Оркестр заиграл другую мелодию, и теперь звуки музыки смешивались со смехом и голосами окружающих их людей.
- Значит, вы боитесь меня - как все прочие? - спросил Уилл, покосившись на толпу.
Удивительно, но ее ответ был очень важен для него, и он с нетерпением ждал этого ответа.
Девушка же, покачав головой, проговорила:
- Нет, я не боюсь вас, но я разумно смотрю на вещи. Мы с вами - хорошие партнеры в танце, но любовь к вальсу не может служить основанием для привязанности на всю жизнь. Вам не захочется жить в моем мире, а мне не интересен ваш мир.
Уилл понял: одного его сомнительного обаяния явно не хватит, чтобы покорить такую умную и серьезную девушку. Придется использовать в качестве приманки Царя Соломона. Он должен был добиться успеха - как всегда. Однако ему понадобится время, чтобы разобраться в ситуации.
С сожалением он вынужден был признать: ему не хотелось терять своего любимого коня, но и не хотелось обманывать женщину с твердым характером и моральными принципами.
Да, Уиллу ужасно не хотелось потерять своего любимого коня, однако…
Распахнув французское окно, выходящее на веранду и в парк, герцог проговорил:
- Что ж, леди Люсинда, значит, я не смог убедить вас. Действительно, одной любви к вальсу, возможно, недостаточно для более близкого знакомства. А любви к одной лошади достаточно для этого? Как вы считаете?
Упоминание о лошади так заинтересовало Люсинду, что она даже не заметила, как оказалась с герцогом в парке.
- Извините, я не совсем понимаю, ваша светлость, - ответила она, позволяя ему подвести ее к каменной скамье, стоящей между двумя кустами цветущего жасмина. - Какая связь между лошадью и вашим желанием найти себе жену?
Герцог, как человек вежливый, сначала усадил даму, потом сел сам. Скамья была достаточно большой для мужчины обычных размеров и одной женщины, но герцог отнюдь не был мужчиной обычных размеров. Его мускулистое тело заняло большую часть скамьи, а колени коснулись ее коленей, когда он вытянул перед собой свои длинные ноги. Кроме того, он касался ее плечом, а его бедро оказалось всего в дюйме от ее бедра, обтянутого шелком. Так что жар его тела почти тотчас же передался Люсинде.
- Миледи, вы помните жеребца по имени Царь Соломон?
Люсинда была поражена, услышав эту кличку. Сердце гулко забилось в груди, дыхание перехватило, но она постаралась скрыть свое удивление.
- Да, помню, как мне кажется, - проговорила она с наигранной небрежностью. - Он появился на свет года четыре назад в имении Уитхема. Насколько я понимаю, его проиграли в карты, хотя не знаю, кому именно.
- Мне, леди Люсинда. Я выиграл Царя Соломона у Уитхема, и с тех пор я его владелец. - Его светлость согнул ноги в коленях и повернулся к ней, сократив и без того небольшое расстояние между ними.
Люсинду охватило волнение, начавшееся в ногах и почти тут же докатившееся до груди, где неистово билось сердце. Однако она не могла бы сказать, что так взволновало ее - новости о Царе Соломоне или близость к герцогу.
И еще она не могла заставить себя отодвинуться от него на более безопасное расстояние.
- Как вам повезло, ваша светлость… Уверена, из него вырос совершенно особенный конь, - сказала Люсинда, стараясь успокоиться. - Но я все еще не поняла, каким образом ваш конь может быть связан со мной.
Герцог оперся рукой о скамью, и кончики его пальцев коснулись шелка, обтягивающего ее бедро.
- Мне стало известно, что Царь Соломон занимает особое место в вашем сердце. Или меня неправильно информировали?
- Ну… не совсем… - в растерянности пробормотала Люсинда. - Хотя нужно сказать, я действительно присутствовала при его рождении. И я до сих пор считаю, что он удивительный конь.
Скамья, на которой они сидели, была на виду у других пар, которые прогуливались по садовым дорожкам, спасаясь от сутолоки и духоты бального зала. И Люсинда отлично понимала, что не должна забывать об опасности для своей репутации. Достаточно уже и того, что ее увидят в обществе скандально известного герцога…
"Однако сейчас важнее всего - узнать подробности о Царе Соломоне, - решила Люсинда. - В конце концов, у меня достаточно прочное положение в светском обществе". В данный момент ей хотелось понять, чем вызвано неожиданное и интригующее упоминание об этом жеребце.
А что, если… Неужели ему известно, какой план они придумали с тетей, а также то, насколько важен этот жеребец для осуществления их плана? Но как он мог узнать об этом?
Нет, никак не мог, потому что они поклялись, что будут хранить свой секрет.
- Да, это замечательный конь, - сказал герцог, прервав ее размышления. - И он мог бы стать вашим.
- Вы предлагаете мне Царя Соломона в качестве приманки? Взамен я должна позволить вам ухаживать за мной? - спросила Люсинда, даже не пытаясь скрыть свое недоверие.
Она внимательно посмотрела на герцога, пытаясь найти разгадку в его глазах. Конечно, он вел какую-то игру. Но с какой целью? Этого она понять не могла.
- Моя ставка - бесценный конь за честь быть в вашем обществе. - Его голос прозвучал неожиданно резко, чего не было всего несколько мгновений назад. А карие глаза внезапно потемнели, стали почти черными. - Если мне не удастся уговорить вас выйти за меня замуж после того, как я буду ухаживать за вами… скажем, месяца три, тогда Царь Соломон - ваш. А если вы решитесь стать моей женой… - Он пожал плечами, и в уголках его губ появилась лукавая улыбка. - Ну, тогда этот замечательный конь станет вашим в тот день, когда мы дадим брачные обеты друг другу. В любом случае вы выигрываете.
- Вы с ума сошли, - прошептала в ответ Люсинда. Хотя, возможно, она тоже сошла с ума, раз испытывала такое сильное искушение.
Герцог встал и склонил голову в коротком вежливом поклоне.
- Вы не первая, кто мне это говорит, и, должно быть, не последняя, - сказал он. - Но я жду ответа.
Люсинда тоже встала. Ноги едва держали ее, когда она, сделав несколько шагов, посмотрела герцогу в лицо.
Наверное, она не может позволить ему ухаживать за ней. Или все-таки может?
Глядя на герцога, Люсинда заставляла себя думать не только о его красивом лице и призовом жеребце, которым он ее завлекал. Она думала о семье герцога, обладавшей всевозможными связями. А также о том, что он достаточно состоятелен.
И он был не такой старый, как Мефусалим, и не такой молоденький, как сын лорда Торпа, которого ее служанка считала следующим в списке женихов, составленном Амелией. Да, он вполне ей подошел бы, если бы не его репутация.
Ужасная репутация!
О его победах над женщинами ходили легенды, да и о пьянстве тоже. И вообще если верить слухам, то Железный Уилл был ужасно жаден до всевозможных радостей жизни.
- Так что же вы решили? - проговорил герцог. - Каким будет ваш ответ?
- Еще минутку, пожалуйста… - Люсинда сорвала душистый цветок жасмина и вернулась к своим размышлениям.
Конечно, предположила она, смысл может быть только вот в чем: мужчина с таким богатым прошлым, как у герцога, ищет себе такую жену, чья репутация могла бы ослабить впечатление от его собственных сомнительных похождений.
Действительно, смысл именно в этом, как увидел бы любой, кто потрудился бы подумать об этом подольше.
И еще - лошадь. Вероятно, ее тети не будут иметь ничего против того, чтобы провести три месяца в обществе этого мужчины в обмен на Царя Соломона.
Да, конечно, она убедит их. И ее успех навсегда изменит их жизнь.
Значит, можно позволить этому мужчине… находиться с ней рядом.
То есть ухаживать за ней.
Вероятно, это будет не слишком сложно.
"Да-да, устоять против него - не так уж сложно", - говорила себе Люсинда, водя бархатистым цветком по губам.
Герцог смотрел на нее вопросительно. А она, взглянув на небо, отыскала Орион, Стрельца… и поздравила себя - какая же она сообразительная!
Да, конечно, близость лорда Клермона волновала ее так, как не волновало присутствие других мужчин, однако…
Люсинда вздохнула с облегчением, решив, что герцог не обладает над ней властью, когда находится на расстоянии вытянутой руки. И, следовательно, именно на таком расстоянии он и должен находиться все время, пока будет ухаживать за ней. Разумеется, если она примет его предложение. А сейчас ей требовалось время, чтобы хорошенько все обдумать, прежде чем соглашаться.
- Я приму ваше предложение, после того как посоветуюсь кое с кем, - ответила Люсинда, решительно махнув цветком, как бы подчеркивая свои слова.
Герцог взял ее за руку, в которой она держала цветок.
- Да, конечно. Только знайте: я - человек нетерпеливый.
- Терпение - это одна из главных добродетелей, ваша светлость, - заметила Люсинда, высвобождая свою руку. - И хорошо бы вам проявить его, если хотите продвинуться в этом… этом…
Герцог взглянул на нее с веселой улыбкой.
- В ухаживании, леди Люсинда? Вы ведь это хотели сказать?
Она молча кивнула. И тут же, вскинув подбородок, зашагала к дому.
"Господи, помоги!" - мысленно воскликнула она, входя в бальный зал.
Глава 4
Легкий ветерок шевелил темно-красные шелковые занавеси, закрывающие приоткрытое окно в спальне Люсинды. Ее лондонский дом на Гросвенор-сквер был элегантен и прекрасно обставлен, и она всегда чувствовала себя в нем очень уютно.
Но только не сегодня ночью.
Даже свежий воздух не помогал - ей по-прежнему было ужасно жарко.
Люсинда сняла бриллиантовые серьги, браслет и длинные бальные перчатки и теперь ожидала, конца Мэри расстегнет застежку ее сверкающего ожерелья.
Служанка управилась с застежкой, а затем быстро и ловко расстегнула бледно-розовое платье, и оно с шорохом упало на пол.
Чуть позже Люсинда была уже свободна от нижнего белья и одета в свою любимую ночную рубашку из бледно-голубого шелка, украшенную кружевами такого же цвета, Мэри проворно извлекла шпильки из прически своей хозяйки и покинула спальню.
Люсинда же, встряхнув волосами, взяла щетку и провела ею по длинным прядям. Обычно эти ритмичные движения успокаивали ее, но сегодня вечером ничто ее не успокаивало. Она быстро заплела свои пышные волосы в толстую косу и принялась расхаживать по комнате.
Хождение тоже не успокаивало.
Ей все еще было очень жарко.
Она свернулась клубком на постели, упираясь подбородком в колени.
От мыслей о предложении герцога - и о самом герцоге, что очень расстраивало ее, - она вся пылала. Одно его прикосновение вызвало больший хаос в ее упорядоченной жизни, чем настойчивые ухаживания всех пылких женихов от Лондона до Шотландии.
"А ведь он едва прикоснулся ко мне! Что же я наделала?!".
Она живо вспомнила прикосновение его теплой руки к ее талии и задумалась: а не было ли ее решение держать его на расстоянии вытянутой руки всего лишь пустой бравадой?
- Ну, моя милая, какие новости в свете?
Люсинда вздрогнула, услышав голос своей тетки.
Обернувшись, воскликнула:
- Тетя Бесси, ты напугала меня до смерти!
Направляясь к племяннице, Элизабет Брэдшоу, маркиза Моубрей, не спеша шагала босиком по толстому персидскому ковру, бежевому с красным. В правой руке она осторожно несла блюдо из веджвудского фарфора, доверху наполненное миндальным печеньем. На ней был пеньюар из темно-розового шелка, облегающего ее изящную фигуру. В свои пятьдесят с лишним Бесси больше всего гордилась именно этим - прекрасной фигурой, которая вызывала благоговейный трепет у мужской части светского общества с того самого дня, как ей исполнилось шестнадцать.
- Хмм… Думаю, на твои слабые нервы подействовало не столько мое появление, сколько то, что у тебя сейчас на уме, - заметила Бесси со свойственной ей проницательностью. Она поставила блюдо на столик у постели и села на стоящий рядом пуфик.
Стараясь не встречаться взглядом с тетушкой, Люсинда сосредоточенно обвела пальцем красный цветочный узор, вышитый у нее на покрывале.
- Тетя, что навело тебя на такие мысли?
Дверь ее спальни внезапно с шумом распахнулась.
- Еще слово без нас - и мы никогда в жизни больше не обмолвимся ни словом ни с одной из вас!
Люсинда улыбнулась своим тетушкам: Виктория и Шарлотта, сестры Бесси, спешили к ее постели.
Обе они были в ночных рубашках, на которые ушло немало метров белого муслина, и обе закутались в прекрасные кашмирские шали. При этом средняя и младшая сестры Грей выглядели настолько чопорно, что Бесси закатила глаза, как бы выражая свое неодобрение.
- Ох, девочки… - Бесси сокрушенно покачала головой. - Вы что, уже такие старые, что вам нужно закутываться с головы до ног? - С этими словами она выпрямилась, так что даже Шарлотта, у которой было отнюдь не самое лучшее зрение, не смогла не заметить впечатляющую грудь своей сестры.
Люсинде же стало смешно, но она постаралась скрыть улыбку.
- Леди всегда остается леди, моя дорогая Бесси, - с легкой иронией ответила Виктория Сент-Эйнсбери, герцогиня Хайбери. Отодвинув свою старшую сестру, она уселась рядом с племянницей.
Леди Шарлотта Грей похлопала Люсинду по плечу и уселась у нее в ногах. Откашлявшись, заявила:
- Рассказывай, дорогая, мы слушаем.
Люсинда оглядела своих тетушек-фурий, как их прозвали в свете. Будучи внешне совершенно не похожи, сестры имели одну общую черту характера - непреодолимое упрямство. Все их различия отходили на задний план, стоило им прийти к единому мнению, и тогда уж ничто не могло помешать им получить желаемое.
- Это касается… Царя Соломона, - начала Люсинда. И сразу заметила бурную реакцию тетушек при одном упоминании знаменитого жеребца. - Мне представился шанс выиграть его.
- Как славно! - взвизгнула Бесси. - Руфус позеленеет от зависти! Ведь потомство от Царя Соломона практически гарантирует успех. Во всей Британии не будет лучшей племенной породы.
Виктория прервала восторженные возгласы сестры, осторожно прикрыв ей рот ладонью.
- Да, Бесси, мы все знаем, что может нам дать этот жеребец, - проговорила Виктория, - но ты не торопись сообщать новость своему сыну. Люсинда, но как же ты сможешь выиграть его?
- Ну… довольно просто. - Люсинда подергала свою толстую косу. - Мне только нужно позволить кое-кому поухаживать за мной определенное время. Если к концу этого срока он не завоюет мое сердце, конь станет моим.
Тут Бесси выпрямилась и заявила:
- Учитывая, что ты отказала большинству мужского населения Англии, проблемы тут не будет. Поэтому, - она потянулась к блюду с миндальным печеньем, - не отпраздновать ли нам это событие небольшим полночным пиршеством?
Шарлотта тоже взяла печенье с блюда. Потом, усевшись поудобнее, проговорила:
- Люсинда, дорогая, у меня всего один вопрос: кто он?
- Да-да, кто этот мужчина?! - оживилась Виктория. - Боюсь, я потеряла след Царя Соломона после того, как болван Уитхем проиграл его в карты этому бесстыжему Железному Уиллу.
Люсинда незаметно утерла капельки пота с висков.
- Ну… - Она откусила кусочек миндального печенья. - В общем, можно сказать…
- Так кто же он? Герцог Клермон? - Шарлотта посмотрела на сестер, потом перевела взгляд на Люсинду. - Это Железный Уилл, да?
Виктория, положив оставшийся у нее кусок миндального печенья на блюдо, уставилась на Люсинду круглыми глазами.
- Нет, конечно, это не он. Люсинде никогда не пришло бы в голову…
- Я так и знала! - перебила сестру Бесси. - Открытое окно, твои напряженные нервы, предательские капли пота… Он тебе понравился! Это Железный Уилл!
Виктория решительно покачала головой:
- Нет-нет! Что ты можешь знать о молодых людях? Веди себя достойно! Вспомни о своем возрасте, Бесси! Или тебя опять подвела память? Ведь твоему сыну уже…
- Хватит, Виктория! Стоит посмотреть на тебя, и сомнения в нашем возрасте исчезают. Так что спасибо тебе большое. - Бесси поджала губы и отвернулась.
Воспользовавшись стычкой тетушек, Люсинда встала и прошлась по комнате. Усевшись за письменный стол, принялась обмахиваться ладонью точно веером. Причем на теток старалась не смотреть.
- Дамы, полагаю, мы говорили о том, подходит ли Люсинде его светлость в качестве жениха. Может, вернемся к теме разговора? - минуту спустя проговорила Шарлотта, поднимаясь с кровати. - Я, конечно, знаю его родителей, но с мальчиком, боюсь, не знакома. Люсинда, дорогая, а он достоин твоего внимания?
Виктория тоже встала с кровати и подошла к племяннице.
- Распутник высшей пробы! - заявила она.
- Мужчина с опытом, это точно, - закивала Бесси. - Но почему это нужно считать помехой?
Виктория нахмурилась и погрозила Люсинде пальцем, - та не смогла скрыть улыбку.
- Тут не до смеха, моя дорогая!
- Да, конечно. - Люсинда сделала серьезное лицо. - А я-то думала, все обрадуются этой новости. Особенно ты, тетя Виктория.
Люсинда затронула больное место тетушки Виктории. Той было всего восемнадцать, когда она вышла замуж за герцога Хайбери, и брак их оказался неудачным. Герцога гораздо больше, чем собственная жена, интересовали его многочисленные любовницы. Сердце Виктории окончательно было разбито, когда выяснилось, что она не сможет иметь детей. Она постепенно отходила от своих друзей и знакомых, и, в конце концов, у нее остались только ее сестры да заброшенные конюшни Хайбери.
Муж плохо понимал Викторию, а в своих породистых лошадях разбирался еще хуже. На конюшне он бывал редко, и у Виктории оказались развязаны руки - она могла заниматься лошадьми. Здесь она обрела то, чего ей не хватало в браке - любовь и возможность отдавать кому-то свою нежность и заботу.
И вскоре каждый любитель скачек, который хоть раз побывал на "Таттерсоллз", не мог оторвать глаз от лошадей из конюшни Хайбери - их появление всегда было событием, на котором стоило присутствовать.
Поначалу Виктории этого было достаточно. Но постепенно высокомерные замечания герцога о его "влиянии и направляющей руке" привели к тому, что она стала враждебно относиться к мужу. И, в конце концов, Виктория уже не могла находиться в одной комнате с этим человеком.
А потом произошел несчастный случай на соревнованиях по конному спорту. Герцог упрямо заставлял свою необъезженную лошадь брать высокий барьер. Это закончилось трагически для лошади и не менее трагически для самого герцога. Отсутствие наследника привело к тому, что имение перешло к племяннику Виктории. Она же осталась очень состоятельной женщиной благодаря брачному контракту, но без дома.
Сестры упросили Викторию поселиться с ними в поместье Бэмптон, великолепном имении, завещанном юной Люсинде родителями. Там сестры и жили после смерти родителей Люсинду.