Как цветочный бутон, она раскрывалась от его прикосновений, ее влажные, чуть припухшие губы жаждали встречи с его губами. Он и раньше целовал ее, но все те поцелуи были отравлены тяжелым чувством вины. Теперь же новоиспеченный муж целовал свою жену, и муж этот души не чаял в жене, трепетавшей в его объятиях.
Она плотнее прижалась к нему и вскрикнула от удивления, смешанного со страхом, когда ощутила всю силу его страсти. Он охватил ее одной рукой и прижал к себе еще сильнее. Потом оторвался от ее губ и стал осыпать поцелуями ее тело. Она выгнулась, предоставляя ему всю себя. Если бы не ее сорочка и его рубашка, они бы слились воедино.
– Ой, – прошептала она. – Айдан…
– У тебя все в порядке? Я что-то… Тебе неудобно? Она выпрямилась и погрузила пальцы в его волосы.
– Никогда не думала, что мужчина… – Она замолчала и отвернулась.
Но он хотел услышать продолжение. Он нежно поцеловал ее ухо и прошептал:
– Мужчина – что? Закончи, пожалуйста, фразу.
– Ладно, я слышала множество непристойностей по этому поводу, но просто не представляла, что твой… ну, сам знаешь…
Он невольно хмыкнул. Принимая во внимание свое теперешнее положение, смех доставлял ему некоторые мучения.
– Ты выражаешься неясно, любовь моя. Она глубоко вздохнула:
– Я просто потрясена, что та часть тебя, которую я воспринимала как нечто мягкотелое, даже бесформенное, превратился в… столь… крепкий… Забавная штука.
Он отодвинулся, сотрясаясь от хохота.
– Штука, – повторил он.
Смущение Пиппы пропало, и на лице появилась спокойная, мечтательная улыбка, свидетельство того, что страх покинул ее. Больше Айдану не о чем было волноваться.
Слава богу, подумал он. Он прогнал прочь ее страхи. Теперь оставалось только блаженство. Тем не менее ее доверие оставалось слишком хрупким. Ему стоило больших усилий не торопиться.
Он прикоснулся к золотой броши на ее плече:
– Можно? Она кивнула:
– Конечно.
Буквально на секунду его охватило чувство вины. Он отогнал эти мысли и отстегнул брошь. Сорочка соскользнула и, зашуршав, словно протестуя, упала на пол. Его кинуло в жар.
– Какая ты необыкновенная!
– Должно быть, это из-за особой воды в ванной. Или масла роз.
– О, любовь моя, – обронил он. – Это все из-за тебя. Только из-за тебя.
Он удивился, что голос его дрожит. Правда была в том, что она подвигла его к чему-то, что стоит над простым зовом природы и вожделением. Глядя на Пиппу, озаренную свечами, он почувствовал прилив нежности, от которого затрепетала его душа.
Дрожащими руками он снял свою рубашку и остановился, не спуская с девушки глаз. Она поймала его взгляд, и в комнате повисла тишина, наполненная огнем желания.
– И что теперь? – прошептала она спустя некоторое время, переведя глаза на шрамы, покрывавшие его грудь. – Что тебя смущает?
– Не могу себе представить, что делать с такой женщиной, как ты. Ты преодолела свой страх в эту ночь, но, кажется, я начал бояться.
– Ты?
– Да-а.
Он прижал свои шершавые ладони к ее нежным, подобным атласу, щекам.
– Сегодня я хочу превзойти самого себя.
У нее перехватило дыхание. Его удивила слезинка, которая обожгла его руку.
– Разве ты не видишь? – прошептала она. – Все превосходно. Я поняла это, когда ты сказал, что никогда не был с женщиной, которая тебя любит.
Он застонал, обнимая ее, погружаясь в тепло шелкового, ничем не прикрытого тела, утопая лицом в ее волосах.
– Любимая, ты все сделала таким простым.
Он ласково подтолкнул ее к кровати, и она прилегла на постель, разглядывая его, пока он снимал сапоги и брюки.
Как все просто. Пиппа, у которой никогда не было своего места на земле, нашла свое место в его сердце. А он, которого никогда еще не любили, глядел в ее глаза и видел, что она обожает его.
Он прилег рядом с нею и, прикоснувшись к ее золотым волосам, нашел ответ на этот вопрос. Ответ огненной вспышкой пронесся в его голове.
Он, О'Донахью, знал правду о ее прошлом, знал ответы на вопросы, которые она выстрадала. И все же не отважился дать Пиппе желанное, из страха потерять ее раньше, чем тому суждено было случиться.
Она обняла его за шею своими маленькими ручками, и все его мысли растаяли, осталось только желание радовать ее. Она пошла ему навстречу. Стройная, мягкая и теплая, она блаженствовала от его прикосновений, как нежный росток, который по весне тянется к солнечным лучам, ласкающим его.
Айдан приподнялся на локте и поцеловал ее. Рука его устремилась вниз, поглаживая ее груди и живот, углубилась в нежнейшее пространство между бедрами. Под его мягким нажимом ноги ее медленно и робко раздвинулись, и он возликовал.
Что-то в ней заставляло его быть осторожным. Наверное, давно пора было бы опрокинуть ее на спину и дать волю своей страсти, но он все открывал ее мир поцелуями, руками и ласковыми словами, которые нашептывал по-гаэльски. Он рисовал языком слова любви на ее коже, пока она не вздрагивала от удовольствия и не кричала от восторга.
– О, любовь моя, – начал он. – Я так хочу обладать тобою. Но не хочу сделать тебе больно.
– Боль причиняет ожидание, а не обладание, – ответила она.
Он придавил ее всей тяжестью своего тела.
– Как по-детски наивно звучат твои слова, – прошептал он язвительно ей на ухо. А по-гаэльски добавил: – Но я бесстыдно овладею тобой.
– Ты такой хороший учитель, – сказала она и добавила по-гаэльски: – А я такая послушная ученица.
На мгновение он оцепенел, но потом рассмеялся ей прямо в ухо.
– Обманщица, как давно ты говоришь по-гаэльски?
Она наклонила голову и лизнула один из его шрамов на груди. Ее поцелуи осыпали его, и он получал удовольствие от этого.
– Не скажу.
– Тогда я тоже не скажу, что… – Он опять перешел на ирландский, используя обороты, которые она не должна была знать, он попытался описать подробную картину того, что он собирается с нею делать.
– Я не все поняла из сказанного тобой, – заметила она, поглаживая его бедра. – Но мне хотелось бы это понять. Надеюсь, ты поторопишься.
– Не-а. Не стану. У нас с тобой целая ночь.
– Но…
– Молчи, доверься мне.
– Я только хотела сказать…
Он зажал ее губы рукой.
– Ты говорила на протяжении всего нашего первого поцелуя и могла все испортить. Разве не лучше было помолчать?
Она отвела его руку от своего рта.
– Не верю, что ты помнишь наш первый поцелуй.
– Как я могу не помнить? Он изменил мою жизнь. Глухо вскрикнув, она обхватила его шею:
– И мою тоже. Ой, Айдан, как же я люблю тебя!
Он не удивился, что наконец-то услышал ее признание в любви. Он давно уже знал, что она любит его, но понимал, почему не говорила ему эти слова. Пиппа боялась быть оставленной. Сам факт, что она призналась в этом именно сегодня, мог означать только одно. Его жена поверила, что он никогда не оставит ее. И он никогда не сделает этого. По своей воле уж точно.
Но его воля не всегда определяла его судьбу.
Отогнав черные мысли, Айдан дал себе волю целовать и ласкать ее, тщательно готовя к моменту предстоящей близости. Она прогибалась под ним и поднимала бессознательно бедра ему навстречу в охватившем ее возбуждении.
Почти обезумев от страсти, он понимал, что не сможет долго сдерживать себя. Он осторожно дотронулся до нее. Ощутил тепло ее гладкой как атлас кожи, ее готовность раскрыться перед ним подобно цветку и страстное горение, подсказавшее ему, что она готова принять его любовь.
Он припал к ней, теряя рассудок от прикосновения ее сосков к его груди. Ноги ее сами собой раздвинулись, а затем обхватили его тело, и они будто слились воедино. Он приподнялся и замер, разглядывая ее лицо, казавшееся еще более красивым, затем нежно поцеловал, демонстрируя языком, что сейчас будут делать их тела. Она простонала и еще плотнее охватила Айдана ногами, прижимая к себе. Страсть и огонь зажгли в нем ответное пламя.
– Еще, – шептала она в промежутках между поцелуями. Затем она стала играть с его языком, доводя его до исступления. – Еще, – настаивала она. – Всего тебя. Сейчас.
Он прижался еще теснее, испытывая определенную нерешительность, боясь доставить ей болезненные ощущения, которые чуть было не доставил ей своей первой попыткой. Его не оставляло желание обожествлять ее. Он ожидал в ответ и абсолютную и непогрешимую щедрость, и откровенно покорное и наивное желание. И все это получал. Но помимо этого она отдавала ему всю себя с такой самоотверженностью, что он был потрясен до глубины души. Она стала огоньком света в мрачной ночи его души. Каждое его движение, каждое прикосновение, каждый поцелуй был призван продемонстрировать ей, что она значит для него.
Слегка задержавшись, он отодвинулся, чтобы посмотреть на нее еще раз, пока она невинна.
Наконец он углубился в источник жара, исходившего от нее, она вскрикнула и обхватила его. Когда он прорвался сквозь ее девственность, глаза ее широко распахнулись, и из груди выплеснулся трепетный вздох. Но не от боли, а от осознания того, что этот миг соединил их сердца навеки.
Айдан двигался медленно и осторожно, почти теряя самоконтроль. Она инстинктивно прижималась к нему, переполненная любовью и желанием. Тогда он коснулся рукой ее лона, помогая достичь полного удовлетворения.
А когда отыскал самое чувственное место и она едва не задохнулась от удовольствия и судорожно вцепилась пальцами ему в спину, долгий и нежный спазм сковал его. Доставленное удовольствие было в состоянии растопить камень, а Айдан, не созданный из камня, был куда менее способен сопротивляться. Он сжал ее бедра огромными руками и вдавил себя в нее, буквально выплескивая всю энергию своей страсти. Его удовлетворение от полученного удовольствия было столь показательно и столь длительно, что напомнило ему фантазии о путешествии в рай. Он ничего не видел, кроме сверкающего света перед глазами, и весь его мир сосредоточился в маленькой страстной женщине под ним, которая обнимала его так, словно никогда не отпустит.
Он расслабился и устроился поудобнее в ожидании, пока успокоится сердце и станет ровным дыхание. Вместо этого почувствовал, что снова хочет ее.
– Эй, – начал он нашептывать ей на ухо, отодвинув золотистый влажный локон, чтобы подобраться к уху. – У тебя все в порядке, любовь моя?
– Нет, – ответила она слабым испуганным голосом.
Он поднял голову и посмотрел на нее:
– Что-то не так? Позвать служанок или…
– Айдан, успокойся. – Она погладила его щеку дрожащей рукой. – Все, что мне нужно, – это ты.
Обеспокоенный, что все-таки поранил ее, он лег рядом с ней, бережно укрыв одеялом, откинул с ее лица влажные волосы и разглядел слезы, текущие по ее щекам из горячих и голодных глаз.
– Любовь моя, скажи, в чем дело, пожалуйста? Она только улыбнулась:
– Никогда не думала, что ты будешь меня упрашивать поговорить с тобой.
– Я люблю слушать, как ты говоришь. Я всегда любил. Мне даже песни твои понравились.
Она вздохнула:
– Ты так добр ко мне. Так добр. Пожалуйста, не обращай внимания на мои слезы. Все так ошеломило меня. Я не опечалена и не страдаю от боли. Это все просто впервые. Не могла себе даже представить, что это так хорошо.
– Ты меня воскресила. – Он расцеловал ее в лоб. Она запустила руки в его длинные волосы.
– Если бы я знала, на что это похоже, постаралась бы соблазнить тебя много раньше.
– Ну, тогда нам следует компенсировать упущенное время.
– Полностью согласна, ваша ненасытность.
Да, она стала его радостью в эти мрачные времена… Надо признать, ему удалось не думать о будущем. Он сделал все как нельзя лучше. В свое время она это поймет.
Она бесстрашно погладила его рукой, и он незамедлительно отреагировал.
– Опять?
Его недоверчивый шепот больше напоминал скрежет.
– Сейчас?
– Да, – сказала она. – Докажи мне, что это не было случайностью. Покажи, что у нас все будет так всегда.
– Так не может быть, звездочка моя. Лицо ее погрустнело.
– Не может?
– Нет.
Рука его протянулась вдоль ее тела.
– Я изыщу столько способов доказать тебе свою любовь, сколько звезд на небе.
Арфист играл на пиру в зале, а Айдан задул свечи и поспешил выполнить свое обещание.
Записки Ревелина из архива Иннисфалена
Пусть всемогущий Царь Небесный поразит меня холодом и умертвит навеки, если я поступил неверно.
Я знал Айдана О'Донахью со дня его первого крика, держал его в своих благодарных руках и плакал, как незамужняя тетка, пока текла родовая кровь.
А когда Ронан О'Донахью выбрал иной путь, я осмелился дать мальчику отеческую любовь, которой Ронан лишил его. Никто не просил меня, но я всегда ощущал ответственность за его счастье.
Кто-то может сказать, я превысил свои полномочия, что я должен был самоустраниться и издалека наблюдать за происходящим, вести летопись событий и не вмешиваться в его личную жизнь. Но этот надоедливый плут, каковым я и являюсь, утратил объективность десятилетия тому назад.
И вот они поженились. Они извлекли ту маленькую радость из трудностей, что ждут их впереди. Разве это плохо?
Глава 14
Пиппа стала суеверной во всем, что касалось дней и даже часов ее жизни с Айданом в замке Росс. Самая опасливая и осторожная, хотя и крошечная ее часть нашептывала ей, чтобы она не искушала судьбу детальным анализом бытия и бесплодными вопросами, заслужила ли она все это.
Она наотрез отказалась заглядывать в будущее, задерживать свое внимание на том, что силы Ричарда де Лэйси отступили к городу Килларни, явно имея намерение перегруппироваться и дождаться подкрепления.
Как мечтательница, витающая в облаках, она проживала день за днем, распевая песни. В то время как остальные обитатели замка поеживались от страха за свое будущее, она с неуклюжей серьезностью изучала свои обязанности хозяйки замка Росс.
Руки, способные жонглировать чем угодно, от жемчуга до дохлой рыбы, никак не могли справиться с тонкостями прядения и вышивки. В итоге Сибхил махнула на нее рукой и постаралась внушить ей, что домашнее хозяйство будет вестись гораздо эффективнее, если она станет просто надзирать за проведением работ. Лучше – издалека.
Пожелания были высказаны крайне доброжелательно, но не без ехидства. Пиппа широко развела руками, а Сибхил и прочая дворня облегченно рассмеялись.
Именно в этот момент сразу после завтрака их и застал Айдан.
Звук его шагов грозно прозвучал на каменном полу.
– Что здесь происходит? – произнес он. Женщины замерли и уставились на него. Он притянул к себе Пиппу, обняв ее за талию.
– Никогда не думал, что снова услышу женский смех в своем доме, – сказал он.
Женщины захихикали и стали перешептываться. Пиппу распирало от все возрастающего ощущения счастья.
– Сибхил только что обсуждала со мной мои успехи в прядении.
– Если они похожи на ваши успехи в пении, я ей сочувствую.
Постаравшись сердито нахмуриться, она выскользнула из его объятий.
– Вы плохой и жестокий муж, Айдан О'Донахью, – объявила она, подражая его манере говорить.
– Я? Неужели? Печально слышать, сударыня, поскольку это означает, что вы будете лишены очередного сюрприза.
Она ухватилась за борта его камзола:
– Сюрприз! Боже, язык мой – враг мой, я ваша любящая жена, а вы – величайший из мужей.
Он сморщил нос от подобной лести. Служанки, те, кто понимал по-английски, дружно прыснули со смеху. Айдан поймал ее в свои объятия:
– Смотри, они смеются над нами, любовь моя. Теперь, когда ты здесь, словно глоток свежего воздуха достался им после стольких лет промозглой зимы.
Слова достигли ее сердца и согрели его. Но радость покинула ее, когда она поняла, что под зимой понимался его брак с Фелисити.
Она потянула его к лестнице, ведущей из зала:
– Ты обещал сюрприз.
– Не отказываюсь, – подтвердил он.
Когда он был рядом, ее как будто приподнимало над землей и несло куда-то, наполняя сердце теплом, которого она раньше никогда не ведала.
Пиппа даже не знала, что можно испытывать столько чувств одновременно. Это было сродни поиску новых цветов в радуге или наблюдению за падающей звездой: непредсказуемо, захватывающе.
Когда они пересекли двор, направляясь к Сорли и его брату, она сжала его руку и сказала:
– По правде говоря, я не хочу сюрпризов, Айдан. Я не могу думать ни о чем, что могло бы сделать меня счастливее, чем я… Ой-ой-ой.
Она остановилась как вкопанная. Напротив каменных крытых соломой конюшен стоял мальчик, держа поводья уже оседланной лошади.
– Это кобыла из Коннемара, любовь моя. Она твоя.
Пиппа сделала шаг в сторону лошади. Она была прекрасна, серовато-коричневая с редкими черными расплывчатыми пятнами.
– Как тебе? – Айдан с нетерпением ждал ее ответа. – Нравится?
– Какая красивая! Ни разу такой не видела. Но ты же знаешь, какая из меня плохая наездница.
– Не плохая. Неопытная. – Он подвел ее к лошади и обнял за талию.
Прежде чем она успела понять, что происходит, он подсадил ее на женское седло. После того как она захватила ногой луку, седло показалось ей удобным, как кресло в обеденном зале.
Как и раньше, большая высота подействовала на нее, и она вцепилась в гриву лошади. Конюх привел вторую лошадь. Айдан вскочил в седло и улыбнулся ей.
– Шелла – полукровка. И специально выезжена под женским седлом. Я думаю, тебе понравится.
– Куда мы направляемся?
Он не ответил, но короткий горящий взгляд, брошенный в ее сторону, породил у нее подозрения. Он умел беседовать с ней взглядом. Стоило ей только посмотреть ему в глаза, как она догадывалась, что он хочет сказать ей. О том, как она красива, о своем желании сделать ей приятное, о ее способности приносить ему счастье.
Лишь иногда Пиппа случайно замечала в его глазах мрачные тайные думы. Но она впервые в жизни была действительно счастлива и, хотя понимала, как это эгоистично, не хотела знать ничего, что могло бы разрушить хрупкое равновесие в их жизни.
Пиппа делала вид, что не замечает войск англичан, разбивших лагерь у Килларни, а также отказывалась замечать обеспокоенный взгляд Ревелина, когда она посетила его в Иннисфалене.
Виновато поежившись, Пиппа подумала о письме, которое доставили из Дублина накануне. О'Махони казался безнадежно подавленным и совершенно беспомощным, когда передавал ей послание и объяснял, что лорд-наместник узнал о нападении на обоз с королевским оброком из Керри. Без сомнения, в этом тоже обвинят Айдана.
"Я подумаю об этом позже, – поклялась себе Пиппа. – Но не теперь". Ей очень хотелось, чтобы идиллия продолжалась вечно.
"Увы, – заметил ее внутренний голос. – Не все так просто". Он ждала ответа на свой незаданный вопрос и боялась его. Айдан действительно любит ее?