В холодной ярости стояла мисс Филадельфия Хант перед презрительными взорами прежних друзей, алчно скупающих на аукционе ее семейные драгоценности. С горящими глазами цвета топаза, возвышенно прелестная в своем благородном негодовании, она предлагала им приобрести отцовское достояние за приемлемую цену. Затем, лишенная средств, она вынуждена покинуть общество и уехать из Чикаго, решив отомстить виновнику всех ее бед.
И тогда ее жизненный путь пересекается с неким загадочным черноволосым джентльменом, делающим предложение, от которого она не в силах отказаться…
Высокий, темнолицый, очаровательный и надменный, Эдуардо Таварес вверг девушку в мир опасностей и томных желаний, смертельно опасных тайн и яростной страсти… заставляя ее беспрерывно терзаться загадкой - кто же он и что в действительности было причиной их встречи…
Лора Паркер
Отвергнутая
1
Сеньор Эдуардо Ксавьер Таварес приехал, чтобы полюбоваться результатами своей мести. Здесь, под позолоченным в стиле рококо потолком гостиной особняка Ханта, собрались сливки чикагского общества, чтобы принять участие в аукционе по распродаже имущества обанкротившегося покойного Уэнделла Ханта. Теперь, когда Эдуардо Таварес увидел, как покаран его враг, он мог уйти и никогда сюда не возвращаться. Однако он задержался.
Он жаждал этой победы над своим давним врагом и хотел, чтобы справедливость восторжествовала, но так, как ни один суд не мог бы осуществить ее. Эдуардо хотел покончить с годами планирования, маневрирования, заговоров. Три недели назад, когда он увидел на первой странице газеты сообщение о крахе "Ферст бэнк оф Чикаго", его желание исполнилось. Однако он не рассчитывал на одно последствие, которого не мог ни предвидеть, ни предотвратить. Через неделю Уэнделл Флетчер Хант, основатель и президент "Ферст бэнк оф Чикаго", покончил жизнь самоубийством.
Эдуардо был удивлен, когда понял, что его рассердил этот ненужный уход из жизни. Он-то хотел, чтобы Хант жил так, как жил в свое время он, в унижении и неуверенности, когда человек оказывается совершенно беззащитным. Но у Ханта не хватило мужества увидеть перед собой такое будущее, и он избрал самоубийство. Вот это единственное обстоятельство вызывало у Эдуардо чувство сожаления.
Он знал, что Тайрон, его партнер по мести, будет смеяться над его угрызениями. Тайрон презирал слабость, в какой бы форме она ни проявлялась. Тайрон был человек немногословный, с острым темпераментом и способностью опасно рисковать. Он привлекал врагов так же, как женщин. И те и другие с готовностью тянулись к нему, желая испытать его силу. Эдуардо и Тайрон познакомились случайно, и единственная причина, почему Тайрон стал с ним сотрудничать, заключалась в том, что те три человека, за которыми охотился Эдуардо, были и его врагами.
Он выругался про себя, зная, как Тайрон расправляется со своими врагами. Однако за все эти долгие семь лет не могло быть союзника, на которого можно было бы вот так полностью положиться, или более безжалостного соперника. Предпочитая оставаться в тени, Тайрон появлялся как некий таинственный мститель только тогда, когда это было необходимо. Не раз они спасали друг другу жизнь, и их взаимное уважение переросло в дружбу, если вообще кто-нибудь мог считать Тайрона другом. И если страсть к отмщению толкала Эдуардо на неожиданные ходы, то скрытая ярость убила в Тайроне всякое сострадание задолго до того, как они встретились.
Эдуардо передергивало при воспоминании о том, как Тайрон допрашивал наемного убийцу, нанятого, чтобы убить их. В отличие от Тайрона он не был так жесток, никогда не был. Эдуардо не свойственна была роль мстителя, но она была предназначена ему за много лет самыми сильными узами, какие только знает человек, - узами крови. Он не был хищником, ему не требовались кости врага для того, чтобы испытать удовлетворение. По характеру своему он был человеком веселым, любил красоту, покой и гармонию. Так почему же он оказался здесь?
Эдуардо глянул на застекленные створчатые двери гостиной, открытые навстречу дневному теплу. За дверями виднелся замечательный сад, где цвели розы, гладиолусы, анютины глазки. Он не обращал внимания на ропот толпы; ему хотелось выйти в сад и закурить там сигару. Однако ропот становился все громче и в конце концов заставил его прислушаться. И тогда он увидел ее.
Она стояла в дверях - высокая и стройная. Ему не надо было, чтобы кто-то объяснил ему, кто она. Еще не видя ее, он знал, что это она причина того, что он пришел сюда.
Хотя лицо ее было скрыто вуалью, она все равно выглядела более трепетной, более живой, чем кто-либо, кого он когда-либо встречал. В ее фигуре ощущался гнев, гордость патрицианки в том, какая была у нее посадка головы. Он поразился тому, как ощутил силу ее эмоций. Когда она вошла в залу, он чуть было не шагнул, чтобы перехватить ее. Потом он услышал, как один из аукционеров назвал ее по имени, и реальность смяла это наваждение. Мисс Филадельфия Хант. Конечно, это она!
Заинтригованный, он отошел к дальней стене, чтобы лучше видеть всю эту сцену. Он не слышал ее слов, но, когда она повернулась и пошла по проходу, чтобы занять место в последнем ряду, он вновь испытал возбуждение. Он понимал, что должен уйти, но испытывал такое чувство, как у театрала перед тем, как поднимется занавес. Что-то должно было произойти, и ничто на свете не могло помешать ему стать тому свидетелем.
Филадельфия остановилась в дверях гостиной своего бывшего дома, когда до нее донеслись реплики собравшихся.
- Не могу поверить, что она явилась сюда.
- После всего, что случилось…
- Самоубийство! Самое противоестественное дело…
- Она может помешать нам…
- А чего еще можно ожидать, когда ее отец…
- Лишенный всего имущества, как мне сказали. И вот она здесь, бесстыжая…
Эти реплики хлестали ее, как удары холодного ветра, но вряд ли она замечала их. Беспрерывные потрясения и ужас последних недель вызвали в ней полное эмоциональное отчуждение. Одетая в траур, символизирующий ее глубочайшие чувства, она ощущала себя недоступной для их взглядов. Была только одна причина, почему она появилась здесь. Еще неделю назад этот особняк был ее домом. Теперь она потеряла его так же, как навсегда утратила ощущение безопасности и душевного покоя. Так что пусть глазеют и знают, что она, дочь Уэнделла Флетчера Ханта, присутствует здесь.
Несмотря на ее решимость, злость начала просачиваться сквозь ледяное спокойствие, когда она шла по паркетному полу под их недружелюбными взглядами. Когда-то эти люди числили себя среди друзей ее отца и были этим счастливы. Теперь же они всего лишь стервятники, слетевшиеся сюда, чтобы поживиться.
Сжав в кулаки свои затянутые в перчатки руки, она не смотрела ни направо, ни налево, проходя мимо знакомых лиц и продемонстрировав им свое презрение за то, что они трусливо предали ее отца в час беды. Она была Хант, представляющая три поколения чикагских Хантов. Пусть смотрят и шушукаются. Пусть издеваются, если им так нравится. Она знает кое-что, им недоступное. Кто-то из присутствующих в этой зале несет ответственность за гибель отца. А может быть, кто-то из них убийца.
- Мисс Хант!
Филадельфия остановилась, увидев высокого худого мужчину, торопившегося ей навстречу. Он был во всем черном, как и она. Если бы не рубиновая булавка в его галстуке и крохотные пурпурные пуговицы на его жилете цвета серебра, его можно было бы принять за похоронного агента, но он им не был. Он представлял собой еще одно неизбежное зло, с которым она должна иметь дело.
- Мистер Гувер.
Он неопределенно улыбнулся, но его седые брови неодобрительно нахмурились.
- Мисс Хант, вы не должны были… мы не ожидали вас.
- Я сама удивлена, мистер Гувер, но поскольку уж я здесь, может, мы начнем?
Прежде чем Гувер успел ответить, подбежал его партнер с выпученными глазами.
- Конечно, мисс Хант, такое неожиданное удовольствие.
Его улыбка слиняла, когда он обменялся взглядом со своим партнером. Потом жестом, который должен был изображать отеческое участие, он взял Филадельфию под локоть, но она решительно отошла.
Он смущенно кашлянул, опустив руку.
- Мисс Хант, мы, конечно, рады видеть вас. Однако я должен предупредить, что вас может расстроить то, что здесь будет происходить. Может, вам будет разумнее подождать в соседней комнате. А еще лучше, если мой экипаж отвезет вас туда, куда вы скажете. Я обещаю немедленно сообщить вам все, что будет на…
- Аукционе, мистер Синклер. Я могу выговорить это слово. В конце концов, это ваша работа и единственная причина, почему мы сегодня сотрудничаем. Мой дом сегодня идет с торгов. Все! Начиная с кастрюль на кухне и кончая моими шелковыми панталонами.
Она обнаружила, что ей нравится то состояние, в которое впал Синклер. Она должна запомнить это на будущее - это может пригодиться в дальнейшем.
Филадельфия намеренно повысила голос, чтобы ее услышали все, стоящие поблизости.
- Я останусь, мистер Синклер, потому что хочу быть уверена, что вы с наибольшей выгодой продадите все, что я предоставила вам. По выражению вашего лица я вижу, вы не одобряете, что я упомянула деньги. К сожалению, я не могу больше следовать правилам светского общества, в котором я росла, поскольку я лишена всех средств к существованию и вся в долгах. Быть может, это дурной тон говорить о долгах, но у меня и так уже дурная репутация, не так ли?
Не ожидая ответа, она повернулась и пошла между рядами позолоченных стульев, стоящих в зале. Ей была так знакома эта обивка из королевского синего бархата. Они обычно стояли в зале для танцев. До конца дня они перейдут в собственность кого-то, кто сидит сейчас на них.
Она сознательно выбрала для аукциона именно эту комнату из-за того, что окна ее выходят на запад. При дневном свете хрусталь, картины, шелк, серебро, драгоценности будут выглядеть наилучшим образом. Ее отец всегда очень тщательно выбирал места для своих коллекций. Он был страстным собирателем красивых вещей и антиквариата. Он передал эту любовь к прекрасному своей дочери, единственному его ребенку, оставшемуся без матери, которая умерла при родах. Ее самые дорогие воспоминания об отце, часто уезжавшем, были связаны с теми вечерами, когда он, вернувшись из очередного путешествия, показывал ей свои последние приобретения. Как зажигались его глаза, предвкушая ее реакцию. А она, понимая, что это доставляет ему удовольствие, с самых ранних лет начала запоминать историю каждого предмета его коллекции.
Филадельфия глубоко вздохнула, глаза ее затуманились слезами. Она не должна сейчас думать об отце. У нее от этих мыслей начинает болеть голова и теснит грудь. Она здесь среди врагов. Это они погубили ее отца, испоганили его репутацию. Филадельфия не доставит им удовольствия увидеть на ее глазах хоть одну слезинку. Она села на стул в последнем ряду. Только в этот момент она ощутила, что у нее подгибаются колени, и, если бы не стул, она бы упала.
Она быстро взяла себя в руки, и, когда мистер Гувер объявил об открытии аукциона, она уже сидела выпрямившись, совершенно спокойная. Она знала, какая вещь будет выставлена на продажу первой. Это была наименее любимая вещь из огромной коллекции ее отца - средневековый канделябр из Германии из оленьих рогов, увенчанных посеребренным бюстом сирены. Отец говорил, что купил этот канделябр только потому, что не мог поверить, что столь мастерски сделанная вещь может быть такой уродливой. Филадельфия подавила улыбку, когда аукционер выставил этот канделябр. Вещь была отвратительной, и Филадельфия надеялась, что ее купят за большие деньги.
Однако когда аукционер назвал первоначальную цену, не последовало никаких предложений. Он во второй раз отважно назвал начальную цену в пятьдесят долларов, но все собравшиеся молчали.
- Леди и джентльмены, - начал Гувер с бодрой улыбкой, - мы собрались здесь на аукцион. Может быть, вы, сэр, будете так добры и поддержите цену в пятьдесят долларов? - обратился он к джентльмену, сидящему в первом ряду.
- Я не дам за это страшилище и пятидесяти центов! - объявил тот.
- Пятьдесят центов! - закричал мужчина из второго ряда.
- Пятьдесят один цент! - раздался крик из задних рядов.
- Джентльмены! - с упреком в голосе обратился к ним Гувер. - Одно только серебро здесь стоит больше сотни долларов.
- Два доллара! - предложил мужчина в первом ряду. - Вычтите это из тех ста долларов, которые остался мне должен банк Ханта!
Эта реплика вызвала смех у нескольких наиболее развязных джентльменов, хотя других сдерживало присутствие Филадельфии.
- Могу я все-таки считать исходной ценой пятьдесят долларов? - вновь, занервничав, спросил Гувер.
- Вы их не получите, - отозвался джентльмен, предлагавший два доллара, и встал. - Вы устраиваете этот аукцион, чтобы уладить дела с долгами Ханта. Вы не должны ожидать, что его жертвы будут помогать вам в этом! Уэнделл Хант обокрал нас! Не думайте, что мы еще что-то дадим ему!
Буян показал аукционеру кулак, его крики поддержали еще несколько вскочивших мужчин.
Филадельфия слушала, не веря своим ушам. Она знала большинство этих людей всю свою жизнь. Это были банкиры, коммерсанты, люди бизнеса, люди богатые, обладавшие в Чикаго весом и требовавшие к себе уважения. Теперь же они грозили превратиться в неуправляемую толпу.
Аукционер стучал молотком, призывая к порядку. Жены постарались утихомирить своих разбушевавшихся мужей, и в зале стало тише.
- Могу я услышать дальнейшую цену за этот предмет? - хрипло спросил Гувер.
- Вы имеете окончательную цену! - выкрикнул мужчина в первом ряду. - Я сказал два доллара, и так оно и будет! А теперь выставляйте настоящее добро. У меня осталось долларов пять или десять. Хватит, чтобы приобрести пригоршню изумрудов и бриллиантовую диадему!
Его гогот подхватили остальные, требуя, чтобы аукционер немедленно выставил знаменитую коллекцию драгоценностей Уэнделла Ханта.
Филадельфия безразлично следила за тем, как Гувер вытер потный лоб носовым платком и дал сигнал своему партнеру, который вынес на серебряном подносе полдюжины коробочек с драгоценностями. Но, когда Гувер открыл первую коробочку и показал жемчужное колье с бриллиантовым фермуаром, у нее перехватило дыхание. Об этой драгоценности она забыла. Эта вещь не предназначалась для продажи. Это была любимая драгоценность ее отца, которую он обещал ей подарить на свадьбу.
- Вот это уже на что-то похоже! - выкрикнул один из мужчин. - Вот это я хочу приобрести! Я начинаю торг и назначаю цену - один доллар!
- Будь справедлив, Ангус, - сказал другой. - Ты ведь знаешь, что эта вещь стоит по крайней мере в два раза дороже. Два доллара!
Филадельфия в ужасе поняла, что это подлый заговор. В качестве мести за свои потерянные банковские вклады они планируют купить за бесценок замечательные произведения искусства и драгоценности.
- Нет! Остановите этот аукцион! Остановите немедленно!
Филадельфия вскочила и устремилась к столу аукционера. Она заметила изумление на лицах аукционеров, но ее это не смутило. Она выхватила жемчужное колье из коробки и, откинув свою черную вуаль, обернулась к присутствующим.
Какое-то мгновение она стояла, ожидая, что кто-то что-нибудь скажет, и не зная, с чего ей начать. Лица сидящих перед ней расплывались и становились незнакомыми.
- Вы говорите, что не будете платить слишком высокую цену за вещи, принадлежавшие обанкротившемуся должнику. Это ваше право. Но вы не вправе оскорблять эту прекрасную вещь тем, что не знаете ее истинной стоимости!
Она шагнула вперед и высоко подняла колье, так что жемчужины заструились у нее между пальцами.
- Смотрите! Смотрите на них! Я держу перед вами три дюжины великолепно подобранных жемчужин необычного размера и цвета. Но это еще не все!
Она глянула на лица собравшихся и заметила знакомое старческое доброе лицо. Она вопросительно посмотрела этому человеку в глаза, и голос ее стал мягче.
- Доктор Ричардс! Вы должны помнить историю, которую отец рассказывал вам об этих жемчужинах. Он тогда вернулся из поездки в Сан-Франциско. Я хорошо помню, что он пригласил вас на обед специально для того, чтобы показать вам свои последние приобретения.
- Ваш отец использовал деньги вкладчиков для покупки этой драгоценности? - спросил чей-то грубый голос из задних рядов.
Филадельфия быстро глянула в ту сторону.
- Кто сказал это? - Не услышав ответа, она шагнула в проход. - Кто бы вы ни были, неужели вы настолько трусливы, что, выкрикнув оскорбление, боитесь показать свое лицо?
Она увидела вставшего мужчину в коричневом клетчатом костюме.
- Я вас не знаю, - сказала она, - и по вашему виду не сожалею об этом. Здесь аукцион. У вас в бумажнике есть деньги, чтобы купить драгоценности, или вы из числа шпионящих репортеров?
Это было удачное предположение с ее стороны, и, когда он начал кричать о праве прессы искать истину, она уже знала, что оказалась права. Собравшиеся начали роптать. Сливки чикагского общества "любили" прессу не больше, чем она.
Чувствуя победу, она ткнула пальцем в сторону репортера.
- Здесь частный дом, и, пока этот аукцион не кончится, это все еще мой дом. И вас, сэр, никто не приглашал сюда. - Она обернулась к аукционеру. - Мистер Гувер, я требую, чтобы вы выставили этого человека, немедленно.
Она отвернулась и закрыла глаза, чтобы собраться с мыслями, пока двое помощников аукционера выводили репортера из комнаты. Когда двери за ним закрылись, она открыла застежку колье и надела его себе на шею. Она сделала шаг вперед, голос ее звучал мягко, но четко.
- Мой отец купил это ожерелье в Чайнатауне у торговца жемчугом, который и рассказал ему историю этого колье. Задолго до того, как эти жемчужины были собраны в ожерелье, они спасли жизнь одной аристократической дамы. Звали ее Мэй Лин, и она была любимой дочерью китайского императора.
Филадельфия не собиралась рассказывать эту историю, но всегда любила ее, и рассказ полился сам собой.
- Много лет назад Китай был страной, где правило множество полководцев, и не все они сохраняли верность императору. Однажды самый могущественный из полководцев явился в столицу со своей армией как почетный гость императора. Как и все в стране, полководец слышал о Мэй Лин, которая прославилась своей красотой. Каждый день он просил императора привезти его дочь ко двору, чтобы он мог полюбоваться ее красотой. Император каждый раз обещал обдумать эту просьбу. И когда прошло несколько дней и она так и не показалась, полководец решил сам выяснить, справедливы ли слухи о ее красоте.
Будучи человеком хитрым и смелым, он однажды вечером вскарабкался на стену женских палат дворца и увидел Мэй Лин с ее служанками. Охваченный не столько любовью, сколько желанием обладать этой девушкой редкой красоты, он немедленно начал плести заговор с целью похитить ее.