Не получив поддержки и здесь, неугомонная Полинка сердито покосилась в окно и плюхнулась на кровать.
– Вот стану королевой, – проворчала она упрямо, – и не буду ни у кого разрешения спрашивать.
Но Пол не привыкла себя обманывать. Поэтому она подумала-подумала и со вздохом добавила:
– Кроме Демьяна, конечно.
За окнами еще было светло – только начало смеркаться, и она, подхваченная новой идеей, быстро переоделась, накинула курточку, натянула высокие сапоги на плотной подошве, веселую лыжную шапку с помпоном. И, спохватившись, позвонила Алинке.
– Слушай, Алиш, – возбужденно заговорила Полли, – одевайся, пошли со мной. Я вспомнила! Усыпальница Седрика строилась еще при его жизни. Может, он там спрятал записи об этих двух годах войны? Пойдем? Как мне уезжать в Бермонт, не разгадав эту загадку?! Да и Ангелина просила еще в письмах из Песков, а сейчас ей некогда этим заниматься, она вся в делах.
– Не могу, – тихо ответила младшая сестра, – я с Зигфридом занимаюсь. Он мне помогает. У меня скоро очень важный зачет, Поль.
Полина разочарованно фыркнула, ехидно пожалела придворного мага, который точно после занятий с въедливой Алинкой сбежит из Рудлога, и пошла гулять. На семейное кладбище. Охранники следовали за ней с невозмутимыми лицами.
– Из нашей семьи никто не восставал, – твердо заявила принцесса попытавшемуся было предложить ей выбрать другое место для прогулки телохранителю. – Господин Кляйншвитцер сказал: в Рудлогах слишком много огня, чтобы тела подвергались посмертному изменению.
Для начала Пол на всякий случай обошла все памятные ей по рассказам старого сторожа склепы, походила внутри, всматриваясь в стены на предмет не замеченных в прошлый раз ниш, – и наконец остановилась перед той, в которую еще не заглядывала. Монументальной усыпальницей Седрика Победоносца. Потолкала дверь, обернулась к мужчинам – и те подошли, чтобы помочь.
Внутри, в отличие от усыпальниц, в которых она уже бывала, оказалось светло. Под потолком тускло горел – до сих пор горел! – магический светильник. Каменный гроб тоже был огромным, будто там похоронили не только далекого прадедушку, но и его коня. На могильной плите находилось объемное изображение невысокого Седрика, словно спящего в короне Рудлогов, в тяжелом плаще с меховой подбивкой, в тонком доспехе, с руками, сложенными на груди и сжимающими длиннющий меч.
Полина постояла некоторое время около могилы, глядя на спокойное лицо предка, покрытое толстым слоем пыли, пробормотала заупокойную молитву – та как сама на язык прыгнула – и отошла. Ее внимание привлекли изображения на стенах.
Фрески, прекрасно сохранившиеся. Лица персонажей были нарисованы в старом летописном стиле: бледные, плоские, овальные, с большими глазами и тонкими носами, но Рудлогов легко можно было отличить среди однотипных героев – по их семейной масти. И Пол зачарованно пошла по кругу, погружаясь в историю далекого прадеда. Вот мальчик с льняными волосами выезжает на огромном жеребце рядом с отцом – мощным, широкоплечим, держащим на согнутой руке сокола. Вокруг них – лес, позади виднеется с трудом узнаваемая центральная часть их дворца, который потом сильно расширяли, достраивали.
"Се молодой Седрик, сын второй, богами на правление назначенный", – прочитала она витиеватую надпись на старорудложском. Полли вспомнила, что старший брат Седрика, названный в честь основателя рода Иоанном, умер в детстве. Так наследником стал мальчик с нетипичным для Рудлогов именем. Мать его, инляндка, была любима мужем и отцом будущего короля, и в знак особого расположения ей позволено было дать второму сыну имя. Вот она и назвала его старым инляндским. Насколько Полли помнила, больше традиция имен в семье не нарушалась.
Она шагнула к следующей фреске. Потом к следующей.
Вот коронация, и огромный Красный с пламенеющими очами надевает на коленопреклоненную фигурку молодого Седрика ту самую корону, которая осталась с ним и в посмертии. Вот монарх вершит суд, восседая на чудовищно неудобном троне, до сих пор стоящем в тронном зале (маленькая Пол не могла избежать искушения попробовать посидеть на нагретом мамой месте). В руках его – свиток и булава, которая потом претерпела изменения и стала обычным скипетром. Перед ним стражники окружают кого-то из согрешивших подданных, а придворные – фигурки плоские, наклоненные, слепленные друг с другом, как грибы, – смотрят на это с должной степенью благоговения.
Вот прадед наблюдает за казнью на площади перед дворцом, еще не выложенной камнем, – кому-то рубят голову, своей участи ожидают несколько скованных одной цепью человек. Пол поморщилась и пошла дальше.
Первое изображение жены и сына Седрика. Королева в высоком головном уборе, со склоненной головой, в традиционном рудложском сарафане – дочь одного из герцогов Рудлога. Седрик горделиво простирает руку над сыном, словно замахиваясь этой самой булавой, – благословляет, что ли? Сын – такой же беленький, как они все.
"Это же просто кладезь для историков и биографов, – с восторгом подумала Полина. – Хотя правильно, что посетителей в усыпальницы не пускают. Не надо тревожить дедушку. С нашим характером может и через пятьсот лет возмутиться".
Она опасливо покосилась на надгробие. Но каменное лицо усопшего было спокойно, и никто не отодвигал плиту со скрежетом и словами: "Ты нарушила мой покой, дерзкая? Покараю за это!!"
Поля так увлеклась воображаемым объяснением с разгневанным дедом и последующим бегством, что пропустила несколько фресок. Потом вернулась. Сцены охоты, дохлые огромные кабаны – ничего себе, какие они были! – лоси, связки убитых лисиц на лошадиных седлах, соколиное пикирование, вереница низкорослых гончих с тяжелыми челюстями. К сожалению, порода не сохранилась.
Пиры – длинные столы, менестрели, чествование короля, поднятые чаши. "Здравие великому от раболепных слуг Красного дома", – гласила надпись.
Войны – и дед в первых рядах, в доспехах, весьма натуралистично пронзающий врагов мечом. Построение армии перед королем – бесконечное море плоских фигурок, и впереди – настоящие великаны, поднявшие оружие над головой в знак приветствия. Особо выделяется один, даже на фоне других. Человек-гора.
Пол нахмурилась, быстро обошла все фрески. Много, много битв, почти со всеми соседними государствами. Уже седой Седрик продолжал сражаться. И нигде – нигде! – нет драконов. Будто и не было их. В сценах придворной жизни видела она и прием послов, и подписание мира, и монаршие встречи – долго всматривалась в чуть облупившееся изображение блакорийского короля со старым, не использующимся после падения дома Гёттенхольд гербом на груди. Уже в возрасте, широкий, черноволосый, с зелеными глазами и квадратной челюстью, король Блакории поднимал кубок вместе с молодым Седриком. Отношения, видимо, у них были дружеские. На тот момент, во всяком случае.
Несколько раз попадались изображения его величества Седрика, задумчиво играющего в шахматы – с сыном, с кем-то из придворных. "Да, – подумала Полинка, вспоминая запирающую подземный ход шахматную доску на стене, – дед, по всей видимости, был знатным шахматистом".
Заканчивался круг изображений пышными похоронами, скорбными лицами подданных и водружением этой самой могильной плиты. И надпись там тоже была. "Покойся в веках, честный король, неистовый Седрик, Вечного Воина сын, чистый огонь победоносный".
Полинка недовольно покрутила носом, гулко чихнула, виновато посмотрела в сторону могилы и вышла из усыпальницы. Не подхватить бы простуду.
Снаружи уже совсем стемнело. Охранники, скучавшие у двери, помогли закрыть ее и с облегчением пошли вслед за неутомимой подопечной во дворец.
За ужином Пол с воодушевлением рассказывала о своем походе. Все слушали с просто-таки осязаемым любопытством. Алина печалилась, что не пошла с сестрой, но как-то утомленно и вяло. Каролина предложила отцу сходить в усыпальницу днем – ей было очень интересно посмотреть на сохранившиеся образцы ранней придворной живописи. Даже в кои-то веки вернувшаяся во дворец Ангелина внимала так, что забывала есть. Старшая сестра попросила описать фрески, особенно расспрашивала про изображение построения войск и великанов-гвардейцев, с сожалением качнула головой на слова Поли о том, что никаких возможных тайных хранилищ свитков она не обнаружила – разве что Седрику положили их в могилу.
– Я схожу туда после твоей свадьбы, Пол, – сказала Ани задумчиво. – А ты молодец.
Полинка довольно заулыбалась – и оглушительно чихнула.
– Красный нос будет изумительно сочетаться с твоим платьем, – едко поддела ее Марина. – Виталистов вызывай, и побыстрее. Два дня до свадьбы. Сопли тебя точно не украсят.
"А Сенина так и вообще не простит", – с тоской подумала Пол, встала из-за стола, попрощалась и помчалась в свои покои. Усиленно лечиться и молиться, чтобы не заболеть. Ее свадьбу никто не должен испортить – даже если этим кем-то окажется она сама.
Глава 10
Вторник, 29 ноября, Иоаннесбург – Маль-Серена
Капитан Люджина Дробжек первый раз в жизни собиралась на море. Игорь Иванович рано утром уехал в Управление, завершить срочные дела, и нужно было быть готовой к одиннадцати, чтобы ехать к телепорту. Все лечебные процедуры провели сжато, виталист обрадовал ее тем, что восстановление подходит к концу, и, когда Люджина боролась со сном после сеанса и собирала вещи, позвонил Тандаджи.
– Слушаю, господин полковник, – сказала она, едва удерживаясь, чтобы не зевнуть.
– Капитан, – сдержанно проговорил начальник разведуправления, – я ознакомился с вашим отчетом по Стрелковскому. Я согласен с вами, что его душевное состояние крайне неустойчиво. И меня это беспокоит. Я не могу позволить себе потерять специалиста с таким опытом. Помните, о чем мы с вами говорили перед вашим назначением?
– Конечно, – спокойно ответила Люджина. – Я делаю, что могу.
– Мало делаете, – с суховатым сожалением проговорил Тандаджи. – Я жду от вас более активных действий. Лыжи – это прекрасно, но они не уберегут его от срыва.
– Говорите прямо, – попросила капитан. Сон от неудобного разговора как рукой сняло. – Что вы приказываете? Реабилитация после выгорания – длительный процесс, полковник. И очень тонкий, нельзя в лоб заставлять человека жить. Это вызывает агрессию и противодействие.
– Вы же женщина, – уклончиво ответил тидусс, – вам доступны особые методы убеждения.
– Вы предлагаете мне спать с ним? – прямо спросила Люджина. – Извините, господин полковник, но подобные услуги в наш договор не входят.
– Мне все равно, как вы добьетесь цели, – ледяным тоном сказал Тандаджи. – Мне нужен на данном месте стабильный человек. Если понадобится добиваться этого привязкой через постель – значит, вы будете действовать именно так. В Управлении нет места сантиментам, капитан Дробжек. Это вопрос государственной безопасности.
– Я найду другие способы, – ровно ответила она.
– Уверен, что найдете, – почти добродушно произнес тидусс. – Хорошего вам отдыха, Люджина.
Маль-Серена встретила Стрелковского и Дробжек теплом, ослепительным солнцем, голубым ясным небом, обилием зелени, запахов и звуков. Им сняли дом в гостиничном комплексе недалеко от дворца царицы. Дом стоял прямо на берегу моря – и Люджина, оглушенная окружающим великолепием, сразу по прибытии пошла к воде и там и застыла, глядя на поблескивающую солнечными пятнами лазурную гладь, шумную, беспокойную, с кружащимися над ней крикливыми чайками, чьи пронзительные голоса так хорошо вплетались в ровный морской гул. Над ослепляющей синей водой парили далекие белоснежные яхты, рыбацкие лодочки и тяжелые, важно и почти незаметно двигающиеся большие корабли.
– Дробжек, вы что, плачете? – с недоумением спросил Стрелковский, подходя к ней. Она стояла почти у самой кромки воды – направилась сюда не переодевшись, прямо в грубых ботинках и дорожной одежде, только куртку скинула.
– Извините, – пробормотала северянка и ладонью вытерла щеки. – Я никогда не была на море, Игорь Иванович. Это совсем другое, чем по телевизору. Это же счастье!
– Вы меня поражаете, – сказал он с мягкой насмешкой, – вы не рыдали во время первых реабилитационных занятий, предпочитая падать в обморок, а здесь – вот, пожалуйста. И когда в драке получили синяки и ушибы, тоже не плакали.
Она снисходительно посмотрела на него синими глазами, тряхнула вихрами отрастающих волос.
– Это совсем другое, Игорь Иванович, – капитан присела, потрогала воду и стала разуваться. – Смотрите, как красиво. Неужели вы не видите? Это же невозможно выносить, настолько это красиво. А воздух какой, – она глубоко вздохнула. – Он совсем другой, легкий, вкусный.
– Говорят, воздух на Маль-Серене напоен любовью, – сказал Игорь, наблюдая за ней. – Но, по-моему, это ухищрения рекламы.
Люджина сняла ботинки, потянула с себя свитер, начала расстегивать рубашку.
– Нет, – сказала она и остановилась, снова глубоко вздохнула и закрыла глаза. – Здесь пахнет детством. Как у бабушкиного дома. Или маминого. Когда долго отсутствуешь и возвращаешься домой – туда, где тебя всегда любят и ждут. Да вы сами прислушайтесь к себе, шеф. Подышите. Это какое-то местное волшебство, не иначе.
Стрелковский пожал плечами, вздохнул раз, другой. Пахло солью и водорослями, теплым деревом и цветами, чуть тянуло какой-то сладкой выпечкой, будто где-то рядом готовили. Пахло правда необычно… и знакомо. И он вдруг вспомнил этот запах. Ее запах.
Сердце заныло, и Игорь поморщился, посмотрел на раздевающуюся напарницу, чтобы отвлечься. Крупная, да, но очень гармонично сложена, плотно сбитая, с крепкими мышцами. Небольшой живот, крупная грудь, крепкие руки и ноги. Никакой рыхлости, но и не перекачанная – мышцы не бугрятся, тело сдобное, с мягкими линиями.
Она потянулась к бюстгальтеру, и Игорь очнулся.
– Люджина, – спросил он недоуменно, – что вы делаете?
Дробжек с удивлением посмотрела на него.
– Плавать пойду, Игорь Иванович.
Она уже расстегнула застежку и теперь, после его вопроса, застыла со спущенными лямками.
– Без одежды?
Капитан моргнула, что-то соображая, и вдруг отчаянно покраснела. Всем телом. От груди до пальцев на ногах.
– Тут все купаются голышом, шеф, – сказала она сипло, – сами посмотрите. Я думала, тут так принято, как у нас на Севере, – она быстро, суетливо застегивала белье, схватила с песка рубашку, прижала к себе. – Вам неудобно, да? Извините.
Он оглянулся и выругался про себя. По всему побережью мелькали обнаженные тела, в шагах тридцати от них пляж был заполнен отдыхающими, и никто не стеснялся.
– Тут главное, что вам удобно, – произнес полковник. – Не обращайте на меня внимания. Я слишком долго был оторван от мира.
Она все еще стояла и настороженно смотрела на него. И он почувствовал себя так, будто испортил ребенку праздник.
– Люджина, черт побери, – ругнулся Стрелковский, – раздевайтесь – и в воду!
– Хорошо, шеф, – она неохотно опустила рубашку и все-таки отвернулась, снимая белье. – Вы со мной? – спросила она через плечо.
Сзади она тоже была крупной. И очень женственной.
– Нет, – сказал Игорь, – я позже к вам присоединюсь. Сейчас распоряжусь насчет обеда.
Дробжек уже заходила в море. Не привыкая, сразу нырнула и поплыла, мощно рассекая воду.
Пока она купалась, он успел созвониться с Тандаджи, получить от посла расписание встреч – прием у царицы там не значился.
– Будьте готовы, – сказал Игорю Ивановичу посол, – если выдастся окно в ее распорядке, вас сразу пригласят.
Через три часа была назначена первая встреча – с серенитской коллегой. Визит на остров был неофициальный, но должность Стрелковского обязывала – не будучи в отпуске, он не мог просто так тут появиться, надо было поприветствовать, обсудить взаимодействие.
Дробжек уплыла очень далеко, и он поглядывал в окно не без беспокойства. Наконец надел плавки и вышел к берегу.
Вода была прохладной – все-таки декабрь, – но вполне терпимой. Полковник немного поплавал на мелководье, разогреваясь, затем устремился к напарнице.
Рядом с ней кипели какие-то буруны, и он, подплыв, с удивлением увидел вокруг Люджины серые и блестящие остроносые морды. Дельфины? И большие, в длину точно больше и его, и Дробжек.
– Они такие умницы, – со смехом крикнула она ему, – такие игривые. Смотрите! – Капитан обхватила одного "умника" обеими руками и скомандовала: – Ныряй!
Тот что-то запищал, заплясал, дергая хвостом, проплыл с ней немного и скрылся под водой. Игорь нырнул следом – там, в зеленоватой толще, почти не виднелось дна, и метрах в двух от поверхности плыл среди своих собратьев казавшийся почти белым дельфин, и крепко держалась за него обнаженная женщина. И это было красиво.
Стрелковский вынырнул: рядом скользнул шершавый бок, с другой стороны второй – и ему в ладони начали тыкаться, как котята, поблескивая черными хитрыми глазами.
– Мне нечем вас угостить. Нет еды, – сказал Игорь со смехом, – уж извините.
Через несколько минут он смеялся так, что его слышали, наверное, по всему побережью – один из его новых друзей уплыл и вернулся, держа в пасти слабо трепыхающуюся и истекающую бурой кровью крупную рыбину. Видимо, решил покормить голодного человека, у которого нет еды. Игорь отказался, хоть и предлагали настойчиво, и дельфин сам с удовольствием заглотил все, периодически фыркая водой – глупый человек, вкусно же!
Дробжек ныряла неподалеку, затем просто расслабленно лежала на воде, лицом к солнцу, а Игорь все плавал вокруг – под него подныривали, с ним пытались играть. Ну чисто дети, морские любопытные и непуганые дети.
– Обед нас уже ждет, – крикнул он напарнице. – Давайте на берег!
– Не хочу, – лениво отозвалась она. Но все-таки погладила ближайшего нового друга по шкурке и поплыла обратно. И прямо голышом, подхватив оставленные вещи, ушла в дом.
– У вас что, нет ничего полегче надеть? – спросил он, когда капитан вышла к обеду в домашних штанах и рубашке.
– Откуда? – спросила северянка коротко. – Я бы не успела ничего купить, вы очень поздно сообщили.
– Садитесь за стол, – пригласил Стрелковский. Там, на больших тарелках, дымилась свежеподжаренная рыба, рядом стояли салаты, теплые лепешки, какие-то соусы. – Я скоро ухожу. Вызовите такси, – он кивнул на телефон, – и в магазин. Вы тепловой удар получите в зимней одежде. Деньги я оставлю, обменяете, хотя тут и за руди продают. И не спорьте, – скомандовал он, видя, как хмурится Люджина, – это все оплатят в Управлении.