Но такова история в Доме Горечавки, а в Алиссуме, например, утверждают, будто Наамах до дрожи стеснялась своего поступка, тогда как в Бальзамнике считают, что она пошла на это спокойно, исключительно из милосердия. Я все это знала, потому что подслушивала разговоры посвященных. В Брионии уверены, что за ночь любви ей щедро заплатили и это главное, а в Камелии - что ее обнаженное совершенство на две недели ослепило шаха, и, ведомый необъяснимым страхом, он и решился предать Наамах. В Георгине убеждены, будто она царственно снисходила, а в Сирени - что купалась в любви как в лучах солнца, которое озаряет и лачуги нищих, и палаты властителей. В Доме Жасмина, в котором я родилась, верят, что Наамах испытывала чувственное наслаждение, а в Доме Орхидеи считают, будто она просто развлекалась. Шиповник придерживается мнения, что она очаровала шаха мелодичностью своего пения и гибкостью своего тела. Не скажу, как объясняет ее поведение Валериана, потому что о двух Домах, удовлетворяющих самые грубые желания посетителей, мне мало что известно, хотя про Мандрагору я однажды слышала, что по их легенде Наамах выбирала мужчин как жертв и жестоко порола, доводя до безумного удовольствия и оставляя пресыщенными и полумертвыми.
Я много чего подслушала, когда посвященные, не подозревая, что я рядом, принимались гадать, какой Дом купил бы мой туар, не окажись я с изъяном. Хотя у меня часто менялось настроение, как и у любого ребенка, я не отличалась ни особой скромностью, ни веселостью, ни величавостью, ни хитростью, ни страстностью - в общем, ни единым качеством, благодаря которому один из Домов смог бы признать меня своей. Вдобавок, похоже, я не была одарена талантом ни к стихосложению, ни к пению. Вопрос так и повис в воздухе, но именно в тот день, как мне кажется, мое предназначение стало предельно ясно.
Подаренный братом Лувелем букетик анемонов растрепался, и я вытащила булавку, чтобы привести его в порядок. Булавка была длинной, острой и очень блестящей, с круглой перламутровой головкой. Я сидела у фонтана и восхищалась ею, забыв об цветах. Думала об учителе, о его красоте и как я отдамся ему, когда вырасту и обрету женственность. Думала о Благословенном Элуа, о его долгих скитаниях и о его поразительном ответе посланнику Единственного Бога. Пролитая Внуком Божьим кровь может - кто знает? - течь в моих собственных жилах, вдруг поняла я и вознамерилась на нее посмотреть. Повернув левую руку ладонью вверх, правой я крепко сжала булавку и воткнула острие в плоть.
Оно скользнуло под кожу с удивительной легкостью. Секунду я почти не чувствовала боли, но потом она расцвела, словно анемон, в точке, куда погрузилась булавка. Рука запела в агонии, а по нервам пробежал манящий перебор. Ощущение было мне незнакомым: одновременно приятным и пугающим, до ужаса сладостным - совсем как когда я воображала возлегающую с незнакомцами Наамах, только еще лучше, еще острее. Я вытащила булавку и зачарованно уставилась на то, как из крохотного прокола выступила капелька крови, алая жемчужинка на ладони, подобная пятнышку в моем глазу.
Тогда я не заметила, что одна из посвященных углядела меня, ахнула и отправила служанку прямиком за дуэйной. Завороженная болью и тоненькой струйкой крови, я не видела ничего вокруг, пока на меня не упала тень.
- Итак, - произнесла дуэйна и вцепилась морщинистой клешней в мое левое запястье, дабы вывернуть руку и изучить ладонь. Булавка выскользнула из моих пальцев, а сердце бешено заколотилось от испуга. Пронзающим взглядом дуэйна посмотрела мне в глаза и увидела в них восторг наслаждения.
- Значит, ты рождена для Дома Валерианы, а? - В ее голосе слышалось мрачное удовлетворение. - Отправьте гонца тамошнему дуэйну и передайте ему, что у нас есть кандидатка, которой пойдет на пользу правило о смирении в боли. - Взгляд серо-стальных глаз снова впился в мое лицо и замер на левом глазу. - Нет, погодите. - Что-то блеснуло в ее зрачках - неуверенность? - что-то нераспознаваемое. Она выпустила мое запястье и отвернулась. - Пошлите за Анафиэлем Делоне. Скажите, что у нас есть для него кое-что любопытное.
Глава 3
Почему я сбежала накануне назначенной встречи с Анафиэлем Делоне, который когда-то был властелином всего королевского двора, а сейчас - возможным покупателем моего туара?
На самом деле, точно не скажу, но во мне всегда жило стремление к опасностям - просто из любви к замысловатым сюжетам, ради мурашек по коже или воображаемого наказания, кто знает? Я сошлась с одной судомойкой, и та показала мне грушевое дерево в саду за кухней. Оно росло вплотную к стене, и, если забраться на него, оттуда можно было перемахнуть через ограждение.
Я знала, что о встрече уже договорено, так как за день до смотрин дуэйна предупредила меня о предстоящих приготовлениях. О да, как шептались посвященные, меня умастят, словно для принца: вымоют, причешут и украсят.
Конечно, ни один из них мне не объяснил, кто такой Анафиэль Делоне и почему я должна радоваться, что он придет на меня взглянуть. Разумеется, сейчас я не думаю, что кто-то из тех посвященных владел всей правдой. Но дуэйна Дома Кактуса произносила имя моего первого посетителя с неизменным почтением и тем самым задавала тон для всех собравшихся под ее рукой.
Итак, подгоняемая восторгом и испугом, я помчалась прочь.
Задрав юбки до талии, я без труда вскарабкалась на грушевое дерево и ловко спрыгнула с другой стороны стены, не получив ни царапины. Дом Кактуса, как и сейчас, стоял на вершине холма над Городом Элуа. Забор защищал обособленное здание, и ничто, кроме аромата садов, не отличало эту резиденцию от прочих особняков, протянувшихся до самого центра города. Как и у других Домов, на наших воротах имелась неброская эмблема, по которой посетители определяли, куда они пришли. Три года я жила внутри этих стен и теперь, оказавшись снаружи, с разинутым ртом смотрела на открывшуюся в низине чашу Города в кольце отлогих холмов. Река, будто палаш, рассекала долину пополам, а большое строение, поблескивающее в свете солнца, конечно, было Дворцом.
Мимо промчалась карета с задернутыми шторками, но кучер успел мазнуть по мне цепким вопрошающим взглядом. Я поняла, что если и дальше не двинусь с места, кто-нибудь мной заинтересуется: наверное, подозрительное зрелище - одинокая девочка в дамастовом платье с перехваченными лентами темными кудряшками. А едва следующий экипаж остановится, это услышат за стеной, и в мгновение ока кто-то из гвардии дуэйны выйдет, заметит меня и уведет обратно в Дом.
Элуа родился нежеланным ребенком Магдалины, и чем он занимался? Скитался, скитался и скитался по земле. И, решив последовать примеру Благословенного, я начала спускаться с холма.
Чем ближе я подходила к Городу, тем больше, казалось, он от меня отдалялся. Широкие манящие аллеи, вдоль которых тянулись деревья и ворота особняков, мало-помалу сменялись узкими извилистыми улочками. Там обитали люди победнее тех, кого я привыкла видеть. Тогда я не знала, что под Моннуи, горой Ночи, где располагались Тринадцать Домов, находились заведения для развлечений более низкого пошиба: кафе, завсегдатаями которых были поэты и аристократы с плохой репутацией, дешевые бордели, берлоги художников, подозрительные аптеки и конурки гадателей. Этот небезопасный район традиционно придавал остроты визитам знати в Двор Ночи.
Было утро, хотя солнце встало уже высоко. Я жалась к домам, ошеломленная шумом и суетой. Надо мной женщина перегнулась через балюстраду и вылила ведро прямо на улицу. Вода брызнула мне на ноги, и я отпрыгнула, глядя, как она стекает под уклон, образуя ручейки между булыжниками мостовой. Мужчина, спешно покидавший некое заведение без вывески, чуть не налетел на меня и выругался.
- Поберегись, кроха! - резко прикрикнул он и поспешил дальше по улице, стуча каблуками по камням. Я заметила, что его брюки измяты и застегнуты неаккуратно, словно надетые в спешке, а капюшон мантии вывернут наизнанку. Все посетители Дома Кактуса уходили от нас отдохнувшими и ухоженными, выпив напоследок бокал бодрящего вина или наливки; но ни один из завсегдатаев Двора Ночи не пришел бы скоротать досуг в наряде из бумазеи.
За следующим углом обнаружилась небольшая приятно затененная деревьями площадь с фонтаном в центре. Был базарный день, торговцы гомонили, перекрикивая друг друга. Я сбежала, не захватив ни крошки, и от вида и запаха еды желудок мигом напомнил об этом упущении. Я остановилась у лотка торговки сладостями, привлеченная ее драже и марципанами, и рассеянно взяла миндальную конфету.
- Раз потрогала, плати! - раздался резкий голос старухи. Испугавшись, я уронила лакомство и подняла глаза на торговку.
Несколько мгновений она яростно сверлила меня взглядом. Багровое лицо, дюжий крестьянский костяк, скрытый под слоем жира, наверняка наеденного за приготовлением товара. Дрожа, я посмотрела ей в лицо и увидела под суровой массивной оболочкой душу, способную сострадать, и мой страх почти пропал.
Но рассмотрев мои глаза, она переменилась.
- Дьявольское семя! - Старуха вскинула похожую на булку руку и указала на меня пухлым пальцем. - Нечестивый отметил это дитя!
Никто не говорил мне, что жители округи у подножия Моннуи жутко суеверны. Торговцы начали оборачиваться и тянуть ко мне руки, чтобы схватить. В ужасе я ринулась вперед. К несчастью, путь преградил лоток с персиками, который я тут же опрокинула. Спотыкаясь на раскатившихся фруктах, я поползла под навес. Что-то неприятно хлюпнуло под левым локтем, и в воздухе разлился приторный запах раздавленных персиков. Зеленщик гневно завопил, несясь ко мне из-за перевернутого лотка.
- Пст! - из-под соседнего прилавка высунулось маленькое чумазое личико мальчишки примерно моего возраста. Улыбаясь - темная кожа подчеркивала белизну зубов, - он поманил меня смуглой рукой.
Я как могла быстро поползла по усеянной фруктами земле. Почувствовала, как лопнул шов, когда кто-то схватил меня за подол платья, а я вырвалась. Мой юный спаситель не терял времени и шустро торил мне проход, юрко пластаясь под сдвинутыми прилавками. В моих жилах горел азарт, и когда мы наконец вырвались из рынка, поднялись на ноги и припустили прочь, мне казалось, что сердце вот-вот взорвется от восторга.
Несколько мужчин помоложе нерешительно попытались нас преследовать, но сдались, едва мы нырнули в лабиринт узких улочек. Но мы все равно продолжали улепетывать без оглядки, пока мой проводник не решил, что опасность миновала: он шмыгнул в дверной проем и всмотрелся в улицу позади нас.
- Отцепились, - с облегчением выдохнул он. - Они слишком ленивы, чтобы пробежать больше одного квартала или улицы, разве только стащить у них что-то большое, вроде окорока. - Он повернулся ко мне и присвистнул сквозь зубы. - У тебя в глазу пятнышко, как кровинка. Это из-за него раскудахталась та старая квочка?
После трех лет в окружении бледных и томных обитателей Дома Кактуса этот мальчик показался мне привлекательно экзотичным. Его кожа была темной как у бходистанца, глаза - черными и веселыми, а смоляные кудри свисали до самых плеч.
- Да, - подтвердила я и, потому что сочла его красивым, спросила: - Ты из какого Дома?
Он присел на корточки.
- Я живу на рю Куполь, рядом с храмом.
Крыльцо было пыльным, но мое платье испачкалось еще больше, поэтому я собрала подол вокруг колен и села на ступеньку.
- Моя мама происходила из Дома Жасмина. У тебя вроде их цвета, да?
Он коснулся вплетенных в мои волосы лент.
- Милые тряпицы. Можно выручить несколько медяков на рынке. - Тут его глаза чуть не вылезли из орбит. - Так ты со Двора Ночи!
- Да, - кивнула я, но тут же поправилась: - Нет. Из-за пятнышка в глазу меня хотят продать.
- Не свезло. - Мальчик на секунду задумался над моими словами. - Я тсыган, - чуть погодя сказал он, буквально раздуваясь от гордости. - Уж мама-то моя точно тсыганка. Она гадает на площади каждый день, кроме базарных, и берет на дом стирку. Гиацинтом меня кличут.
- Федра, - представилась я.
- Где ты живешь?
Я указала на холм - точнее, туда, где он по моему представлению находился; в лабиринте улочек я совсем заблудилась.
- Ого. - Гиацинт втянул воздух и цокнул языком. От него вполне терпимо пахло немытым телом. - Хочешь, отведу тебя домой? Я знаю все улицы в Городе.
В эту секунду мы оба услышали быстрый и целеустремленный стук копыт, отличающийся от обычного городского шума. Мальчик попытался было удрать, но преследователи уже пустили коней прямо на нас. Двое гвардейцев дуэйны в ливреях Дома Кактуса: сумеречно-синих с легкой позолотой.
Меня поймали.
- Ты, - раздраженно рыкнул один из гвардейцев. Черты лица парня были правильными и красивыми - в гвардию Дома Кактуса зачисляли с оглядкой не только на боевое мастерство, но и на пригожесть. - Ты рассердила дуэйну и обозлила торговцев, дрянная девчонка. - Одной рукой в перчатке он поднял меня за шиворот. Я беспомощно болтала ногами. - Хватит озоровать.
Он усадил меня в седло перед собой и развернул коня. Глянул на напарника и мотнул головой, наверное, в сторону дома. Гиацинт между тем выбрался на мостовую в опасной близости от конских копыт, и второй гвардеец, выругавшись, замахнулся на него кнутом.
- Прочь с дороги, грязное тсыганское отродье.
Мальчик увернулся от удара бича с легкостью, отточенной годами практики, и несколько шагов пробежал за сорвавшимися в галоп лошадями.
- Федра! - крикнул он. - Возвращайся, давай еще встретимся! Помни, рю Куполь!
Я изогнула шею, стараясь высунуться из-за обтянутой синем мундиром груди гвардейца, чтобы в последний раз посмотреть на нового друга - мне было грустно от него уезжать. Несколько счастливых минут тсыган Гиацинт был мне настоящим другом, а ведь до того со мной никто никогда не дружил.
* * * * *
Вернувшись в Дом Кактуса, я обнаружила, что впала в немилость. Меня лишили привилегии прислуживать на вечерних развлечениях и отправили в комнату без ужина, хотя попозже добросердечная Эллин тайком принесла в салфетке кусочек бисквита.
Утром за мной пришла посвященная по имени Сурия. Высокая и светловолосая, именно она взяла меня за руку в тот памятный первый день в Доме Кактуса, и мне нравилось думать, что она мне благоволит. Посвященная отвела меня в купальню, расплела косы и терпеливо и бдительно ждала, пока я плескалась в глубоком мраморном бассейне.
- Сурия, - спросила я, подойдя к ней для проверки, - а кто такой Анафиэль Делоне и зачем я могу ему понадобиться?
- У тебя от волос смердит уличным рагу. - Сурия аккуратно развернула меня и налила на макушку шампунь, пахнущий чем-то неуловимо-сладким. - Милорд Делоне известен при королевском дворе. - Тонкими пальцами она взбила пену, которая чудесным образом остудила кожу головы. - А еще он поэт, и это все, что я знаю.
- Какие стихи он пишет? - Покоряясь Сурии, я нырнула и под водой принялась мотать головой, чтобы смыть пену. Когда я вынырнула, посвященная умело подобрала мои волосы и осторожно отжала лишнюю воду.
- Такие, что любой из Дома Шиповника покраснел бы.
Сейчас я улыбаюсь, вспоминая, как тогда возмутилась. Делоне тоже посмеялся, когда я повторила ему тот разговор.
- Так он сочиняет непотребные вирши? То есть, меня наряжают как гусыню, чтобы продать какому-то заляпанному семенем писаке, который одной рукой держит перо, а другой орудует у себя в штанах?
- Уймись, - остановила меня Сурия и, замотав в полотенце, вытерла досуха. - Откуда ты набралась таких слов? Нет, серьезно, говорят, он великий поэт или был таковым. Но он обидел лорда, возможно, даже члена королевской семьи, и теперь больше не смеет сочинять, а его старые стихи запрещены. В этом, вроде, заключалось основное условие его освобождения, Федра, но я доподлинно не знаю всей истории. Ходят слухи, будто когда-то он был любовником какой-то очень могущественной особы, и его имя до сих пор известно при дворе, многие и теперь его боятся. Вот и довольно с тебя. Обещаешь хорошо себя вести?
- Да. - Я заглянула за ее плечо. Вырез на спине был достаточно глубоким, так что мне удалось увидеть туар - нанесенные иглой туарье затейливые узоры из бледно-зеленых виноградных лоз и темно-синих цветов, спускающиеся по позвоночнику. Рисунок был почти закончен. Еще один-два подарка от поклонников, и все. Вытатуировав последний цветок на затылке в качестве финального аккорда, Сурия завершит обязательное служение. После этого ее долг Наамах и дуэйне сочтется выполненным, и она будет вольна покинуть Дом Кактуса, если пожелает, или остаться, отчисляя часть своих заработков Дому. Ей было девятнадцать, совсем как моей матери, когда та отработала свой туар. - Сурия, а кто такой тсыган?
- Один из бродяг, тсыганского народа. - Проводя гребнем по моим мокрым кудрям, она скорчила презрительную гримасу, такую, при которой не образуются неприятные морщинки. - А тебе-то что?
- Да так. - Я замолчала, отдаваясь ее заботливым прикосновениям. Если гвардейцы дуэйны ничего не рассказали, не стану и я, так как утаивание чего-то от взрослых - почти единственная власть, на обладание которой смеет надеяться ребенок.
В должное время меня привели в порядок и подготовили к встрече с Делоне. Так как я была слишком маленькой, меня, конечно, не стали красить, но чистую кожу слегка припудрили, а вымытые блестящие волосы увили лентами. Отвести меня в приемную явился сам Джарет Моран, заместитель дуэйны. Я благоговейно сжала его руку и засеменила рядом с провожатым. Он даже улыбнулся мне раз или два.
Встреча проходила не во внутреннем дворике, а в гостиной дуэйны - богато обставленной комнате, где было удобно и беседовать, и отдыхать.
Перед двумя креслами на полу лежала молитвенная подушечка. Войдя в комнату, Джарет выпустил мою руку и скользнул на свое место подле кресла дуэйны. Я едва успела мельком взглянуть на две сидящие фигуры, прежде чем принять должное положение - благолепно встать перед ними на колени. Я узнала в одной из фигур дуэйну; что до Анафиэля Делоне, то перед тем, как опуститься на колени со склоненной головой и молитвенно сложенными руками, я успела отметить лишь его высокий рост и каштановые волосы с рыжеватым отливом.
Долгое время в комнате царила тишина. Я сидела на пятках, соединив ладони перед собой, и всеми фибрами души желала поднять голову, но не осмеливалась.
- Милая девчушка, - наконец послышался скучающий голос - насыщенный мужской тенор, поставленный, но без модуляций, которые дозволялось демонстрировать только знатным особам. Теперь-то я это знаю, поскольку Делоне научил меня прислушиваться к таким тонкостям. А тогда мне просто показалось, что я ему не понравилась. - И описанный вами инцидент интригует. Но я не вижу в ней ничего такого, что заинтересовало бы меня сверх обыкновенного, Мириам. У меня уже два года как есть ученик, и второго я не ищу.
- Федра.
Услышав властный голос дуэйны, я вскинула голову и широко распахнутыми глазами уставилась на распорядительницу Дома Кактуса. Она с еле заметной улыбкой смотрела на Делоне, и я тоже перевела взгляд на него.