Принадлежать Даниэлю было ее мечтой, а в эту ночь ее самая трепетная мечта могла осуществиться, и сейчас только это имело значение. Кто знает - случаются же в жизни чудеса, - может, ему никогда ни о чем не придется пожалеть.
И вместо ответа Лесли повторила его слова:
- То, что так прекрасно…
Она не успела договорить. То, о чем она так мечтала, сбылось. Он вошел в нее бережно и нежно, но нежность эта была слишком хрупким цветком, чтобы уцелеть в пылающем горниле их страсти. Вскрикнув, Лесли сомкнула ноги за его спиной, неистово прижимаясь к нему, и Даниэль застонал от наслаждения, каждым нервом ощущая, что она совершенно не нуждается в его героической сдержанности…
Позже, когда они одновременно достигли пика наслаждения, затихшая было буря за окном возобновилась с прежней силой, раскатом грома заглушив их общий крик радости и торжества.
А еще позже, когда она, притихшая и счастливая, лежала в его объятиях, оказалось, что гром гремит все же недостаточно громко, чтобы заглушить его полные горечи и ощущения вины слова:
- Лесли… О Боже мой, Лесли! Что же мы наделали!
Они долго лежали, обнявшись, не в силах встать, давая возможность своим телам сказать друг другу то, для чего они сами не находили слов. Его ладонь ласково скользила по изгибу ее бедер, она нежно поглаживала мышцы на его груди. Его пальцы прикасались к ее соскам, она притрагивалась губами к его пупку. Он тяжело дышал, спрятав лицо в ее волосах, она овевала своим теплым дыханием его ухо.
Но скоро, очень скоро Лесли почувствовала, как реальность постепенно, но неумолимо возвращается в комнату, заявляя о своих правах. Ее присутствие разрушило чары. Обвивавшие ее ноги Даниэля отодвинулись в сторону, руки его больше не ласкали ее тело, голова откинулась на подушки. Теперь они опять были двумя отдельными существами.
- Пожалуй, нам лучше одеться, - неохотно, с явным усилием произнес он.
Лесли не отвечала.
- Нужно торопиться, - уже более решительно добавил он спустя несколько минут, вставая, и Лесли удивилась, как быстро он спустился с небес на землю. Сама она продолжала чувствовать себя так, будто ее тело было сделано из невесомых, бесформенных облаков, тихо плывущих над землей.
- Вернись, - шепнула она, но скрип половиц означал, что Даниэль поднялся.
- Не могу, - донесся до нее его хриплый голос. - Нам нужно торопиться, любовь моя.
"Любовь моя" - сейчас эти слова были совершенно лишены недавнего магического очарования и звучали, скорее, небрежно. Открыв глаза, Лесли увидела, что Даниэль поспешно одевается. Пуговицы, с которыми еще недавно он так мучительно долго не мог справиться, застегивались сейчас с просто-таки издевательской быстротой.
- Почему? - удивилась она, глядя на его спину в белой рубашке.
- Ну как ты не понимаешь! - незнакомым сдавленным голосом отозвался Даниэль. - Я отвезу тебя домой. Поторопись, у нас мало времени.
- Мало времени? Ты хочешь успеть до возвращения Симона?
- Конечно, - ответил он, повернувшись наконец к ней, и Лесли возблагодарила царившую в комнате темноту, которая скрывала выражение его лица. - Неужто тебе хочется, чтобы он застал нас здесь? Я пошел за машиной. Через пять минут жду тебя внизу.
Он был уже у двери, когда Лесли обрела способность говорить.
- Подожди! - Даниэль, не оборачиваясь остановился. - Может быть, мне не следует так убегать, Даниэль? - нерешительно спросила она. - Может, мне лучше остаться и поговорить с Симоном сейчас?
Он досадливо обернулся.
- И что ты ему скажешь? - Голос у него был странно отчужденным.
- Скажу, что… - Лесли проглотила комок в горле. - Повторю ему то, что уже сказала: я не могу выйти за него замуж, свадьба отменяется.
- Нет, - тем же холодным тоном возразил Даниэль. - Я не хочу, чтобы ты прямо сейчас принимала поспешное решение. Поезжай домой и обдумай все как следует, чтобы потом ни о чем не жалеть.
- Мне не нужно ничего обдумывать! - выкрикнула Лесли, садясь на кровати и прижимая к груди простыню. Ну почему он так говорит? Неужели он полагает, что после случившегося между ними она может колебаться? - Я никогда ни о чем не пожалею. Я сказала Симону и говорю тебе - мое решение окончательное.
- Послушай, Лесли. - Голос у него был все тот же, но на сей раз в нем звучали приглушенные нотки неподдельного страдания. - Я не думаю, что ты сейчас в состоянии принимать серьезные решения. Ты слишком много выпила. И это наше непростительное безумие… Нет, ты должна успокоиться и хорошенько все взвесить.
- Я готова отвечать за свои поступки! - жестко заявила Лесли. - В том, что я не могу выйти замуж за Симона, виновато мое отношение к нему, а не то, что произошло между нами. Все было решено еще до того, как ты пришел. Мы разговаривали по телефону и дико поссорились…
- Именно это я и имею в виду, - перебил ее Даниэль, - вы поссорились. Но ссора еще ничего не значит. Все можно уладить, обо всем договориться. Я не дал тебе времени остыть, Лесли. Моя вина в том, что помешал тебе все как следует обдумать.
Она была вне себя от отчаяния. Ну почему он отказывается ее понять?
- Да не нужно мне ничего обдумывать!
- Но мне нужно, чтобы ты это сделала. Неужели тебе неясно? Я не хочу, чтобы на мне лежала ответственность за ваш разрыв… - Лесли хотела что-то сказать, но он жестом остановил ее. - Знаю, ты будешь утверждать, что я здесь ни при чем, но такие вещи, - он махнул рукой в сторону кровати, - такие вещи часто заставляют даже разумных людей совершать безумные поступки.
- "Такие вещи"? - Лесли не верила своим ушам. Он так это сказал… - Ты имеешь в виду секс? Хочешь сказать, что из-за того, что мы сейчас занимались любовью, я потеряла способность здраво рассуждать?
- О Боже, Лесли! - Он растерянно провел рукой по волосам. - Может быть, дело в том, что я сейчас не в состоянии этого делать.
У Лесли сжалось сердце. Более ясно он выразиться не мог. На самом деле Даниэль беспокоился вовсе не о ней. Время, чтобы подумать, необходимо было ему. Он не был уверен в своих чувствах к ней, если у него вообще были какие-то чувства, и не имел смелости на что-то решиться. Он хотел одного - чтобы его совесть оставалась чиста.
- Лесли, - голос Даниэля наконец опять потеплел, - все произошло слишком быстро. Я хочу, чтобы у тебя было время хорошенько все обдумать…
- Да, конечно, - как можно спокойнее ответила Лесли и протянула руку за одеждой. - Я буду внизу через пять минут.
Она спустилась через четыре минуты с маленьким чемоданчиком в руке. Даниэль уже ждал ее в машине. Как только за ней захлопнулась дверь, он завел мотор, и машина рванула к воротам.
И так, в гнетущей тишине, томимые чувством вины, они начали ту бешеную гонку, завершившуюся катастрофой…
6
На следующий день, стоя у окна спальни Даниэля, Лесли все еще находилась во власти воспоминаний. Спальня, собственно говоря, еще недавно принадлежала Симону, но несколько дней назад Даниэль через Брайана Редфорда передал просьбу перенести его вещи в эту комнату. Отсюда, со второго этажа, дорога, ведущая к дому, была видна как на ладони, напоминая белую ленту, натянутую вдоль зеленой лужайки. Брайан Редфорд и Миранда уехали в больницу несколько часов назад. Чтобы Даниэлю было удобнее, заднее сиденье автомобиля чуть ли не доверху обложили мягкими подушками.
- Не беспокойся, милая. Скоро уже приедут, - послышался от двери голос Аннетт, и Лесли резко повернулась. Должно быть, вид у нее был странный, потому что глаза экономки сузились, она быстро подошла и, став рядом, взяла девушку за руку.
- Не о чем беспокоиться, - с доброй улыбкой глядя на Лесли, заверила она. - Ты же знаешь, как это бывает в больницах. Они, наверное, никак не могут решить, что бы такое еще включить в счет. Мистер Даниэль вернется без гроша в кармане.
Лесли через силу заставила себя улыбнуться.
- А там все готово? - поинтересовалась она, кивнув в сторону смежной комнаты, где с рассвета трудились рабочие, оборудуя маленький тренажерный зал.
- Да, - вздохнула Аннетт. - Наконец-то. Ну и возню же они там устроили! И почему все это нужно было делать непременно сегодня? Ни за что не поверю, что мистер Даниэль, вернувшись, тут же примется закачивать мышцы.
Лесли опять улыбнулась, на этот раз менее принужденно.
- Накачивать мышцы, - поправила она. Вспомнив, как основательно Даниэль замотан в бинты, добавила: - Надеюсь, доктор Флетчер не разрешит ему это делать.
- Как бы не так! - фыркнула Аннетт. - С тех пор как этому мальчишке исполнилось двенадцать, доктору Флетчеру ни разу не удалось заставить его делать то, что он не хотел. Хорошо будет, если он сразу же не рванет в Боливию раскапывать свои мумии.
- Не думаю, что в Боливии есть мумии, - уже почти с веселой улыбкой заметила Лесли, хотя крошечные морщинки, собравшиеся вокруг глаз Аннетт, свидетельствовали, что экономка и сама это прекрасно знает.
- Кроме того, пока с его глаз не снимут повязку…
Лесли умолкла на полуслове и, вздохнув, осмотрелась по сторонам. Тщательно убранная, утопающая в цветах комната радовала взор, но увидеть всего этого Даниэль не сможет…
- Вроде все готово, - поправляя подушки на королевских размеров кровати, удовлетворенно сказала Аннетт. - Ты все вещи перенесла?
Лесли взяла в руки стопку джинсов Даниэля и, секунду помедлив, положила ее в ящик комода.
- Как будто все, - утвердительно кивнула она. - Это было последним.
- А вот и они!
Со стуком захлопнув ящик, Лесли подбежала к окну и выглянула наружу. Машина остановилась у парадного крыльца. Миранда выскочила из нее, не дожидаясь, пока заглушат двигатель, и распахнула заднюю дверцу.
- Приехали! - радостно завопила она. - Вылезай!
- Спокойно, егоза, спокойно, - донесся изнутри добродушный голос Даниэля. - Помни о моих переломанных ребрах.
Однако Миранда продолжала суетиться, и вскоре - то ли с ее помощью, то ли нет - из автомобиля медленно показалась длинная нога, затем - вторая, и вот уже Даниэль стоял рядом с сестрой, держась перебинтованной рукой за дверцу; от напряжения у него побелели костяшки пальцев…
Почувствовав, что ей не хватает воздуха, Лесли глубоко вздохнула и только сейчас осознала, что все это время она наблюдала за происходящим затаив дыхание. Даниэль вернулся домой!
Это было невероятно, но вид у него был столь же неотразимым, как и прежде. За время, проведенное в больнице, он не утратил своего бронзового загара, а его высокая фигура не выглядела неуклюже, даже несмотря на то что он тяжело опирался на дверцу машины.
Даниэль заметно похудел, на лбу и щеках виднелись шрамы от многочисленных порезов, но доктор Флетчер хорошо справился со своей работой: со временем они должны были бесследно исчезнуть. Вместе с тем в лице Даниэля появилось что-то новое, заставившее сердце Лесли болезненно сжаться. Нет, он не стал менее привлекательным, однако, новое выражение лица Даниэля свидетельствовало о стремительном возмужании и о тяжелых внутренних переживаниях. Глаза его, должно быть, тоже изменились, но глаз его Лесли не видела. Они были скрыты белой повязкой.
- О Боже мой, Даниэль!.. - выдохнула Лесли и тотчас почувствовала, как рука Аннетт крепко сжала ее локоть.
- Держись, девочка, - сказала она негромко, чтобы не услышали внизу. - Сейчас ему прежде всего необходим покой.
Лесли растерянно замотала головой. В ней словно боролись два человека, одного из которых так и подмывало стремглав стереть печать страдания с любимого лица. Второму же хотелось тихо опуститься на пол и бессильно разрыдаться.
- Все образуется, - спокойно продолжала экономка. - Но для этого потребуется время. И мужество. - Она посмотрела на Лесли прямо в глаза. - А у тебя оно есть. Ты ведь не из тех нервозных барышень, которые чуть что дают волю слезам?
- Слабонервных, - автоматически поправила Лесли и снова вымученно улыбнулась. - Хорошо. Я попробую.
Лесли была в комнате. Он понял это, едва переступив порог. Даже буйство ароматов свежесрезанных цветов не могло заглушить запах ее духов. Он возвещал о присутствии Лесли столь же явственно, как если бы Даниэль видел ее собственными глазами.
И это не было результатом обостренного обоняния, как это обычно происходит с незрячими людьми. Он не верил в такие вещи и, даже если они случались, не нуждался в них. Он не собирался долго оставаться слепым. Доктор Флетчер обещал снять повязку через два дня, и Даниэль решительно гнал от себя всякие сомнения, не желая всерьез задумываться над тем, как будет жить, если зрение не вернется к нему.
Нет, дело не в обонянии. Он всегда чувствовал, когда Лесли приближалась к нему. Это было какое-то первобытное, неподвластное разуму, унаследованное от диких предков чутье. По спине начинали бегать мурашки, становилось трудно дышать, а затем врывался этот чертов запах сирени, и мысли его принимали непозволительный оборот, хотя Даниэль ни на мгновение не забывал, что Лесли - невеста его брата.
Следующие несколько минут Миранда знакомила его с комнатой, подводя к каждой вазе с цветами, как будто он не провел целую неделю в окружении этих проклятых растений. Как будто запах цветов не ассоциировался у него с больницей, отчаянием и болью.
Стараясь не разочаровать сестру, он покорно следовал за ней, проявляя бодрость и оптимизм, на какой только был способен, но Боже! - до чего же он устал! Не привыкшие к костылям руки болели немилосердно, и больше всего на свете ему хотелось сесть и отдохнуть.
Тем не менее, услышав, как Лесли с тревогой в голосе сказала: "Анди, милая; может быть, Даниэль устал и ему тяжело стоять?", он странным образом почувствовал, что не согласится сесть даже за все сокровища египетских пирамид.
- Нет, - ответил он бесцветным голосом. - Со мной все в порядке. Я лучше постою.
Заявление это было встречено скептическим молчанием, но Лесли не настаивала. Она больше ничего не сказала, и Даниэлю оставалось только догадываться, где она стояла, как выглядела, как были уложены ее длинные роскошные волосы, во что она была одета.
Возможно, на ней одна из тех сшитых на заказ юбок, которые она надевала, отправляясь с Симоном в офис? Или же она сейчас в своем излюбленном домашнем наряде, состоящем из узких голубых джинсов и хлопчатобумажной рубашки с длинным рядом маленьких пуговиц?
В любом случае Даниэль порадовался про себя, что не может ее видеть. Она была одинаково хороша в любой одежде.
Но какого черта он вообще размышляет о том, во что одета Лесли? Если в его теперешней слепоте и была какая-то положительная сторона, то она как раз и заключалась в том, что он не должен был собирать волю в кулак, чтобы не пялиться на тело Лесли Стиворт. Вот если бы еще не мучили воспоминания о ее дивной красоте… Но тут никакая слепота не поможет.
- Ну, довольно. Хватит о цветах, - ворвался в его мысли голос Аннетт, и Даниэль вздохнул с облегчением. - Миранда, отправляйся на кухню и выпей яблочного сока, Даниэлю нужно отдохнуть.
Он почувствовал, как сестра крепче сжала его руку, словно боялась, что, если оставит брата хотя бы на минуту, он может бесследно исчезнуть. Как это случилось с Симоном. И как, намного раньше, это случилось с их родителями. Бедный ребенок. Сколько же ей пришлось пережить…
Он ласково сжал ее руку в ответ.
- Иди, иди, егоза. Я буду здесь, когда ты вернешься. - Улыбнувшись, он постучал костылем по гипсу на ноге. - В ближайшее время Даниэля Винтера по прозвищу Каменная Нога отыскать будет нетрудно.
- Вот и хорошо. - Взяв Миранду за руку, Аннетт направилась к двери. - А Лесли, наверное, лучше побыть здесь.
- Здесь? - неестественно высоким голосом переспросила Лесли. - Но Даниэлю необходимо отдохнуть…
- Вот и помоги ему добраться до кресла. Вам нужно поговорить. Ты прибирала эту комнату, и ты одна знаешь, где что лежит. Помоги ему освоиться.
На несколько мгновений в комнате повисла красноречивая тишина, и Даниэль удивился про себя: что бы это могло значить? Как жаль, что ему не дано увидеть, какими жестами и взглядами обмениваются сейчас женщины? Собственная беспомощность, усугубленная болью, бесила его, и он нетерпеливо бросил:
- Ну так давайте быстрее покончим с этим! Неужели это так трудно: показать, где стоит это чертово кресло?
В комнате опять воцарилась напряженная тишина, на сей раз - как реакция на его резкие слова, и Даниэль с каким-то странным удовлетворением отметил, что вновь берет ситуацию под контроль.
- Конечно, конечно, - непривычно робким, смущенным голосом проговорила Лесли. Даниэль услышал ее приближающиеся шаги. - Сейчас я тебе все покажу.
Он протянул свободную руку, удивляясь как собственной ничем не спровоцированной вспышке, так и тому извращенному удовольствию, которое доставил ему этот неожиданно покорный, почти испуганный голос Лесли. Боже, что с ним происходит? Раньше он никогда не замечал за собой садистских наклонностей. Что должна была сделать Лесли, если в ее присутствии он вдруг превращается в такого агрессивного дикаря?
И почему прикосновение ее мягких теплых пальцев к его ладони обожгло его как огнем? Почему ему так хотелось схватить девушку за плечи и грубо трясти до тех пор, пока она не заплачет? И вместе с тем откуда это необузданное, животное желание бросить ее на кровать - где, черт возьми, находится эта кровать? - и овладеть ею так, чтобы она закричала от восторга?
Даниэль тяжело опустился в кресло и вытер со лба капли холодного пота.
Что же все-таки произошло в тот вечер?!
7
Спустя десять минут Лесли закончила свои объяснения:
- А свитера я положила в шкаф, в левый нижний ящик. - Она старалась, чтобы по голосу Даниэль не догадался, какое облегчение она испытывает от того, что еще немного, и можно будет закрыть за собой дверь, - это были очень долгие десять минут. - Я хотела, чтобы все здесь было как в твоей старой спальне, но эта комната намного больше…
Он даже не повернул головы.
- Думаю, что сам разберусь что к чему.
Примерно так же он отвечал все это время - резко, отрывисто, недружелюбно. Возможно, виной тому была терзавшая его боль - страдание было написано на его лице. На лбу выступила испарина, бледные губы были сжаты в тонкую полоску.
Но Лесли не покидало ощущение, что и ее присутствие он переносит так же, как физическую боль: стиснув зубы и собрав в кулак всю свою волю.
Ну и ладно, подумала она в приливе раздражения. В конце концов у нее была куча других дел. Помимо прочего, необходимо было просмотреть деловые бумаги перед назначенной на пятницу встречей с мистером Хаггерти.
- Тебе пришлось здорово поработать, - неожиданно сказал Даниэль, поразив ее внезапно оттаявшим голосом. - Мне жаль, что все свалилось на тебя. Я думал, комнатой займется Аннетт.
- Ну что ты, это было совсем нетрудно, - скороговоркой ответила Лесли, удивляясь в душе, как мгновенно испарилась закипавшая в ней злость. Как мало, оказывается, для этого нужно: чуть потеплевший голос, слегка разжавшиеся губы, легкое, почти неуловимое движение в ее сторону…
Унизительно, конечно. Однако теперь Даниэль действительно выглядел менее враждебным. Не может быть, чтобы он все забыл. Даже если он не помнит деталей, что-то в его памяти все же, наверное, осталось: слабый отголосок прорвавшей в тот вечер все препоны страсти и радости обладания друг другом.