В дверь постучали и гнусаво пригласили гостей к столу. Все четверо, так и не переодевшиеся к обеду, вынуждены были прервать сей важный разговор и поспешили спуститься на первый этаж, в парадные покои губернаторского дома.
Обед прошел в довольно непринужденной обстановке, если не считать юношески пылких взглядов, который масьёр Асель бросал на Веронику. Он собственноручно подкладывал ей на тарелку лучшие куски, наливал вино и то и дело норовил приложиться к ручке. Губернатора не смущало даже присутствие рядом с дамой "мужа", и капитан Хиббит вновь подумал о том, что со стороны Антона это была не слишком удачная идея. Теперь надо было приглядывать еще и за ним, учитывая ревнивый нрав Вероникиного друга и его вспыльчивость.
Шуалье Бредак, сидевший по другую сторону от сказочницы, тоже изо всех сил ухаживал за ней, но делал это, по крайней мере, рыцарственно – с должной долей уважения. Губернатор, однако, несколько раз нахмурился, глядя на галантного юношу, и Кароль понял, что обстановка накаляется с нежелательной быстротой.
Похоже, пылкий старец был не женат. Во всяком случае, Вероника оказалась единственной дамой за столом, где, кроме землян и шуалье Бредака, присутствовали еще несколько местных "аристократов" – два купца и капитан пиратского судна.
Все они были смуглы, черноволосы, носаты и экспансивны. Гости с Земли резко выделялись на их фоне сдержанностью, светлыми волосами и светлой кожей. Бледноватым казался даже капитан Хиббит, который хотя и был смуглым от природы, однако никогда не загорал, считая это занятие плебейским.
Но только он из всех землян и вел себя вполне непринужденно. Охотно пил кислое местное вино, охотно вступал в разговоры, первым смеясь над своим произношением, и вообще трепался без умолку. Казалось, он в полном восторге от новых знакомых и не прочь подружиться с каждым. Пиратского капитана так просто попросил принять его в команду, а купцам умудрился дать какой-то дельный совет, после чего те всё порывались отозвать его в уголок и побеседовать еще на торговые темы. Шуалье Бредаку Кароль задал некий вопрос на ухо, отчего юноша слегка покраснел, заулыбался и, отвлекшись ненадолго от ухаживаний за Вероникой, поведал ему – тоже на ухо, – что полусветские красотки Козиринги берут за свои услуги дорого, но дело того стоит. Заручившись обещанием скорого знакомства с ними, Кароль принялся очаровывать масьёра Аселя. Это тоже оказалось делом несложным – пара комплиментов по поводу необыкновенно моложавого вида, и губернатор растаял.
– …это при том, что у вас столько забот, – заливался соловьем Кароль, – вы же правите целым островом! Ваши подданные, должно быть, очень непростой народ, и нужно обладать немалым терпением и мудростью…
Масьёр Асель значительно кивал и жаловался, что королева Дюфтель вот уже второй год обходит его своими милостями, хотя только благодаря его стараниям хисбанский флот практически перестал заходить в южные моря.
Словом, обед удался. Подавали необычные для землян, но восхитительные салаты из местных овощей и зелени; мясные блюда были выше всяких похвал, закуски из различных морских тварей – тоже; фрукты просто таяли во рту. Под конец подали даже нечто вроде кофе и коньяка, очень недурных на вкус.
Из всех гостей один Антон почти ни к чему не прикоснулся. Принял за супом еще пару пилюль и чувствовал себя явно не в своей тарелке. Ему, разумеется, тоже приходилось участвовать в застольной беседе – язык он знал куда лучше Кароля. Только вот удовольствия от общения получал куда меньше…
Капитан Хиббит знал, почему. По пути в столовую они успели решить, что с губернатором после обеда пойдут объясняться Антон и Михаил Анатольевич. Первый – как переводчик, второй – как самый подходящий кандидат на роль научного руководителя "экспедиции". Кароль с удовольствием пошел бы вместо него и наверняка сумел бы выкачать из губернатора гораздо больше информации. Но Веронике присутствовать при этом разговоре было незачем, и кто-то должен был остаться присматривать за ней. Овечкин же в качестве охранника доверия как-то не внушал.
Поэтому во время обеда Антон с Михаилом Анатольевичем, делая вид, будто обсуждают блюда, уточняли, что именно они будут говорить масьёру Аселю и какие вопросы задавать. Кароль, общаясь направо и налево, ухитрялся прислушиваться еще и к ним и периодически подавал советы…
Гости уже вставали из-за стола, когда на сцене неожиданно появился еще один персонаж.
В комнату легкой походкой вошла стройная молодая женщина, одетая в длинное, до пят, голубое платье, смуглая и черноволосая, как все обитатели острова, но красивая, как богиня. Большие темные глаза ее блистали живостью, черты лица отличались аристократическим изяществом, рот казался полураспустившимся бутоном алой розы… Капитан Хиббит понимал толк в женской красоте. И ему подумалось, что если это чудо является женой губернатора, заглядываться на посторонних женщин старику не пристало вовсе.
Масьёр Асель, однако, представил ее гостям с Земли как свою племянницу, "мидимасель" Бьячи.
– Прошла мигрень, что помешала тебе спуститься к обеду? – заботливо спросил он.
Красавица, пристально изучая Веронику, стоявшую рядом с губернатором, кивнула. Потом перевела взгляд на Антона и больше не замечала уже никого.
Ее можно было понять – даже сейчас, будучи несколько подпорченным аллергическими симптомами, сей образец мужественной красоты продолжал оставаться идеалом для любой женщины. В каком бы мире и в какие времена она ни родилась…
– Я хочу познакомиться с этими людьми поближе, – сказала девушка, зачарованно глядя в его голубые глаза. – Они такие странные, ни на кого не похожие!
– Следи за словами, дитя мое, – усмехнулся губернатор. – Кое-кто из наших гостей говорит на франси.
– Вот как? – Бьячи медленно облизнула пухлую нижнюю губку. – Тем лучше.
– Что ж, детка, ты можешь поболтать пока с мидам Вероникой и масьёром Каролем. С мужем мидам и масьёром Мишелем у меня сейчас важный разговор…
– Хочу важный разговор, – сказала Бьячи.
– Тебе будет скучно, милая.
– Нет.
Судя по небрежному тону красавицы, она вертела губернатором как хотела и нимало не сомневалась в том, что отказа не будет. И, действительно, масьёр Асель пожал плечами и сдался.
Он приказал стоявшему неподалеку слуге:
– Принеси ко мне в кабинет бутылку роммо. И кафо с пирожными – для мидимасель.
Затем со слащавой улыбкой обратился к Веронике:
– Желаю вам приятного отдыха, мидам. Надеюсь увидеться вновь за ужином, – и повернулся к Овечкину с Антоном. – Пойдемте, господа!
* * *
Вновь поднявшись на третий этаж губернаторского дома, Кароль с Вероникой обнаружили там, помимо отведенных им комнат, еще и просторную общую гостиную с открытым балконом, обильно заставленную цветочными вазонами. В ней было полно удобных диванчиков, столиков, кресел, а в углу красовался некий квадратный предмет черного дерева, покрытый красивой резьбой и чертовски походивший не то на маленький орган, не то на большое пианино.
Решив расположиться на послеобеденный отдых здесь, капитан Хиббит приказал сопровождавшему их слуге принести вина, затем подошел к этому предмету и откинул крышку.
Взору его открылся ряд черно-белых клавиш. Проведя по ним пальцем, Кароль убедился, что это и впрямь пианино, и удивленно вскинул бровь.
– Какими, однако, похожими путями движутся цивилизации! – пробормотал он себе под нос. Огляделся по сторонам, нашел подходящий табурет и подтащил его к инструменту.
– Вы играете, капитан? – спросила Вероника, усаживаясь на диванчик рядом и закуривая сигарету.
– Немного, – он повернулся к ней, окинул с ног до головы критическим взором. И неожиданно заявил: – Мидам, вам следует переодеться. В вашей комнате наверняка лежит платье – полагаю, нам всем выдали парадные одеяния, которыми мы пренебрегли. Так вот, вам я настоятельно советую его надеть.
– Это еще зачем? – сердито спросила Вероника. – И, ради Бога, не называйте меня "мидам"!
– А как мне к вам обращаться? Мидимасель?.. Я просто вынужден заметить, что хотя мужской наряд вам и к лицу, он привлекает ненужное внимание. Подчеркивает формы, знаете ли. И выглядит довольно вызывающе.
– Мне одеться в мешок?
– Это было бы лучше всего. Серенький такой, длинненький, скрывающий все…
Вероника вспыхнула.
– Вы нарочно злите меня, капитан?
– Ради Бога, не называйте меня капитаном! "Масьёр Кароль" звучит куда благородней.
Она встала, негодуя, и вышла из комнаты. Вслед ей понеслись звучные аккорды – капитан Хиббит принялся пробовать инструмент.
Он, разумеется, был прав.
Но руки у Вероники тряслись, когда она переодевалась в роскошное золотисто-лимонное платье с кружевным воротником, действительно поджидавшее ее на кровати в спальне.
На душе у сказочницы было скверно как никогда. Она совершенно извелась, полагая причиной всех бед себя и свои желания. А главное – теперь от нее уже ничего не зависело! События стремительно неслись снежным комом под гору, а ведь это было еще только начало! Всего-то полдня прошло с той минуты, как она проснулась в собственной спальне и, глядя в окно, мучительно гадала, приснилась ей встреча с волшебником или произошла на самом деле…
Полдня – и столько впечатлений! Голова у нее кружилась, мысли путались.
Было бы полбеды, если бы в эти невероятные приключения влипла она одна. Или хотя бы вдвоем с Каролем – в конце концов, никто и впрямь не просил капитана квейтанской разведки являться к ней под видом волшебника. Но впутаны оказались еще и Михаил Анатольевич, и несчастный Антошка. Овечкина дома ждет жена, недоумевая, куда он мог подеваться. У Антона наверняка дела на киностудии…
Все молчат – рыцари чертовы! – никто не осыпает ее упреками. Даже капитан Хиббит ехидничает скорее по привычке, нежели потому, что таит на нее злобу. И что ей теперь делать, как быть? Чем она может помочь этим троим мужчинам, вынужденным расхлебывать заваренную ею кашу?..
Никакого от нее толку, одни неприятности. Теперь еще и от пиратов надо как-то отбиваться…
Вероника тяжело вздохнула. И неожиданно вспомнила про таинственного мага со шрамом. Про того, кто носил волосы забранными в хвост, имел приятную улыбку и, по мнению Овечкина, всячески препятствовал их с Каролем переходу в Квейтакку.
Может быть, все-таки причина всех бед не в ней одной? Может быть, и капитан Хиббит виноват – насолил кому-то, и теперь расплачивается?
Расправив пышную юбку, она мельком, почти без интереса, глянула на себя в зеркало, потом подошла к окну. За ним открывался вид на кривую тихую улочку, заросшую кустами… магнолии? Камелии? Вероника уставилась на белые цветы невидящим взглядом.
Еще какая-то мысль, затаившаяся в глубинах сознания, не давала ей покоя и упорно не желала выходить на поверхность. Немаловажная мысль… ах, да! Конечно!
Не она ли сама, сочиняя романы о волшебной стране Квейтакке, вывела однажды основополагающий постулат магической науки, гласивший – "все неспроста"? Разумеется, все неспроста!
И если дела пошли наперекосяк, если их с капитаном Хиббитом приключения разделили посторонние, на первый взгляд, и ни в чем не повинные люди – значит, так почему-то надо. Почему, кому, зачем и отчего – вопросы не для незрелого человеческого ума. Существует еще судьба… карма, предначертание, Божий промысел… как хочешь, так и назови, но оно существует. И в жизни человека периодически случаются моменты – их можно назвать узловыми, – когда он, желая того или не желая, вынужден решать некие важные для него вопросы. Совершать поступки. И тем изменять весь дальнейший ход событий, изменять саму судьбу.
Подумав так, Вероника ощутила некоторое облегчение. С чего это она, в самом деле, возомнила, будто все вертится вокруг нее одной? Тоже мне, пуп земли!
Наверняка у каждого из четверых имеется за душой нечто, из-за чего их нынче и призвали к ответу. Да. Очень на то похоже. Настал момент такой. Потому судьба и собрала их в кучку ("Долго Я вас собирал на один корабль!") и дала хорошего пинка.
Она многозначительно подняла перед собою палец. Есть еще и пятый. Тот, со шрамом. Это он загнал их сюда, и значит, он тоже – в этой кучке, в одной связке с ними.
А потому не исключено, что загадочный недруг может предпринять и еще какие-то действия. Например, вытащить их отсюда, чтобы продолжить издевательства. Совсем не исключено…
И, парадоксальным образом успокоенная этой мыслью, Вероника отвернулась от окна и решительно направилась к выходу из комнаты.
А капитану Хиббиту она еще покажет…
Глава 10
Навстречу ей из гостиной доносились дивные, меланхоличные звуки, и Вероника немного замедлила шаг, прислушиваясь.
Шопен?.. ей-богу, Шопен!
Ну, дает капитан! И ведь хорошо играет, подлец…
Она вошла в комнату на цыпочках, боясь помешать. Но Кароль все же услышал шаги, прервал игру, повернулся и снова окинул ее оценивающим взглядом.
– Лучше, но не намного.
Вынеся это странное резюме, он потянулся за вином. Слуга уже успел принести требуемое, и капитан Хиббит устроился музицировать со всеми возможными удобствами. Подтащил к инструменту один из многочисленных столиков, поставил на него кувшин и бокалы, выложил сигареты и даже умудрился приспособить под пепельницу какое-то хрустальное блюдце.
– Что вы хотите этим сказать, масьёр?
– Что вы, к сожалению, соблазнительны в любом наряде, мидам.
Он сделал глоток вина и поморщился.
– Ну и кислятина! Как можно пить такую дрянь?
Затем отставил бокал и начал другую шопеновскую прелюдию.
– Я надеялся, что хоть в сосуде, который поставили возле губернатора, винцо окажется поприличнее, – продолжил Кароль под музыку. – Увы, приличнее оно оказалось лишь самую малость. Пил и давился, пил и давился…
– Зачем же вы вообще пили? – спросила Вероника, садясь на диван возле пианино.
– А что было делать? Позволить этому престарелому ловеласу схомячить все в одно грызло?
Вероника не удержалась и фыркнула.
– Фи, что за выражения, масьёр? В присутствии дамы!
– Миль пурдон, мидам. Сейчас исправлюсь. Специально для вас…
Он прервал Шопена, вдохновенно встряхнул головой, вновь широким жестом возложил руки на клавиши. Сыграл вступление и запел:
– "В сиянье ночи лунной тебя я увидал, и арфой многострунной мне твой голос прозвучал…"
Вероника онемела.
Ничего подобного она не слышала еще никогда. Ну, не то чтобы вовсе никогда, но вот так, сидя рядом с певцом… не со сцены, не по радио, не в записи!..
У капитана Хиббита оказался контртенор – редчайший, чистый, прозрачный, обворожительно легкий… женский голос. Мужская ария в его исполнении звучала несколько комично, но тем не менее это было прекрасно.
Хрустальные звуки музыки заполнили всю комнату, выплеснулись из открытых окон и дверей на балкон, на улицу… и мгновенно исчез куда-то пиратский остров Кортуна, исчезли все мысли о постигших путников бедах и вообще мысли как таковые, исчезло все на свете. Остался только голос, поющий о любви и печали, только любовь и печаль, только любовь…
Вероника слушала как завороженная. И даже когда певец умолк и снова потянулся за вином, она пришла в себя не сразу.
Кароль сделал три больших глотка и подмигнул ей.
– В горле пересохло. Ну что, я загладил свою вину?
– Да, – Вероника откинулась на спинку дивана, глядя на него широко раскрытыми глазами. – Скажите, капитан, у вас от природы такой чудесный голос? Или это магия?
– Мне чудится в вашем вопросе, мидам, какой-то нездоровый и двусмысленный скепсис! Очень хотелось бы сказать, что это магия – дабы оправдать свою репутацию волшебника в ваших глазах. Но вы, если немного подумаете, можете вспомнить ненароком, что магия здесь не работает. Поэтому придется признаться – природа…
– Зачем же вы пошли в разведку? Вам прямая дорога на сцену!
– Когда-то я и впрямь пел на сцене, – сказал Кароль, закуривая. – В хоре мальчиков питерской капеллы. И даже был солистом. Мог бы, наверное, сделать карьеру… но, видите ли, Вероника Андреевна, когда я вступил в совершенные лета, моя общественная деятельность приобрела, если можно так выразиться, несколько теневой характер. Какая уж тут сцена! Она была мне противопоказана. Да и теперь… я человек с прошлым. За мной охотится полиция миров этак семи, включая того-этого… Земейль.
Не выпуская из губ сигарету, Кароль повернулся к инструменту и снова начал тихонько наигрывать Шопена.
Пораженная его откровением, Вероника на некоторое время примолкла. Только рассматривала капитана во все глаза. Был солистом в хоре капеллы – стало быть, он уроженец Петербурга, а не волшебной страны Квейтакки. Разведчик, маг, пианист, певец и, если она правильно поняла, преступник… какие еще неожиданные глубины могут таиться в этом странном человеке?
– А почему у вас такое необычное имя? Вы поляк?
– Гражданин мира, – усмехнувшись, ответил Кароль. – Но вообще-то, это псевдоним. Я водил и вожу такие компании, где частенько пользуются псевдонимами. Великие мистификаторы, знаете ли… Но что это мы все обо мне да обо мне! Расскажите-ка лучше о вашем друге, мидам. Антон Николаич на почве ревности всегда изволят быть такие бешеные? Боюсь, когда мы найдем вашего драконовидца, он его попросту убьет!
– Не исключено, – со вздохом сказала Вероника. – Антоша, конечно, не самый лучший спутник в романтическом приключении…
– Зачем же вы взяли его с собой?
– А что мне оставалось делать? Позволить вам с Михаилом Анатольевичем стереть его в порошок?
– Могли, могли, – самодовольно сказал Кароль.
Он перестал играть и налил себе еще вина.
– Я, кстати, слышал, как он обозвал меня пижоном. Не знаю, как я его не разорвал там же, у кладбищенских ворот!
– Чего ж не разорвали?
– Так ведь вы, мидам, защищали его, аки тигрица. Признайтесь, вы его все-таки чуточку любите?
– Как друга.
– Я вас не понимаю. Зачем искать суженого на краю света, когда рядом такой роскошный мужик? Аполлон во плоти!
– Вот именно, – сказала Вероника. – Ах, масьёр, и вы туда же! Ну не знаю, не знаю я, как объяснить! Он – само совершенство. Хоть бы один недостаток! Ростом был бы поменьше, что ли, лысинку бы имел, ноги кривые, волосы в носу…
– Боже, – Кароль глотнул вина, – вы меня пугаете! Неужели вам больше подошел бы такой, как я? Пижон с голубоватыми замашками? Ах, нет, просто голубоватый пижон…
– Почему бы и нет? – не без вызова сказала Вероника и тоже потянулась за вином.
Кароль предупредительно перехватил кувшин и налил ей полный бокал.
– О, вы не видели Чижа, мидам! Вот кто понравился бы вам непременно. Есть у меня такой знакомый – еще меньше ростом и уродливей меня, ведет себя, как самый что ни на есть гей, но дерется, как бог. Он убийца.
– Познакомьте.
– Обязательно. Вот доберемся до Квейтакки…