– Вы ни в чем не виноваты, – расстроенно заметил он. – Вернее, конечно, вы виноваты, но следует вам сказать, что это мне в наказание за работу в воскресенье.
Она совсем забыта, что был выходной день.
– Я думала, что это против правил.
Он уселся на краешек стола и сплюнул на пол.
– Я не успел раньше. Граф Бедфорд ждал этот кубок еще вчера.
Случайный отблеск печи осветил его лицо, и она увидела, что он почти мальчик, без бороды, со впалыми щеками, с тревожной складкой на лбу.
– Ты – ученик? – спросила она. Он кивнул.
– А что случилось с гостями из дома Ламли?
– Все ушли прочь, да это и к лучшему, я думаю.
– Не знаешь, куда они пошли?
Она пыталась не выдать своего интереса. Ей пришла в голову мысль о самом худшем. Донал Ог, Яго, их солдаты окружены и арестованы или, того хуже, убиты.
– Они собрались и ушли тайно ночью, – пояснил он. – И еще женщина. – Юноша улыбнулся. – Думаю, то была ее идея.
– Ее?
– Иностранка. Блондинка, как вы. Только крупная, – с ямочками.
Пиппа с облегчением вздохнула и прислонилась к косяку двери. Графиня. Ей удалось предупредить Донала Ога и Яго о надвигающейся беде.
Возможно, они где-то спрятались или отправились домой в Ирландию. Как бы то ни было, Донал Ог знает, что делать. Он освободит английских пленных и усмирит мятеж. И королева не будет удерживать Айдана в лондонском Тауэре.
Пиппа поблагодарила подмастерье и вышла, направляясь по малой Уолл-стрит на юг к реке. Рядом неясным силуэтом вырисовывался Тауэр, величественный и строгий. На угловых башнях развевались вымпелы.
"Айдан", – подумала она. Одно воспоминание о нем делало ее слабой и беззащитной.
Мысль, что он в опасности, пронзила ее тело, как лезвие шпаги. Она стояла напротив мрачного сооружения довольно долго, рассматривая его и раздумывая. Пиппа не заметила, как опустился вечер. А вечер сменила темная ночь.
Спустя некоторое время она услышала, как началась церемония передачи ключей. Вышел главный тюремщик, одетый в красное и разукрашенный перьями, в сопровождении множества стражников с фонарями. Впечатленная увиденным, Пиппа скрылась в темноте Ролл-стрит, наблюдая за процессией. По мере того как закрывались очередные ворота Тауэра, часовой кричал:
– Стой! Кто идет?
– Ключи от королевы Елизаветы, – отвечал главный тюремщик.
– Все в порядке.
В конце церемонии мужчины сняли свои массивные шлемы и прокричали:
– Боже, храни королеву Елизавету! Охотничий рожок оповестил об окончании церемонии.
Пиппе вся эта церемония показалась очень забавной, но мысль об Айдане испортила веселое настроение.
Ей следовало подумать над тем, как освободить ирландца.
Но сначала ей надо было найти дорогу домой.
Королева пребывала в ярости. Она не притронулась к изысканному ужину.
Стоя в рядах королевских дам, Пиппа изумленно наблюдала, как ее величество вышла из-за стола и стала расхаживать взад и вперед широкими шагами. Она остановилась, чтобы взглянуть на сэра Кристофера Хаттона, сделавшего шаг ей навстречу с бокалом ароматного вина в руке.
– Уйдите, сэр Хаттон. – Елизавета щелкнула пальцами. – Мне нужен крепкий советчик, а не крепкий напиток.
Он поклонился в пояс и отступил. Хаттон был одним из самых закаленных приближенных Елизаветы. Пиппа подозревала, что его выпускают к королеве в определенные моменты, дабы охладить приступ ее гнева.
– О'Донахью Map хочет опозорить меня. Как он смеет?! – возмущалась королева.
В залу вбежал главный страж Тауэра и о чем-то доложил королеве. Пиппа поняла, что произошло нечто неординарное.
Она крепче сжала руки и закрыла глаза. "Дай Бог, чтобы он сбежал, – просила она. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста".
– Он хочет выставить меня большим чудовищем, чем царь Иван, – в сердцах бросила Елизавета. – Я повелю отрубить ему голову прямо сейчас.
– Ваше величество, именно этого он и добивается, – уточнил Уильям Сесил.
– Я знаю это, черт побери. Но этот высокомерный ирландец так разозлил меня, что я готова пойти на убийство. – Елизавета развернулась и посмотрела на констебля Тауэра. – Скажите мне, сэр, объяснил ли О'Донахью Map четко, почему он намерен морить себя голодом?
Пиппа не расслышала ответа констебля. Уморить себя голодом! Не сошел ли Айдан с ума?
Нет, так ей подсказывало ее сердце. Он всегда точно знает, что делает. Для такого поступка у него есть веские основания. Он стремится стать жертвой английской короны.
Если он это сделает, Елизавета будет посрамлена, обесчещена, запятнана грязью в глазах всего мира.
– Заставьте его. – Королева щелкнула пальцами. – Я не хочу, чтобы все говорили, будто это я уморила голодом ирландского лорда. Я не собираюсь ставить свою репутацию на чашу весов против жизни заложников в Керри. Если нужно, свяжите его и накормите силой.
Пиппе стало плохо от воображаемой сцены.
– Ваше величество, – заговорила она, чуть не теряя сознание и присев на одно колено перед троном.
– Что еще?
– Осмелюсь предположить, что существует более простой способ накормить этого человека.
– И какой же, милочка? – Королева не скрывала своего сарказма. – Полагаю, именно у вас есть рецепт? Если вы осмелитесь заикнуться о его освобождении, то сами окажетесь в застенках.
– Я сумею уговорить его, – явно опрометчиво выпалила Пиппа.
Глаза королевы метали искры, способные зажечь свечи.
– С тех пор как вы появились здесь, вы еще не успели натворить глупостей. Не стоило бы начинать именно сейчас. Вы рискуете.
– Я прошу разрешить мне рискнуть, ваше величество. Если у меня ничего не получится, накажете меня.
В зале воцарилась мертвая тишина. Королева замерла. Ее лицо ничего не выражало.
– Вы полагаете, что вы в состоянии заставить ирландского лорда есть? – наконец спросила она.
– Да, ваше величество. – Пиппа покраснела.
– Если вы преуспеете в этом, то окажете мне серьезную услугу. – Елизавета сказала это тихо, но с металлом в голосе. – Огромную услугу. Так и быть, если вам удастся выполнить свое обещание, мне придется сделать вам одолжение, о котором вы просили сегодня утром.
Пиппа на мгновение окаменела. Сегодня утром королева расспрашивала Пиппу о ее прошлом, и Пиппа рассказала ей о своей тайной мечте найти родителей, которые покинули ее много лет тому назад. Одно слово королевы – и все знатные особы заговорят, а ее слуги разберутся с записями по всей стране. Впереди замаячил желанный свет.
– О, ваше величество, – вырвалось у Пиппы. Она встала с пола, охваченная надеждой. – Нет большей милости для меня, нежели эта.
– Есть, – мрачно одернула ее королева. – Но ты слишком умна, чтобы просить большего. Так и быть, иди к узнику. И заклинаю тебя, не подведи меня, искусница.
Каждый раз ему приносили пищу лучше предыдущей. Аппетитнее, обильнее, изысканнее. Или так казалось Айдану.
Яства, которые ему принесли на этот раз, могли оказать честь королевскому столу. Огромная миска блестящих черных олив, форель в яйцах-пашот, сыр и копченое мясо. Почти белый хлеб, такой мягкий, что напоминал облако.
Но куда более соблазнительным для его пустого желудка казался кувшин красного вина, отказаться от которого стоило ему огромных усилий. Он представил себе, как он пьет вино и забывает о крушении всех своих надежд.
Ирландец выругался, улегся на узкую жесткую кровать и уставился в потолок. Письма между Лондоном и далеким Керри, расположенным на западном побережье полуострова, шли слишком долго. Он задумался, как долго он протянет без еды.
На его губах заиграла горькая улыбка. Какое это нежелательное затруднение для королевы Елизаветы – принять смерть О'Донахью Мара на свою совесть. Это заставит ее ослабить свою линию в Ирландии.
Жаль, что разменной картой станет его жизнь.
Раздались шаги, и он услышал до боли знакомый голос:
– …И я не желаю слушать весь этот пошлый вздор, у меня на руках бумага, в которой сказано, что я, Пиппа Трюхарт, имею право посещать узника.
Айдан быстро вскочил с кровати.
– Где?! – потребовал стражник. – Покажите, где это написано?
Она рассмеялась:
– Это старая уловка, сэр, не заставляйте меня поверить, будто вы не умеете читать.
– Конечно, я… Боже, что вы вытворяете с этим ножом?! – Голос стражника повысился на октаву.
– Ничего, – ответила Пиппа. – Пока. Но если ваше упрямство выведет меня из себя, тогда, о жалость, рука моя дрогнет… и я промахнусь.
– А теперь выслушайте меня, госпожа…
– Нет, это вы выслушайте меня. – Голос ее стал жестким. – Это очень острое лезвие, и так получилось, что оно в опасной близости от вашего тщедушного, но ценимого вами стручка, раз вы прячете его под гульфиком. Так что открывайте дверь, и немедленно!
– Боже Всевышний, – выдохнул стражник. – Подчиняюсь, но буду должен доложить констеблю, что вы меня заставили.
В замке повернулся ключ. Дверь отворилась, в проеме появился бледный стражник. Пиппа поставила изящную ногу на ступеньку. Она откинула юбки в стороны, слегка оголив стройную ногу с небольшими ножнами, привязанными к ноге подвязкой. И вставила в них кинжал. Тот самый, который украла у О'Донахью в первый день их знакомства.
Затем она отстранила плечом стражника, захлопнула перед его носом дверь и повернулась к Айдану.
Оба молчали и глядели друг на друга. У Айдана голова пошла кругом, когда он вновь увидел ее.
– Боже правый, – прошептал он. – Как же я соскучился по тебе.
Нежность и открытость исходили от нее. В какой-то момент она стала хрупкой, как витражное стекло, он даже испугался, что она может упасть и разбиться. Но затем решительно тряхнула головой и преобразилась самым неожиданным образом. Взгляд ее приобрел нагловатое выражение. Она подбоченилась:
– Даже так? А я вот совсем не соскучилась.
Но теперь он видел ее насквозь. Он двинулся к ней и дотронулся до ее щеки, дрогнувшей от его нежного прикосновения.
– Нет, любимая, – прошептал он. – Ты не хотела скучать по мне, а это большая разница.
– Я пришла сюда вовсе не спорить с вами, – бросила она, ускользая от него. – Мне нужно, чтобы вы наконец-то поняли, что нет никакой связи между мной и вашим арестом.
– Теперь я в это верю. Вначале, когда меня бросили сюда, я думал иначе.
– Я пыталась предостеречь вас. – Она взяла его за рукав. – Если это вас успокоит, то могу рассказать вам о ваших людях.
В горле у него пересохло.
– Они арестованы?
– Наоборот. Графиня Черни помогла им покинуть Лондон. Остались только Донал Ог и Яго, но они в безопасности на борту венецианской галеры.
– Слава богу, – прошептал Айдан и отвернулся, чтобы справиться с эмоциями. Чувствуя, как тяжесть спадает с плеч, он произнес: – Благодарю тебя от всего сердца, что ты добралась сюда, чтобы рассказать мне об этом.
– Я стольким вам обязана, – сказала девушка и поежилась.
Слабо тлеющая жаровня, призванная обогревать помещение, стояла подле кровати. Поскольку сидеть больше было негде, он усадил ее на тонкий и жесткий матрас на кровати.
Время странным образом остановилось. Он почувствовал, как погружается в мир фантазии. Он – не ирландец, она – не англичанка. Ничто не стоит между ними. Только они вдвоем создают свой мир.
С необыкновенной ясностью он вспомнил детали своего визита к Ричарду де Лэйси. Лицо на портрете не давало ему покоя. Как мила была эта леди Лэйси, графиня Вимберлийская, носившая брошь с алмазами и рубином в центре.
За те дни, что он провел в тюрьме, у него было время подумать.
"А может быть, – продолжал нашептывать ему внутренний голос, – Пиппа – родственница графини Вимберлийской". Но пока он Пиппе ничего не скажет. Он не хотел пробуждать в девушке надежду. Кроме того, он ничего не знал о графе и графине Вимберлийских. Вдруг они не поверят, что она их родственница.
После визита к Ричарду Айдан списался с Розарией, графиней Черни. Только с ней он поделился предположениями, что Пиппа может оказаться родственницей де Лэйси. Еще ранее он скопировал надписи с обратной стороны броши, написанные на непонятном языке. Уже будучи в тюрьме, он подкупил стражника, чтобы тот отнес записку графине. Она пообещала осторожно навести справки.
– У вас такой отрешенный вид… – Пиппа нарушила ход его мыслей.
Он сел рядом с ней и обнял ее.
– Любовь моя, я был ближе к тебе, чем ты можешь себе представить.
Она прижалась щекой к его плечу:
– Вы думали обо мне?
– Грешен.
Она прижалась к нему сильнее, просунув руку ему под локоть. Как-то само собой получилось, что он наклонился и прикоснулся к ее губам. Он ощутил, как они поддались его ласке и раскрылись, ощутил горячую влагу на языке. Пиппа слегка привстала, руки ее погрузились в его волосы, грудь прижалась к его груди, ноги ее раздвинулись, прижимаясь к его ногам в неизведанном ранее порыве, опаляющем его.
Он отодвинулся, стараясь не замечать ни радости, ни страстного желания на ее лице, обращенном к нему.
– Как тяжело вас не любить, – произнесла она со свойственной ей прямотой.
– Тебе станет легче, когда ты все-таки узнаешь меня, – хрипло ответил он, пряча сожаление.
Вот она, его Пиппа. Она здесь, она готова на все. Каждая клеточка в нем требовала, чтобы он овладел ею. Но он не смеет подвергать ее риску. Он бессилен сейчас защитить ее от порочного мира. А если она зачнет от него ребенка – незаконнорожденного ирландца, – королева сгноит ее. Она и ребенок будут обречены на голодную смерть.
Свободной рукой она коснулась его лица:
– Мы должны поговорить.
– О чем?
– Не притворяйтесь, что не понимаете.
– О голодовке?
– Да. Вы стали бледным и похудели. Вы должны прекратить морить себя голодом.
– Они послали тебя, чтобы сказать мне это?
– Нет. Но скоро к вам пришлют команду караульных, которые накормят вас силой.
Айдан ни секунды не сомневался, что в Тауэре готовы привести этот варварский план в исполнение. Не сомневался он и в своих возможностях сопротивляться.
– Пожалуйста, поешьте, – прошептала она дрожащим голосом.
Один взгляд на ее широко открытые глаза, полные надежды, заставлял его уступать ей дюйм за дюймом, каждое произнесенное ею слово разрушало его убежденность.
– Я не могу, – признался он. – Не проси меня противоречить самому себе. Они могут отобрать у меня все, кроме моих убеждений. Но я умру раньше, чем сдамся.
– Вы назначили очень высокую цену за свои убеждения, – заметила она. – А как быть с вашим народом, которому вы нужны?
– Я послужу ему своей смертью.
– Нет! – выкрикнула Пиппа, вскочила с кровати и бросилась к нему. – Не смейте говорить о смерти. Я не позволю вам умереть.
Он схватил ее за руки. Она рыдала, не сдерживая слез.
– Вы не смеете умирать.
– Я – полезный узник именно сейчас. Что, если ирландские мятежники убьют пленных англичан в Керри? Что, если армия Елизаветы предъявит встречное обвинение и отнимет мои земли? Что, если имя О'Донахью Мара ничего не будет стоить? Тогда я перестану интересовать англичан и умру. То ли тихо, от порции яда, то ли с пышными церемониями, от рук опытного палача.
– Как вы можете так спокойно говорить об этом?
– Моя смерть не должна свершиться по их сценарию. – Он тяжело вздохнул. – Все должно идти по моему плану, а позор падет на голову королевы.
– А если вас освободят?
Она подошла к бойнице и положила руки на подоконник.
– И кто же станет меня освобождать? – Айдан постарался говорить с девушкой как можно мягче. – Если меня с таким трудом водворили сюда?
Она повернулась к нему лицом и встретилась с ним взглядом. Сейчас эта девушка была чисто и хорошо одета, но она несла в себе тот же заряд невероятной энергетики, который он впервые почувствовал еще на площади перед собором Святого Павла.
– Я могла бы это сделать, – заявила она.
– Освободить меня из лондонского Тауэра?
– Да.
– Никто еще не совершал побега из Тауэра в этом столетии.
– Столетие пока еще не закончилось. По крайней мере, для меня.
Если бы на месте Пиппы была другая женщина, услышав подобные слова, он посчитал бы ее дурой.
– Отлично, – спокойно, но осторожно произнес он. – Ты выводишь меня отсюда, и я съедаю целую зажаренную свинью.
Она рассмеялась:
– Я была уверена, что вам понравится моя идея. Пиппа взяла его за руку и потянула к столу.
– А теперь, – приказала она, отламывая кусок мягкого хлеба. – Ешь.
Он вырвал руку:
– Нет.
– Вы должны. Вам нужны силы.
– У меня хватит сил на день-другой. А если ты собралась сдержать свое обещание, то тебе надо поторопиться.
– Но вам надо поесть сейчас, – настаивала она. – Вы увидите…
– Нет. Ничего я не увижу. До тех пор пока я остаюсь узником королевы, я не проглочу ни кусочка. Тебе надо действовать быстро, или придется выносить труп.
– Умник нашелся. Хочет умереть до того, как я разберусь с ним, – бормотала про себя Пиппа, осторожно пробираясь по скользкому валу вдоль стены Тауэра со стороны реки.
Была поздняя ночь, и в кромешной тьме она двигалась на ощупь и по памяти. Пиппа уперлась в выступ стены. За углом будет проем в стене с железной решеткой. Она видела, как слуги выносили через него мусор и навоз из конюшен.
Она знала, что здесь должно быть полно крыс и нечистот, но с этим уж точно придется примириться. О'Донахью Map хотел бежать и надеялся, что она ему в этом поможет.
Несносный упрямец.
Она глубоко вздохнула и, завернувшись в старый плащ, решительно шагнула в проем. Проход был достаточно узким, она то и дело задевала влажный камень. Наконец она увидела решетку.
Начав ковырять кладку, Пиппа вспомнила все мыслимые ругательства. Когда ей в конце концов удалось вывернуть один из железных прутьев и пролезть внутрь, руки ее были все изодраны и кровоточили.
Захватив с собой железный прут, она прокралась мимо башни Девере. Глашатай провозгласил девять часов вечера. Пиппа заторопилась. Скоро должна была начаться церемония передачи ключей.
Жаль, что Айдан ее не послушался. Она предстала бы перед королевой героиней, и Елизавета одарила бы ее титулом. А может быть, и помогла найти ее семью.
Но никакие ее успехи при дворе ничего не стоят, если Айдана не станет. Если она его потеряет, в ее сердце не останется места для семьи, даже если и удастся ее отыскать.
Пиппа разглядела первого стражника. Тихо насвистывая, он бесцельно кружил по пятачку, освещенному факелами. Девушка подошла поближе. Он перестал насвистывать и втянул ноздрями воздух, как собака, идущая по следу.
Прежде чем она сумела спрятаться, он уже уставился на нее мутным взором:
– Эй, ты! Что…
– Добрый вечер, сэр.
Раньше, чем он сумел ответить, она схватила его руку обеими руками и крутанула. Да благословит Небо труппу акробатов, с которыми ей пришлось странствовать по Линкольнширу. Они обучили ее, как можно опрокинуть на спину огромного мужчину.
Беспомощный страж лежал на земле, часто и тяжело дыша, распространяя вокруг запах эля.
– Лежи тихо, и все будет в порядке.