целуя, пока улыбающийся Янис не вошел сообщить, что в гостиной подан чай.
Примечания
Note1
Галлахад - бедный рыцарь.
Note2
Единорог - мифическое животное с телом быка, лошади или козла и длинным прямым рогом. Символ чистоты. Единорога могла приручить чистая дева.
Note3
Кара жестока и длительна, (франц.)
Note4
Спокойной ночи (греч.).
Note5
Улочка в Лондоне со множеством лавочек, торгующих сувенирами.
Note6
Спасибо (греч.).
Note7
Вежливое обращение к женщине (греч.).
Note8
Данайцы - древнегреческие племена В "Илиаде" Гомера они хитростью проникли в Трою и взяли город "Дары данайцев" несут гибель тем, кому предназначены.
Note9
В ранние периоды древнегреческого искусства Аполлону приписывали как губительную, так и благотворительную роль. Аполлон - демон смерти и жертвоприношений; он же помощник и защитник, врачеватель.
Note10
Мальчик (греч.).
Note11
Терраса (греч.).
Note12
Зал, гостиная (греч.).
Note13
Крепкий напиток типа водки (греч.).
Note14
Доброе утро (греч.).
Note15
Сорт дыни (греч.).