Во все время этого разговора Елена внимательно смотрела на мужа. Эдмон ел с большим аппетитом и на разговор тестя и матери обращал очень мало внимания.
- Ты сегодня где вечером? - спросил он вдруг у Густава.
- Здесь, - отвечал Домон, - а ты?
- Я обещал быть у де***.
Елена бросила почти умоляющий взгляд на Эдмона; Эдмон не глядел на нее; взгляд был замечен Густавом.
- Я тебе не советую уходить, - сказал последний, подойдя к Эдмону, когда все встали из-за стола.
- А что?
- Это огорчит Елену.
- Елена ребенок, - отвечал Эдмон. - Всегда тебя слушать, значит, никогда не выходить из дому.
- Ей можно извинить. Она так тебя любит!
- Женщины, мой друг, так уж созданы: рано или поздно их любовь обращается в тиранию. Что тут дурного, что я сделаю визит де***? Он у меня несколько раз был.
- Елена ревнует.
- К кому?
- К его жене.
- Елена дурит. Ревнует ко всем женщинам без разбору.
В это же время Елена подошла к Лорансе.
- Вот, - сказала она, - сегодня опять уходит.
- Не огорчайтесь, - отвечала Лоранса, - вы себя только расстраиваете. Эдмон любит вас больше, чем когда-нибудь.
- Бог знает!
Елена невыразимо грустно вздохнула.
К разговаривавшим подошла г-жа де Мортонь.
- О чем вы это? - тихо спросила она.
- Елена грустит, - отвечала Лоранса, - что ее муж часто бывает у де***. Ей кажется, что Эдмон ухаживает за его женою.
- Пусть идет, - отвечала г-жа де Мортонь, - оставьте ему полную свободу. Это лучшее средство, чтобы он вернулся к вам. Будете удерживать, только раздражите его. Вам не все ли равно, что он ухаживает за г-жой де***? Ведь вы знаете, что он любит одну вас.
- Грустное утешение! - проговорила Елена сквозь слезы.
- Посмотрите, как он поправился и поздоровел, - говорила доктору мать, указывая на закуривавшего сигару сына. - Как я счастлива, доктор, и как много я вам обязана!
- Ты не пройдешься со мною немного? - сказал Густаву Эдмон, взявшись за шляпу.
- Нет, я останусь с дамами.
- Так прощай.
- Ты уж уходишь? - спросила Елена, видя, что Эдмон совсем собрался.
- Да.
- Скоро вернешься?
- Так, через час.
- Точно через час?
- Точно.
Елена подставила ему лоб, и Эдмон поцеловал ее.
- Не уходи сегодня, - тихо сказала она, все еще надеясь удержать его.
- Что это тебе так хочется, чтобы я непременно сидел дома?
- Сегодня три года, как мы обвенчаны; можно этот день посвятить жене.
Эдмон нетерпеливо пожал плечами и бросил шляпу на стол.
- Ступай, если непременно хочешь, - сказала Елена.
- Не пойду я, когда ты требуешь, чтоб я остался.
- Я не требую вовсе, я тебя прошу… сегодня день нашей свадьбы, все наши друзья здесь…
- Я не знал, что сегодня день нашей свадьбы.
- Забыл! Ты уж меня, стало быть, не любишь?
Эдмон взялся за шляпу.
- Ну, если еще смотреть на чувствительные сцены, так, право, незачем оставаться.
- Ступай, я тебя не удерживаю; я, точно, виновата. Обними меня еще раз. Так ты через час вернешься?
- Через час, ровно.
Елена ему улыбнулась, и Эдмон вышел.
- А засидится до полночи! - прошептала она.
- Что, мое дитя? - спросила Елену г-жа де Пере. - Что, вы будто грустны? Что с вами?
- Ничего, - отвечала Елена, - так.
- Что Эдмон-то уходит, так вы этим огорчаетесь? Полноте! Ведь он знает, что вы здесь не одни, а то бы он не ушел. Ведь он еще молодой человек! В двадцать шесть лет нужно же иметь какие-нибудь развлечения.
Г-жа де Пере, по обыкновению, всегда оправдывала сына. Она желала только счастья и здоровья Эдмону. Елена знала, что не найдет в ней сочувствия, и никогда в тяжелые минуты не обращалась к ней.
Густав, де Мортонь с женою и доктор сели за вист. Вист занимал очень мало Домона, он играл только для удовольствия других.
Перед началом игры он поцеловал жену и ребенка.
Лоранса, с ребенком на руках, села возле Елены на диван; г-жа де Пере занялась чтением.
Елена поминутно посматривала на часы. Прошло полтора часа: она встала.
- Куда вы? - спросила Лоранса.
- В свою комнату…
- Так вместе пойдемте.
- Пойдемте.
Елена была так бледна, так печальна, что Лоранса боялась оставить ее одну.
Войдя в свою спальню, Елена опустилась на стул, закрыла руками лицо, и более не стесняемые рыдания вырвались из ее груди.
- Боже! Как я несчастна! - говорила она, заливаясь слезами.
- Ну, друг мой, сестра, не плачь, - утешала ее Лоранса.
- Он эту женщину любит, - повторяла Елена, - я знаю… хотел быть через час, а вот прошло сколько времени!
- Вы напрасно тревожитесь… его что-нибудь задержало.
- Я бы ничего не говорила, если бы только это, - отвечала Елена, - но Эдмон вообще переменился. Если бы вы знали его прежде, вы бы не узнали его теперь. Прежде он дорожил моим каждым словом, не позволял даже, чтобы горничная до меня дотрагивалась. Теперь я сижу одна целые дни. Правда, теперь он надеется жить, тогда думал умирать. Близость смерти, может быть, только и внушала ему любовь ко мне. Бывают минуты - я этому верю. И мне думается тогда: лучше бы отец не спасал его! Он бы умер, унося в могилу любовь ко мне, а теперь, теперь, повторяю вам, Лоранса, я убеждена, что он любит другую.
Вошел Густав.
- Я видел, как вы обе вдруг ушли, - сказал он. - Разве что-нибудь случилось?
Лоранса указала на Елену и отвечала тихо:
- Она плачет.
- Густав, - сказала Елена, взяв его за руку, - вы не огорчаете свою жену, вы не покидаете…
- Вы ребячитесь, - заметил Густав, - ведь Эдмон вас любит.
- Я ей то же говорю, - прибавила Лоранса.
Но в ее взгляде, брошенном при этом на мужа, можно было прочесть, что она сама сомневается в истине слов своих.
- Останься с нею, - шепнул ей Густав, - я пойду за Эдмоном и объяснюсь с ним решительно; так это оставаться не может.
- Ступай, мы будем здесь все время.
Густав пожал руку жены и вышел.
Г-н де***, у которого был Эдмон, жил на Итальянском бульваре. Густав был с ним знаком и потому в его посещении не было ничего предосудительного.
- Г-на де*** нет дома, - отвечал Домону слуга, - госпожа дома.
- Доложи.
Густав нашел Эдмона и г-жу де*** наедине. Оба они выразили на лицах удивление. Густав решился разом покончить.
- Прошу вас извинить меня, - сказал он, обращаясь к г-же де***, - жена Эдмона больна, и я, зная, что он здесь, пришел за ним.
Если было уже поздно для того, чтобы войти к даме, точно так же поздно было у нее оставаться.
Г-жа де*** поняла намерение Густава и слегка покраснела.
- Я вас не смею удерживать, - сказала она, обратясь к Эдмону, - потрудитесь передать мой поклон вашей супруге; надеюсь, что она больна не опасно.
- Это еще что такое? - нетерпеливо спросил Эдмон, когда друзья были уже на улице.
- Ты нехорошо поступаешь по отношению к Елене, - отвечал Домон твердым голосом.
- И ты взял на себя обязанность делать мне замечания?
- Да.
- Напрасно, ты мне ничего нового не скажешь.
- Ты выслушаешь и то, что я тебе скажу.
- Ты мне друг, это правда. Я слушаю.
- Ты обманываешь Елену.
- Это опять-таки мое дело; мое, а не чье другое.
- Это тоже и мое дело, потому что три года назад я просил Елену согласиться быть твоею женою; ты тогда любил ее; ты ко мне бросился на шею, когда я объявил тебе о ее решении - выйти за тебя замуж.
- Три года тому назад…
- Да, три года.
- А в три года, друг мой, много воды утекло. Тогда я харкал кровью и полагал, что проживу только два года; теперь я так же здоров, как ты, и жизнь представляется мне в ином свете. Я и теперь люблю Елену, но люблю как жену, с которой день за днем проведено три года. Не всегда же валяться у ног жены, как в первые дни брака. Первые страсти сменяются тихою привязанностью, дружбою, и повторяю еще раз: рассчитывая, что проживешь только два года, можно много наделать вещей, которые самому потом кажутся смешными.
Мне двадцать шесть лет, я женат; так ведь двадцать шесть, Густав, а не шестьдесят, чтобы, кроме жены, не смотреть ни на одну женщину!
- И ты готов принести ее в жертву пустому капризу?
- Такова жизнь, Густав; не будь окружена Елена людьми, которые смущают ее, она бы не считала себя жертвою.
- Это ты про меня говоришь, Эдмон?
Де Пере не отвечал ни слова.
- Так у тебя ничего не осталось в сердце? - продолжал Густав. - Ты забываешь любовь и дружбу! Это нехорошо! Это неблагодарно!
- Ты разве вспоминаешь о Нишетте, а ведь любил ее? Нет, не вспоминаешь.
- Да ведь ты обязан Дево жизнью: из признательности к нему, если не из любви к Елене, ты должен помнить о счастье его дочери. Ты не отвечаешь?
- Что ж тебе отвечать?
- Как что? Отчего неблагодарен?
- Густав, я об этом думал и почти пришел к тому заключению, что мне не за что благодарить Дево.
- Он тебе жизнь спас…
- Я тебе говорю, иногда бывают минуты, мне кажется, лучше бы умер я два года тому назад; только мать не хотелось бы огорчить, а лучше! Умер бы я, сожалея о жизни, с верою в чистую любовь, с убеждением, что есть на земле счастье… А теперь - сознаться тебе, Густав? - кажется мне, что я вовсе не создан к семейной жизни; чувствую, что и Елена несчастна; да что ж делать? Я переродиться не могу. Может быть, я и любил-то ее только потому, что мне и двух лет жить не оставалось… Я недавно прочел письмо, что писал к ней, узнав о ее согласии: смешно показалось, совсем смешно!
В два года я растратил весь определенный человеку капитал счастья; теперь, когда мне еще, может быть, долго предстоит жить, - я в положении разорившегося мота, которому грозят кредиторы. Часто мне бывает до того тяжело, до того скучно, что я готов идти Бог знает куда, только чтоб не сидеть дома.
Елена меня любит, - я знаю - она еще хороша, преданна, ей я обязан жизнью, умри я - завтра же умрет и она… я ее уважаю как святую женщину, благословляю как мать, но… Что ж делать, Густав, - говорю правду: я ее не люблю и не любил, кажется, никогда.
- Бедная Елена! - сказал Густав.
- Я и сам ее жалею.
- Но счастлив ли, по крайней мере, ты?
- Ты мне поверишь, Густав?
- Ну?
- Сколько бы лет ни предстояло мне впереди, я их все отдам за пять таких месяцев, какие я провел первое время после женитьбы.
Они дошли до улицы Трех Братьев. Время от времени Эдмон проводил рукой по лицу, будто отгоняя какую-то неотвязную мысль.
"И он прав, - думал Густав в то же время. - Условия жизни одинаковы для всех: мы оставляем все, что любили прежде, - сожалеем и все-таки оставляем… Я ему не могу делать упреков. Он заставляет страдать Елену - а разве Нишетта из-за меня не страдала? Хорошо ли я сделал?"
Он отворил дверь в комнату Елены; Лоранса с ребенком на руках вышла к нему навстречу.
Никогда не казалась ему она так чиста и прекрасна. Ее улыбка была ответом на вопрос, зародившийся в уме его.
Эдмон подошел к Елене и протянул ей руку; бедная женщина бросилась обнимать его.
Сердце Эдмона не забилось ни сильнее, ни чаще.
__________
Прошло еще десять лет.
Г-жа де Пере умерла, улыбаясь сыну, с уверенностью, что он счастлив. Смерть ее, разумеется, не вылечила его от разочарования. Теперь де Пере уж и не говорит о нем.
Де Мортонь и жена его еще живы, но уже у г-жи де Мортонь паралич.
Доктор Дево очень хорошо себя чувствует; излечение Эдмона увеличило его практику.
С болезнью г-жи де Мортонь Густав и Лоранса переехали в Ниццу; сын их в первый раз причащался в тамошней маленькой церкви.
Эдмон префектом в городе***.
Какой скромный выход нашли все его стремления!
Все свободное, время он посвящает сорокалетней жене какого-то адвоката. Связь эту знает весь город. Елена тоже знает - и смеется!
В Туре на главной улице можете видеть вывеску:
Моды и платья.
ЛАКРУА.
Эта Лакруа - наша общая знакомая Нишетта. Через два года по приезде в Тур она вышла замуж за сына книгопродавца, магазин которого был против магазина Шарлотты.
Чтобы рассеять неутешную модистку, молодой человек приносил ей книги. От передачи книг дело дошло до передачи чувств, и благополучно кончилось законным браком.
Говорят, что они живут с примерным согласием.
У достопочтенной гувернантки Анжелики сделалась спинная сухотка, но "Кенильвортский замок" она, наконец, одолела.