- Каким бы ты хотела видеть свое будущее, милая? Ты знаешь, что мысли материальны? Представь, что все, чего бы ты не пожелаешь сейчас, когда-нибудь случится. Но думай только о хорошем - ребенок слышит все твои мысли.
Несколько минут лысая девочка молчала. Потом раз пять пыталась начать говорить, открывала и закрывала рот, совершала какие-то странные жевательные движения.
- Я хочу родить свою дочь, - Элена нахмурилась и в непонимании уставилась на почти плоский живот. - Хочу, чтобы она никогда не узнала тот мир, который познала я.
- Ты хочешь, чтобы она жила среди вегов, - напомнила я о позитивных установках.
Элена задумчиво кивнула.
- Я хочу изменить этот мир, хочу, чтобы у вегов появилась возможность противостоять хищникам. Ты знаешь, Лючия, они ведь сами страдают. Никто из хищников не видит в их образе жизни ничего хорошего. Я их не жалею, нет. Меньше всего они достойны жалости. Просто у меня много раз возникало ощущение, что что-то в их поведении противоестественно. Для начала я бы хотела с этим разобраться. А потом, может быть, помочь им и вам.
- Хорошо, - согласилась я и про себя добавила. - А я помогу тебе.
Летели недели. Иногда мне казалось, что все, произошедшее со мной, было просто ночным кошмаром. Странным, страшным кошмаром, который внезапно закончился, оставив мне в память крохотную зарождающуюся жизнь внутри меня.
Я каждый день подолгу рассматривала в зеркале собственное тело. Я уже чувствовала движения дочери внутри себя. Я никогда не видела ее, но любила малышку всеми фибрами моей души.
Лючия убедила меня в необходимости вернуться в школу. Сказать, что новые одноклассники приняли меня плохо, - не сказать ничего. Дети вегов в отличие от их родителей не умеют сдерживать чувств точно так же как и дети хищников. Никто не решался говорить мне в лицо все те гадости, которые шептали за моей спиной. Но во взглядах одноклассников я читала такое отвращение и пренебрежение ко мне и моему растущему животу, что я поняла: надолго в этом селение я не задержусь.
Каждый день на мой стул подкладывали кнопки, мне в еду то и дело подсыпали какую-то гадость, любой мой промах во время занятий обсуждался и высмеивался не только одноклассниками, но и учителями.
Однажды, когда я была уже на седьмом месяце беременности, местная выскочка, проходя мимо меня в тот момент, когда я завязываем шнурки, грубо бросила:
- Наберут в школу всяких отбросов. Гнать их и их отродье туда, откуда они вылезли.
Я не заметила, как мой локоть прижал к стене ее хрупкую шею. Краска сползла с лица наглой девочки. Да, на мне не было шипованной куртки, и мой живот лучше прочего доказывал, что я не в самой хорошей форме для драки, но к ней я была готова. Как и всегда. В отличие от заносчивой веги.
- Еще раз оскорбишь моего ребенка, я убью тебя. Поняла?
Шокированная девочка судорожно кивнула и торопливо скрылась из моего поля зрения. А во время следующего урока меня вызвали в кабинет директора и очень вежливо попросили повременить с занятиями на какое-то время.
В тот день я отправилась к Лючии. Это не был запланированный прием, но я очень хотела поговорить с ней.
- Здравствуй, Элена. Как твои дела?
Я упала в пустующее кресло напротив ее стола и сразу призналась:
- Меня выгнали из школы.
Лючия добродушно улыбнулась.
- Ты хочешь туда вернуться?
- Нет, конечно, нет!
Я в грубой форме отозвалась обо всех учениках местной школы и взволнованно посмотрела на Лючию. Она задумчиво глядела на меня, и какая-то чертовщинка в ее взгляде дала мне понять, что психолог замышляет нечто.
- Ты хочешь мне что-то сказать, - я подалась вперед.
- Да, - женщина кивнула и бросила загадочный взгляд на мой округлившийся живот. - Скоро родится твоя дочь. Я хочу предложить тебе отправиться со мной в одно место, туда, где вы с ней сможете быть теми, кем захотите.
Я заранее чувствовала, что соглашусь на предложение Лючии. Я мечтала уехать и начать жизнь с чистого листа. Больше всего на свете я желала забыть Димитрия. Но я даже не подозревала о том, что ожидало меня в загадочном лагере, там, где веги и хищники жили бок о бок, подчиняясь совершенно иным законам и правилам жизни.
Огненный диск мелькал в густой листве, рассеивая и отвлекая внимание зрителей от происходящего на арене. Ласково мурлыкая рядом с моими вытянутыми ногами прошла тощая белая кошка и потерлась о шершавый ствол раскидистого древа, под кроной которого на иссушенной зноем земле я наслаждалась заслуженным отдыхом.
Безудержное счастье и умиротворение накрыло с головой впервые с того самого дня три года назад, когда на паркинге возле торгового центра я увидела Димитрия. А быть может, даже впервые за всю мою недолгую жизнь. Я не представляла, какой бывает эйфория от одного вида слепящего солнца, от ощущения ледяного северного ветра, остужающего опаленную беспощадным светилом кожу.
"Интоксикации нет". Однажды я бездумно произнесла слова, которые много раз повторял мой отец. Тогда в силу отсутствия опыта и истинного понимания предмета речи я не могла знать действительную ценность этого принципа, потому с легкостью им пренебрегла. Но теперь я понимаю, понимаю лучше, чем те, чьи руки никогда не касались мерзкой гадости, выжигающей все самое доброе и человечное в каждом, кто, как и я, однажды решился на бездушный шаг в пропасть - сознательно попробовал наркотики.
Говорят, хищники, которые сидели на психотропных веществах, более не способны в полной мере ощутить красоту окружающего мира. Какие же эмоции я испытывала прежде, если то, что я чувствую сейчас столь изумительно? И что же согревает мое озябшее сердце? Запах прелой травы, шум непокорной листвы деревьев или светило, которое ненавидят почти все тренирующиеся на арене? Все, за исключением, наверное, одной меня.
Вчера был ливень и гроза. Ария испугалась и громко заплакала, разбуженная ревущими раскатали грома. Я взяла ее на руки и вышла на середину арены - большой круглой площадки для тренировок в самом центре лагеря. Я сняла сандалии, и босыми ступнями ощутила влагу потоков воды, их прохладу и касания пробивающихся сквозь щели неровной кладки трав. Умопомрачительная зябкая ласка.
Дочь, пораженная тем, что происходило, уставилась на меня, а я высоко подняла ее и, громко напевая мою любимую детскую песенку, начала танцевать. За ангельским личиком малышки сверкнула молния, и я рассмеялась, радуясь и подбадривая Арию на принятие всякой погоды, которой желает одарить нас природа-матушка.
Лучистые бирюзовые глаза доченьки заискрились радостью. Малышка изо всех сил обняла мою шею, и мы долго танцевали и пели знакомые куплеты. И было так хорошо, как было, наверное, в далеком и уже забытом мной детстве. И однажды, только однажды, в руках Димитрия, тогда, когда я еще не имела представления о грязной и мерзкой стороне жизни хищников.
Но теперь я в превосходной степени познала ее. Отравленные химией воспоминания тех полутора лет путались и иногда смертоносной лавиной накрывали меня. Но Лючия помогла мне убедить саму себя в том, что только благодаря горькой памяти я понимаю истинную цену свободы и радуюсь таким вещам, действительную значимость которых можно познать только будучи их лишенным.
Я дышу свежим воздухом и схожу с ума от его ароматов, тонких, чистых, природных запахов, которые я начала ощущать лишь спустя год после того, как бросила курить. Я пью воду и чувствую ее вкус и свежесть, и всегда она разная. Я ем пищу и внутренне осязаю, как блуждающая по моему организму она очищает его, все еще выводя токсины и химикаты, прочно засевшие в моих подкожных тканях.
В лагере, куда мы сбежали из селения вместе с Лючией, жизнь не была такой односторонней, как в городе хищников или деревне вегов. А главное, в каждом поступке, в каждом принципе жизни людей (так жители лагеря называют себя, стремясь сгладить расовые различия между хищниками и вегами) чувствовалась осмысленность. И все благодаря проповеднику, который обучал нас образу жизни древних, тех, для кого, по словам Верена, не существовало ни классовых ни религиозных разграничений.
Но я опять забегаю вперед. Рассказывая свою историю, следует быть последовательной и вспомнить, как же мне удалось спасти Арию из рук, казалось бы, гуманных, вегов.
Была на удивление теплая и сухая осень. Мы с Лючией прогуливались по прямым дорожкам ее селения. Внезапно я ощутила острую боль внизу живота и присела. До предполагаемой даты рождения ребенка оставалось менее двух недель. Я была готова. Боль быстро прошла и через несколько минут повторилась. Так начались схватки.
Рожала я быстро и легко. Спустя несколько часов после появления на свет Арии уже забылись все болезненные ощущения. Моим вниманием всецело завладел крошечный младенец, чьи большие затянутые синеватой дымкой глаза, казалось, заглядывали в самые глубины моей покалеченной души.
Лючия увлекалась древними мистическими учениями, и я уже привыкла к ее редким странным высказываниям, не имеющим ничего общего с классической психологией. Мне вспомнились слова моей удивительной подруги о том, что с рождением ребенка душа женщины перерождается и уже не имеет ничего общего с душой того человека, который обитал в прежнем теле. Именно так я и чувствовала. Я всецело переродилась. Моя душа реинкарнировала. Мой дух воспрял. Мое тело разделилось надвое, оно стало двумя телами, и кто-то новый завладел частицей меня. Ее я назвала Ария.
Я еще лежала на кушетке, когда примчался детский доктор, отнял от груди моего ребенка и взял пробу. Спустя минуты я услышала страшное для прежней меня и безразличное для меня новой заключение. Хищница. Моя дочь унаследовала хищные гены отца. Мне в руки сунули малышку, тогда как все врачи и медсестры, присутствовавшие в большом разделенном ширмами родильном зале, торопливо вышли.
Лючия взволнованно глядела на меня и прежде, чем они успели вернуться, едва-слышно прошептала:
- Два дня. Проси два дня и соглашайся на все! Поняла? Два, Элена!
Женщина схватила свои вещи и поспешила удалиться. А я уже обо всем догадалась.
Пришел доктор, на вид достаточно молодой и самоуверенный, высокий и худощавый. На нем была аккуратная голубоватая шапочка, уж не знаю, как она правильно называется, и сдвинутая на подбородок марлевая повязка. Я с пренебрежением взглянула на свою дочь - начала играть отвратительную, но жизненно необходимую в той ситуации роль.
- Врачи сказали, что она… - я резко подняла на незнакомого мужчину полный негодования взгляд и сквозь зубы процедила. - Хищница.
Его черты смягчились, значит, решила я, врач расслабился и потерял бдительность. По его ошибочному мнению, все шло как нельзя лучше.
- Тебе не обязательно воспитывать ее самой, Элена. Девочка будет агрессивна и жестока, абсолютно неуправляема. Мы хотим предложить тебе помощь.
Он говорил так обволакивающе-приторно, что изобразить абсолютно наивную улыбку мне было не так уж просто.
- Я была бы очень рада вашей помощи! - я отодвинула от себя Арию настолько далеко, насколько позволяли размеры неширокой больничной койки и, словно размышляя вслух, тихо добавила. - Я еще молода. Я достойна лучшего.
Прости меня, дочка, за то, что я произносила эти лживые бездушные слова. Я делала это для тебя.
- Мы можем забрать это, - презрительный взгляд светло-светло голубых глаз метнулся в сторону моей малышки. - Мы можем унести ее сразу. Так тебе будет легче.
Я кивнула этому мерзкому вегу, про себя обзывая его последними словами, и, подражая его беспечному тону, произнесла:
- Два дня. Пусть Ария проведет со мной эти выходные, а потом…
Я не договорила, только бросила на того, кто не имел права называться врачом, циничный взгляд хищника. И он меня понял.
Оказалось, Лючия была готова к нашему побегу прежде, чем все случилось. А два дня, которые просила она, нужны были именно мне. На восстановление сил. Я старательно делала вид, что давала дочери те мерзкие порошковые смеси, которые приносили доктора. И урывками кормила ее грудью.
Наконец, вечером второго дня, после того, как был объявлен отбой, Лючия пришла в мой бокс. Она принесла белый халат и маску. Я переоделась и, взяв на руки спящую дочь, засеменила за своей подругой.
Охраны, конечно, не было. Но по дороге к выходу нам таки попался молодой медбрат. Лючия сухо кивнула ему и прошла мимо. Парень провожал нас растерянным взглядом и, наконец, несмело поинтересовался:
- А вы куда?
Лючия даже не обернулась, только сухо бросила:
- Приказ.
Прокатило.
В тени соседнего дома стояла машина Лючии. Покинуть селение оказалось до невероятного просто, потому как охрану совершенно не волновало, кто и в какое время выезжал в большой город. Тем не менее, я всё же перебралась в открытый из салона багажник и, прижимая к груди заветный живой сверток, затаилась, ведь моя внешность - татуировки на шее, короткие светлые волосы и больничный халат, - не могли не привлечь внимание зорких глаз.
Я услышала скрип открывающихся ворот и рев мотора. И вот мы выехали в большой город. Нет! В огромный лишенный всяких оград удивительный и такой разный внешний мир.
Глава 6
- Чем закончились твои поиски выживших вегов? - внимательно глядя на меня, спросила Лючия, когда мы выехали из города.
Я опустила глаза, пытаясь подавить в себе всепоглощающее чувство утраты.
- Судя по всему, те самые хищники, которых Димитрий просил предупредить жителей нашего селения о готовящемся нападении, напали первыми. По мнению, к которому пришли полицейские, они же и грубо инсценировали кровавую бойню с вегами в катакомбах, чтобы все выглядело так, будто друзья выполнили просьбу Димитрия.
Я встретилась взглядом с Лючией. Да, многое в этой истории и прежде казалось мне нелогичным и подозрительным, но что я могла сделать? Все следы обрывались. Даже друзья Димитрия в органах управления наотрез отказывались обсуждать с ним ход данного дела, а мне оставалось только одно - заливать свое горе спиртным.
Тогда я считала, что у меня уже не может появиться побудительный мотив к жизни. И я знала, что падаю все ниже, в глубине души надеясь, что конец близок. Всего этого я не произнесла вслух, но судя по многозначительным взглядам и участливым репликам, Лючия была способна домыслить несказанное.
К теме моего родного селения мы решили не возвращаться, зато за те несколько часов, что Лючия, Ария и я провели в дороге, сбегая из деревни моей подруги, она успела рассказать мне, наверное, все, что знала о лесном лагере. Он должен был состоять из нескольких сотен палаток, больших, рассчитанных на пару десятков человек, и крохотных, в которых едва могли поместиться двое, общих кухонь и подсобных помещений, образованных посредством укрытия тентом пустот меж деревьев, а главное, оборудованных мест под тренировки.
Его основатель, проповедник и мистик, долгие годы бродил по миру, изучая жизнь других народов, не желая мириться с несправедливостью современных нравов. Он познал учение древних и стал его ярым приверженцем, желая на собственном опыте убедиться в справедливости канонов. Еще до того, как Верен начал проповедовать, у него появились ученики, несколько десятков последователей, повторяющих все постулаты их учителя. Спустя годы учеников стало больше, тысячи. Верен подвергся гонениям и клевете. Он бежал от своих преследователей, и его духовные братья и дети отправились за ним в дремучие и непроходимые леса. Добраться до них на машине не представляется возможным. Они часто переходят с места на место, желая единственного - отделиться от современной цивилизации, и создать новое общество, свободное и цельное, гармонизированное и утопичное.
Я боялась. Чем ближе машина подъезжала к конечной точке, обозначенной на карте, которую Лючия получила от своего друга по переписке, тем сильнее становился мой страх. Я представляла себе фанатиков-сектантов, подобно диким животным, живущих в глухих лесах и отрицающих все блага современной цивилизации.
Вероятно, думала я, они носят мешкообразную потрепанную одежду, и их скудный рацион составляет то, что возможно найти в окружающей местности. Как же смешно вспоминать все это!
Мы бросили открытую машину на шоссе и, уверенные в том, что долго она там не простоит, двинулись вглубь леса. Лючия взяла вещи, а я понесла Арию. Мы путешествовали, наверное, несколько часов, вброд перешли широкую реку, взобрались на очередной холм и, наконец, увидели его, лесной лагерь с сотнями цветных палаток и снующими между ними людьми. А вокруг раскинулись густые и текучие в потоках непокорного ветра изумрудные леса.
Нас встретили на полпути два высоких атлетично сложных мужчины, взяли вещи и предложили понести дочь. Я отказалась. Тогда они проводили нас к одному из помощников Верена, Роману.
Я вошла в его палатку вслед за Лючией и принялась успокаивать взволнованную Арию, поэтому не сразу обратила внимание на хозяина походного жилища. Но когда я подняла на него свои васильковые глаза, встретила теплый восторженный взгляд невероятно-красивого и мужественного человека. На вид Роману было около тридцати лет, он был высоким и стройным, но, не смотря на это, рельеф его рук произвел на меня приятное впечатление. Его совсем короткие волосы не позволяли в полной мере определить их оттенок, но глубокие карие глаза искрились радостью и добротой. Я тепло улыбнулась и почувствовала, как мое умиротворение передалось малышке, и, уткнувшись носиком в белое одеяльце, Ария снова задремала.
- Присаживайтесь.
Мы сели напротив Романа и представились. Он не сводил своих гипнотических глаз цвета молочного шоколада с меня и первым, о чем он спросил, было:
- Это твой ребенок?
Странно, но мой положительный ответ стал причиной появления на его лице нежной, даже ласковой улыбки.
- Ты хищница, - его заблуждение не было вопросом.
Я печально улыбнулась и поправила Романа:
- Вег.
Его глаза расширились от удивления, он долго глядел на меня, и смущенная пристальным вниманием я опустила взгляд на спящую дочь.
- Ее селение уничтожили. Элена долго жила в городе хищников, - попыталась оправдать меня в глазах Романа Лючия. - Полгода назад она пришла в наше селение.
- Если девушка захочет, она сама расскажет мне свою историю, - я чувствовала теплоту в словах Романа, но никак не могла отважиться поднять на него свой отчего-то стыдливый взгляд. - В нашем лагере никто не станет вас осуждать за прошлые ошибки. Очень скоро вы поймете: здесь каждый индивидуален и волен любым приемлемым способом выражать себя. У нас есть только два правила: уважайте других и трудитесь на благо всех нас. Вы согласны?
Глаза Лючии засияли - она была безмерно рада тому, что нас приняли, тогда как я нерешительно посмотрела на Романа и заметила по-настоящему добрую улыбку на его губах.
- Все хорошо, Элена. Здесь тебе нечего бояться, тебя защитят и поймут. Ты знаешь, многие из тех, кто живут в лагере, по своей природе являются хищниками. Как и я сам.