- Она не объяснила. Она только сказала, что от этого зависит все.
- Где это сообщение? Я должен его прослушать.
- Я случайно удалила его. - Она на секунду отводит взгляд.
- Лжете. Вы не совершили бы такой ошибки с сообщением вашей сестры, ради которой готовы рисковать жизнью. Где оно? Если вы не со мной, мисс Лейн, то вы против меня. А я не питаю ни малейшей жалости к своим врагам.
- Я передала копию этой записи дублинской "Гарде". Они сейчас ищут того человека, с которым встречалась моя сестра. - И снова взгляд в сторону.
- Дайте мне свой телефон.
- Ни за что. Но я поставлю его на громкую связь.
Она дает мне прослушать сообщение. И не сводит глаз с моего лица. Сколькому я мог бы ее научить… будь она в силах это вынести.
- Вы знали мою сестру?
Я чуть поворачиваю голову влево, изображая отрицание.
- Вы оба охотились за этой "чрезвычайно редкой книгой" и ни разу не пересеклись?
- Дублин - это город с многомиллионным населением, к которому ежедневно добавляется бесчисленное количество приезжих из пригорода и нескончаемый поток туристов, мисс Лейн. Странно было бы, если бы мы пересеклись. Что она имела в виду, говоря "ты даже не знаешь, кто ты такая"?
- Я сама удивилась. Не имею понятия.
- Ни малейшего?
- Ни малейшего.
- Хм. Это все, что она оставила вам? Сообщение?
Она кивает.
- Больше ничего? Ни записки, ни посылки, ни чего-то подобного?
Она чуть двигает головой влево, изображая безмолвный отказ. Я вглядываюсь в ее глаза. Глубоко, очень глубоко в них таится насмешка. Она только что передразнила меня. Мой óрган твердеет.
- И вы не знали, что она имеет в виду, произнося "Синсар Дабх"? Ваша сестра не была с вами откровенна?
- Я думала, что была. Но я ошибалась.
- Кого она имела в виду, говоря о "них"?
- Я думала, что вы сможете мне это объяснить.
- Я не один из "них", если вы на это намекаете. Многие ищут "Синсар Дабх", как в одиночку, так и группами. Мне нужна книга, но я занимаюсь поиском один.
- Зачем она вам?
- Она бесценна. А я коллекционирую книги.
- И только поэтому вы согласны ради нее убивать? И что вы собираетесь с ней потом делать? Продать за баснословную цену на торгах?
- Если вам не нравятся мои методы, держитесь от меня подальше.
- Хорошо.
- Хорошо. Что еще вы можете сообщить мне, мисс Лейн?
- Ничего.
Она ледяным взглядом указывает мне на дверь.
Я смеюсь:
- Кажется, меня выпроваживают. Ну что ж, я отступаюсь от этого дела. Не могу припомнить, когда мне последний раз приходилось отступать.
Я почти прохожу мимо нее, почти оказываюсь у двери, но тут хватаю ее и резко притягиваю спиной к себе. Ее затылок ударяется о мою грудь. Зубы клацают. Она издает неясный звук, выражающий протест, и сразу за ним - еще один, гортанный, не имеющий никакого отношения к протесту. Я обхватываю ее рукой под грудью.
Я могу учуять, когда женщина хочет секса. От нее я почувствовал этот запах в своем магазине. И чую его сейчас. Она пока что не видит себя, она определенно не может увидеть меня, не может признать, чего хочет. Но ее тело это знает. Желание живет в крови. Ему не нужны голова или сердце. Плоть ее - мягкая, розовая. Кровь раскалена докрасна.
- Что вы делаете?
- Без инструкции непонятно? - Я крепче прижимаюсь к ее ягодицам.
- Да вы издеваетесь! Вы совершенно не в моем вкусе, и вы… вы… да сколько вам вообще лет? Фу!
- Твой запах говорит об ином. - Я вдыхаю. Так я могу еще больше насладиться ее близостью.
- Мой запах? Вы что, думаете, будто можете учуять… вы думаете, я… Ой! Отпустите меня! Сейчас же! Отвали! Я буду кричать.
- О, ты обязательно будешь кричать. Это я тебе обещаю.
Под моей рукой бешено колотится ее сердце, она дышит неглубоко и очень часто. Возбуждение меняет линии ее тела, они плавятся и перетекают в новые, соответствующие моим. Когда женщина хочет секса, у нее изгибается позвоночник: едва заметно, мягко смещается основание, резче становится линия в том месте, где поясница переходит в ягодицы. Груди напрягаются и поднимаются, меняется линия подбородка, мышцы рта напрягаются. Я изучал людей на протяжении маленькой вечности. Намерение проникает в каждое их движение. Дорожный атлас внутренних стремлений детально изложен на их коже. Они рождены, чтобы быть рабами.
- Да вы с ума сошли! Я вас не хочу. Убирайтесь из моей комнаты!
- Чтобы вы могли заползти обратно в кровать, поплакать о сестре, которую потеряли, и поразмыслить над собственной некомпетентностью? Нацарапать на бумаге свои смехотворные планы мести? Вы даже не знаете, что означает это слово.
Но она может узнать.
- Вам так не терпится остаться наедине со своим горем? Неужели это горе так хорошо в постели? Когда вы в последний раз забывались в хорошем жестком сексе, мисс Лейн? И забывались ли вообще? Я думаю, что у вас всегда был нежный, милый и гигиеничный секс, а когда он заканчивался, вы лежали и думали, почему же вокруг него столько шума.
- Вы сумасшедший! Вам это известно, верно? Вы совершенно, на фиг сумасшедший. Как вы смеете приходить сюда, угрожать мне, унижать и запугивать, а потом пытаться со мной переспать? И еще смеяться над совершенно нормальным сексом!
- У меня нет ни малейшего желания спать с вами. Я хочу вас отыметь. И не существует такого понятия, как совершенно нормальный секс. Если он "совершенно нормальный", - передразниваю я фальцетом, - его стоит пристрелить и избавить от страданий. Секс либо выносит вам к черту мозги, либо он недостаточно хорош. Вы хотите, чтобы я вынес вам мозг, мисс Лейн? Давайте. Сделайте это. Будьте взрослой девочкой.
Ее тело вздрагивает в моих руках.
- Вы мне даже не нравитесь.
- Вы мне тоже не нравитесь. Но я возбужден, а вы такая влажная…
- Вы не можете этого знать!
Моя рука скользит к верхней пуговице ее ширинки.
- Хотите, чтобы я это доказал? Если вы будете настаивать на своей лжи, у меня не останется выбора.
Я расстегиваю первую пуговицу, за ней вторую. Позвоночник МакКайлы изгибается, сопротивляясь мне, но более мягко, более уступчиво. Человеческое тело поразительно.
- Так вы влажная, мисс Лейн? Да или нет?
Когда она ничего не отвечает, я расстегиваю третью пуговицу.
- Давайте договоримся. Я проверю, и если вы сухая, я уйду.
Она шипит.
- Ответьте на вопрос.
- Не ваше дело.
- Велите мне прекратить. - Я расстегиваю четвертую пуговицу. Остается только одна.
- Я вас ненавижу.
- Я это переживу. Вы хоть раз занимались сексом с тех пор, как погибла ваша сестра? Отпустите себя, мисс Лейн. Хоть раз в своей бедной событиями жизни позвольте себе горячий секс.
Внезапно она каменеет в моей хватке. Отталкивается бедрами, изгибается и поворачивается в моих руках, бьет меня ладонями в грудь, а коленом в пах. Точнее, пытается это сделать. В последний момент я блокирую удар коленом.
- Вы ничего обо мне не знаете! - восклицает она.
Ее грудь тяжело вздымается, пульс бешено колотится в горле.
- Я знаю вас лучше, чем те, кого вы зовете своими лучшими друзьями. Я вас вижу.
- Да ну?
Она вскидывает подбородок. Что-то сверкает в глубине ее глаз. Я замираю. Что это было? Что-то совершенно не похожее на то, что она демонстрирует на поверхности. Я этого не ожидал. Интересно.
- И что же вы, черт побери, видите? - Она почти рычит.
- Женщину, которая всю жизнь прожила в клетке. И ненавидит это. Вам скучно там, не так ли? Вы ждете, когда же начнется реальная жизнь. А когда она начинается, она крадет у вас самое дорогое. Так ответьте ей. Взорвитесь. Рванитесь на волю. Ваш ход.
Она смотрит на меня и облизывает губы.
- Бушуйте. Проклинайте. Беснуйтесь. Выпустите все это на меня. - Я шагаю вперед, жестко хватаю ее между ног, тру ладонью. Жар, которым от нее пышет, великолепен. - Велите мне остановиться.
На долгий миг она замирает без движения. Затем резко мотает головой влево.
Я смеюсь.
Я засовываю руки в ее штаны, и пятая пуговица отлетает, стучит по полу. Я проталкиваю палец в ее тело, и ее колени поддаются, она падает на меня. Она такая чертовски влажная. Мы вместе валимся на пол.
- Меня тошнит от того, как я себя чувствую, - шипит она. - Я ненавижу свою жизнь! Я все в ней ненавижу!
Она душит меня моим галстуком в неловкой попытке его стянуть. Она все еще живет в мире, где мальчики полностью раздеваются, а девочки лежат на спине и ждут. На самом деле нужно обнажить всего два места.
- К черту галстук. Расстегни мои штаны.
Она дергает их так сильно, что ломает молнию на моем костюме за десять тысяч долларов. Я подхватываю ее за пояс джинсов и вытряхиваю из них. Она отталкивается от пола, чтобы перевернуться, но я уже сзади. Я толкаю ее обратно на пол.
- Оставайся там. Я хочу именно так.
- Но ты сказал, что я могу…
- Твоя очередь наступит потом.
- Тут дело во мне, помнишь? Ты сам так сказал. И я хочу того, чего хочу сейчас.
- Попытайтесь, мисс Лейн, просто попытайтесь.
К ее чести, она пытается. Но я сильнее. Я первым диктую правила, и, судя по издаваемым ею звукам, она не против. Собрав ее волосы в кулак, я раздвигаю ей ноги, насколько это возможно, и прижимаю ее к полу. Позже я поставлю ее на четвереньки. Но сейчас мне нужно, чтобы она была неподвижна, насколько я могу удержать ее в этом положении. Я втискиваюсь между ее ног, и она издает приглушенный всхлип. Скользя по влаге, наличие которой она отрицала, я вхожу в нее. И воздух взрывается. Она выгибает спину и воет. Я некоторое время не двигаюсь. Любое движение сейчас может меня подставить. Она выгибается подо мной.
- Двигайся, ублюдок!
- Когда буду готов.
Я сжимаю ладони на ее ребрах. Она сопротивляется. Утром она вся будет в синяках. Я выуживаю несколько ненавистных воспоминаний. Моя кровь леденеет. Тело твердеет. Я начинаю двигаться и теряю ощущение времени. Четыре часа кажутся мне четырьмя минутами. Для столь мягкого создания она окунается в секс решительно, творчески. Я пробую ее на вкус. Я могу сожрать ее заживо. Она смыкает губы на моем óргане. Я обхватываю ладонями ее голову. Я не хочу ее отпускать. Скользкий от пота, я оскверняю ее с благоговением. Или же почитаю ее, оскверняя. Каждый. Дюйм. Ее. Офигительнопрекрасноготела. Ей это нравится. С этой женщиной не может быть никаких запретов. Я бы не поверил, что в ней есть нечто подобное. И она действительно кричит.
Позже я перекатываюсь на спину и позволяю ей раскачивать мир вокруг меня. Что она, черт ее возьми, и делает.
Она седлает меня, повернувшись ко мне задом, в зеркальной позе наездницы, спутанные волосы колышутся надо мной. И, черт возьми, эта женщина умеет ездить.
- Помедленнее. - Я кладу руки на ее ягодицы, чтобы она не заставила меня разрядиться за пару секунд.
Она вскакивает на ноги, роняет голову ниже восхитительно влажного голого паха, в котором нет ни грамма запретов, и обжигает меня яростным взглядом.
- Прекрати меня держать! - рявкает она. - Ты чертов контрол-фрик. Теперь моя очередь. Делай то, что я говорю. И если это значит, что тебе придется разрядиться и снова возбудиться, смирись с этим. - Она выгибает бровь. - Если, конечно, я тебя не вымотала.
Я усмехаюсь и ничего не отвечаю. Она уже знает, что это невозможно.
- И не думай, будто это означает, что завтра я захочу тебя увидеть. - Она возвращается в прежнее положение, и я готов взорваться.
- Я не страдаю подобными заблуждениями. И тебе того же желаю, - резко говорю я.
Она отлично знает, что со мной делать, скользит вверх до той точки, в которой я почти выхожу из нее, и дразнит короткими быстрыми движениями бедер, прежде чем опять резко опуститься и медленно двинуться вверх. Миленькая розовая Барби занимается сексом неистово и ненасытно, как животное.
Ее голова запрокинута, спина выгнута. Она забыла правила, моральные установки, ей плевать на все, кроме внутренних императивов. И я думаю: может ли она жить так же, как занимается сексом?
Мое тело напрягается еще сильнее.
Я оставляю ее незадолго до рассвета.
У двери я оборачиваюсь и смотрю на нее. И качаю головой. Она лежит, повернувшись ко мне спиной. Она обмоталась простыней.
- Мак.
Она медленно оборачивается, и я беззвучно ругаюсь. Она уже меняется. Это началось, как только я стал натягивать одежду. И теперь почти закончилось. У нее другие глаза. Настороженные, окрашенные той человеческой эмоцией, которую я больше всего презираю: сожалением. Я ошибся. Она была не готова. Пока не готова.
К полудню она будет меня ненавидеть. К ночи убедит себя в том, что я ее изнасиловал. К завтрашнему дню возненавидит себя.
Я пересекаю комнату, запечатываю ладонью ей рот и налегаю на руку, которую прижал к ее груди, сжимая ей легкие так, что она не способна вдохнуть. Ее жизнь в моих руках. Я могу лишить ее способности дышать. И я же могу вернуть ее.
Я думаю о том, кем может стать МакКайла Лейн, прижатая к стене, лишенная всех своих защит, достигшая предела выносливости.
Я прижимаюсь губами к ее уху. И говорю тихо и нежно:
- Отправляйтесь домой, мисс Лейн. Вам здесь не место. Оставьте дело "Гарде". Прекратите задавать вопросы. Не ищите "Синсар Дабх", иначе Дублин станет вашей могилой. Я слишком долго охотился и слишком близко подобрался к цели, чтобы позволить кому-нибудь все испортить. В этом мире есть лишь два вида людей, мисс Лейн: те, кто выживает любой ценой, и те, кто является ходячей жертвой.
Я скольжу языком по вене, трепещущей на ее горле. Ее сердце колотится, как у перепуганного кролика. Страх меня не возбуждает. Но мое тело снова напряжено почти до боли. Мне стоит покончить со всем этим здесь и сейчас. Вырвать ей глотку, оставить ее тело в этой грязной маленькой комнате. Возможно, я убью ее завтра. Возможно, прикую цепями в своем магазине - на некоторое время. Я дам ей единственный шанс убежать. Если она останется, я буду избавлен от ответственности за все, что может с ней приключиться.
- Вы, мисс Лейн, жертва. Вы ягненок в городе волков. Я даю вам время до девяти вечера завтрашнего дня, чтобы убраться к дьяволу из этой страны и с моего пути.
Я отпускаю ее, и она оседает на пол.
Затем я склоняюсь над ней, касаюсь ее лица, шепчу древние слова друидского заклятия, и когда заканчиваю, из воспоминаний об этой ночи у нее остаются лишь наш разговор и моя угроза. Она никогда не узнáет, что в эту ночь была моей.
Не прячь своих ошибок, или Они найдут тебя, они сожгут тебя.
"Выбраться живым", Three Days Grace
Часть I
Некоторые из нас рождаются не однажды. Некоторые из нас воссоздают себя множество раз. Риодан говорит, что адаптивность равна выживаемости. Риодан много чего говорит. Иногда я слушаю. Но точно знаю лишь одно: каждый раз, когда я открываю глаза, включается мой мозг и глубоко внутри просыпается кое-что еще. И я понимаю, что сделаю все возможное. Чтобы. Просто. Продолжать. Дышать.
Из дневников Даниэллы О’Мелли
Пролог
Огонь для его льда, холод для ее пламени.
Король Невидимых смотрит на женщину, лежащую без сознания в его крыльях. Она была его второй половиной. Он знал это с того самого момента, как нашел ее. И это было его пыткой каждый миг, который он провел без нее.
В то краткое время, что они провели вместе, он испытывал лишь истинное наслаждение существованием. Прежде тьма текла в нем и вокруг него, неустанно, как штормовое море. Он думал, что, возможно, причиной тому его молодость и что через четверть миллиона лет, плюс минус несколько эпох, тяжесть отпустит.
Чтобы скоротать беспокойные эры, он творил новое, собирал материю и придавал ей форму гор и деревьев, океанов и пустынь, планет и звезд, галактик и черных дыр. В его власти были все силы, кроме единственной: Песни Творения, легенда о которой гласила, что с нее началось и ею же может закончиться само основание бытия. Эта магия принадлежала исключительно Королеве его расы.
Светлая Королева редко пользовалась этой разрушающей мелодией. Обладание великой силой требовало великой платы. Легенда гласит, что в незапамятные времена их раса украла священную Песнь, как люди украли огонь у своих богов. Это могло означать, что боги были и у Фей, но Король знал правду. Не было ничего, кроме него. Он долгое время искал себе подобных.
Проходили эпохи. Возникали и распадались цивилизации. Недовольный, скучающий Король создавал и уничтожал миры, чтобы создать их снова. Он предпринял равнодушную попытку пожить некоторое время при дворе, с Королевой Светлых, и скоротал несколько столетий, забавляясь ее мелочными интригами. Древние гобелены говорили о том, что она сплела их только ради него. Но взгляды ее были холодны и ограниченны, ее двор - слишком пышен и ярок для глаз, миллионы лет вбиравших черный бархат и звезды, а мелодии этого двора - слишком нестройны без огня.
Он вновь ушел. Раздраженный. Одинокий. Ищущий чего-то, чему не знал названия.
В маленьком мирке, находящемся в дальнем уголке крошечной и совершенно непримечательной галактики, который он посетил сам не зная зачем, он нашел ее. Непредсказуемую, своенравную, счастливую в своем одиночестве, почти неприручаемую - соблазнение ее было вызовом его способностям. Делу ничуть не помогало то, что сам он был мрачным, высокомерным, эгоистичным. И - богом.
"Мне не нужна вторая половина, - сказала она ему. - И уж точно не нужна половина с крыльями и невыносимым характером".
И все же она не сбежала. Она твердо стояла на своем и наблюдала, как он кружит в поисках пути к ее сердцу. Они ссорились, испытывали друг друга, бросали друг другу вызов и выдвигали требования.
Она знала, чего хочет: наилучшего. Он знал, кем является: наилучшим.
Они развивали друг в друге лучшие качества, как подобает истинным влюбленным. Он открыл ее провинциальному разуму галактики неограниченных возможностей. Она напомнила ему, каково это - испытывать изумление, и добавила свежести творениям, давно потускневшим и утратившим новизну. Вместе они ткали вселенные, куда более прекрасные и креативные, чем все то, что он создавал прежде.
И все же его счастье было омрачено тем, чего он никогда не испытывал. Он любил. Он мог потерять. Она была человеком и могла прожить в лучшем случае еще пять десятков лет, а после истечения этого срока ей предстояло завянуть и умереть. Не в силах вынести мысли о ее смертности, Король создал за пределами времени роскошную клетку, где смерть не могла бы ее коснуться.