Джеймс
- Джеймс?
Я очень уютно устроился лицом в подушку. Не сдвинувшись, я прижал к уху телефон:
- М-м-м-м… Да. Что?
- Джеймс, это ты?
Я перевернулся на спину и уставился на бледные полосы утреннего света на потолке.
- Мам, почему ты каждый раз спрашиваешь, я ли это, когда звонишь мне на мобильный? Может, ты скрываешь от меня сотни других звонков, когда ты почти правильно набирала мой номер и разговаривала с какими-то похожими на меня типами?
- По телефону у тебя голос звучит иначе, - ответила мама. - Как-то нечетко. У тебя похмелье?
Я глубоко вздохнул и посмотрел на кровать Пола. Он все еще пребывал в коме. На подушке слюна, одна рука свисает… будто его на постель с самолета сбросили. Вот мне бы так!
- Мам, ты знаешь, что сегодня выходной? Еще десяти нет. Да что там, девяти еще нет!
- Извини, что так рано звоню, - сказала она.
- Ты не всерьез извиняешься.
- Да. Я еду к тебе и хотела, чтобы ты проснулся и встретил меня на автостанции.
От неожиданности я быстро сел и подпрыгнул до потолка:
- Черт!
На краю моей кровати, обхватив руками подтянутые к груди коленки, сидела Нуала. Я даже не почувствовал ее присутствия. Она выглядела опасной, задумчивой и до невозможности красивой.
- Мне, наверное, послышалось… Ты только что выругался?
Я одними губами спросил у Нуалы: "Какого черта?", а потом сказал маме:
- Не послышалось, мам. Я нарочно.
- У тебя были более важные планы, чем встреча с твоей дорогой мамочкой, которая ужасно по тебе скучает?
- Нет, меня просто укусили. Я буду очень рад тебя увидеть. Как обычно. Да я просто в экстазе. Как будто разверзлись хляби небесные, но вместо дождя льет клубничное желе.
- Твое любимое, - заметила мама. - Мой автобус прибывает в десять пятнадцать, успеешь? Возьми с собой Ди, ее мама передала ей кое-что.
- Постараюсь. Если она свободна. Многие бывают заняты по выходным. Высыпаются и все такое.
На лице Нуалы застыло исключительно злобное выражение. Она залезла рукой под одеяло, схватила меня за большой палец ноги и начала его крутить, будто собираясь свинтить с ноги. Мне было больно и щекотно.
- Человек с генами Терри Монагана не может долго спать по выходным. Наверняка Ди увлечена проектированием моста или планами по захвату власти над миром. Все, я заканчиваю разговор, потому что хочу успеть до приезда дочитать книгу. Иди одевайся. Я угощу вас обедом.
- Отлично. Чудесно. Очаровательно. Я вылезаю из своей замечательной теплой постели. Пока. Скоро увидимся.
В идеальном мире я позвонил бы Ди, и она бы ответила, а потом мы поехали бы встречать мою маму, но в реальном мире, где над Джеймсом издеваются все, кто только может, я Ди не позвонил. Я даже не сделал, как в кино, когда человек сначала набирает чей-то номер, но сразу же захлопывает телефон, прежде чем ему ответят.
Повесив трубку, я долго смотрел на узор на крышке телефона. Похоже, это не случайные завитки, которые дизайнеров заставил нарисовать отдел маркетинга, а сатанинский символ для улучшения приема сигнала. Совсем рядом со мной на столе лежала ручка, и я нацарапал на руке "10:15". Многие буквы смылись во время вчерашнего душа; от вида полустертых слов меня даже слегка затошнило. Я дописал те, которые еще можно было спасти, и стер слюной нечитабельные пятна.
Подняв глаза, я обнаружил, что Нуала исчезла. Вот вечно ее нет, когда она нужна.
Я несколько раз открыл и закрыл телефон, пытаясь вернуть мозги на место. Я не слишком переживал, что не позвонил Ди, - вряд ли она ответит, увидев мой номер. Однако то ли в животе, то ли в голове возникло мерзкое сосущее чувство, как будто я голоден, хотя есть не хотелось.
- Просыпайся, Пол!
Я пинком сбросил одеяло. Оно собралось в комок там, где раньше сидела Нуала. На пол полетели сухие безжизненные листья.
- Пойдем, моя мама угостит нас обедом.
Мама просто физически неспособна приходить вовремя. Эта неспособность - неотъемлемое свойство ее существования, и она настолько сильна, что опоздал автобус. Не мог не опоздать. Так мы с Полом оказались на скамейке возле автостанции, под мягкими лучами яркого осеннего солнца.
- Как это у тебя получается?
Пол пытался писать на руке. Ручка была с кнопкой; Пол постоянно щелкал ею и тряс ручку, словно выбивал из нее дурь. Вместо букв у него выходили только точки.
- Пишешь будто хот-догом!..
Мимо нас проносились машины. Автобуса все не было.
- Я тебя просвещу. Готовься к откровению.
Он отдал мне ручку и показал на тыльную сторону моей ладони:
- Напиши "гей".
Я занес ручку над кожей:
- А я и не знал, что все так серьезно. Конечно, моя привлекательность не знает границ, однако…
Пол расплылся в такой широкой улыбке, что я увидел ее даже боковым зрением.
- Не-е-е-ет! У нас есть приглашенные музыканты. Вернее, приглашенный преподаватель по гобою. В общем, на этой неделе она наконец приехала. Знаешь, как ее зовут? Аманда Гей!
Я присвистнул:
- Не может быть.
- Я тоже сначала не поверил. Представь, каково ей в школе приходилось.
Я написал на руке "костер".
Пол издал возмущенный шум:
- Ну вот! Почему у тебя она пишет? Никаких точек!
- Эх ты, гений. Кожу надо лучше натягивать, - сказал я и проиллюстрировал свои слова, написав собственное имя и заключив его в кружок.
Он отобрал у меня ручку, натянул кожу на руке и тоже написал "костер".
- Почему "костер"?
- Хочу вставить сцену с костром в "Балладу".
- Тогда придется что-то придумывать со сценическим огнем. Слишком сложно… или будет дурацки выглядеть… Разве что огонь на спирте… - Пол посмотрел мимо меня. - Эй, к нам идет девчонка, с которой ты учился.
Я застыл, не желая поворачиваться:
- Пол, не шути так. Думаешь, она меня заметила?
- Уверен.
- Привет, - сказала за моей спиной Ди.
Невольно всплыли ее слова: "Я вспомнила Люка, как он целовал меня".
Я мрачно взглянул на Пола, надеясь, что он прочтет в моем взгляде "спасибо, что предупредил", и поднялся, сунув руки в брюки, чтобы стать к ней лицом.
- Привет, Пол, - сказала Ди. Пол смущенно опустил глаза. - Можно мы с Джеймсом минутку поговорим?
- Я жду маму, - пробормотал я, ощущая, как желудок сворачивается в тугой комок. Мысли путались. Смотреть на Ди было больно.
- Я знаю. Моя мама сказала, что передала с ней вещи. Она - моя мама, не твоя - мне позвонила: мол, слышала по радио объявление о заторах на дороге, поэтому я знаю, что она еще не скоро приедет. Я сейчас про твою маму… - Ди чуть пожала плечами и выпалила: - Вот я и приехала на церковном автобусе - решила предупредить тебя, что она опаздывает.
- Я подожду здесь, - предложил Пол.
- Спасибо, товарищ, - саркастически произнес я. Ну хоть будет кому передать маме мой прах, когда Ди испепелит остатки моего самоуважения. Мгновение я обдумывал, могу ли я сказать "нет". - Ладно, пойдем.
Пол состроил мне печальную гримасу, и я пошел по тротуару вслед за Ди. Мы шли в гору по направлению к центру Гэллона. Она молчала. Я увидел через квартал музыкальный магазин Эванса-Брауна. Интересно, там ли волынщик Билл? А может, когда меня нет, он исчезает, как Нуала? Я смотрел в витрины, наблюдая, как растягиваются и сжимаются наши отражения. Сунув руки в карманы, опустив плечи… одинокий остров, до которого без лодки не добраться.
- Я ужасно себя чувствую, - наконец сказала Ди.
Это прозвучало эгоистично. Наверное, она поняла, потому что поспешно добавила:
- Я плохо с тобой поступила. Я… я каждую ночь плачу, когда думаю о том, что все между нами испортила.
Я промолчал. Мы проходили мимо магазина мужской одежды. В его витрине красовались головы-манекены в шляпах, и на мгновение мое отражение оказалось одетым в котелок.
- Я… мне так жаль… Я не хочу, чтобы между нами все было кончено. Со мной что-то неправильно…
Она еще не плакала, но в голосе слышалась дрожь. Я смотрел на трещины в асфальте. Там колонной маршировали муравьи. Интересно, к дождю? Мама когда-то рассказывала, что муравьи ходят по прямой, чтобы оставлять следы из запахов, ведущие к дому. Чем плотнее колонна, тем сильнее запах. Тем легче вернуться.
Ди внезапно остановилась, дернув меня за руку:
- Джеймс, пожалуйста, скажи что-нибудь. Пожалуйста. Мне… мне непросто было решиться. Скажи хоть что-нибудь!
В голове толпились слова, но я не мог их произнести. Я видел резкие очертания букв, сотни символов, составляющих слова, которые нужно записать. Ди до боли сжимала мою руку и смотрела на меня глазами, в которых уже блестели слезы, а я стоял, не в силах вымолвить ни слова.
И все-таки нужно было говорить. Когда наконец мне это удалось, я сам удивился, как ровно звучит мой голос и как связно ложатся фразы. Как будто мною завладел всезнающий беспристрастный рассказчик, который делает объявления для широкой публики.
- Я не знаю, что сказать, Ди. Я не знаю, чего ты от меня хочешь.
А потом, внезапно, я понял, что надо сказать, и слова засверкали в голове, стремясь вырваться наружу: "Ты сделала мне больно. Чертовски больно. Ты стоишь, держишь меня за руку, а я умираю. Ты просто меня используешь? Разве я для тебя так мало значу? Я нужен просто, чтобы заполнять пустоты, да?"
Я молчал.
Правда, Ди смотрела на меня так, будто все слышала, и я даже напрягся, вспоминая, не говорил ли я вслух. Она отвернулась, посмотрела на пустой тротуар, потом на собственные ноги, словно черпая храбрость от потрепанных ботинок "Док Мартенс".
- Я хотела тебе сказать, что он мне очень нравился. Люк.
- Очень нравился, - повторил я тусклым недоверчивым голосом, даже не пытаясь изменить интонацию.
- Ну хорошо. Я любила его. Я не хотела тебе говорить. Чувствовала себя виноватой, хотя мы просто друзья. - Ди долго колебалась; я не стал ей помогать. - Мне очень тяжело с тех пор, как он… ушел. Я знаю, что никогда больше его не увижу, и знаю, что нужно его забыть. Я чувствую себя так, будто я выбираюсь из огромной ямы и хватаюсь за что угодно… Я схватилась за тебя, хотя не должна была этого делать.
Она подняла глаза, уже плача, и я понял, что, как всегда, сделаю все, что она попросит.
- Пожалуйста, Джеймс. У меня в голове сейчас полная неразбериха. Ты - мой самый-самый лучший друг, я боюсь потерять и тебя тоже.
- Не знаю, смогу ли я, - произнес я.
Говорить правду было приятно.
Через мгновение до нее дошло. Она закрыла лицо рукой и горько разрыдалась, как плачут люди, которые доведены до того, что им просто плевать, кто видит их слезы.
Я не мог на это смотреть.
Я взял ее за плечо и притянул к себе. Я обнял ее, почувствовал знакомый свежий запах ее шампуня, и он, как машина времени, перенес меня в бесчисленное количество других объятий, в те долгие годы, когда еще не было Люка, когда ей нужен был только я. Склонив голову, я наблюдал за отражением нашего объятия в витрине. "Пожалуйста, не думай о нем сейчас".
- Я не думаю, - прошептала Ди и уткнулась лицом мне в плечо, заливая мою футболку слезами.
Я не знал, помогаю ли я Ди выбраться из ямы или она тянет меня за собой на дно.
- Да, я сумасшедшая, - тихо сказала она. - Только не бросай меня, Джеймс, ладно? Пусть после лета пройдет побольше времени, и, может быть, мы попробуем еще раз. И все получится.
Трудно было понять, имеет ли она в виду дружбу, или еще один поцелуй, или просто возможность дышать. Я вообще ничего не понимал - все силы уходили на то, чтобы ей поверить. Я обнимал ее, прижимая руку к ее волосам и преисполняясь уверенности, что она снова причинит мне боль.
Нуала
О, что это со мною? В горле ком,
во рту нектара сладость и пчелиный яд,
влюбленный разум грезит об одном:
о форме рук твоих, о том, что говорят
твои лишь губы.Стивен Слотер (стихи из сборника "Златоуст")
Вспоминая тот день, я думаю о том, что можно было предпринять, чтобы Элеонор не поняла суть моих чувств к Джеймсу. Воображаю, как бы я могла сделать так, что она меня вообще не увидела бы. Или уж если не было возможности спрятаться, по крайней мере, я должна была найти способ скрыть то, что между нами происходило.
Джеймс сидел вместе с круглолицым на остановке. Дурочка Ди вернулась в школу - утомилась, мучая Джеймса, и теперь хотела прилечь. Оказалось, что круглолицый умеет показывать фокусы; он развлекался тем, что заставлял скрепки появляться и исчезать у него в руках. Я легко рассмотрела его приемчики, но, должна признать, он был неплох: показывал фокусы непринужденно и небрежно, как будто говоря: "Ну конечно, магия существует".
Джеймс слегка иронично ему улыбался, а я чувствовала, что уже привыкла к этой улыбочке. Он улыбался, потому что знал, что магия существует, и знал, что фокусы круглолицего - не магия, но все равно не мог это доказать, и такая двойственность ему нравилась.
Я сидела на траве недалеко от них, на таком расстоянии, чтобы Джеймс не чувствовал моего присутствия, однако достаточно близко, чтобы слышать их разговор. Джеймс, как обычно, излучал яростное золотое сияние, и впервые за много месяцев я почувствовала голод.
Именно тогда я осознала, что сделку надо заключить до Хеллоуина, иначе мне будет плохо.
И еще именно тогда я осознала, что не хочу отбирать у Джеймса ни года жизни, даже если он вдруг согласится.
У меня закружилась голова.
- Ждешь автобуса?
Я узнала Элеонор по голосу, а подняв голову, увидела рядом с ней ее безымянного консорта. Он чуть наклонился в мою сторону и протянул руку, чтобы помочь мне встать, но Элеонор легонько шлепнула его по пальцам:
- Это плохая мысль, милый. Она голодна, а ты - лакомый кусочек.
Она опустила взгляд на меня и протянула свою руку. На каждом пальце у нее было кольцо; некоторые были соединены длинными золотыми цепочками, которые свисали с ее ладони. Я осталась сидеть.
- Ты не встанешь перед своей Королевой, милочка? Или у тебя просто нет сил?
Я посмотрела на нее и ответила, зная, что мой голос звучит капризно:
- А что? Если я не встану, ты прикажешь меня убить?
Элеонор поджала бледные губы:
- Так вот кто отказался помогать… Я ведь предупреждала тебя, у нас здесь дела, в которые не нужно вмешиваться.
Вид у ее консотра был такой, точно он приказывал мне: "Встань!" Хотя я по-прежнему почти не могла читать его мысли, ясно было одно: не так давно он видел смерть - и теперь не хочет увидеть ее снова.
Я поднялась:
- Я не лезу в твои дела.
Так мне кажется, по крайней мере. Точно не знаю. Я взглянула на Джеймса, и Элеонор тоже посмотрела на него. К нему от автостанции шла женщина, заранее широко раскинув руки, чтобы обнять. Лицо Джеймса выражало искреннюю радость. Я еще не видела его таким счастливым.
Элеонор рассмеялась так громко, что даже стоявшие в отдалении люди поежились и заговорили о надвигающейся грозе. Элеонор вытерла глаза - как будто она умеет плакать! - и, недоверчиво улыбаясь, покачала головой:
- Маленькая леаннан сида, ты выбрала его?
Мне не понравилось, как она смеется и смотрит на него.
- Какой странный и правильный выбор. Я чуть не убила его пару месяцев назад, но дайне сиды оживили его по просьбе клеверхенда. А теперь ты его все-таки прикончишь. Замечательно, правда?
Джеймс гордо улыбался, наблюдая, как его мама обнимает круглолицего, - как будто и маму, и объятия выдумал лично он.
- О!.. - Элеонор прикрыла рот рукой, наклонилась к консорту и сказала с таким восторгом, что я почти не могла этого вынести: - Ты понял, милый?
Консорт утвердительно хмыкнул, а Королева обратилась ко мне:
- Так вот почему ты дрожишь от желания, маленькая шлюха? Тебе отказали?
Черта с два я дрожу. У меня все в порядке. После Стивена прошло не так уж много времени.
- Тебя это не касается.
- Меня все касается. Я забочусь о своих подданных и не хочу, чтобы они в чем-либо нуждались.
- Правда?
- Только попроси, - сказала Элеонор. Она повернулась в сторону Джеймса с мечтательной улыбкой: - Что такое? Не соглашается на сделку? Я могу сделать его более сговорчивым. В первый раз это было очень легко.
Я отчетливо увидела в ее мыслях воспоминание о Джеймсе, сломленном и задыхающемся.
- Я не хочу заключать с ним сделку. И вообще, не лезь в мои дела, и тогда я не буду лезть в твои.
Увиденная картина разбередила глубокую рану, и я позволила себе зайти слишком далеко. Сейчас последует ее гнев…
Но она просто положила руку мне на плечо и, цокая языком, покачала головой:
- Береги силы. Если ты хочешь продержаться до дня Мертвых без сделки, тебе понадобится все до последней капли.
Королева улыбалась. Ужасный оскал, говорящий мне о том, что она знает о моих чувствах к Джеймсу и заинтригована. Элеонор, как и все придворные феи, любит ломать забавные безделушки.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
ты был прав. все не так и я д. б. т все рассказать. но теперь поздно. вдруг ты скажешь мне прекратить? вдруг ты спросишь правда ли я не получила т сообщение? вдруг ты спросишь знаю ли я сама чего хочу? ненавижу врать.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
На большинстве уроков в Торнкинг-Эш в моем классе было восемнадцать человек. За время учебы мы распределились по местам в соответствии с типами личности. Первый ряд парт: подлизы и заучки, вроде меня. Второй ряд: друзья подлиз и заучек. И претенденты в друзья. И еще претенденты в подлизы, которые не успели занять место в первом ряду. Третий ряд: ни то ни се. Те, кто сидит в третьем ряду, мне неинтересны. Слишком хороши, чтобы быть плохими, и слишком плохи, чтобы быть хорошими. Последний ряд: придурки, разгильдяи и пофигисты.
Что интересно, я мог бы сидеть и в первом ряду, и в последнем. Разве так бывает?
Короче говоря, в это утро вся наша устоявшаяся система полетела к черту, поскольку класс Салливана с какой-то неведомой гнусной целью объединили с классом, который слушал драматическую литературу у Линнет.
Нам выделили большую солнечную аудиторию в конце коридора, в которой все могли поместиться, и вдруг оказалось, что за собственные места надо сражаться. Вот так и вышло, что мы с Полом очутились в заднем ряду. Чего я не ожидал, так это того, что окажусь рядом с Ди, которой в заднем ряду ну никак не место.
Осенний ветерок дул в большие окна и метался по комнате, поднимая со столов листы бумаги. Я несколько мгновений посидел, соображая, что бы ей сказать, перебрал некоторое количество вопросов и фраз разной степени остроумности и информативности, и в итоге выдавил:
- Значит, ты здесь учишься.