У меня не было времени вытащить руки из карманов, поэтому я просто врезалась в его грудь. На секунду я решила было заморозить его, но… Но если он действительно собирается дать мне способ связи, я не стану отказываться. Это часть моего плана, как разделить корзины и яйца. Мне пригодится любая поддержка, любое потенциальное оружие, любые предложения и соглашения, которых я могу добиться. И если я снова попаду в переделку, как тогда, под Бурреном, В'лейн спасет меня в течение нескольких секунд. Бэрронсу, который отслеживал меня при помощи татуировки, понадобилось несколько часов, чтобы добраться до нужного места.
Кстати говоря…
Пальцы В'лейна скользнули по моему затылку, как раз по тому месту, где Бэрронс отметил меня. Фейри нахмурился и резко вдохнул. На мгновение мне показалось, что он снова начал мерцать, словно ему сложно было удержаться и не сменить обличье.
– Ты думаешь, что, позволив ему поставить свой знак на твоем теле, сможешь отказать мне? – прошипел В'лейн. И накрыл губами мои губы.
Больше всего на свете ши-видящие боятся Невидимых Охотников, поскольку те знают, что творится у нас в голове. Они чувствуют, где именно найти маленького испуганного ребенка, который живет в каждом человеке.
Принцы Видимых тоже знают, где искать, но ищут не ребенка, а взрослую женщину. Они рыщут в нашем сознании, находят и безжалостно выпускают на волю самые темные стороны нашего либидо. Они – искушение Мадонны и праздник для шлюх. Они без устали служат нашим сексуальным потребностям, усиливают страсть, приумножают ее и швыряют обратно в тысячу раз сильнее, чем она была. Они управляют нашими желаниями. И знают пределы наших фантазий: доводят нас до вершины и оставляют там в одиночестве, висеть в пустоте над океаном бешеной страсти. И мы умоляем их продолжать…
Его язык коснулся моего. Что-то горячее, наэлектризованное проникло в меня и пронзило язык. И скрутилось внутри, заполнив рот. Я поперхнулась, и тут меня накрыло волной ошеломительного оргазма, такого же горячего и пропитанного энергией, как та штука, что поселилась у меня во рту. Удовольствие было таким ярким и полным, что мои кости словно растаяли и превратились в воду. Я бы упала, если бы В'лейн меня не поддержал. Несколько секунд я провела в загадочном, фантастическом состоянии, где его смех казался черным бархатом, а желание – бездонной ночью, а затем снова пришла в себя.
У меня во рту было нечто сильное и опасное, и теперь оно жило у меня на языке. И как мне с этой штукой разговаривать?
В'лейн отстранился.
– Подожди минуту. Оно устроится.
И оно устроилось, сопроводив процесс вспышками множественных оргазмов вперемешку с уколами стальных шипов, – боль и наслаждение были почти неразделимы. Я содрогнулась, когда шок схлынул. И уставилась на Фейри. Его прикосновение повлияло на меня куда сильнее, чем я готова была признать.
В'лейн пожал плечами.
– Я сдерживал себя. Все могло быть куда более… как вы это называете? Травматично. Люди не предназначены для того, чтобы носить на языке имя Фейри. Как ты ощущаешь его, МакКайла? Часть меня находится у тебя во рту. Не хочешь попробовать другую часть?
Он улыбнулся. Я знала, что он имеет в виду вовсе не другое слово или как еще можно назвать ту штуковину, которая свивалась, постепенно утихая, в клетке из моих зубов.
Когда мне было четырнадцать, я сломала зуб на одной из тренировок группы поддержки. Мой дантист был в отпуске, и пришлось ждать почти две недели, прежде чем удалось обработать и исправить зуб. В ожидании, которое казалось бесконечным, я постоянно цеплялась языком за поврежденную эмаль. Сейчас я чувствовала примерно то же самое: что-то у меня во рту было повреждено, и я хотела избавиться от этого, потому что оно было неправильным, тревожащим и уж точно не должно было находиться на кончике моего языка. Ведь пока оно там, я ни на минуту не смогу отогнать мысли о принце Фейри.
– Очень хочется сплюнуть, – холодно ответила я.
Лицо В'лейна напряглось, температура вокруг упала так резко, что мое дыхание замерзло в воздухе.
– Я оказал тебе великую честь. Никто и никогда не получал от меня подобного подарка. Не смей преуменьшать его ценность.
– И как им пользоваться?
– Когда я тебе понадоблюсь, открой рот, и я буду рядом. – Я не заметила, как он двигался, но внезапно его губы оказались у моего уха. – Никому не говори о моем даре. Упомяни о нем, и я тут же заберу свой подарок. – В'лейн исчез прежде, чем закончил говорить. Его слова еще продолжали танцевать в воздухе, словно улыбка Чеширского кота.
– Эй, я думала, что ты хочешь узнать о "Синсар Дабх"! – Меня настолько ошеломило его внезапное исчезновение, что я выпалила эту фразу, не думая. И тут же об этом пожалела. Мои слова повисли в воздухе, как густой ночной туман над Джорджией.
"Синсар Дабх" – отдалось эхом, помчалось на крыльях ветра в темноту, к тем, кто мог и хотел это услышать.
Я почувствовала себя так, словно своими руками поставила на себе большой жирный красный крест.
Понятия не имею, куда отправился В'лейн и почему он так внезапно исчез, однако идея поскорее убраться отсюда вдруг показалась мне весьма разумной.
Но прежде чем я сделала хоть один шаг, на мое плечо опустилась тяжелая рука.
– Я хочу узнать, мисс Лейн, – мрачно произнес Бэрронс. – Но для начала я хочу узнать, какого хрена вы с ним целовались.
4
Я нахмурилась и обернулась. У Бэрронса есть привычка неожиданно появляться из ниоткуда, причем в самое неподходящее время, в тот самый момент, когда я меньше всего ожидаю с ним столкнуться. Я очень медленно повернулась. Воспринимать Бэрронса малыми дозами – это единственный способ смотреть на него. Как всегда, казалось, что он занимает раз в десять больше места, чем положено обычному человеку. Интересно, почему? Потому что в нем сидит Невидимый? А еще мне было интересно, сколько ему на самом деле лет.
Мне следовало бы бояться его. И иногда – во время одиноких ночных размышлений, особенно после того, как я увидела его с телом девушки на руках и рассмотрела выражение его лица, – я боюсь.
Но сейчас, когда Бэрронс стоит передо мной, я совершенно не испытываю страха. Может, это потому, что он транслирует какое-то "оглушающее" заклятие, которое способно полностью обмануть чувства ши-видящей?
– У тебя пятно на лацкане. – Я ткнула пальцем.
Обычно Бэрронс невероятно дотошный и на его одежде не бывает ни пылинки, ни пятнышка, но сегодня на левом лацкане действительно обнаружилось блестящее пятно. А я только что ткнула пальцем… в мужчину, за неимением лучшего слова… который неизвестно когда родился и бродит по реликвиям Невидимых с трупами на руках. Чувствовала я себя при этом крайне глупо, словно попыталась почистить зубы или расчесать шерсть волку.
– И я с ним не целовалась.
"А еще мне очень интересно, какого хрена ты делал с той девушкой в зеркале", – подумала я. Но не спросила.
Есть такой хороший термин, которым любит пользоваться мой папа: res ipsa loquitur – дело, которое говорит само за себя. Я знаю то, что знаю, я видела то, что видела, и теперь буду следить за Бэрронсом. И за собой. Очень внимательно.
Он оттолкнул мою руку.
– Тогда какого черта его язык делал у вас во рту? В'лейн проводил медицинский осмотр на наличие рвотного рефлекса? – Бэрронс улыбнулся, и улыбка была не из приятных. – Ну и как у вас с рвотным рефлексом, мисс Лейн? Плоховато?
Бэрронс часто делает намеки с сексуальным подтекстом, если хочет заткнуть мне рот. Думаю, он рассчитывает, что воспитанная южная красотка вроде меня подумает "ой, мама" и тут же отступится. Иногда я действительно думаю "ой", но отступать не собираюсь.
– Я сплевываю, Бэрронс, если тебя это интересует. – Я сверкнула очаровательной улыбкой.
– Не смотрите на меня так. Думаю, вы из тех, кто глотает. Его язык был на полпути в Китай, а вам это не причиняло неудобств.
– Ревнуешь?
– Это слово подразумевает определенные затраты эмоций. Я же трачу на вас только время и не собираюсь тратить его напрасно. Расскажите мне о "Синсар Дабх".
Я взглянула на свою руку. Пятно с его лацкана оставило на пальце влажный след. Я повернула его к свету. Ночью все красное кажется черным. Я понюхала – пятнышко пахло старинными монетами. Ха, кровь. И кто бы удивлялся?
– Ты что, дрался с кем-то? Нет, дай угадаю, ты снова спас раненую собачку? – сухо поинтересовалась я.
В последний раз он придумал именно такую отговорку.
– У меня пошла носом кровь.
– Кровь у него из носа, ох, моя петуния!
– Петуния?
– Жопа, Бэрронс! Такая же, как ты.
– Книга, мисс Лейн.
Я взглянула ему в глаза. Сидит ли в нем Захватчик? В ответ на меня взглянуло нечто очень древнее.
– Мне нечего сказать.
– Тогда почему вы звали В'лейна?
– Я не видела его с тех пор, как книга появилась в последний раз. Я держу В'лейна в курсе дел. Ты не единственная акула в этом море.
Бэрронс смерил меня презрительным взглядом.
– В основе природы принцев Фейри лежит способность подчинять женщину при помощи секса, мисс Лейн. Основой женской природы является подчинение. Попытайтесь преодолеть это.
– Да ни фига! Подчинение не является основой женской природы! – Во мне восстали все женщины мира, готовые драться за свою свободу.
Бэрронс повернулся и зашагал прочь.
– На вас моя метка, мисс Лейн, – бросил он через плечо. – А теперь, если я не ошибаюсь, вы носите и его знак. Так кому же вы принадлежите? Себе? Не думаю.
– Себе тоже, – закричала я ему в спину, но Бэрронс уже успел пройти половину улицы и исчезнуть во тьме. – И я не ношу его знака!
Ведь не ношу же? Что конкретно В'лейн поселил у меня на языке? Я сжала кулаки, глядя вслед Бэрронсу.
Сзади загрохотали чьи-то шаги. Я инстинктивно схватилась за копье – оно снова было на месте, в ножнах у меня под рукой. Нужно будет выяснить, как именно В'лейн забирает его. И когда он успел вернуть копье? Во время поцелуя? Почему я ничего не почувствовала? Стоит ли попросить Бэрронса поставить какую-то защиту, чтобы копье никто не смог украсть? Впрочем, кажется, его совершенно не интересует, у меня ли оно.
Мимо протопала группа отвратительных серокожих Носорогов. Я сделала вид, что роюсь в сумочке, краем глаза следя за ними, подсчитывая количество и пытаясь решить, новенькие ли они в городе или я видела их раньше. При этом я старалась держаться в тени. Не удивлюсь, если Гроссмейстер уже распространил листовки с моим портретом и подписью "Разыскивается". Наверное, пора снова сменить стрижку и перекраситься, а также вспомнить о бейсболках и париках.
Так и закончилось мое паломничество к магазину. Кстати, от моего истощенного оргазмами мозга не укрылась маленькая деталь: В'лейн исчез как раз в тот момент, когда появился Бэрронс. Может, в Бэрронсе сидит вовсе не Захватчик, а какой-то куда более гадкий Невидимый из тех, что мне еще не встречались? В мире с каждым днем становится все больше монстров, которых Бэрронс умудряется разгонять с прежней легкостью.
Потому что является самым большим и страшным?
Утром в понедельник я просыпалась медленно и с трудом.
Обычно я сразу же вскакиваю с кровати. Несмотря на то что моя жизнь стала совсем не такой, как мне хотелось бы, я пыталась насладиться ею. Но иногда, вне зависимости от моих попыток прыгнуть в новый день и получить от него максимум удовольствия – пусть даже такого простого, как прекрасное латте со звездочками корицы на пенке или двадцать минут танца по магазину с плеером в руке, – я просыпаюсь, чувствуя себя избитой, и шлейф ночного кошмара тянется за мной весь день.
То же самое было этим утром.
Мне снова снилась прекрасная умирающая женщина.
И сейчас, вспомнив свой сон, я не могла поверить, что так много раз его забывала. Он снился мне годами, с тех пор как я была ребенком. Снился снова и снова, причем так часто, что я начинала путать детали сна с реальностью и очень надеялась увидеть эту женщину, когда проснусь.
Я не знаю, что случилось с той женщиной, знаю лишь, что это было нечто ужасное и я готова была отдать правую руку, передние зубы и даже двадцать лет своей жизни, чтобы спасти ее. Не было закона, который я не решилась бы нарушить, моральных убеждений, на которые я бы не наплевала. Теперь, зная, что нас с Алиной удочерили, я думала о том, что это вовсе не сон, а какое-то воспоминание, которое относится к раннему детству и вырывается из подсознания только по ночам, когда я не могу себя контролировать.
Была ли эта красивая печальная женщина нашей биологической матерью?
Ей пришлось отказаться от нас, потому что она умирала, и ее печаль была вызвана тем, что она вынуждена была отдать нас новым родителям?
Но если ей пришлось отдать нас, потому что она умирала, то почему она отправила нас так далеко? Если я действительно О'Коннор, как утверждала Грандмистрисс ши-видящих Ровена, то мы с Алиной должны были родиться в Ирландии. Так почему нас не вырастили люди, которые могли рассказать о нашем призвании, научить нас тому, чему учились остальные ши-видящие? Почему наших приемных родителей заставили поклясться, что мы вырастем в маленьком американском городке и никогда не приедем в Ирландию? От чего эта женщина пыталась нас уберечь? Или что она собиралась уберечь от нас?
Вполне возможно, что в моем мозгу скрыты еще какие-то детские воспоминания. Если так, то я должна выпустить их на волю.
Отправившись в ванную, я включила душ и открутила горячий кран до отказа. Заполняя комнату паром, я дрожала и чувствовала себя просто ледяной. Даже в детстве этот сон всегда оставлял после себя ощущение дикого холода. Там, где умирала эта женщина, было очень холодно, и я замерзала вместе с ней.
Иногда мои сны кажутся настолько реальными, что мне сложно поверить, будто они – просто путешествие по странной карте подсознания, на которой не указан ни масштаб, ни стороны света. Временами я думаю, что страна Снов действительно существует где-то в одной из реальностей, у нее есть определенные границы, свои законы и правила, опасные места и не менее опасные обитатели.
Говорят, что, если человеку приснится его смерть, сердце может остановиться. Не знаю, правда ли это. Да и к кому можно обратиться с вопросом, а не умер ли он во сне? А может, все, кто умирал во сне, уже давно умерли и наяву.
Горячий душ очистил мою кожу, но не смог отмыть сознание. И мне не удавалось избавиться от чувства, что день будет паршивым.
Просто я тогда не представляла – насколько паршивым.
В школе на уроке психологии нам рассказывали о зонах комфорта. Люди любят находить такие зоны и подолгу в них оставаться. Зона комфорта может быть ментальной: к примеру вера в Бога для многих является зоной комфорта. Поймите меня правильно, я вовсе не насмехаюсь над верой; просто я не думаю, что надо верить во что-то лишь ради того, чтобы почувствовать себя в безопасности. Думаю, верить надо просто потому, что вы верите. Где-то в глубине души вы знаете, что нечто невероятно большое, мудрое и любящее беспокоится о нашей Вселенной и следит за тем, как у нас идут дела. И вы знаете, что, как бы силы тьмы ни старались встать у руля, на самом деле не они правят бал.
Это моя зона комфорта.
Впрочем, зонами комфорта могут быть и физические места: такие как любимое кресло вашего отца, которое мама не первый год угрожает отдать Армии спасения. Кресло с продавленным сиденьем, растянутыми пружинами, линялой обивкой и чудесной аурой – потому что стоит папе вечером опуститься в это кресло, и он расслабляется. Или, например, мамин любимый уголок в кухне, где она каждое утро пьет кофе, а солнечные лучи, падающие под идеальным углом, создают такое впечатление, словно она светится. Или розарий старенького соседа, который он доводит до совершенства, и, несмотря на летнюю жару, постоянно улыбается чему-то своему.
Книжный магазин – это тоже моя зона комфорта.
Здесь я в безопасности. Пока горят лампы, ни одна Тень не проберется сюда. Бэрронс защитил здание от моих врагов: от Гроссмейстера; от Дерека О'Банниона, который хочет моей смерти из-за того, что я украла копье у его брата и стала причиной его смерти; от жутких демонов – Невидимых Охотников, которые выслеживают и убивают ши-видящих; от всех Фейри, даже от В'лейна. А на тот непредвиденный случай, если кто-то из них все же попадет внутрь, у меня есть целый арсенал, прикрепленный пластырем к телу. У меня припрятаны оружие, фонарики и даже святая вода и чеснок, которые я рассовала по всем укромным уголкам магазина.
Здесь ничто не сможет причинить мне вред. Ну, если не принимать во внимание самого хозяина магазина. Но пока я не нашла ему книгу, вряд ли он что-то со мной сделает. Такая вот граница у моей зоны комфорта.
Хотите узнать человека? Я имею в виду: действительно узнать, что он из себя представляет? Отнимите у него зону комфорта и посмотрите, что из этого выйдет.
Я знала, что не должна оставлять кассовый аппарат, когда входная дверь открыта, и подниматься двумя этажами выше, чтобы внести книги в каталог, но день был удивительно спокойный и длинный и я просто расслабилась. Было еще светло, и я находилась в магазине. Ничто не могло мне здесь навредить.
Когда звякнул колокольчик над дверью, я крикнула: "Сейчас спущусь!", поставила на полку книгу, которую просматривала, отметив место, где закончила работу, и заторопилась вниз.
На последнем лестничном пролете мои ноги подсекли чем-то вроде бейсбольной биты, и я полетела головой вперед на твердый деревянный пол. На мою спину приземлилась какая-то баньши и попыталась сжать мои запястья за спиной.
– Я поймала ее! – вопила баньши.
Вот петуния, а ведь действительно поймала. Но я уже не та вежливая девочка, какой была совсем недавно. Я вывернула руку, схватила баньши за волосы и дернула на себя. Ее голова запрокинулась. Неслабая головная боль нам обеим обеспечена.
– Ой!
Женщины дерутся совсем не так, как мужчины. Меня ничто не заставит ударить женщину в грудь, потому что я помню, как чувствительна моя собственная грудь, особенно во время ПМС. К тому же грудью ведь кормят ребенка.
Используя волосы противницы в качестве рычага, я перекатилась, прижала ее к полу и схватила за горло. И почти успела придушить ее до потери сознания, но тут в меня врезалась еще одна баньши. В этот раз я услышала, что ко мне приближаются, и успела резко выставить локоть, угодив ей в солнечное сплетение. Нападавшая согнулась пополам и откатилась в сторону. На меня налетела третья и тут же схлопотала по лицу. Ее нос хрустнул под моим кулаком, хлынула кровь.
Появились еще три женщины, и драка стала по-настоящему жестокой. Я больше не считала, что женщины дерутся не так, как мужчины, поскольку представительницы прекрасного пола более мягкие и сдержанные. Мне было все равно, куда я бью, лишь бы попадать в цель. Я слышала глухие удары и резкие выдохи – что ж, чем громче, тем лучше. Шестеро против одной – это слишком нечестная игра.