Первой в мозг почти привычно впилась жадная пустота, ощущающаяся холодом на коже. Странная инстинктивная реакция; разум знает, что вакуум не холодный, - он не имеет температуры, потому что в нём нет вещества, обладающего таким свойством, - но тем не менее каждый раз я зябко ёжусь.
Сосредоточившись, я нащупал поблизости пять, - себя в таком состоянии тоже воспринимаешь со стороны, - знакомых тёплых огоньков. Привычно проверил, насколько мог, "уровень сигнала" товарищей. Обрёл я эту полезную привычку тогда, когда Гудвин подхватил какую-то заразу с непроизносимым названием и едва не склеил ласты, потому что зараза оказалась хитрая, с продолжительным инкубационным периодом. Заметили её только потому, что я случайно сравнил капитана с остальными и удивился, что он значительно "холоднее". Док похмыкал, поцокал языком да загнал Ярослава в анализатор. Ох, матерился он потом!
На борту "Девы" всё оказалось спокойно, и я потянулся через пустоту к тёмной туше, висящей неподалёку.
Общий фон огромного корабля казался чуть теплее, чем у окружающей пустоты. Немного подправив настройки, сообразил, что это - ещё не успевшие рассеяться следы пребывания живых существ и их мёртвые тела, много тел. Я принялся за поиски участков, отличающихся от общего фона. Надеясь найти как можно больше, всегда с содроганием ждёшь, что не будет никого.
Но нам - и тем, кто находился сейчас в останках альдурского крейсера, - повезло. Выжившие были.
- Семь человек, - доложил я, чуть изменяя собственное восприятие и накладывая ощущения на сетку пространства. - Один просто без сознания, один без сознания с незначительными повреждениями, пятеро буквально на грани. Сейчас прикину маршруты следования, - возникшая перед глазами рваная паутина переходов чужого незнакомого корабля спровоцировала головную боль из-за резко возросшей нагрузки на разум и повышенное слезотечение. И если боль терпеть было можно, то второй симптом меня всегда несказанно раздражал: уж очень сбивал концентрацию.
- Ясно, - за моей спиной прозвучал голос Гудвина. - Все в разных местах, время дорого, выходим полным составом. Нил, бери себе самого лёгкого и отслеживай состояние всех по ходу. Ты как, в тонусе, сможешь?
- Да, смогу, конечно. Один раз переутомился, ты мне это до конца жизни припоминать будешь, - поморщился я. В таком пограничном состоянии восприятия голоса, включая мой собственный, звучали очень странно, где-то глубоко внизу и позади, гулко и раскатисто. И - да, это тоже отвлекало.
- Я что вспомнил, - подал голос док. - У этих чертей есть что-нибудь вроде чёрного ящика? А то как бы они нас же не обвинили в том, что мы их крейсер бабахнули.
- Здравая мысль, - согласился капитан. - Филармония, что скажешь?
Филармония, коротко Фил, - это Филимонов Егор, наш пилот. Прозвище к нему приклеилось тоже очень давно, ещё в нежные годы юношества, за большую и очень верную любовь к музыке. Фил играл на аккордеоне, гитаре, рояле, умел выжать связные звуки из флейты, скрипки, балалайки и губной гармошки. Когда научился - не знает никто, но умения при нашей работе очень полезные: развлечений в долгих патрулях не так много, и его концерты по заявкам здорово разнообразят жизнь.
- Ящика нет, но можно попробовать прихватить бортовой журнал, он должен быть в рубке. Нил, глянь, есть он там и в каком состоянии?
- А где эта ваша рубка? - поинтересовался я.
- Вот здесь; там похоже номер четвёртый лежит, - пояснил Фил. Для удобства координации действий спасаемым людям, - в такой ситуации всех для краткости называли людьми, - было принято присваивать порядковые номера по степени относительной тяжести состояния.
Я опять сместил угол зрения, перестраиваясь на информационные потоки, и что-то путанное и яркое в рубке действительно нашлось. Поручиться, что это именно журнал, и он действительно цел, я не мог, но было похоже.
- Вроде что-то такое есть.
- Ладно, хватит болтать. Журнал берём, но только если всё пойдёт более-менее ровно, и не в ущерб основному маршруту, - сообщил Гудвин, поднимаясь с кресла, и мы последовали его примеру. Я провозился дольше всех: отключиться от корабля, одновременно не теряя контакта с пульсирующими тёплыми точками, было не так-то просто. От него в принципе надо отключаться очень осторожно, а то можно и в обморок хлопнуться, но я давно уже привык сдёргивать шлем рывком и пережидать дурноту по дороге к лифту; порой каждая секунда на счету, тут не до комфорта.
В небольшую пластиковую кабину я традиционно запрыгнул последним. Створки за моей спиной с чмокающим звуком сошлись, и капсула рухнула в бездну. То есть, конечно, не в бездну, и совсем даже не рухнула, - перегрузку мы почти не почувствовали, - но мне всегда нравилась эта фраза.
- Фил, на тебе четвёртый и журнал, док - единица и семёрка, они похоже вместе. Чак - двойка, Нил - пятёрка, мой - тройка. С шестёркой по месту определимся, кто из нас будет ближе.
- Берите побольше пластырей, - нашёл нужным сообщить я. - Там не стены, а решето.
- Само собой, - согласился Гудвин. - Связь не теряем, долго не молчим. На всякий случай берём по два болвана на каждого.
- Многие альдарцы носят личные жетоны, - вставил ремарку Фил. - Если попадётся чей - берите, хоть родственникам будет, что похоронить.
- Не возражаю, - кивнул капитан, первым выходя в десантный отсек. - Но это если само попадётся, специально не лезть и не рисковать. Ясно? Рассыпались.
И мы разошлись в стороны. Здесь всё тоже было организовано максимально удобно и под девизом минимизации временных затрат. Широкий коридор, по бокам которого тянулись ряды шлюзов, ведущих к пилотируемым капсулам. Нырнул в шлюз - вынырнул уже в кресле капсулы, упакованный в ИКВЗ, он же - индивидуальный костюм высокой защиты. Всё довольно просто, обычный конвейерный принцип: костюм специально для этого делается не монолитным, а сегментным, и оные сегменты автоматика собирает в единую слитную конструкцию уже на конкретном объекте.
Главным недостатком икашек является, конечно, их громоздкость, стоившая жизни не одному и даже не двум бэгэшникам. Мы их за это ласково зовём "саркофагами". Но с этим, увы, остаётся только мириться: либо удобный, либо прочный. То, что есть, - не самый худший компромисс между этими двумя крайностями. А сверхпрочный эластичный комбинезон, прилегающий к телу и защищающий от всех воздействий, начиная от радиации и заканчивая физическими ударами, пока остаётся только в наших мечтах и фантастических фильмах.
Одна радость, за которую нашим снабженцам стоит сказать спасибо: всё полевое снаряжение рассчитано на использование человеком в защите. Никаких мелких деталей, всё функционально и просто.
В этот раз, как почти всегда и бывало, упаковка в саркофаг и шлюпку прошла мимо моего сознания, большая часть ресурсов которого уходила на контроль местности.
Пока мы разговаривали и строили планы в рубке, умница Чак набросал программы для "десантных" автопилотов, оставалось только ткнуть пальцем в нужный пункт и расслабиться.
Чак, он же Чижиков Антон Константинович, - наш навигатор, лоцман и программист в одном флаконе. Профессионал каких поискать, очень скрупулёзный и дотошный, он очень часто переносил эти качества в реальную жизнь, умело сочетая их с хроническим пессимизмом. Один на один я бы его давно уже придушил или сам повесился, потому что Чак - редкостный зануда, но он великолепно компенсировал оптимистичного порой до безалаберности Гудвина, и вообще неплохо вписывался в коллектив. Да у нас, в принципе, весь коллектив отличный сложился; не просто же так мы являемся лучшими оперативниками в секторе!
Являлись. Пока не случилась вот эта лажа с навигацией, и не выскочили мы Бог знает где у чёрта на рогах. Оставалось надеяться, что, раз здесь корабль альдарцев, то это по меньшей мере один из их секторов или из приграничных с ними. И что нас не заметут как шпионов и не предадут полевому суду, заключающемуся на в расстреле на месте без суда и следствия.
Я прилетел к намеченному месту высадки первым, о чём тут же доложил остальным, добавив заодно, что состояние объектов неизменно. Потыкав в нужные кнопки, выпустил наружу сначала болванов (или, по умному, ВЧеРов - вспомогательных человекообразных роботов-андроидов; у нас вообще любят мудрёные аббревиатуры), потом небольшой грузовой бот (самоходный контейнер сигарообразной формы, в котором было складировано всё нужное оборудование), проверил исправность собственного саркофага и только после этого вышел наружу.
Болваны и бот переливались огоньками, озаряя холодным белым светом мрачную картину чьей-то страшной смерти.
Во время выходов мы об этом не думаем, но в остальное время точно знаем: нет ничего страшнее смерти в пустоте. Любой бой, любая боль, любая болезнь никогда не сравняться с этим ужасом. Везёт тем, кто погибает сразу. Да, может быть, они успевают почувствовать боль, когда пустота вырывает из лёгких последний выдох, и страх, пока темнота ещё не поглотила сознание. Но там всё происходит быстро и порой даже почти не больно. А вот тех, кто задыхается в темноте лишённого доступа воздуха помещения, в горячей спёртой влажности, находить гораздо страшно. Наверное, каждому из нас не раз и не два снился этот сон, - ощущение замурованности в темноте замкнутого пространства, откуда нет выхода, - и все мы просыпались в холодном поту.
Самое страшное в аварии в космосе, что ты полностью зависишь от кого-то. Если среднестатистический человек оказался заперт заклинившей автоматикой в герметизированной комнате и не имеет при себе скафандра, ему остаётся только надеяться на чудо. На то, что боги услышат отправленный простой и безотказной системой сигнал о помощи, придут и спасут. Единственное, что может сделать этот несчастный, - попытаться уснуть, чтобы расходовать меньше кислорода. Потому что пытаться спастись самостоятельно бесполезно: за надёжной дверью шлюза может встретить голодная жадная пустота, которая с радостью разорвёт попавшую в её лапы жертву.
Вслед за болванами я просочился в дыру в обшивке. Края пролома были вывернуты наружу; то, что здесь взорвалось, явно взорвалось внутри. Идентифицировать оставшиеся обломки не представлялось возможным, да и времени у меня на это не было, но холодный свет то и дело выхватывал их из общей массы покорёженного метала. Это было что-то большое и тяжёлое, разлетевшееся в мелкие клочки, а взрыв имел по-настоящему чудовищную силу. На моей памяти так взрывались только двигатели.
Добравшись до дыры, ведущей в нужный мне коридор, я дал болвану команду раздвинуть покорёженные покрытые инеем куски металла, протиснулся внутрь и двинулся вперёд. Несколько раз на моём пути встречались следы более слабых взрывов, попадались останки альдарцев. Машинально отметил, что ни одного целого тела мне так и не встретилось. В одном месте всё вовсе выглядело так, как будто взорвалось не нечто вроде осколочной гранаты, а сам демон.
- Чёрт знает что, - проворчал док, повторяя мои мысли. - Они заглатывали взведённые гранаты?!
- Похоже на то, - мрачно отозвался Гудвин. - Что же у них тут произошло?
- Не знаю, и, честно говоря, даже знать не хочу! - недовольно ответил ему Чак.
Я тем временем дошёл до закрытого шлюза, за которым, если верить моим ощущениям, должно было находиться завоздушенное пространство. Подманив поближе бот, извлёк резак и принялся снимать первую дверь.
Технология проникновения в герметизированные помещения проста и давно отработана. Нет никакого смысла в спасательной операции, если сам спасатель устраивает во вскрываемом отсеке разгерметизацию, впуская внутрь вездесущую пустоту. Для того и придумали такую простую и удобную штуку, как "мембранный колпак" или, по-простому, "пластырь".
Со шлюзовыми дверями проще всего. Вскрывается внешняя, внутрь заходит человек со всем снаряжением, и устанавливает на месте снятой двери тот самый пластырь - тонкую прочную эластичную стенку, призванную герметизировать пролом. Потом вскрывается вторая дверь, давление выравнивается, пластырь прогибается наружу, но - держит. И - вуаля! - мы в кислородной атмосфере, спасаемого можно упаковывать.
Поэтому "боги" очень любят шлюзы и достаточно узкие коридоры: в просторном зале установить пластырь гораздо труднее.
- Да что за хрень?! - не удержался от возгласа я, замирая на месте.
- Что там у тебя? - встревожился Гудвин.
- Помещение герметизированное, здесь вполне достаточно кислорода для дыхания, и температура удовлетворительная, но опять следы тех же взрывов и ни одного целого тела. Чак, ты, конечно, на редкость зануден, но сейчас я готов с тобой согласиться: мне это не нравится. Потому что я не представляю, что могло подобным образом распотрошить корабль альдарцев, и при этом они никак не сумели среагировать. Очень мне не хочется с этим "нечтом" встречаться.
- Мужики, я вам больше скажу, - подал голос Фил. - Я, наконец, сообразил, что не так с этими дырами в обшивке и почему они так странно-симметрично расположены. Взрывались орудия, и два самых больших пролома как раз на месте основных калибров. Цимус в том, что взрываться в них нечему.
- А в самих альдарцах, стало быть, есть чему? - мрачно уточнил я.
- А я целое тело нашёл, - отстранённо проговорил док. - Ну, как - целое? По сравнению с остальными. А так у него череп треснул, и внутри - каша. Уточню, череп треснул изнутри.
- Взрыв мозга! - одновременно с Филармонией и Гудвином высказался я.
- Идиоты, - вздохнул Аристотель. - Хотя действительно похоже на то. Гудвин, можно я этого с собой прихвачу? Может, пойму, что случилось.
- Бери, если мешаться не будет.
- Не будет, он смирный, - поручился за находку док.
Аристотелем звали нашего доктора, причём это для разнообразия было не прозвище. Хлеще приголубить жизнерадостного дока, чем сделали его родители-историки, было невозможно. Якимцев Аристотель Владимирович. Звучит!
- Есть первый выживший, - оборвал всеобщую болтовню я.
Мы не циники, хотя в это порой сложно поверить; на нашей работе циникам не место. Все эти шутки, болтовня, - результат желания заполнить пустоту, отвлечься, не зацикливаться на чужой трагедии. Потому что ходить по мёртвому, погружённому во мрак и невесомость кораблю, наблюдая застывшие в воздухе капельки чужой крови или даже части тел, всегда страшно. А делать это в тишине страшно вдвойне. И тот, кто говорит, что не боится, либо врёт, либо болен.
- Что там? - тут же откликнулся док.
- Молодая женщина, никаких видимых повреждений нет. На лице следы крови; под носом, возле глаз и, кажется, на ушах, - отчитался я, осторожно укладывая находку в транспортировочный кокон и подключая к его системам. Небольшая мутно-белая капсула изготавливалась из того же материала, что и пластырь, только в отличие от него имела ещё и лёгкий каркас, который позволял конструкции сохранять форму, и к которому крепились системы ЖО.
- Симпатичная? - тут же влез Фил.
- Не знаю, у неё всё лицо в крови, - честно ответил я, заканчивая с упаковкой. После этого как будто стало легче дышать: один живой есть. В коконе с ней точно ничего не случится, а дальше - работа дока. То есть, шансов не выжить у неё практически нет.
Поручив находку заботам болвана, я погрузился в иные слои восприятия. Свет привычно померк перед глазами, зато вокруг раскинулась чёткая картина чужого корабля. Это через пустоту без помощи внешнего оборудования тяжело тянуться, а там, где есть материя, всё проще. Я пробежался по целям, проверяя, все ли по-прежнему живы, потом - по товарищам.
- Док, замри! - резко скомандовал я.
- Ты чего? - уточнил он, но, как и велели, замер.
- Не трогай ту дверь, там… короче, я не знаю, что это, но лучше обойди. Мне кажется, там активировалась какая-то охранная система, - пояснил я. Понять, что мне не понравилось в двери, к которой в нынешний момент примерялся Аристотель, я не мог. В моём субъективном восприятии это выглядело как кислотно-зелёная паутина, затягивающая проём. Вот такие выверты восприятия: всё, что представляло опасность, виделось мне почему-то зелёным, хотя должно было - красным.
- А я догадываюсь, что здесь не так, - включился опять-таки Филармония. - Там где-то должны быть тюремные камеры, так что ты со своими двумя поаккуратней, док.
- Ладно, мы их на корабле упакуем в сон, а там видно будет, - отмахнулся тот.
- Нил, глянь, где мне можно обойти? - отвлёк меня Гудвин. - А то боюсь застрять в этой дыре.
- Хм. Сейчас, - кивнул я, хотя кивка никто увидеть не мог, и через несколько секунд доложил. - Там справа, метрах в двухстах, в углу коридора можно вскрыть переборку, как раз в нужный ход попадёшь. Только осторожней, там силовые кабели и они, кажется, под напряжением.
- Понял, спасибо.
- Ладно, значит, шестой номер - на мне, раз вы все застряли, - кивнул я. - Кажется, я вижу туда проход.
- Давай, только поосторожнее, не перенапрягись, - напутствовал меня док. - А то опять вместе с ними ляжешь.
- Чёрт, заманчивая идея! Хоть отдохну немного, - мечтательно протянул я и двинулся в направлении следующего объекта. - Чак, у тебя там как? - уточнил я, потому что Чижиков в моём нынешнем восприятии представлялся буквально залипшим в какой-то пёстрой паутине, и такой его вид очень не радовал.
- Как всегда, полная задница, - проворчал навигатор. - У меня создаётся впечатление, что Гудвин заранее знает, где самый тяжёлый участок, и пихает туда меня. Тут какие-то завалы, пытаемся просочиться. Нил, надеюсь, если что - ты меня найдёшь.
- После всего, что между нами было? Да я голову положу, но не брошу! - патетично заявил я, в ответ на что Чак только недовольно фыркнул.
История нашего "братания" была забавная и случилась на первом году моей "божественной" службы. То есть, это сейчас она казалась забавной, когда хорошо закончилась, а тогда было не до смеха. Тогда мы с ним конкретно застряли вдвоём в коротком тупичке, с неисправной связью и в повреждённых икашках (хорошо, вообще выжили и успели замуроваться в той норе, уж больно основательно и близко рванул маневровый двигатель) и провели едва не в обнимку часа четыре, пока до нас докопался док. И действительно почти сроднились. Несмотря на то, что я по-прежнему считаю его занудой, а он меня - раздолбаем.
- С ума сойти, - выдал Аристотель, когда я уже почти добрался до шестёрки, Филармония упаковал свою находку и пытался снять бортжурнал, Чак долез до середины завала, а Гудвин вскрывал последнюю стенку, отделявшую его от объекта. - Фил, ты точно уверен, что это камеры? Тут вообще-то женщина с ребёнком, молоденькая совсем, и ребёнку похоже года нет. Кстати, без сознания и каких-либо повреждений именно ребёнок, и, что характерно, тоже девочка.
- Во-первых, молодые женщины с детьми даже у нас иногда нарушают закон, - отозвался вместо пилота командир. - А, во-вторых, разбираться будем дома.