Начну с плохой. Этот "дедуля" оказался вовсе не дедулей, а самым настоящим Лешим. И вел он меня совсем не в деревню, а в чащу леса. Хобби у него такое – людей водить. Он бы меня так выгуливал до смерти, если б Стефания не выкупила меня у него за пять куриных яиц. Не думал, что так мало стою. Но Леший, оказывается, очень любит яйца и поэтому отпустил меня. Вот и не думал, что в лес надо обязательно с яйцами ходить!
Вы спросите, какая же хорошая новость? Хорошая новость – нет у меня мании преследования. Леший следил за нами, а, значит, мании никакой у меня нет!
Стефания спокойно разговаривала с Лешим, и я заметил, что он вроде не такой уж плохой старик. Но взгляд у него все равно нехороший. Тяжелый какой-то. Испытующий что ли? Не доверяю я ему. Он же узнал Стефанию (узнал, кем она была в прошлой жизни), и отнесся к ней с уважением. Не так, как обычные люди. Леший, оказывается, тоже был не доволен нарастанием силы Басарга. Из-за Басарговой власти страдал его лес. Именно поэтому он увядал в разгаре лета. Вот почему Леший согласился нам помочь. К старому дубу нам нужно было добраться до ночи, а солнце уже было на закате. Что ни говори, а гуляли мы с Лешим долго!
Старик, конечно же, знал все кроткие тропинки к древнему дубу и согласился проводить нас. Можете думать, что я сумасшедший, но я видел, как деревья расступались перед нами. Тропинка, ведущая нас, появлялась из ниоткуда. Это словно ты попал в сказку. Лес вдруг стал не страшным и враждебным, а наоборот дружественным. Розовые лучи закатного солнца пробивались сквозь опадающую листву, создавая романтичную дымку. Казалось, еще чуть-чуть и к нам навстречу вылетит стайка фей или нимф.
Теперь мы со Стефанией шли рядом, а старик вел нас, быстро шагая немного впереди. Совсем рядом с нашей тропинкой показался волк. Он дружелюбно помахал нам хвостом и, словно домашний пес, подбежал к Лешему. Старик дружески потрепал его за ухом. Поход мы продолжили вчетвером. Волк шел рядом с хозяином, не обращая на нас никакого внимания.
И вот, наконец, цель нашего похода была достигнута. Мы вышли прямо к огромному дереву. Его ствол не смогли бы обхватить и трое таких мужчин, как я. А на свои размеры я никогда не жаловался. Дуб был громаден. Его крона простиралась на территорию раза в три превышающую размеры крон обычных деревьев. Кроме того, он было выше всех остальных деревьев. К нему идеально подходило определение "величественный". Царь-Дуб!
Солнце было уже слишком низко, чтобы освещать все деревья. Лес становился темным. Но благодаря своему высокому росту древний дуб оставался в золотисто-розоватом сиянии, словно божественное древо судьбы. Мы остановились в немом изумлении.
– Ну, что же вы, – сказал Леший. – Поторапливайтесь. Совсем скоро стемнеет.
Мы пришли в движение. Стефания достала из сумки большое белое полотно. Боже, объясни, как в такой маленькой сумке, перекинутой через плечо, может поместиться всё: и еда, и полотно, и даже пяток яиц для Лешего?
Мы расстелили это совершенно белое шелковое полотно с восточной стороны дуба.
– И зачем это? – поинтересовался я.
– На рассвете прилетит дятел, в клюве он принесёт ключ и сбросит его на это полотно.
– То есть без белой тряпки он ключа не выкинет?
– Нет. Ткань нужна и нужна обязательно белая.
Я не стал спорить. Ей виднее. Может, мы и делаем какую-то глупость несусветную, но пусть эта глупость будет такой, как хочет Стефания. Ну, чтоб без лишних споров.
В лесу темнеет очень быстро. Не успели мы закончить приготовление места для ночлега (а ночевать мы решили, так сказать, не отходя от кассы), как вокруг уже не было видно ни зги. Усевшись поближе друг к другу, мы разделили скудный ужин. В темноте леса было что-то загадочное, но совсем не страшное. Теперь, после знакомства с Лешим, лес стал нашим другом. Шорохи не пугали – животные обходили нас стороной.
Мы уснули мгновенно, словно бы кто-то наложил на нас волшебный спокойный сон. Давно я так хорошо не спал. Наутро нас разбудил добродушный голос старого лешего.
– Вставайте. Иначе проспите всё для чего пришли.
Я протер глаза и увидел, что ещё темно. Зачем же будить так рано? Как будто прочитав мои мысли, Леший ответил:
– Рассвет в лесу наступает так же неожиданно, как и темнота.
И он был прав. Не успели мы собрать свои пожитки, как лес пронзили тонкие золотистые лучи. Жизнь прожита не зря, если ты видел рассвет в лесу.
– Изумительно, – прошептала Стефания совсем рядом со мной. Я был с ней полностью согласен.
Мы замерли в ожидании. Находясь совсем рядом с древним дубом, мы старались оставаться в тени. И вот, наконец, случилось то, чего мы так ждали. С восточной стороны прилетел крупный дятел. Он сел на озаренную лучами солнца ветку, что была прямо над нашей белой тканью. Посидев немного, он громко пискнул (или как там у них называется этот звук), и при этом что-то выпало у него изо рта прямо на ткань. Дятел вспорхнул с ветки и скрылся. Мы в мгновении ока оказались под деревом.
– Вот он, – прошептала Стефания.
– Но ведь это же не ключ. Это… Я даже не знаю, что это.
– Это ключ. Тот самый ключ от всех замков.
Стефания подняла с белой ткани маленькую черную веточку. Но разве эта веточка способна открыть хоть что-то? По мне так она сломается в первой же замочной скважине. Стефания не дала мне возможности спорить. Она с величайшим трепетом убрала веточку в особый карман сумки. Что тут скажешь? Женщины.
Иван-да-Марья
Солнце шаг за шагом спускалось все ниже и ниже к горизонту. Там на западе небо уже сияло розово-красными переливами. Наступила приятная прохлада. В воздухе все больше чувствовался аромат ночных цветов. Тишину нарушал лишь стрекот миллионов кузнечиков да слабое потрескивание нашего костерка.
Удивительная встреча с русалками и знакомство с Лешим казалось уже странным сном. После того, как мы получили заветный ключик, нам нечего было больше делать в Гиблом лесу. Леший вывел нас на южную опушку и исчез, даже не сказав "прощайте". С тех пор мы шли уже неделю. На пути не попадалось ни одной деревушки. Только рощицы, озера и поля.
После сегодняшней особо длительной прогулки пешком мы порядочно устали. Даже разговаривать не хотелось. Я полностью отдался созерцанию природы. За время нашего путешествия я все больше и больше понимал любовь Стефании к окружающей нас живой природе. Я видел, как горят ее глаза, когда она смотрит на малюсенькую речушку, пробивающуюся среди непроходимых зарослей кустарников и деревьев, или на пенек, поросший мхом, или даже на простой холмик, покрытый полевой травой. Не знаю, что она чувствует при этом, но трепет, с которым она прикасается ко мху или гладит маленькую волну, говорит больше, чем сотни дотошных объяснений. Иногда мне казалось, что Стефания живет природой, чувствует ее, дышит ей.
А еще у этой девушки был совершенно не понятный для меня дар. Она могла очень быстро отыскать что-нибудь съедобное, где угодно. Грибы, ягоды, корешки или трава – все это всегда было таким вкусным, что даже мой избалованный язык оставался доволен. Единственное, что меня смущало, это отсутствие мяса. Стефания была закоренелой вегетарианкой. Помнится, еще в начале нашего путешествия я предложил ей поймать рыбу, но она посмотрела на меня, словно на врага народа. Позже Стефания объяснила, что не может есть то, чему можно причинить боль. Убивать животных она не способна, как, впрочем, и есть уже убитых. Но спокойно пьет молоко и ест продукты, из него получающиеся. Так как доение не причиняет боли животному. Философия ее для меня была новой и долгое время непонятной, но я с этим смирился.
Я посмотрел на Стефанию. Она сидела, зачарованно смотря на закат. Небо там стало совсем алым. В закатных лучах солнца волосы моей спутницы отливали золотыми огоньками. Она все больше походила на волшебное создание из другого мира. Я отвернулся. Совсем рядом с собой я заметил любопытный цветок. Один тонкий стебелек был увешен множеством небольших скрученных, как колокольчик, лепестков. Но удивило меня не это. Удивило меня то, что на одном стебельке были темно-синие и ярко-желтые лепестки. Сначала я подумал, что это аномалия. Но тут увидел еще несколько таких цветов. Присмотревшись повнимательней, я заметил, что все поле насколько хватало глаз, усеяно такими желто-синими цветами.
Я сорвал несколько цветков и протянул их Стефании. Она с удивлением, поразившим меня, приняла их. Но потом вдруг что-то сообразив, улыбнулась и нежно сказала:
– Спасибо. Чудесные цветы.
– Да, они прекрасны, – тут я чуть было не сказал "как и ты", но вовремя спохватился и, чтобы замять не удобный момент, спросил. – Как они называются?
– Иван-да-Марья.
– Не обычное название.
– Да, наверное, – задумчиво произнесла Стефания. Словно говоря сама с собой, она очень тихо добавила: – Как необычна и их история.
Ее взгляд, устремленный на маленький букетик, сиял нежной тоской. Я понял, что за ним скрывается какое-то сильное чувство, не дающее покоя Стефании.
– Расскажи мне их историю, – попросил я.
– Это всего лишь старая легенда. Ничего больше, – сказала она, вспоминая о моем существовании.
– И все же мне хотелось бы ее услышать.
Она посмотрела на меня, и во взгляде ее я прочитал нежную благодарность. Теперь у меня не осталось сомнений – для нее это была не просто "старая легенда". Стефания помолчала немного, вглядываясь в пламя костра, как будто пытаясь увидеть в нем картины минувших лет.
– Это произошло очень давно, – начала она едва слышно. – На свете жила одна семья, и было у них два ребенка: Иван и Марья. Были они еще совсем детьми, когда родители их умерли. Чтобы выжить дети решили покинуть деревню. Уйти на заработки, так сказать. Они разделились. Марья занялась рукодельем всяким, работала на другие семьи. А для Ивана судьба уготовила стать разбойником. Много лет с тех пор прошло, дети выросли и забыли друг друга. И случилось им однажды повстречаться. Полюбили друг друга Иван и Марья, да так сильно, что и разлучиться не могли. Поженились они. А как ночь свадебная прошла, стали друг другу о прошлом своем рассказывать. Тут-то и осознали они, что братом с сестрой являются. Поняли Иван и Марья, какой грех страшный совершили. И не могли они жить с таким грехом на душе. Отправились они ночью в чистое поле и там убили там себя. А наутро на том месте вырос цветок. И стали люди его называть Иван-да-Марья. Синие лепестки – это Иван. А желтые – это Марья. Так они и после смерти остались неразлучны. С тех самых пор цветок этот зовется цветком влюбленных. Молодые парни дарят их девушкам, прося руку и сердце. Если девушка приняла цветы, то скоро свадьбе быть.
Стефания замолчала. Солнце уже совсем скрылось за горизонтом, но всполохи костра хорошо освещали ее лицо. Я никогда не забуду эту маленькую, словно роса, слезинку, бегущую по ее щеке. Странно, но в моей груди тоже что-то сжалось от этой легенды. Не от того, что Стефания приняла мои цветы. А она приняла! Но Стефания же прекрасно понимает, что я не знал об этой традиции. Надеюсь, что понимает. А то ведь… Боже, какой я эгоист! Я ведь совсем не то хотел сказать. Я хотел сказать, что понял ее трепетное отношение к этой хоть и старой, но красивой легенде.
– Неужели они не могли и дальше жить вместе? Какая разница, что о них подумают? Тем более, что никто же не знал их тайну.
Стефания недоуменно посмотрела на меня, а потом нежно улыбнулась. Я понял, что сморозил очередную глупость, но при этом не почувствовал себя дураком. Скорее почувствовал себя ребенком, который толком ничего не понимает, но на него из-за этого не ругаются, а только слегка треплют по головке.
– Боги знали, – ответила Стефания. – Сами они тоже знали и не могли обманывать себя и других. Грех брату и сестре впадать в прелюбодеяние.
– В мире, где я жил, это никого не останавливало, – пробормотал я, надеясь, что Стефания не услышит. Но она услышала.
– Ты жил в мире, где давно уже нет Богов. Нет Богов, значит, нет и грехов.
Она задумчиво вздохнула, погружаясь в размышления.
– А как ты узнала о том, что ты та самая, – тут я замялся, не зная, как определить нынешнее ее положение.
– Я стала вспоминать.
– Вспоминать? Что вспоминать?
– Свою прошлую жизнь.
– Стоп, стоп, стоп. Ты хочешь сказать, что помнишь свою прошлую жизнь?
Стефания тревожно посмотрела на меня. Я понял, что надо бы поумерить пыл. Девушка действительно мало кому доверяла и, если уж я решил выяснить всё до конца, то надо быть сдержаннее.
– Так ты помнишь свою прошлую жизнь? – спросил я еще раз, но уже спокойнее.
– Не совсем. Я вижу обрывки воспоминаний. Словно бы видения какие-то. Но только знаю точно, что это уже было.
Стефания заворожено смотрела на огонь. Я вгляделся в её красноватый от всполохов пламени профиль. Девушка не врала и не преувеличивала, когда говорила о своих видениях. Ее речь была спокойной и уверенной. Определенно Стефания верила в то, что говорила. Вот только легче от этого не становилось.
– Скажи, а что именно ты помнишь?
– Я помню детство, старый дом. Помню некоторых друзей. Помню строгое, но красивое, лицо отца.
– А тот день? Ты помнишь свою гибель?
– Тоже только обрывками. Я помню большой зал с колоннами, широкое низкое окно и пропасть под ним. Даже сейчас я слышу шум воды, текущей внизу. Я помню прикосновение камней, настолько холодное, что я чувствую их даже через платье. Помню ненависть, прожигающую своими язвами мою душу. Как же я его ненавидела! Как же тогда злилась на всех! Я готова была уничтожить, убить их всех до единого. Но теперь этого нет. Я больше не ненавижу. Я сожалею о Басарге, так же как сожалею о том, что обрекла всех на страдания. Я была не права. Мы все ошибались.
Стефания снова задумалась. Видения из прошлой жизни опять предстали перед ее внутренним взором. По щекам девушки потекли слезы. Я хотел помочь ей. Но что я мог сделать?
– Ну, а что они все хотели? Ты злилась потому, что тебя силой заставляли выйти замуж. Это нормально.
– Не совсем.
– Что не совсем?
– Я не уверена, что возненавидела его из-за этого. Я была готова выйти за него, лишь бы всё было хорошо, но что-то случилось. Что-то, что заставило меня переменить свое решение. Именно тогда глубокая неприязнь сменилась лютой ненавистью. Тогда на фоне эмоций я схватила эти камни.
– И что же тогда произошло?
– Как ни старалась, я не могу этого увидеть. Бабушка говорит, что просто не пришло время. Видения приходят сами, независимо от того хочу я их узреть или нет.
Мы еще долго сидели этой ночью, наблюдая за игрой языков костра. Разговаривали мало. Все больше слушая тишину. А потом Стефания уснула, нежно сжимая в ладони прекрасные и таинственные цветы, что зовутся Иван-да-марья.
Мертвая река
Мы тяжело поднимались на холм. Хотя нет, не так. Я тяжело, а Стефания легко и чуть ли не вприпрыжку, поднимались на очередной холм. Подъем был достаточно крутой. Я сопел, пыхтел, вздыхал, но не отставал от девушки ни на шаг.
В самом своем максимуме холм резко обрывался, открывая обширное пространство шумных бурых потоков метров в пяти внизу.
– Это что? – я ткнул пальцем в сторону грязных потоков.
– Мертвая река.
– Название не воодушевляющее. Не удивлюсь, если в этой реке живет какая-нибудь тварь, вроде Лохнесского чудовища. Да и цвет у воды какой-то не добрый.
– В этой реке не то чтобы чудовища, вообще, ничто живое не живет, Стефания грустно глядела на мутную воду реки. – Когда-то ее воды были чистейшими. Прозрачнее воды не встретишь нигде.
– Прозрачнее!
Я усмехнулся. Да тут такая боломуть! Словно сплошная жидкая глина течет. Стефания не заметила моих косых взглядов.
– После того, как проклятье пало на головы людей, вода приняла цвет крови и грехов. Ничто не может выжить в ее водах: ни животные, ни растения, ни даже материя.
– Материя?
– Вода разрушает все, что до нее дотрагивается. Будь осторожен, когда мы будем переходить реку.
– Переходить? Ты с ума сошла?
В том месте, где мы стояли, река в ширину достигала не меньше семисот метров. Нигде не было видно и намека на мост. Не собирается же моя подружка идти вброд?
Стефания пожала плечами и пошла вверх по реке.
Мертвая река одна из самых протяженных рек в мире. Так сказала мне Стефания, я благоразумно решил ей поверить. Река берет свое начало высоко в Туманных Горах, огибает замок Басарга и, далее вытекая на равнинную местность, простирается на тысячи километров. Река имеет неимоверное количество притоков и ответвлений. И все они ядовиты. Сложно найти такое место, куда бы ни проникала ее вода. Я даже слышал, что на расстоянии километров двадцати от родного мне города протекала река. Но туда уже больше столетия никто не ездил – поговаривали, что вода там "нездоровая".
Река постепенно сужалась. Возможно, Стефания ведет меня к мосту? Ну, в таком случае я не против переходить реку. Холм давно уже перестал быть холмом, и мы шли на одной высоте с поверхностью реки.
– Ну и запах! Похоже, вода в этом аквариуме давно стухла!
– Примерно шесть тысяч лет назад.
Стефания усмехнулась. Она старалась держаться как можно дальше от кромки реки. Разноцветные камушки искрились под ее ногами при каждом шаге. Какие маленькие у нее ножки! Просто прелесть!
Другой берег реки стремительно приближался. Теперь до него было не больше десяти метров. Русло немного вильнуло влево, и мы свернули вместе с ним. За поворотом Стефания остановилась. Здесь лежала поваленная сосна. Она была перекинута через реку – а-ля мост.
– Ты шутишь? Ты же не собираешься переходить реку по дереву.
– Другого места нет.
Стефания целеустремленно направилась к сосне. Я, конечно, не трус, но предпочитаю переходить отравленные реки по мосту с поручнями, а не по трухлявому полену. Но меня как всегда не спрашивали.
Я осторожно наступил на сосну. Дерево подозрительно заскрипело. У меня тут же возник целый ряд обоснованных причин, почему мне не стоит переходить реку в этом месте. Но Стефания уже была на другой стороне, а, значит, слушать мои объяснения абсолютно некому. Ладно, рискнем. Я сделал пару шагов по высохшему дереву. Это все-таки хорошо, что я похудел за время путешествия – постоянная ходьба по пересеченной местности и в вегетарианская еда сделали свое дело. Может, Стефания специально не давала мне мясо, чтобы я похудел и прошел по дереву? Нет, вряд ли. Она же не такая расчетливая, или…
Я пошатнулся. Спокойно, друг мой, спокойно. Без резких движений. Осторожный шажок. Еще один. Еще. Вот! Так держать! Из моего кармана выпало яблоко – я его отложил про запас. Едва оно коснулось поверхности реки, вода забурлила. Появилась белая пена. Послышалось шипение, подобное тому, которое издает змея перед нападением. Моего лица коснулся жар, исходящий воды в месте падения яблока. И я сам чуть было не упал по другую сторону. Спокойно.
Спокойно. Я осторожнее прежнего пошел дальше.
Там, где ветки сосны касались воды, они были словно разъедены кислотой. Огромным количеством безумно сильной кислоты.