Были. Матрене ли Павловне этого не знать! Сама им денежки на ту поездку отсчитывала. Со старшим-то байстрюком все прошло гладко, и возиться особо не пришлось. Антошка только и сделал, что подпер входную дверь да керосину под крышу плеснул перед тем, как дом поджечь. Плохо только, что не остался до конца, не убедился, что дело сделано. А оно вот как все обернулось… Во второй-то раз Матрена Павловна, как чувствовала, специально настояла, чтобы в Вену вместе с Антошкой поехала Катька. Эта своего точно не упустит, доведет дело до конца.
И довела. Антошке только и осталось, что тряпицу с эфиром к лицу баронессы прижать. Остальное сделала Катька, собственноручно коляску с младенцем к воде толкнула. Помнится, Матрена Павловна тогда еще подумала, что все они теперь в этом деле замарались, что никто никого не предаст теперь. А еще подумала, что на ее собственных руках невинной крови нету. Она ж тогда как раз Наташеньку под сердцем носила, ей не до убийств было. А деньги давала – это да, да только кто же докажет? Нету теперь ни Катьки, ни Антошки. А с Викешей она как-нибудь разберется…
– Вы такую дичь сейчас говорите! – Наташенькин голос звенел от праведного гнева. – Вы сейчас что же, маменьку мою в убийствах обвиняете?
– Обвиняю. – Баронесса кивнула.
Злотниковский выродок слушал рассказ баронессы очень внимательно, а девку свою крепко за руку держал, словно боялся, что та сбежит. Так ведь и сбежит, как только правду про него узнает. А узнает скоро. Уж Матрена Павловна постарается.
– Чего смотришь?! – сказала она и пальцем в сторону девки ткнула. – Ты хоть что-нибудь сейчас понимаешь? Ты понимаешь, что женишок твой – родной сын того самого человека, что родителей твоих со свету сжил?! Понимаешь?
Поняла. И руку убрала, как будто бы обожглась. А злотниковский выродок поморщился, словно бы ему под дых дали, и побледнел еще сильнее. Вот так хорошо, не одной Матрене Павловне страдать, пусть уж и эти за компанию.
– Мне много времени понадобилось, чтобы решиться. – Баронесса тоже все поняла, покачала головой неодобрительно. Да что Матрене Павловне ее неодобрение, когда вся жизнь вот прямо сейчас под откос летит? – И средств много. Сгодилось наследство… – Замолчала, кулаки сжала, а когда снова заговорила, голос ее змеиный вроде как даже громче стал: – То, что старший сын Сергея Злотникова жив, господин Шульц узнал быстро, просто съездил в ту деревню, расспросил людей. Погиб другой мальчик… – Она снова замолчала. – Гораздо больше времени у нас ушло на то, чтобы вас, Клим, отыскать. Мастер Берг спрятал вас очень хорошо. Вам повезло больше, чем моему сыну.
– То письмо написали мне вы? – Мальчишка не спрашивал, он утверждал.
– Я. – Баронесса кивнула. – Пришло время осуществить задуманное, собрать всех на острове. Но собрала их здесь не я и не вы, Клим, собрала их всех жадность. У каждого из них закончились деньги, а тут нашелся покупатель. И все та же жадность на острове их удерживала, когда начались убийства.
– Катьку с Антошкой ты убила? – спросила Матрена Павловна, потирая грудь.
– Антон Кутасов повесился сам. Он единственный из вас всех не выдержал мук совести. – Теперь баронесса смотрела на Севочку, внимательно так, вроде как с жалостью. – А что касается остальных, так все они стали жертвами собственной алчности и подлости. Мужа вашего убил господин Подольский, а ваш любимый сын ему в этом помогал. Анатоль вымогал у Всеволода деньги. За что и поплатился. А вы не знали, что родные давно вас обманывают и из-под опеки вашей страстно стремятся вырваться? – Она улыбнулась, и от улыбки этой у Матрены Павловны похолодело все внутри. А еще от сказанного. Севочка убил Анатоля?.. Быть такого не может!
– Они же пытались убить Анну Федоровну, столкнув ее с башни в озеро. – Баронесса перевела взгляд на тумановскую девку. Та стояла ни живая ни мертвая, но слушала очень внимательно. – Причины этого бесчеловечного поступка мне не известны и, учитывая тот факт, что господин Подольский исчез, а сын ваш пребывает в состоянии крайне прискорбном, правды мы, возможно, никогда не узнаем. Но факт остается фактом: вы воспитали негодяя и убийцу. Кстати, дочь ваша отдала свою руку и сердце человеку недостойному, интересующемуся исключительно размером вашего кошелька. Вот только не знал он, что кошелек давно прохудился. – Теперь баронесса смотрела на Сержа, и под ее тяжелым взглядом тот выпустил Наташкину руку, отодвинулся подальше. Негодяй! – Нет у вашей юной супруги за душой никакого приданого. Можете мне поверить. А не верите, так спросите у господина Пилипейко. Кому как не ему знать правду о состоянии дел.
Викеша, подлец, тут же закивал, присел рядом с Наташкой, заговорил вкрадчиво:
– Истинная правда, Наталья Петровна! Нету у вашей маменьки за душой ни гроша, все супруг ее покойный прогулял да братец ваш вложил неудачно. Но вы об том не печальтесь, у меня имеются сбережения. Со мной вы ни в чем отказу знать не будете. Видите, щеголь этот не любит вас совсем! – Он ткнул пальцем в Сержа, который бочком продвигался к выходу из комнаты. – Сбежать удумал! А я вот он, рядышком, Наталья Петровна! – Наташкину безвольную руку он сжал в своей потной ручонке и жадно облобызал. – Доверьтесь мне, Натали!
Хлопнула дверь за сбегающим из дома и с острова Сержем, вздрогнула Наташа, закрыла лицо руками.
– Доверьтесь, – усмехнулась баронесса. – Отчего же не довериться негодяю и жулику, многие годы обворовывавшего вашу семью?
Забыв о сердечной боли и Наташкиных страданиях, Матрена Павловна подалась вперед. Как это обворовывал?..
– А вот так, – сказала баронесса. – Чего же вы хотели, Матрена Павловна, окружив себя людьми недостойными? – Голос ее упал до едва различимого шепота: – Чего же вы хотели после того, что совершили?
Подумалось вдруг, что Викеша для Наташки не самая плохая партия, коль уж деньжата у него и в самом деле водятся. А что негодяй, так главное, что Наташку любит. Он один только в союзниках и остался. И союзника этого сейчас главное не упустить.
Тоненько завыла Наташка, попыталась вырваться из объятий Викеши. Не понимает, дуреха, что он один нынче их спаситель.
– А остальные смерти? – спросил злотниковский выродок. Наташкино горе ему было неинтересно.
– А вы, Клим, разве не знаете? – Только ему одному баронесса улыбалась искренне. – Мастер Берг ведь с первого дня пытался всех вас предупредить, объяснить, что место это темное. – Она рассеянно провела рукой по своему изуродованному лицу.
– Неужто и в самом деле оборотень? – спросила Матрена Павловна со злым любопытством. – А личико твое кто разукрасил? Тоже оборотень или очередной полюбовник? – Захотелось ударить, да побольнее. Не все ж ей одной страдать. – Ах, я и забыла, полюбовника твоего тоже зверь загрыз. Такое вот прискорбное происшествие.
Эх, лучше бы Матрена Павловна ничего не говорила, лучше бы держала язык за зубами. Потому как посмотрела на нее баронесса таким взглядом, что сердце, до этого ноющее от боли, сейчас онемело от страха.
– Я все думала, как вас наказать, – заговорила баронесса шипящим своим голосом. – Сами-то вы никого не убивали, но ваши руки тоже по локоть в крови.
Не докажет! Если Викеша будет молчать, ничего-то эта гадина не докажет!
– А теперь вижу, вы сами себя наказали. – Баронесса посмотрела сначала на безучастного ко всему Севочку, потом на тихо поскуливающую Наташку. – Счастье материнское – в счастье ее детей. Счастливы ваши дети, Матрена Павловна?
– Не твое дело!
– Не мое. – Она согласно кивнула, нацепила маску. – Уже не мое. Клим, я надеюсь, вы не станете мстить этой недостойной женщине. Поверьте, кара настигнет ее и без нашего участия.
Злотниковский выродок смотрел не на Матрену Павловну и не на баронессу, а на свою невесту. Теперь уже наверняка бывшую, потому как после того, что она про него узнала, свадьбе уж точно не бывать. Не одной Наташеньке страдать, пусть и эта пострадает.
– И я думаю, теперь, когда вы знаете правду, надобность в покупке замка отпала. – Вслед за маской баронесса натянула перчатки. – Темное место… кровавое. Надеюсь, дань свою оно с людей уже взяло.
* * *
Мастера Берга отпевали в усадьбе. Людей, желающих проводить его в последний путь, пришло неожиданно много. Стояли мрачные, хмурые мужики, ломали в натруженных руках шапки. Всхлипывали бабы, утирали слезы уголками черных платков. Дядюшке бы больше понравились платки яркие, расписанные цветами, но уж какие есть.
Клим, занявшийся устройством похорон, с Анной почти не общался. Некогда было, да и страшно. Что она скажет, когда им выдастся возможность поговорить с глазу на глаз, каким взглядом посмотрит? Думать об этом Клим не хотел, оттого и занимал себя тысячей важных и неотложных дел.
В день похорон в Чернокаменске появился Кайсы. Молча подошел к Климу, многозначительно посмотрел на серебряное кольцо, заглянул в глаза долгим взглядом, спросил:
– Вспомнил?
– Вспомнил. – Взгляд Кайсы он выдержал, а вот к по-медвежьи крепким объятиям оказался не готов.
– Прости нас, парень. Не придумали мы с Августом ничего лучшего, чем жизнь тебе сломать.
– Не надо. Не за что вам у меня прощения просить.
О случившемся Клим думал много, бессонными ночами только и делал, что перебирал воспоминания, которые отняла у него албасты, а Евдокия вернула. И с каждым заново пережитым воспоминанием понимал, что нет в нем ни обиды, ни злости. Мастер Берг и Кайсы спасали его как могли. А ведь могли и не спасать. Знали ведь, чей он сын…
– Значит, зла не держишь? Это хорошо. – Кайсы кивнул, и неизменная его косматая шапка качнулась из стороны в сторону. – Девочка моя с тобой?
И что на это ответить? Вроде бы с ним, а вроде бы и сама по себе…
– В усадьбе. – Вот и врать не пришлось.
– Вот же как оно получилось: и тебя спасали, и ее, а все одно не уберегли. От судьбы, видать, не уйдешь.
От судьбы не уйдешь и от себя не уйдешь. От душевной боли не спрячешься. Как же легко ему жилось без воспоминаний и без глупых человеческих страхов! Как же тяжело жить сейчас, когда незнакомые до этого чувства разрывают на части, мешают мыслить здраво…
– А у меня для тебя сюрприз. – Кайсы неожиданно улыбнулся, ткнул Клима в плечо. – Давай-ка выйдем на улицу, парень.
…Ее Клим узнал сразу, хоть и увидел со спины. За эти годы не изменилась она нисколечко, не утратила девичьей хрупкости, только в густых волосах, кажется, появились серебряные нити. Или это просто игра света?
Она тоже его узнала. Обернулась, прижала ладони к груди, словно бы испугалась увиденного, а потом на лице ее появилась растерянная улыбка.
– Илька?.. – сказала Софья шепотом. – Илька! – закричала уже в голос и, не таясь, не обращая ни на кого внимания, подбежала, заключила его в объятия, как когда-то давным-давно в детстве. – Илька, ты живой…
Так они и стояли обнявшись. Она – хрупкая, нисколько не постаревшая, макушкой не достающая ему даже до плеча. И он – застывший, затаившийся, не понимающий, что же делать с этим неожиданным, по-детски ярким счастьем.
– Дима! – Не выпуская Клима из своих объятий, Софья уже махала рукой статному, широкоплечему мужчине, о чем-то разговаривающему с Кайсы. – Рудазов, да иди же сюда!
Дмитрий Рудазов подошел к ним решительным шагом, крепко пожал протянутую руку, а потом так же крепко обнял. Сказал лишь одно:
– Живой.
– Живой, – согласился с ним Клим. – Так уж получилось.
Так уж получилось… В одночасье у него, неприкаянного, никому не нужного, появилась семья, что эти люди не просто не забыли о его существовании, а искренне рады его воскрешению из мертвых. Им еще о многом предстояло поговорить, очень много друг другу рассказать, но то, что Клим больше никогда не останется один, было ясно как божий день. И от мысли этой на душе становилось тепло. Тепло это постепенно растапливало и скорбь, и боль.
А к ним уже подходили чужие, незнакомые Климу люди. Мужчина, чуть прихрамывающий при ходьбе, элегантная, чем-то неуловимо похожая на Анну женщина, мальчишка в кадетской форме. Вторая женщина, румяная, пышнотелая, держала под руку бородатого мужика вида совершенно разбойничьего. За спинами их маячил долговязый хитроглазый парень в съехавшем набекрень картузе. Все они смотрели на Клима. Во взглядах их было лишь доброжелательное любопытство, а ему отчего-то хотелось сбежать. Не оттого ли, что Клим с первого взгляда понял, что это за люди, чьи они родственники?
Не сбежал, остался стоять рядом с Дмитрием Рудазовым и Софьей. И когда Кайсы представил его вновь прибывшим, когда пожимал протянутые руки, не дрогнул, хоть и осознавал: они тоже знают, кто он, чей он сын.
После приветствий заговорили все сразу. И в голосах их Климу слышалась одновременно и скорбь по ушедшему мастеру Бергу, и радость от возможности собраться всем вместе. Скорбь была светлой, словно бы эти люди знали, что Августу сейчас хорошо, а радость искренней, кристально прозрачной. И его, Клима, как-то совершенно незаметно втянули в этот узкий, практически семейный круг, а он все ждал, когда же они поймут, какую чудовищную ошибку совершают, когда спросят, куда же подевалась Анна, а он не будет знать, что им ответить.
Тем временем высоко в небе, над головами собравшихся в усадьбе людей поплыла звонкая мелодия. Чья-то легкая рука разбудила механизм часовой башни, дала возможность рыцарю, прекрасной даме и дракону тоже проститься со своим создателем. Климу подумалось, что мастеру Бергу должно было понравиться такое прощание, что теперь он может уйти с Евдокией совершенно спокойно, зная, что память о нем сохранится на долгие годы.
Присутствие Анны Клим почувствовал по тому, каким ярким, каким сочным вдруг сделался окружающий мир, по болезненно щемящему чувству где-то в груди и замершему дыханию. Пришла. Запустила механизм на часовой башне и спустилась на землю, встала рядом, сжала его руку. Сжала крепко и требовательно, так, что сразу же сделалось ясно – это не просто так, это серьезно и, если ему повезет, навсегда. И в глазах цвета серебра он увидел подтверждение своим робким надеждам. От судьбы не уйдешь – говорили ему и Август Берг, и Кайсы. Значит, правду говорили – от судьбы не уйдешь. Да и зачем уходить, когда вот она – судьба! Стоит рядом, держит за руку, смотрит одновременно строго и ласково, и от взгляда ее в душе поднимается теплая волна осознания, что все в его жизни не зря, не просто так, что и он, оказывается, кому-то нужен.
– Нужен, – сказала Анна шепотом и руку сжала покрепче. – Мне очень нужен.
* * *
За похоронами архитектора Агата наблюдала со стороны, могла бы уехать сразу, но старик ей нравился. Пожалуй, он единственный из обитателей острова вызывал в ее сердце теплые чувства. Клим и Анна не в счет, их в свою жестокую игру Агата втягивать никогда не собиралась.
Экипаж, запряженный двойкой вороных жеребцов, остановился как вкопанный, стоило только Агате шагнуть на дорогу. Приглашающе распахнулась дверца.
– Мы закончили здесь? – спросил Герман, подавая ей руку.
– Да, мы закончили. – Агата улыбнулась своему верному другу. – Теперь можно ехать.
…О том, что случилось семнадцать лет назад на Стражевом Камне, рассказал им с Германом майстер Шварц. Он же нарисовал план замка, дал схему тех подземных переходов, которые знал сам. Подготовил к тому, с чем им предстояло столкнуться. Уже тогда Агата твердо решила: придет время, она явится на Стражевой Камень. И когда это случится, врагам ее не поздоровится.
План свой Агата вынашивала долго, осуществила его лишь спустя годы. Это был сложный, по-иезуитски хитрый и жестокий план. И сама кровавая история острова должна была ей в этом помочь. Но для того чтобы участники ее игры поверили и испугались, верный Герман должен был умереть от лап оборотня…
Тот лихой человек погиб в поножовщине в одном из кабаков Чернокаменска. На остров его украдкой привез Герман. Он же переодел тело в свою одежду, заточенными стальными крюками, похожими на огромные когти, нанес те страшные раны, обезобразившие несчастного до неузнаваемости. Он же оставил кровавые волчьи следы на пороге замка.
Игра началась.
Ее враги не поверили в оборотня. Если и испугались, то недостаточно сильно, чтобы отказаться от сделки и денег, уплыть с острова. Если бы кто-нибудь из них тогда решил уйти, Агата бы его отпустила, но они сами сделали свой выбор. Их жадность сделала выбор за них. И жадность же толкала их на преступление. Так же, как семнадцать лет назад.
Подольский, не понравившийся Агате с первого взгляда, попытался убить Анну Шумилину. То, как он крался вслед за девушкой, видел прятавшийся в подземелье Герман. Видел и даже пытался помочь, но Клим Туманов его опередил, не раздумывая бросился в озеро. Тогда-то Агата и поняла, что приняла правильное решение. Этот храбрый мальчик, по вине бездушных негодяев лишенный семьи и нормальной жизни, заслуживает того, чтобы узнать правду. Единственное, чего она его лишит, это права отомстить. Право это Агата оставила себе.
Свидетелем совершенного Подольским преступления, оказывается, стал не один лишь Герман. Анатоль, альфонс, мошенник и кутила, в этом чудовищном злодеянии увидел для себя шанс, которым не преминул воспользоваться. А Подольский не преминул воспользоваться ножом…
Тем утром Матрена Кутасова узнала о смерти любимого мужа, но все еще не ведала, что единственный сын ее связался с жестоким и хладнокровным убийцей.
О том, что Всеволод с Подольским что-то ищут в подвалах замка, рассказал Агате Герман. Он же предположил, что в подземелье может быть спрятан клад. Клад баронессу не интересовал – только месть. Но было и еще кое-что. Вернее, кое-кто…