Глава 4
Вдоль по Нилу
Как и другие подобные пароходы, "Царица Клеопатра" была спроектирована таким образом, чтобы стать комфортным местом для отдыха пассажиров. На верхнюю палубу, прямо над трапом, выходили штук двадцать кают, оборудованных душевыми кабинами. И хотя они по своим размерам не имели ничего общего с роскошными каютами трансатлантических лайнеров, но тем не менее были довольно удобными, защищали от морской болезни и обладали очевидным преимуществом: всего шаг отделял выход из каюты от края корабля и поручней, так что было возможно даже в тапочках и в халате любоваться речными водами, глядя на звезды, предаваться мечтам.
Еще выше располагалась третья палуба, напоминающая дворцовую террасу с навесом от солнца. Капитан Фатах оказался толстопузым египтянином: с его широкого лица в силу счастливого характера никогда не сходила улыбка; лицемерие было ему неведомо. Капитан то и дело пичкал пассажиров местным напитком под названием каркаде, этаким настоем цветов гибискуса: лучше всего его было пить охлажденным.
На носу парохода гостеприимно растворяли свои двери гостиная и ресторан. Что до прелестей типично египетской кухни, отдающей предпочтение дичи (в основном голубям), но не брезгующей ни рыбой, ни рисом, ни овощами, и все это было приправлено нежными пряностями, - эта кухня привлекала пассажиров больше, нежели безвкусные блюда гранд-отелей Запада, потчующих своих постояльцев, среди всего прочего, образчиками британской гастрономии.
Вечерняя программа неизменно напоминала семейные посиделки: пассажиры болтали, читали, играли в бридж и наблюдали за течением реки под звездами. Именно это и требовалось, чтобы, как обещал Адальбер, расслабиться и прийти в норму за эти три дня медленного и спокойного движения вверх по Нилу. Но Альдо никак не мог прийти в себя после того, как увидел Салиму, флиртующую с неизвестным красавцем, и услышал предостережение Али Рашида.
В момент отплытия парохода дважды прозвучал свисток чиновника портовой полиции: машина тут же была остановлена, раздался шквал воплей по-арабски. В ответ Фатах тоже немедленно что-то прокричал, но гораздо более миролюбиво и по-прежнему с улыбкой.
- Что происходит? - поинтересовался Альдо.
- Кто-то опоздал, - перевел Адальбер. - Скорее всего, женщина, видимо, важная птица...
- Нет ничего хуже путешествия в компании с какой-то "важной птицей", в особенности начавшегося с опоздания! Судя по всему, это совсем невоспитанная особа! Из-за нее даже расписание нарушили!
- Знал бы ты, до какой степени всем здесь наплевать на расписание! Вон, смотри, едет! Интересно, кто бы это мог быть?
И, правда, из фургона "Зимнего дворца" выгрузили впечатляющее количество огромных и маленьких чемоданов. Вслед за фургоном показался микроавтобус, из которого вышли трое. Выходили по порядку: сначала молодой человек с пышной шевелюрой и двумя запятыми вместо усов, на нем был черный в белый горошек шейный платок и бежевый тиковый костюм. За ним следовала горничная. А за ней показалась вальяжная дама с римским профилем, задрапированная в фуляровое платье с разноцветными цветами и в шляпе, перевязанной шарфом, несколько раз обернутым вокруг мощной шеи. На носу у нее красовались черные очки. Дама важно сошла с подножки и не спеша направилась к "Царице Клеопатре". Капитан Фатах, почтительно склонившись в три погибели, ожидал у выхода на наружный трап. На его поклон дама ответила небрежным кивком. После чего он повел ее вверх по лестнице к носу корабля, где ей, как оказалось, была выделена самая просторная и самая красивая каюта, предназначавшаяся обычно для молодоженов. Каюта была полукруглой и с застекленным эркером, так что у юной пары создавалось впечатление, что они одни во всей вселенной, а впереди только и есть, что зеленовато-голубая божественная река, гордо несущая свои воды.
- О господи! - вздохнул Адальбер. - Просто ума не приложу, кто она такая?
- Пожалуй, я могу удовлетворить твое любопытство, - ответил Альдо, вспомнивший, как видел еще в холле "Шепардса" фотографию, сделанную, наверное, несколько лет назад. На ней была изображена та же самая дама, но с гораздо более тонкой талией. - Это неаполитанская певица Карлотта Ринальди, она приезжала петь "Кармен" в каирской опере. Кстати, голос у нее потрясающий, и если вдруг она согласится подарить нам импровизированный концерт, то мы проведем чудесный вечер!
- Откуда ты знаешь про ее голос? Ты уже слышал ее?
- И да, и нет. Она в ужасе примчалась в "Шепардс" в ту самую ночь, когда ты вознамерился без всякого предупреждения выехать оттуда и отправиться на поезд, и ее поселили как раз в твою бывшую комнату. Я брился и слышал, как она репетировала.
- А я, ты знаешь, оперу как-то не очень... Музыка мне нравится, но не получается "влюбиться" в персонажи. Смешно, наверное, выглядит, когда эта индюшка изображает из себя пылкую испанку! Нет уж, лучше смотреть на балерин!
- Варвар!
- Так ведь можно сильно разочароваться! Никогда не мог понять, для чего все эти потуги: роскошные декорации, потрясающие костюмы, великолепная музыка, а все это волшебство исчезает как по мановению волшебной палочки, стоит только появиться на сцене какому-нибудь пузатенькому тенору или примадонне необъятных размеров, которую герой-любовник и двумя руками-то не обхватит в момент любовного восторга! На мой взгляд, это портит все дело.
- Так закрой глаза...
- Ты просто льешь воду на мою мельницу! За каким дьяволом тогда тратить уйму денег на костюмы и декорации? Нет, я все-таки уверен, что начиная с определенного возраста и достигнув определенного объема талии, наши короли и королевы бельканто должны петь только на концертах!
- Так возрадуйся! На борту у нас ни декораций, ни костюмов! Только Нил и ночь!
Но звезда придерживалась иного мнения. В первый же вечер она совершила поистине королевский выход в ресторан, задрапированная на этот раз в некое подобие римской тоги из креп-сатина ядовито-желтого цвета. Ее сопровождали два человека из свиты. Как только метрдотель устремился к ней, чтобы сопроводить к столу, она, кинув на ужинающих полный презрения взгляд, развернулась и, заявив, что не желает принимать пищу рядом с этими людьми, приказала подать ужин к себе в каюту. Говорила она громко и отчетливо, так что в ответ со всех сторон раздался возмущенный шепот, но она его так и не услышала, поскольку к тому времени уже покинула залу.
Честно говоря, пассажиры "Царицы Клеопатры" подобного презрения не заслуживали. Их было немного, пароход был далеко не полон, но среди гостей парохода были три дамы, явно принадлежавшие к английскому высшему обществу, две путешествующие вместе, немного шумные голландские пары, туристическая группа из восьми человек в сопровождении гида и, наконец, мужчина лет сорока, не расстававшийся с книгой даже во время еды. Все эти персонажи, само собой, как полагалось, в вечерних костюмах, явно не принадлежали к народной толпе.
- Ну ничего себе! Твоя соотечественница просто очаровательна! - прокомментировал Адальбер. - Может быть, у нее и ангельский голосок, но па вид она - чистая поганка! Даже не заботится о своей репутации!
- Все это, наверное, только оттого, что она не заметила тебя! - сыронизировал Альдо. - Тебя же почти не видно из-за цветов на сервировочном столике! А впрочем, сдаюсь. Эта женщина и вправду препротивная!
Поужинав, они решили, что вечер в обществе малознакомых людей особого энтузиазма у них не вызывает, и поднялись на верхнюю палубу выкурить по сигаре. Ночь была звездной, их муаровый отблеск на темной воде выглядел восхитительно. Пароход стоял на якоре недалеко от какого-то городка, и тишина лишь только изредка прерывалась тихими звуками природы: то коза заблеет, то залает собака. Легкий бриз доносил запахи земли... и смешивался с тонким ароматом сигар, дымящихся в их пальцах.
- Ну, разве здесь не лучше, чем сидеть взаперти и слушать, как голосит твоя дива? - вздохнул Адальбер.
- Забудь о ней, умоляю! Раз захотела сидеть у себя в каюте, так пусть там и сидит или катится к черту!
Не успел он закончить фразу, как возле них словно материализовался приближенный Ринальди.
- Прошу меня простить, господа, но который из вас князь Морозини? - робко начал он.
Адальбер расхохотался:
- А я-то считал, что это заметно невооруженным глазом! Однако я польщен, что кому-то приходит в голову задать подобный вопрос! Вот этот господин имеет честь являться данной персоной!
- Что вы хотели мне сказать? - поинтересовался Альдо.
- Не я, а синьора Ринальди. Она желает видеть вас.
- После оскорбления, нанесенного пассажирам этого парохода, я вовсе не уверен, что хочу встречаться с ней. Что ей от меня нужно?
- Я... я не знаю, - пролепетал молодой человек. Он был как на иголках. - Она послала меня за вами, а я не обсуждаю приказы госпожи...
- Сходил бы ты, - посоветовал Адальбер. - Хотя бы ради этого бедного парня. Она ж ему уши откусит, если бедняга вернется без тебя!
- Ты прав, пойду, - согласился Альдо, выбросив сигару за борт.
Певица ждала его, сидя перед туалетным столиком. Когда дверь отворилась, она обернулась с радостной улыбкой.
- Входите! Входите скорее! О, милый князь, примите мои извинения! Но как я могла предполагать, что вы находились среди этих вульгарных особ! - вскричала она, протягивая ему руку, сплошь унизанную кольцами. Над этой рукой, где колец не было разве что только на большом пальце, он вынужденно и склонился.
- Неужели, мадам, вам настолько важно положение, которое занимают в обществе ваши слушатели? Как в таком случае, должно быть, непросто исполнять арии в "Ла Скала" или в "Ковент-Гарден", в неапольской "Сан Карло" или в "Опера де Пари"?
- Ну, это же совсем другое дело! В театре они просто публика, человеческая масса, вздыхающая в унисон, и я не различаю лиц, но когда путешествую, то вижу людей и хочу общаться только с самыми достойными.
- О достоинстве вы судите по имени? Что с того, что я князь? Запросто мог бы оказаться последним кретином.
- Возможно, но вы не только князь. Вы еще и... Она уже было вознамерилась пропеть надоевший куплет, но тут Альдо ее оборвал.
- Мадам, - сухо заметил он, - я здесь на отдыхе и категорически отказываюсь говорить о делах. Вот вы, например, только что прибыли и даже не знаете, чем занимаются те, кто плывет на пароходе вместе с вами. Я тоже этого не знаю и не стремлюсь узнать ничего о своих попутчиках. Меня интересуют лишь дела моего друга, который путешествует вместе со мной. Кстати сказать, он мог представлять для вас больший интерес, чем я, - это известный французский археолог!
Ринальди надулась, как ребенок, которого отругали ни за что. Эта капризная гримаса совершенно не соотносилась с грузным обликом дамы бальзаковского возраста.
- О, вы рассердились!
- Есть из-за чего, мадам. Я, как и прочие, почувствовал себя оскорбленным.
- Но я же не знала...
- Вот именно, не знали. К тому же не вижу причин извиняться исключительно передо мной, другие пассажиры также заслуживают вашего покаяния.
- Ну, как же, как же! Давайте вернемся к нам: мы могли бы уже подружиться! Принцесса Шакияр специально пригласила меня к себе на ужин, потому что хотела познакомить нас. И ведь мы с вами соотечественники!
- Довольно дальние. Вы из Неаполя, а я венецианец. В некотором роде север и юг. Выходит, вы знаете принцессу?
- Мы с ней... мы с ней давние подруги, и она так огорчилась...
- Из-за неудавшегося приема? Сожалею, но ее приглашение несколько запоздало. Я уже извинился перед ней: как раз в тот момент, когда пришло письмо, я должен был уехать.
- Вы даже себе не представляете, до какой степени она была расстроена из-за вашего отсутствия! Она так в вас нуждалась... я хочу сказать, нуждалась в ваших знаниях...
- В моих знаниях? А мне казалось, что эта тема была исчерпана нами еще накануне.
- Тогда еще ничего не случилось. А когда я приехала к ней, она была просто в ужасном состоянии.
- Из-за чего же?
- Так из-за кражи! Она же вам писала...
- Писала, да, но чтобы пригласить на ужин. В письме и речи не было о краже.
Неизвестно почему, у Альдо вдруг появилось какое-то неприятное предчувствие.
- Так что же у нее украли?
Задавая этот вопрос, он уже знал, что именно ему ответят, и почти не удивился, когда услышал:
- Жемчуга, красивейшие и ценнейшие жемчуга! Ее главное сокровище!
- Скорее сокровище Египта, а не ее! Жемчуга Саладина, вот как их следует называть! Так, значит, ее ограбили?
- Той же ночью. Не правда ли, невероятно?
- Невероятно другое: почему она ни словом не обмолвилась об этом в своем письме? Она прислала мне вполне светское приглашение, каких я получаю десятками, не более того!
- Поймите же, что она стремилась как можно дольше сохранить это дело в тайне.
- Она не вызвала полицию?
- Конечно, нет, ведь король тут же узнал бы об этом, да и журналисты тоже. Поднялся бы шум, ведь речь шла о драгоценностях короны, которые Его Величество преподнес некогда своей возлюбленной! Вы даже представить себе не можете, как я счастлива, что нас с вами свел случай! Как только мы прибудем в Асуан...
Альдо не очень хорошо понимал, куда она клонит, но ему было совершенно ясно, что от этой истории плохо пахнет и что две "давние подруги" (а от него не ускользнуло, как примадонна неожиданно запнулась, говоря о дружбе с принцессой) не вызывали у него ни малейшего доверия.
- Когда мы прибудем в Асуан, - сказал он, поднимаясь, - вам будет чем заняться.
- Я должна петь на празднике, который устраивает губернатор, но...
- Что касается меня, я напишу принцессе, что сочувствую ее горю. Я надеюсь, что после этого мы поставим точку в наших отношениях.
Дива взглянула на него с грустью и недоверием:
- И вы не захотите помочь ей отыскать драгоценности?
- Мадам, я не сыщик и не полицейский. Если бы мне приходилось нестись по первому зову каждого, у кого похитили исторические ценности, то пришлось бы совсем закрыть свой магазин!
- Но не хотите же вы мне сказать, что не желаете уделить ей хоть немножечко своего времени! Что вы собираетесь делать в Асуане?
Вопрос прозвучал нескромно, а Альдо ненавидел бесцеремонность. Пусть у этой женщины и ангельский голосок, но это еще не дает ей права так нахально себя вести.
- Если бы я был плохо воспитан, мадам, то ответил бы вам, что это вас не касается.
- Ах!
- Но поскольку считаю себя человеком довольно любезным, скажу, что я еще не был в Египте и позволил себе взять отпуск, чтобы постараться заполнить этот пробел в компании друга, который считается настоящим знатоком этой страны. Так что, если хотите, я турист, да к тому же оскорбленный. И это возвращает нас к началу нашей беседы и к извинениям, которые вам полагалось бы принести всем, кого вы так бестактно оскорбили!
- Извинения? Да ни за что!
- Согласитесь, по крайней мере, спеть для них в какой-нибудь из вечеров. Я готов сам попросить прощения за ваше поведение!
- Еще чего!
- В таком случае доброй ночи, мадам!
Он поклонился и вышел прежде, чем она успела ответить. Адальбера он нашел на верхней палубе: он полулежал в шезлонге, закинув голову, чтобы лучше видеть звезды, в направлении которых он то и дело пускал струи дыма.
- Ну, что хотела от тебя твоя примадонна? Прибрать тебя к рукам?
- В каком-то смысле... Представь себе, она, оказывается, большой друг принцессы Шакияр, и мы должны были встретиться с ней на ужине на следующий день после моего визита... и сразу после того, как у принцессы ночью стащили жемчуга Саладина!
- Что?
- Не заставляй меня повторять! Ты отлично все понял! Добавлю, что дамочка едет в Асуан давать концерт у губернатора! А теперь скажи мне, что ты обо всем этом думаешь!
Адальбер тихонько присвистнул и немного подумал, прежде чем ответить:
- Я думаю, что мне это не нравится и что тебе ни за что не надо было и близко подходить к владениям принцессы. А теперь, не ровен час, на тебя повесят кражу...
- Ну, это было бы уж слишком!
- Здесь ничего не бывает "слишком"! Взять хотя бы пирамиды. Кстати, что она тебе написала в той записке, которую я привез из Каира?
- Ничего особенного. Что хотела увидеться, когда я вернусь, потому что нашла способ, который подойдет нам обоим. А поскольку я не имел ровно никакого желания вновь с ней встречаться, даже внимания не обратил...
- Так вот, ты был не прав! Это дело с кражей выставляет ваши отношения в новом свете. Но пока Шакияр далеко, а у нас есть другие срочные дела.
- Какие, например?
- Ну, например, пойти спать.
Бессовестная Ринальди не только не выказывала никаких признаков раскаяния в те редкие минуты, когда она появлялась на людях, но, наоборот, казалось, испытывала какое-то странное удовольствие, стараясь всеми способами отравить путешественникам приятное путешествие. Ее не было видно, зато было отлично слышно. И вот каким образом: вместо того чтобы исполнять арии, она целыми днями распевала вокализы, без устали, днем и ночью, барабаня гаммы. Это было особенно невыносимо во время послеобеденного сна, в часы приема пищи и в самые чудесные мгновения, в пору заката, когда каждому из пассажиров хотелось выйти с бокалом вина на террасу верхней палубы, наблюдая за тем, как бог-солнце тает в мириадах сказочных оттенков, от бледно-золотого до глубокого пурпурного, рассыпаясь аметистовыми брызгами и медленно уходя в бархатную ночь. После заката обычно следовала передышка: возможно, певица боялась повредить связки из-за вечернего тумана, поднимающегося с реки.
- Хорошо, что эта поездка продлится только три дня! - терпеливо вздыхал Адальбер уже на второй вечер, в то время как остальные пассажиры уже находились на грани нервного срыва. - И главное, что ничего нельзя поделать!
Хотя попытки все же предпринимались. Альдо, удостоившийся высшей почести быть приглашенным к примадонне, позже предпринял попытку вежливо урезонить певицу. Однако его даже не приняли. Ему просто прокричали из-за двери: "Вы просили меня спеть, и я пою!"
Жизнерадостный капитан Фатах в свою очередь мужественно бросился на приступ наглухо запертой двери. Но все зря: ему указали на приказ создать для артистки все условия для репетиций. Ведь ее пригласил лично король Фуад!
Восстание пассажиров также не возымело успеха. Кто-то предложил взломать дверь и сбросить певицу в реку, кто-то - не кормить ее, но капитан, едва сдерживая слезы, дал понять, что не может нанести оскорбление Его Величеству, не оказав уважения его гостье.
Самая горестная участь постигла сопровождающего. Проходя в каюту, бедняга жался к стене, сто гоняли то и дело за едой, в то время как горничная неотступно находилась при хозяйке.