Домини закрыла глаза и попробовала представить себе, что ее обнимает Берри, но эти руки были тверже, а если она прислонится щекой к красивому смокингу, то голова ее окажется рядом с сердцем Поля, а не в удобной ложбине плеча Берри.
- Ты хорошо танцуешь, - проговорил он над ее головой. - Я не думал, что вы принимали гостей в Фэрдейне.
- Мы не могли себе этого позволить, - ответила она, - недоставало денег. Я научилась танцевать в школе.
- Однако очевидно, что ты привыкла, чтобы тебя вел мужчина, а не другая девушка, - в голосе его слышалось любопытство. - Я уже замечал это раньше. Ты в танце как бы отдаешься, Домини.
Ее сердце на мгновение замерло, потом забилось в бешеном ритме: такую реакцию мог вызвать лишь Поль. Будто электрическая искра ударила ее от прикосновения тел. Домини очень беспокоило и пугало, что он вызывает у нее такую странную реакцию.
- Ты забыл о моем кузене, - сказала она. - Когда Дуг бывал дома, мы часто танцевали в холле под старый граммофон. Дубовый пол в Фэрдейне стал шелковым от времени. - А, Дуглас! - в голосе его все еще звучало любопытство. - Да, думаю, ты была очень неравнодушна к этому молодому… человеку.
Музыка смолкла, и кто‑то подал ей бокал со сверкающим греческим вином, и следующие часа два Домини танцевала с другими мужчинами, а Поль куда‑то исчез.
- Несколько греков играют в карты в кают‑компании, - сообщил ей молодой американец. - Мне сказали, что греки очень любят азартные игры.
- Разве только они? - пробормотала она, и мысли ее полетели к кузену. На самом ли деле Поль подумал, что она вышла за него из‑за Дуга, испытывая к нему чувство более чем родственное?
Как странно и как пугающе мудро с его стороны угадать, что она часто танцевала с мужчиной, к которому была неравнодушна!
Неравнодушна? Не означает ли это, что на самом деле любовь к Берри никогда не вспыхивала в ее сердце? Как безнадежна была бы такая любовь… Он ушел, и Домини понятия не имела, где он сейчас. В одном она уверена: теперь они встретились бы только как незнакомцы, потому что она уже не Домини Дейн.
Через некоторое время ей надоело танцевать, и она нашла узкий трап, ведущий в уединенный уголок на другой палубе яхты, и встала у перил. Бриз перебирал ее волосы и гладил по щекам. На море сверкали серебряные монеты, разбросанные луной, которая отражалась в блестящих деталях оснастки яхт и моторных лодок, видимых на фоне мерцающего моря, как темные силуэты. В шепоте моря было что‑то завораживающее, меланхолическое, что‑то находившее отклик в душе Домини. С палубы, на которой танцевали, доносились звуки музыки и смех. Подняв глаза к небу, она задумалась о том, какое будущее ждет их с Полем.
Когда неожиданно, серебристо засверкав, упала звезда, она зябко поежилась. В этот момент низкий голос проговорил:
- Ты кажешься такой холодной и далекой, как эти звезды, Домини.
По своему обыкновению, совершенно беззвучно сзади нее возник Поль. Она не обернулась, и только волосы шевельнулись от его дыхания, когда теплые руки обхватили ее плечи. Домини стояла застыв, казалось, и сердце ее остановилось, и не видела как нерв шевельнулся у его нижней губы.
- Время от времени ты наслаждаешься одиночеством, верно? - тихо спросил он. Она кивнула. - Тебе понравится на острове, Домини. - его голос, твердый, как и руки, лежащие на ее плечах, был спокоен, но Домини почувствовала в этом спокойствии ожидание. - Это место подходит для людей, любящих дикую, свободную, неиспорченную природу. Прислушайся к морю. Оно поет, как сирена.
- Из твоего дома слышно море? - спросила она.
- Из нашего дома, Домини. - Он отпустил ее и прислонился к релингам спиной к морю. Когда она взглянула на него, глаза его вспыхивали, как у кота в ночном мраке, черные волосы были взъерошены. Он пил вино и играл в карты, и горло у Домини нервно сжалось - она почувствовала в нем что‑то сумасшедше‑отчаянное.
- Ты перебираешь свой жемчуг, как четки, - насмешливо отметил он. - Почему, моя маленькая гречанка, ты так боишься меня?
- Разве не естественно бояться непонятного? - Она отняла руку от жемчужин, и пальцы ее сомкнулись вокруг сверкающих перил.
- Это правда, греков нелегко понять. - Зубы его сверкнули в мимолетной улыбке. - Большая часть наших чувств скрыта, но все равно они существуют, как огонь в вулкане, или подводная невидимая часть айсберга, скрытая водой. Но ведь то же самое можно сказать и о британцах? Ты так спокойно стоишь тут, и неужели думаешь, что ты для меня не тайна? Домини, девочка с таким редкостным и очаровательным именем, так соответствующем ей самой. Домини, которая способна мстить только потому, что я вел себя, как дьявол, и силой захватил то, что она не хотела дать мне добровольно. - Он запрокинул свою голову языческого бога и рассмеялся в лицо луне. - Ну, оракул влюбленных, видимо, заставил тебя гадать…
- Ты пьян! - воскликнула Домини с напряженным от неприязни лицом. Она собиралась уйти, но быстрый и гибкий, как тигр, он схватил ее за обе кисти рук одной стальной рукой и, притянув к себе, другой поднял ее лицо.
- Моя маленькая соблазнительница, - глаза его горели диким золотым огнем, - да, я получу это… - И его рот, горько‑сладкий от выпитого вина прижался к ее губам, насильно овладевая. Когда Домини вырвалась и побежала, губы у нее припухли. Она бежала назад по трапу, вниз, к цивилизации.
В такси по дороге к отелю они сидели, холодно сторонясь друг друга. Домини не смотрела на него в лифте, стояла, одетая в греческое платье, в ледяном молчании, застывшая, как сапфир у нее на левой руке. В гостиной они пожелали друг другу спокойной ночи, потом Домини вошла в спальню и с резким щелчком закрыла дверь. В ее двери был ключ, но хотя пальцы и потянулись к нему, она отдернула руку. Она не доставит Полю этого удовольствия.
Внутреннее беспокойство обычно мешает уснуть и проникает в сны человека. Позже Домини не могла сказать, о чем был сон, но неожиданно проснулась в слезах. Она села на постели, чувствуя во рту соленый привкус слез, и сразу заметила за окном спальни странное красноватое мерцание на небе. Сердце встревоженно забилось, отбросив в сторону одеяло, она побежала посмотреть, чем вызвано это оранжевое зарево.
Домини распахнула двери на балкон и вышла наружу в прозрачной ночной сорочке, всматриваясь в разгоревшийся в гавани пожар. Там пылала лодка или яхта. Домини услышала звон колоколов и увидела высоко над пламенем летящие в небо искры. Она не заметила, как открылась дверь, и вдруг с ней рядом на балконе оказался Поль.
- Это не "Серебряная колдунья"?! - охнув воскликнула она.
- Горит что‑то большое, - хрипловато сказал он.
- Как жаль, если это "Колдунья"! Такое очаровательное судно… и, надеюсь, твои друзья в безопасности.
Он подошел к парапету балкона и стал внимательно вглядываться в гавань, как будто определяя место, где должна находиться яхта его друзей.
- Нет, это не "Колдунья". Она дальше в акватории, - наконец сообщил он. - Что за пожарище! Должно быть, какое‑то грузовое судно.
Поль повернулся, отражение пламени залило его мерцающим светом. И когда он подходил к Димини в своей темной шелковой пижаме, он показался настоящим дьяволом, огромным и страшным.
Он пробормотал что‑то по‑гречески, Домини невольно отступила в комнату и содрогнулась, когда он последовал за ней и, не беспокоясь о соблюдении тишины, захлопнул за собой дверь.
- Я… я очень рада, что этот жуткий пожар не на "Колдунье", - сказала она, ненавидя себя за дрожавший голос.
Поль не ответил, и Домини заставила себя поднять на него глаза.
Он стоял на фоне мерцающего огня и разглядывал ее бледную хрупкую фигурку в голубой прозрачной ночной рубашке. От этого взгляда Домини почувствовала себя обнаженной.
- Однажды ты обвинила меня в том, что я купил тебя, Домини, - сказал он. - Ты действительно веришь этому?
Она глотнула воздух, чувствуя, как пересохло во рту, отчаянный страх овладел ею, и все же какой‑то дьявол заставил ее смело бросить ему:
- Не думаешь ли ты, Поль, что настало время получить проценты за те порванные чеки?
И услышала, как он с шумом вобрал в себя воздух, потом приблизился еще на шаг, и комната, казалось, потемнела от высокой широкоплечей фигуры. Он засмеялся тихо, неумолимо.
- Да, моя дорогая, думаю, прошло время изображать мимозу‑недотрогу. С меня хватит, тем более, что мне известна другая сторона твоей холодной красоты, и твоя гордость…
- Ты хочешь смирить мою гордость, не так ли, Поль? - бросила она ему в лицо, находя какое‑то удовольствие в сопротивлении, хотя ужас сковал ей ноги. Она не могла сдвинуться с места, была совершенно не способна шевельнуться, когда неожиданно он дотянулся до нее и подхватил на руки.
Домини отчаянно боролась, стараясь вырваться.
- Отпусти меня, Поль! - пальцы ее потянулись вверх, к шраму, вцепились ему в растрепанные волосы. - Я… я тебя… возненавижу…
- А разве ты уже не ненавидишь меня, моя маленькая соблазнительница?
И в его глазах, видных в отблесках пламени, снова еще ярче вспыхнувшем на улице, горел огонь собственника. Как Аполлон, демон разрушения, он унес ее в свою комнату и ногой захлопнул дверь. Его широкие плечи казались распростершимися над ней крыльями, закрывшими весь мир, когда он обнял ее.
- Я хочу тебя, Домини, и мне все равно, возненавидишь ты меня или нет. - Он зарылся лицом в ее волосы и яростно шептал:
- Мне нужна жена, а не вежливая очаровательная незнакомка.
- Мы всегда будем только незнакомцами друг для друга, - заявила она с не меньшей яростью.
- Сабинянка со своим римлянином, да? - засмеялся он, опалив дыханием ее шею, потом завладел губами…
Домини проснулась на заре и осторожно повернула голову. Слабый прохладный свет струился в комнату. Она рассматривала кажущегося беззащитным во сне лежащего рядом мужа. Черные ресницы бросали тень на щеки, завитки волос упали на лоб, и никогда раньше не видела она у него такого расслабленного рта. "Почти нежного", - подумала бы она, если бы не знала, что нежность чужда ему.
Одна рука все еще обнимала ее, но была расслаблена, и очень осторожно Домини освободилась. Сердце у нее едва не выскочило из груди, когда Поль пробормотал что‑то во сне и чуть пошевелился. Домини, застыв, наблюдала, как он устроился поудобнее, и крадучись, будто убегая от спящего тигра, она вышла из комнаты.
В своей спальне Домини накинула халатик и села у окна. Она следила, как розовые пальцы зари начали окрашивать Акрополь… Это была захватывающая картина, но она смотрела, чувствуя невыносимую боль в сердце.
Глава 6
Домини никогда не смогла забыть, как она впервые увидела остров Анделос, к которому они подошли на крейсер‑катере Поля с матросом‑рулевым - молодым островитянином и веселым micro в роли поваренка.
Остров появился внезапно, будто всплыл из глубин синего Ионического моря, так четко видимый в прозрачном воздухе Греции, что ясно была заметна его лирообразная форма. Руки Домини, стоявшей у ограждения палубы, до боли сжали перила - Анделос, остров, на котором когда‑то побывали венецианцы и древние римляне, остров, где все еще находили их следы, где они оставили свой отпечаток и на людях, живущих здесь. Домини знала, что отголоски этого влияния есть и в человеке, везущем ее в собственную крепость на вершине Орлиного утеса, возвышающегося над самой узкой частью острова, над самой дикой и нетронутой частью.
"Только с незамутненным сердцем приближайся к дому Аполлона, о чужеземец, - вдруг вспомнилось ей. - И всегда, когда бог присутствует на лире‑земле, все сияет вокруг, и приходит лето."
Что вполне вероятно, подумалось ей, ибо эти два молодых грека готовы с радостью выполнить любое его приказание. Можно не сомневаться, что и остальные островитяне уважают, даже любят человека, подарившего им замечательную больницу, библиотеку, школу для детей со спортивным залом и душевыми. Поль не рассказывал ей об этом. Ее добровольными информаторами были Ангелика и Мирра.
Поль стоял рядом с Домини, небрежно прислонившись к перилам. Белая рубашка распахнута на груди, обнажая загорелую шею, темные очки скрывают глаза, морской ветер лохматит черные волосы, завивая их на висках в тугие кольца.
Поль не прикасается к ней, но Домини каждым нервом остро чувствует его близость. Ее тело и сердце все еще чувствительны после его беспощадного поступка три дня назад. И все эти дни с огромным усилием она старалась вести себя с ним естественно.
- Мы подходим к острову, - сказал он. - Тебе хочется увидеть свой новый дом, а, Домини?
Он прекрасно знает, о чем ее мечты… стать свободной, как эти морские птицы, парящие и взмывающие в воздушных потоках…
- Думаю, твой дом на Орлином утесе будет интересен, - отвечала Домини. - Сколько лет твоя семья владеет им?
- Его построил дед. - Поль поднес ко рту сигару, и острый запах дыма долетел до ноздрей Домини. - Он и его брат Лукас основали дело - Судовую линию Стефаносов. Как у любого в Греции, во время мятежа дело серьезно пострадало, но мы сумели со временем вывести его в спокойные воды.
Он помолчал с минуту, и краем глаза Домини наблюдала, как строго он всматривался в приближающийся остров. Потом вдруг продолжил.
- Дом, в который я везу тебя, Домини, так же, как и Фэрдейн, уходит корнями в глубокое прошлое. Он, можно сказать, является живым воплощением победы, одержанной человеком над бесплодной землей… Греческая земля часто бывает бесплодной, и для многих моих сограждан жизнь очень тяжела.
- Но клан Стефаносов выстоял, - небрежно заметила она и, почувствовав на себе его взгляд, поняла, что он сердится.
- Мы выстояли только благодаря неустанному труду, и никогда ни один из нас не опускался до кражи.
- Ни один, Поль? - в голосе явно звучал намек, ей доставляло удовольствие, что она, как и Поль, могла ранить его словом.
Она следила за постоянно набегающими океанскими волнами, плещущими и играющими друг с другом… как жидкий свинец под золотыми солнечными лучами… как волны боли и наслаждения, вздымающиеся, опадающие и рождающиеся вновь.
- Море заключает в себе все, - услышала она рядом голос мужа. - Как колыбель самой жизни, оно хранит в себе и мятеж, и энергию, и покой.
- Море жестоко, - возразила Домини, - оно отбирает столько же, сколько и дает.
- Жестокость есть во всем, даже в радости, и нам приходится мириться с этим. - Он стряхнул в воду пепел с сигары, потом Домини почувствовала его пальцы у себя на руке. Они скользнули от плеча к запястью и крепко обхватили кисть. - Я знаю, трудно смириться с тем, что часы, проведенные несколько ночей назад в моих объятиях, были тебе не совсем ненавистны.
- Давай не говорить об этом! - Она попыталась освободить руку, но он держал ее крепко с самоуверенной легкостью.
- Ну же, я настаиваю на ответе. - Он слегка встряхнул ее руку.
- Ты хотел этого… этих часов. - Сделав резкое движение головой, она отбросила от лица волосы, в глазах вспыхнуло синее пламя. - Да, я могу дать тебе это, Поль, хотя это мало чего стоит. Сердце мое остается свободным.
- Ты считаешь наш брак тиранией, а? - Он удержал ее взгляд. - Позволь сказать, Домини, если бы ты жила с любимым человеком, то обнаружила бы, что бывает время для ссор, время для близости, а бывает и для одиночества. Любовь и ненависть не так уж чужды друг другу, а пустая галантность и романтическое сдерживание чувств существуют только в книгах.
- Ожидать от тебя романтической галантности? О чем ты, Поль? Это было бы детством. У меня есть все, чего я могла ожидать, когда давала клятву чтить тебя.
- А помнишь ли ты, что клялась хранить мою честь, - сказал он, и в голосе его послышался намек на угрозу.
- Ты забыл, что там говорилось и о жалости, Поль. - Ветер играл ее волосами, как шелковым стягом, а глаза были наполнены синевой греческого неба и океана… В уголке рта у Поля забился нерв, когда он посмотрел на нее. Он запечатлел взглядом и ее вышитую критскую блузку, одетую навыпуск поверх морского покроя брюк, и как ветер прижимал шелк к ее телу, ласкал ее, перебирал волосы, разрумянил щеки так, что они стали похожи на гвоздики.
- Люди Анделоса подумают, что я самый счастливый человек на земле, - с грустной иронией заметил он.
- Хотела бы я быть некрасивой! - эти слова она произнесла, словно обращалась к ветру.
- Так ли это, моя маленькая колдунья? - Он громко рассмеялся, откинув назад голову. - Красивая… некрасивая… ты все равно останешься Домини.
Она слышала его, но внимание ее привлекло сверкнувшее в движении крупное морское существо, вынырнувшее рядом с катером.
- В греческих водах водятся акулы? - спросила она, указывая на мелькнувший плавник.
- Это дельфин. - Он склонился к воде, наблюдая за скользящим у поверхности, то обгоняющим, то возвращающимся из глубины и, наконец, выбрасывающим свое красивое тело в высоком прыжке, изумительным созданием. Рука Поля непринужденно обнимала Домини за талию. Она была в восторге от дельфина, которого видела впервые, и с радостной улыбкой повернулась к Полю.
- Аполлонова жажда к морю, - процитировала она.
- Аполлон жаждал много и побеждал во многих битвах, - сухо сказал он. - Дельфины часто приплывают в бухту у нашего частного пляжа, там они наверняка будут развлекать тебя, пока ты останешься в доме на Орлином утесе.
- Разве мы не всегда будем жить там? - Она смеялась над кульбитами дельфина в воде.
- Не всегда, - тихо сказал Поль.
- Вероятно, бизнес заставляет тебя путешествовать?
- Да, - согласился он. - Через несколько месяцев мне придется уехать.
Пока он говорил, ее внимание занимал дельфин, но что‑то в тоне его голоса заставило ее взглянуть на Поля. Угадать выражение глаз за темными очками было невозможно, но она подумала, не намекает ли он, что она была для него просто каприз, и со временем он ее отпустит…
Боль в сердце Домини стала еще острее… Она будет принадлежать ему, пока доставляет удовольствие. Она для него просто игрушка, именно как игрушку он и держит ее сейчас, по‑хозяйски обнимая за талию смуглой рукой.
Они прошли, мимо Анделосской гавани, направляясь в бухту, бывшую частью владений Поля, но Домини успела отметить, что гавань напоминает венецианскую. Живописные яркие парусные лодки у причалов, дома, ступенями поднимающиеся по склонам от береговой линии, усыпанной галькой, белые стены, облитые золотыми лучами солнца. До них донеслась над водой песня молодого рыбака. И необычная, привязчивая мелодия его грустной песни еще долго слышалась им.
- О чем он поет? - поинтересовалась заинтригованная Домини.
- О девушке, на которой надеется жениться, когда будут устроены его сестры, - сообщил ей Поль немного насмешливо. - Не столь романтично, как ты ожидала, да? Но в Греции так часто бывает. Если сын в бедной семье единственный добытчик пропитания, он должен заботиться о них, пока не выйдут замуж его сестры.
- Как тяжело для бедного мальчика, - тихо сказала Домини. - Недаром он пел так грустно.