Зато внешность второго поразила ее настолько, что она даже растерялась. Он был почти на голову выше своего товарища, да и во всей Ярославовой дружине, пожалуй, не нашлось бы ему соперников. Широкие плечи, длинные руки и ноги производили впечатление такой мощи, цельной, собранной и подвижной, что Елисава вздрогнула и крепче обняла березу: перед ней был живой ураган, способный сметать на своем пути решительно все. Она, своим родом и положением защищенная от всех на свете опасностей, кроме Божьего гнева, сейчас содрогнулась от благоговейного ужаса перед этой силой, словно перед ней стоял сам этот Божий гнев, судьба, рок, который сильнее любого смертного. Каждая черта этого жесткого, выдубленного северными и южными ветрами лица, каждый волосок из длинной густой гривы казались такими яркими, резкими, что мгновенно проникали в самую глубину души и завладевали ею. И нельзя сказать, чтобы он был красив, - варяжское лицо с прямыми грубоватыми чертами, одна бровь немного выше другой, небольшая бородка, блестящие, как голубая молния, острые и зоркие глаза, тонкий, но заметный шрам, неровно протянувшийся от подбородка до скулы. Это лицо излучало силу, которая была больше красоты и которая делала красоту ненужной. Перед Елисавой стоял человек, привыкший всегда и во всем быть первым, понимавший первенство как свое неотъемлемое право. Золотистые волосы, заплетенные вдоль лица в две косы, сзади падали на спину свободной волной; в каждом волоске отражалось солнце, и оттого казалось, что его голова окутана пламенем. Борода, усы и брови, имевшие мягкий рыжеватый оттенок, были чуть темнее волос, и эта единственная черта придавала его облику немного тепла и человечности.
Прижавшись к стволу березы, Елисава неожиданно растерялась, застыла и не знала, что ей делать - то ли гневаться, то ли звать на помощь. Какой-то глубинный внутренний голос призывал ее бежать без оглядки, - но, увы, в состязании с таким львом даже самая быстроногая лань заранее обречена.
Кроме того, мужчины, похоже, совершенно не представляли, кто она такая. Одетая в две обычные льняные рубашки и шерстяную поневу с девичьим узором, с пояском из тесьмы, княжна сейчас отличалась от простых девок разве что парой дорогих перстней.
- Что это она на нас так смотрит? - спросил у товарища белобрысый. - Неужели мы такие страшные?
- Слушай! - Высокий оживился, двинул бровью и даже слегка подался в сторону Елисавы, из-за чего она вздрогнула и крепче прижалась к березе. - Если тут праздник, то мы с ней можем сделать все, что хотим? Это же вроде Праздника Дис, я правильно помню?
- Нет, ты перепутал! - Белобрысый поспешно схватил его за локоть. - До того праздника, когда все можно, еще два месяца. Тогда везде будут жечь костры. Вот не думал, что придется объяснять тебе, что к чему, ведь ты когда-то так хорошо в этом разбирался! Ты помнишь хоть какие-нибудь русские слова? - спросил он своего спутника и с подчеркнутым дружелюбием улыбнулся Елисаве.
И это выглядело настолько забавно, что она невольно улыбнулась ему в ответ. Хотя, слушая их, княжна от изумления и возмущения едва ли помнила себя. С трудом верилось, что двое чужих мужчин обсуждали ее в таком тоне - ее, старшую дочь Ярослава! - да еще при ней, точно она глухая! Или им даже в голову не пришло, что она может их понимать?
- Сколько угодно, только все ругательные! - тут же отозвался высокий.
- И те путаешь с греческими. Нет, ты дикий человек! - Белобрысый сокрушенно покачал головой. - Тебя нельзя пускать в приличный город!
- Неправда! Я вчера в бане был!
- Откуда вы?
Наконец Елисава настолько овладела собой, что решилась задать этот простой вопрос.
Лица варягов волшебно изменились - несколько слов на их родном языке, произнесенные привычно и без усилий, в устах это славянской девушки так поразили их, как если бы с ними заговорила береза.
- Ты болван, Ульв! - сказал высокий, глядя на Елисаву. - Она все понимает.
- А я тут при чем? - Белобрысый Ульв повел плечом. - Наверное, ее отец - кто-нибудь из наших. Не бойся, Фрейя длинных кос!
- Еще кто кого должен бояться, Бальдр острых мечей! - холодно отозвалась Елисава. - Я на своей земле.
- Любая земля, куда я прихожу, становится моей! - с вызовом ответил высокий и горделиво положил руки на пояс.
Елисава скользнула беглым взглядом по этому поясу: он был сплошь усажен золочеными узорными бляшками с подвесками, что по дружинным меркам означало высокое происхождение, положение и громкую ратную славу. Впрочем, от такого человека иного ожидать и не приходилось.
Ты кусок земли получишь
Ровно восемь стоп длиною,
- насмешливо ответила она, кстати, вспомнив вису Эйрика конунга из норвежского фюлька Хейдмёрк, сказанную, по преданию, в ответ на требование Харальда Прекрасноволосого отдать эту землю под его власть, и смерила новоявленного завоевателя надменным взглядом. - Знаешь такую сагу?
Потому что ростом конунг.
Будет больше прочих воинов!
- подхватил белобрысый и захохотал.
- Сейчас мы тебя положим где-нибудь на травке, вот и проверим! - с небрежной угрозой ответил высокий, но Ульв крепко схватил его за плечо и почти повис на нем, не давая сдвинуться с места.
- Э, э, сдай назад! - в испуге воскликнул он. - Погоди, у нас еще весла не обсохли, еще ничего не ясно, что тут в городе, на кого мы можем рассчитывать, а ты уже лезешь в неприятности! Знаешь, сколько это здесь стоит!
- Ну, если кто придет за платой, то пару хороших ударов меча он у меня всегда получит! Ты же знаешь, я не жадный!
- У меня есть отец и шесть братьев! - отчеканила Елисава. Почувствовав явную угрозу своей чести и достоинству, она преисполнилась яростью и злой отвагой. - Если ты меня только тронешь, тебе это будет стоить головы!
- Тогда я буду каждую ночь приходить к тебе без головы! - Высокий усмехнулся, пристально глядя на нее своими пронзительными голубыми глазами, и Елисаву, несмотря на всю ее храбрость, пробрала дрожь под этим взглядом. - Мертвый я буду еще противнее, чем живой. Так что тебе лучше не упрямиться.
- Ходячих мертвецов у вас в Нордлёнде вызывают в суд и объявляют вне закона! - Елисава тоже усмехнулась. - А у нас бьют осиновыми кольями! И это помогает еще лучше!
- Смотри, какая смелая! - восхитился Ульв. - Должно быть, отец ее большой воевода… не меньше десятника.
- Да, пожалуй! - ядовито отозвалась она. - И если вы, отважные воины, явились в Кёнугард с целью продать подороже ваши острые мечи, то вам придется проехать чуть подальше… еще месяц пути. Когда вы придете наниматься в десяток к моему отцу, вас не примут!
Она оторвалась от березы и торопливо пошла прочь. Оба варяга смотрели, как исчезает среди белых стволов ее светлая рубашка, и оба думали примерно об одном и том же.
- Ты не помнишь, разве у Рёгнвальда были дочери? - спросил высокий.
- Сына помню, Ульвом звали, как меня. - Его товарищ пожал плечами. - Да у Регнвальда уже внучки могут быть, только они скорее в Альдейгье живут. Но… тролли их разберут, кто тут теперь наверху. За одиннадцать лет много чего случилось!
- Ну, так где обещанное пиво? - Высокий огляделся.
- Будем искать. Пойдем! - Ульв хлопнул его по плечу. - От девчонок сегодня, кроме песен, ничего не добьешься. Поищем, где у них тут гуляют мужчины. Там уж точно нальют… если мы будем вежливы.
- Хотел бы я поглядеть на того, кто не сочтет меня достаточно вежливым! - Высокий самодовольно ухмыльнулся. - Я этому наглецу сразу челюсть на сторону сворочу. Хочешь, поспорим, что я раздобуду пива совершенно бесплатно?
- Пусть тролли с тобой спорят! - почти в ужасе отмахнулся Ульв. - А я не такой дурак. Я тебя знаю. Ты ведь всегда вытаскиваешь белый камешек, даже если в кувшине были одни черные!
Оба варяга засмеялись и пошли меж берез к поляне, откуда смутно долетало гудение рожков и обрывки нестройно поющих голосов.
Елисава, выйдя из рощи, почти сразу наткнулась на Прямиславу, но та была так захвачена собственными переживаниями, что не заметила яркого румянца и блеска глаз старшей сестры.
- В Вышгород голова царьградского обоза пришла! - воскликнула она, едва завидев Елисаву. - И еще сказали: немцы завтра будут здесь!
- Ах, пропади они пропадом эти немцы! - в сердцах ответила Елисава, еще не остыв после встречи в роще. Она и сама не знала, почему весть о долгожданном приезде посольства вызвала в ней только досаду.
По дороге до княжьего двора, одолевая гору, она немного успокоилась. Краем уха, слушая болтовню Прямиславы и нянек, Елисава пыталась прикинуть, что ей следует надеть к прибытию немцев, но в голове была путаница. А нужно усвоить урок и сосредоточиться на важном: даже если герцог Фридрих слеп как крот, она не позволит и ему принять ее за простую девку, которой можно говорить все глупости, что приходят в голову! Княжна мысленно перебирала верхние и нижние рубахи, накидки, венцы, ожерелья, сапожки, но все это вдруг представилось ей безвкусной и беспорядочной кучей, в которой ничего ни к чему не подходило. И при этом на нее был направлен насмешливый, пристальный и немного пренебрежительный взгляд острых голубых глаз под густыми рыжеватыми бровями. Их обладатель смотрел на нее неотрывно, смеясь над ее попытками принять важный вид и одновременно давая понять, что вся эта куча тряпок не имеет ни малейшего значения…
Когда Елисава вместе с сестрами и челядью вошла во двор, навстречу им с крыльца сбежал Ульв сын Регнвальда. Вид у него был возбужденный, скорее встревоженный, чем радостный, и Елисава мельком подумала, не явилась ли к ним, в придачу к немцам и царьградскому обозу, какая-нибудь шальная, не связанная договором печенежская орда.
Но она не успела как следует вылепить эту мысль, ибо ее заметил Ульв. Он остановился и, махнув рукой, крикнул:
- Эллисив! Слышала новость? Как раз для тебя! Харальд вернулся!
Женщины вокруг ахнули, а Елисава застыла, как будто вмиг превратилась в ледяной столб. Ей стало жарко и холодно разом, мир покачнулся. То, что сказал Ульв, находилось в невероятном соответствии с тем, что она принесла в себе. Он только назвал по имени ее впечатление. Харальд!
Харальд!
Это был он! Тот, кого она только что видела! На свете просто не может быть два таких человека! Высокий, с рыжеватыми бровями, из которых одна выше другой… Весь его вид, осанка, повадки, меч, пояс, гордая самоуверенность в каждом слове и движении - во всем был виден он, потомок норвежских конунгов, завоеватель Страны Сарацин, опора и угроза византийского престола. Может, она и сама догадалась бы, если бы не была убеждена, что он за морями… И если бы у нее в распоряжении было побольше времени…
А вот он почему не догадался? Он-то каким дураком себя выставил! Встретил девушку, к которой сватался, и не узнал! Да к тому же еще наговорил ей такого, за что сам свернул бы шею любому другому.
И Елисава, уцепившись за плечо Буденихи, вдруг расхохоталась на весь двор. Люди оборачивались, не понимая, что так развеселило старшую Ярославну, а она все смеялась, свободной рукой смахивая слезы со щек. Все-таки лучше смеяться, чем стоять с глупым видом.
Глава 5
Поднявшись в терем, Елисава хотела первым делом пройти к матери, но боярыня Любава Прозоровна многозначительно указала ей на закрытую дверь и погрозила пальцем: там был князь. Не обращая внимания, Елисава потянула за литое бронзовое кольцо и вошла в горницу, убранную со всей роскошью, которую могли предоставить умельцы Руси, Скандинавии, Ирландии, Византии и Востока. Здесь действительно находился князь Ярослав: сильно хромая и опираясь на посох с серебряным набалдашником в виде львиной головы, он расхаживал перед сидевшей на лежанке княгиней Ингигердой. Между родителями происходило бурное объяснение.
- Это ты мне советовала! И как я теперь буду выкручиваться, скажи мне, как? - говорил Ярослав, но при звуке заскрипевшей двери умолк и с гневом глянул на вошедшую.
Однако при виде старшей дочери он изменился в лице: не то чтобы обрадовался, но признал, что она имеет право находиться здесь. И это вмиг открыло Елисаве, о чем сейчас шла речь.
- Вы знаете, да? - слегка задыхаясь, воскликнула она. - Он вернулся! Это правда, я его видела!
- Надо же, ты успела его повидать? - Княгиня Ингигерда сразу поняла, о ком говорит дочь, и усмехнулась. Несмотря на то что разговор, похоже, был тяжелый, она не теряла самообладания и даже сохраняла свой всегдашний, уверенный и немного насмешливый, вид. - А нас он не спешит навестить. Значит, он по-прежнему тебя любит?
- Любит! - с издевкой и негодованием одновременно фыркнула Елисава. По-прежнему! Любит! Да разве можно назвать любовью его давнее сватовство?! А также то, что случилось сейчас в роще!
- Кто ему позволил видеться с моими дочерями без моего ведома? - возмутился князь Ярослав. - Пока еще только я вправе решать, с кем и как им видеться, что бы он там себе ни воображал! Кто его к вам пустил? Почему мне не сказали? Но если он все-таки здесь был, то мог бы зайти поприветствовать и нас! Харальд всегда был наглецом, а теперь, должно быть, вообразил себя такой важной птицей, которой никакие законы не писаны!
- Его здесь не было, он сюда не приходил, я видела его в роще! - закричала Елисава, перебивая отца и стараясь заглушить этот поток возмущения, больше похожий на брань. - И он не любит меня, он меня даже не узнал! Ну и глупый же вид у него будет, когда он увидит меня здесь.
- Это хорошо! - весело ответила княгиня Ингигерда. - А то твой отец боится, что глупый вид будет… у кого-то другого!
Княгиня не могла выставлять мужа дураком перед собственной дочерью, однако не понять ее намек было трудно.
- У тебя! - с досадой ответил князь Ярослав, которому гнев мешал рассуждать здраво. - Это ты мне насоветовала! Зачем только я тебя послушал!
- А затем, что никто другой не дал тебе совета получше! - ничуть не смущаясь, отозвалась княгиня. Она вообще никогда не жалела о прошлых решениях и поступках, ибо уважала себя и те побуждения, которые ее к этому подвели. - Кто же знал, что Харальд вдруг вернется? Я ведь не ясновидящая! Если бы он приехал не с весенним, а с осенним обозом, когда ты собрал бы подати, то все обошлось бы.
- Что случилось? - спросила Елисава, которая никак не могла уловить, о чем они говорят.
- Случилось… Теперь, если он опять посватается, придется давать еще и приданое. - Княгиня вновь обернулась к мужу.
Князь Ярослав, наконец, перестал ходить, сел на край лежанки и сжал голову в ладонях. Он был без шапки, и Елисава вдруг заметила, что в темных волосах на затылке у него светится "окошко". Отец уже не молод, а забот у него так много…
- Да что случилось-то? - повторила она.
- Мы заплатили Ульву и другим из тех денег, которые присылал на хранение Харальд, - пояснила княгиня. - Конечно, там еще много осталось, но Харальд отлично умеет считать деньги и сразу заметит нехватку.
- Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый! - в отчаянии повторял Ярослав слова апостола, словно взывал о помощи к византийским иконам в красном углу. - Теперь он скажет, что я вор! Где я сейчас возьму ему это проклятое серебро? А еще приданое! Нет, раньше осени никаких свадеб!
- Я не очень-то и тороплюсь! - надменно, как будто говорила с самим Харальдом, ответила Елисава и даже подняла нос повыше. Пусть никто тут не думает, что она прямо-таки дрожит от нетерпения стать женой того, кто одиннадцать лет прекрасно без нее обходился. - И еще вопрос, хочу ли я за него выходить!
- Отлично! - насмешливо одобрила княгиня. - Если ты, князь, не совсем разочаровался в моих советах, то вот тебе еще один: не можешь расплатиться с работником, давай ему побольше работы! Пусть Харальд сам добудет то, чем мы будем с ним расплачиваться. В наше распоряжение явился такой великий воин, что было бы глупо этим не воспользоваться. Он служил императору, захватил столько земель и городов, а для нас пока ничего не сделал. Пошли его на печенегов, на чудь, на литву! Хочет он жениться на нашей дочери - пусть сам раздобудет ей приданое! Пусть докажет, что достоин ее руки.
- Он скажет, что уже все доказал!
- Мало ли что было там, за морями! Какая нам польза от того, что он захватил восемьдесят городов в Стране Сарацин? Пусть соберет нам дань с ятвягов! Вот это будет и честь, и выгода. Значит, моя детка, ты понравилась ему при встрече? - Княгиня снова обратилась к дочери.
Елисава подумала и решительно тряхнула головой.
- Я думаю, что да!
Княжна могла утверждать это вполне уверенно. Она еще совсем не знала его, но успела понять: Харальд сын Сигурда не такой человек, чтобы останавливаться возле девушки, которая ему не понравилась бы.
На другой день Елисава поднялась пораньше, велела причесать себя с особой тщательностью и выбрала лучшее платье. Стола из плотного алтабаса, с узорами, вытканными золотой волоченой нитью по бледно-желтому полю, с оплечьем и рукавами, обшитыми гладким темно-коричневым, почти черным бархатом, который умелые царьградские мастерицы украсили узорами из золотой и серебряной нитей с жемчугом, была частью наследства, оставшегося после жены деда Владимира Святославича, византийской царевны Анны. К темно-рыжим волосам Елисавы все это необыкновенно шло. Правда, ростом царевна Анна явно уступала Елисаве, потому что стола была ей коротковата, но зато позволяла показать красные сафьяновые полусапожки, точь-в-точь такие, какие носят царевны. Дополнял наряд золотой венец с жемчужными привесками, с крестиком надо лбом, выложенным из четырех самоцветов: двух голубых глазков бирюзы, зеленого хризопраза и черного агата, обрамленных крупными жемчужинами. Во всем этом Елисава очень нравилась себе - уж наверное, красотой и статью она ни одной византийской царевне не уступит. По крайней мере, Будениха и горничная девка Куница, одевавшие ее, неизменно приходили в восторг.
Сидя в горнице, Елисава ждала сама не зная чего и чувствовала только, как нарастает, закипает волнение, как все больнее сжимается что-то внутри - просто оттого, что ничего не происходит. Она убеждала себя, что еще слишком рано, что Харальду нужно время, чтобы привести в порядок себя и дружину… но неужели ему не хочется повидать свою невесту, узнать, какой она стала? Неужели ему это безразлично? Внутренний голос подсказывал княжне, что он не придет, но какая-то мучительная внутренняя боль давила и грызла ее, и уже к полудню Елисава чувствовала себя изнеможенной и с трудом сохраняла невозмутимый вид.