Слуги гасили свечи и гнали прочь подзадержавшихся музыкантов, когда рыженький паренек-паж попросил Асбьерна следовать за ним. Паж привел их в комнатку наверху, в которой едва помещался накрытый к ужину стол, и оставил одних. Через мгновение драпировка на противоположной стене откинулась, и Имрир увидел Хозяйку.
Они ели, а она мелкими глотками пила вино из кубка, согретое на решетке очага, а потом говорила с Асбьерном. До Имрира, как ни старался он вслушиваться, доходили лишь обрывки слов. Он понял, что эти двое не встречались прежде и рады, что судьба свела их, потому что уважают друг друга за то, что им было друг о друге известно. А Имрира словно и не было. Но тут вдруг Асбьерн решительно обернулся к нему и сказал:
- Ханит! Мой друг хотел бы спросить вас кое о чем.
Блестящие темные глаза Хели обратились к юноше, и вдруг вежливое внимание сменилось в них… Имрир, пошатываясь, встал. Не отводя глаз. И тогда…
- Не надо рассказывать, Хозяйка. Я все помню!
Я все помню: неспетую песню, белые локоны, капли воды на загорелой коже, шрамы. Он закрыл глаза рукой.
Он стоял на коленях в парадном зале хатанской ратуши, и зимнее солнце грело стриженый затылок.
- Я, Имрир, законный сын Торлора барона Тинтажельского, последнего Консула Двуречья, по праву крови должный стать правопреемником своего отца и двадцать девятым Консулом Двуречья, ныне перед достойными свидетелями заявляю, что…
Он механически произносил слова ритуального отречения и думал, что поскольку так и не сделался Консулом, то слова эти не имеют законной силы и имя его не подтверждено никем, кроме него самого, кроме внутреннего знания, что это он. И, в общем-то, захоти слуги Предка, то найдут подставного - и доказательства, что он - истинный. А Имрир своим поступком утверждает обратное. Ведь не мог кровь от крови тинтажелец, не имел права - не отомстить. И, по сути, то, что он делает - нужно даже не Хозяйке, ее власть крепка; нужно его совести, ему самому. А если кто-то возьмется судить его - Предок им в помощь.
- …отрекаюсь, - твердо произнес Имрир, - от своего права на Консулат и подтверждаю законную власть той, которую считаю наиболее достойной - дамы Хели из Торкилсена… Верховной.
Голос его сбился, Имрир подосадовал, что так - как у мальчишки.
- Я, Хель из Торкилсена, Верховная Кольца командиров, - вдруг звонко проговорила она, - благодарю тебя за твой дар, ибо принесен он искренне и от чистого сердца.
И она поклонилась Имриру, сыну Торлора Тинтажельского, последнего Консула Двуречья - последнего навсегда.
В берсене он отплыл из Кариана, и никто о нем больше не слышал.
В повести использованы стихи Михайлик, Лина, Окуджавы, Карасева, Высоцкого, Гумилева, Ковбусь.