Анжелика шла медленною, степенною походкою, не говоря ни слова, будто боясь неуместным движением утратить полученную ею в церкви благостыню.
В ту самую минуту, когда Елена взялась за ручку своей двери, Эдмон быстро обернулся и безмолвно приложил к губам полученную им накануне записку.
Глаза Елены тотчас же опустились, а лицо загорелось ярким румянцем.
"Письмо от нее, - решил молодой человек, - во что бы то ни стало я буду благодарить ее - но как заговорить с нею?"
И Елена скрылась за дверью, а Эдмон все еще стоял, неподвижно устремив глаза на камни тротуара, которых касались ее маленькие ножки.
Войдя в свою комнату, Елена первым делом подошла к окну, намереваясь еще раз взглянуть на заинтересовавшего ее молодого человека, но несносное окно было отворено, шторы были подняты: не было никакой возможности посмотреть в окно и не быть замеченною с улицы.
Впрочем, Эдмон едва ли бы ее увидал. Мечты его и неподвижное созерцание тротуара были неожиданно прерваны знакомым ему голоском, раздавшимся над самым его ухом.
- Влюбленный уж здесь - и мечтает! Давно ли?
Эдмон обернулся: перед ним стояла Нишетта, в руках ее была дамская картонка.
- Это вы, Нишетта, - сказал он. - Что вы здесь делаете?
- Хорош вопрос, что делаю! Вы уж и забыли, что я обещалась помогать вам.
- И вы приступили уже к исполнению обещания?
- Как видите.
- Я ничего не вижу.
- Что у меня в руках?
- Право, не знаю, картонка какая-то.
- Ну…
- Ну…
- Какой недогадливый! В картонке шляпка и чепчики, и я иду к г-же Елене Дево. Поняли?
- Понял; ну а вдруг вас не примут?
- Вот мило! Иду, стало быть, примут.
- И вы ее увидите… завидую вам!
- А вы видели ее?
- Видел.
- В церкви?
- В церкви.
- И на целый день счастливы?
- Счастлив - что ж делать?
- А кому вы этим обязаны?
- Как кому? Ей - я думаю.
- Ей! Неблагодарный вы - вот что! А кто вам посоветовал идти в церковь - забыли?..
- Вам обязан, вам, моя добренькая. Только не сердитесь.
- Не сержусь, не сержусь; прощайте.
- Так вы… так вы точно идете к ней?
- Так шучу я, что ли?..
- И вы обо мне будете говорить с нею?
- Нет, об Густаве. Еще спрашивает!
- Только, Нишетта… знаете ли: осторожнее…
- Мне не учиться! Лучше вас знаю женское сердце. Хочу, чтобы вы были счастливы - и будете, и все-таки будете обязаны мне. Прощайте, прощайте… Заходите ко мне в два часа: много порасскажу вам.
- Осторожнее, Нишетта… ради Бога…
- Подите вы! Трус! В два часа, помните.
- В два часа.
И легко перейдя на другую сторону улицы, Нишетта скрылась за дверью, еще раз улыбнувшись влюбленному.
Часть вторая
XIII
Было еще слишком рано для того, чтобы Елена могла принять Нишетту, но модистка, сообразив, что дело было летом и в воскресенье и что, следовательно, доктор непременно утром же поедет с дочерью за город, решила безотлагательно покончить дело. В простоте сердца она веровала, по старинному преданию, что в воскресные летние дни весь город переселяется за город.
За решимостью исполнение последовало быстро. Нишетта надела легонькую соломенную шляпку, завернулась в маленькую шаль, наполнила картонку разнообразными модными изделиями и направилась на улицу Лилль, где, как известно читателю, встретила Эдмона.
Когда Нишетта вошла, Елена была в кабинете отца, по обыкновению работавшего утром.
- Вас какая-то женщина спрашивает, - сказала ей вошедшая Анжелика.
- Какая женщина? - спросила Елена.
- Говорит, что вы ее не знаете, у нее картонка в руках.
- Верно, из модного магазина, - заметил доктор. - Ступай, друг мой, купи себе обновочек к лету.
Дево поцеловал дочь и принялся опять за перо оканчивать давно начатое им сочинение, в котором ученый доктор предполагал объяснить человечеству вечное начало жизни.
- Где же? Кто меня спрашивал? - сказала Елена, вбегая в свою комнату.
- Ждет в передней, - отвечала Анжелика.
- Так просите сюда.
Когда Нишетта вошла, Елена невольно залюбовалась хорошенькою головкою гризетки: ее удивление не ускользнуло от бойкого взгляда нашей приятельницы, и нельзя сказать, чтобы не понравилось ей.
- Я имею честь видеть г-жу Елену Дево? - спросила Нишетта.
- Я Елена, - отвечала дочь ученого доктора.
Анжелика, считавшая исключительною обязанностью всюду соприсутствовать своей воспитаннице, слушала себе хладнокровно, стоя и пользуясь преимуществом толстых женщин складывать на животе руки.
Нишетте очень хотелось удалить эту непредвиденную ею свидетельницу: она понимала, что при гувернантке Елена не решится быть откровенною.
- Я пришла показать вам, - начала Нишетта, - последние фасоны чепчиков, воротничков, рукавчиков…
- Покажите, пожалуйста, покажите, - отвечала Елена, садясь и с любопытством заглядывая в картонку, поставленную Нишеттой на кресло.
- Это вот по только что вышедшему журналу…
- Вы не из магазина ли, что на улице Сен-Тома?
- Нет, - отвечала Нишетта, быстро смекнув, что пришел удобный случай удалить гувернантку, заговорив об Эдмоне, потому что гризетка не сомневалась, что Елена непременно захочет узнать кое-какие о нем подробности. - Я не работаю в магазине, я живу одна. К вам я прислана по рекомендации знакомой вам дамы, г-жи де Пере.
- Так вы от г-жи де Пере? Вы ее знаете? - с изумлением, почти с радостью, воскликнула Елена.
- Очень хорошо знаю, я на нее постоянно работаю уже несколько лет.
- И она именно дала вам мой адрес?
- Да, я прислана от нее.
- Это странно!
- Что странно?
- Послушайте, Анжелика, - сказала Елена, обращаясь вместо ответа к гувернантке, - будьте так добры… у меня есть до вас большая просьба…
- Что вам угодно?
- Потрудитесь сходить к портнихе… я заказала ей розовое платье, а теперь розовый цвет к этому не подходит, так пусть она, если еще это можно, делает мне не розовое, а голубое платье, слышите: голубое… сходите, пожалуйста.
- Сейчас, - отвечала достойная гувернантка, нисколько не подозревая, почему розовый цвет вдруг сделался цветом неподходящим.
- Это не так близко, - продолжала Елена, - но мы не сядем обедать без вас.
Последнее замечание пришлось Анжелике очень по вкусу, и она немедленно стала надевать шляпку.
- Я бы вас не беспокоила, послала бы человека, - шепнула ей Елена, - да боюсь, что-нибудь перепутает.
- Как можно человека!
- Вы ведь любите чепчики? - тихо и вкрадчиво напевала ей Елена.
- А вам что?
- Нет, любите?
- Да, люблю, а что?
- Так, я только спросила.
"Купит мне чепчик! - подумала Анжелика. - Только бы догадалась - с пунцовыми лентами!"
И напутствуемая надеждой, почтенная гувернантка понеслась на всех парусах к портнихе.
"Дела идут хорошо, - подумала Нишетта. - Девочка влюблена, заметалась…"
И гризетка открыла картонку.
- Садитесь, - сказала Елена, - так будет удобнее.
С этими словами она придвинулась к Нишетте и взяла картонку.
- Вот ночные чепчики с розовыми лентами, - сказала Нишетта. - Розовый цвет вам, кажется, нравится?
- Так вы работаете на г-жу де Пере? - начала допрашивать Елена.
- Да, - отвечала Нишетта и в то же время подумала: "Вот оно!"
- Сколько ей, вы думаете, лет?
- Она еще очень молода; ей всего тридцать девять лет, но никто этого не скажет, - отвечала Нишетта, делая ловкий поворот разговора, - хотя ее сыну уже двадцать три года.
- Так у нее сын есть? - спросила Елена, устремив, по-видимому, все внимание на ночной с розовыми лентами чепчик.
- Как же! - отвечала гризетка. - И какой добрый! Какой прекрасный, умный молодой человек! Мать им не надышится!
- Вы его тоже знаете? - сказала Елена несколько уже дрожащим голосом.
- Знаю; я так часто вижу его у г-жи де Пере…
- Очень миленький чепчик, - перебила Елена, стараясь показать, что предшествовавший разговор интересовал ее очень мало.
- Угодно вам будет примерить? - сказала Нишетта, вставая.
- Позвольте.
- Как он вам, к лицу? - заметила Нишетта, посмотрев в зеркало на Елену.
- Что это стоит?
- Самая безделица. Сойдемся в цене, когда вы выберете все, что вам понравится.
Елена сняла чепчик, отложила его в сторону и села.
- Что у вас еще есть?
За этим вопросом последовал новый осмотр картонки.
Нишетта остерегалась первая заговорить об Эдмоне, притом же она была уверена, что Елена спросит, не утерпит; так оно и случилось.
- Чуть ли отец мой не знает Эдмона де Пере, - сказала Елена.
- Ну да, Эдмон! Его Эдмоном зовут! - подхватила Нишетта. - Разве я называла вам его по имени?
- Нет, я видела у отца его карточку, - отвечала, покраснев, Елена, - теперь я вспомнила.
- Ну да! Он ходил к вашему батюшке; был не совсем здоров и хотел успокоить мать; она так всегда о нем беспокоится.
- Ну, и успокоил ее?
- Успокоил совершенно, - отвечала Нишетта, чтобы только отвечать что-нибудь, не обнаружив настоящую причину его визита.
"Бедная женщина! - думала Елена. - Она и не подозревает опасности его положения!"
- Он вчера был здесь, - сказала она вслух.
- А сегодня утром не приходил? - спросила Нишетта.
- Нет.
- Вы это наверное знаете?
- Наверное, - отвечала Елена, покраснев еще раз. - А разве он хотел быть?
- Я его сейчас встретила на этой улице.
На это Елена не отвечала ничего и потупилась.
Гризетка ловко вела атаку: неприятель был ею оттиснут в самые дальние ретраншементы.
- Мне нужен чепчик, - сказала Елена, несколько оправившись, - вот для этой дамы, что здесь была и пошла к портнихе.
- Угодно вам в этом роде? - сказала Нишетта, вынимая еще чепчик из картонки.
- Да, хоть такой…
- Я совершенно такой делала г-же де Пере.
Елена решилась не отвечать; ей и то уж казалось, что об Эдмоне было говорено слишком много, хотя она и не подозревала, как интересует Нишетту все ею сказанное о молодом человеке.
Гризетка угадала ее решимость и дала себе слово заставить говорить ребенка.
- Точно такой, - продолжала она, - и именно это вкус ее сына. У него так много вкуса! Вообразите, он занимается матерью, как брат сестрою или как муж молодой женой. Ведь вот, кажется, кто достоин-то счастия… а между тем…
- Что между тем? - быстро спросила Елена.
- Не знаю, что с ним сделалось последние два, три дня: грустен, задумчив… Что-то его сильно занимает. Г-жа де Пере заметила это и сказала мне: она очень добра со мною, знает меня с самого детства и любит, как дочь; она мне всегда все рассказывает.
- А не знает она, отчего он сделался задумчив? - спросила Елена, с невероятным вниманием рассматривая подвернувшиеся ей под руку кружева.
- Как же не знать! Он ведь ничего от нее не скрывает.
- Что же с ним?
- Жениться думает.
- Отчего же не женится?
Нет надобности говорить, как сильно билось сердце Елены с самого начала этого разговора; как она против воли увлеклась им неодолимо, сознавая вполне, что говорить таким образом с незнакомою женщиною странно и что гризетка каждую секунду может вырвать у нее ее тайну.
Она успокаивала себя только тем, что сама не понимала хорошо, что происходит в ее сердце: как же могли об этом догадаться другие? Ей и в голову не приходило, что Нишетта была подослана Эдмоном; невинный ребенок, она бы усомнилась, если бы ей даже это сказали.
- Не женится потому, что еще не знает, любит ли его девушка, в которую он влюблен, - продолжала Нишетта.
- Так он никогда не говорил с нею?
- Никогда; он ее только видел.
- И, никогда не говоривши, полюбил?
- Да, это вам кажется странным, но заметьте: эта девица так хороша, столько в ней чувства и души, что, взглянув на нее раз, можно за нее отдать жизнь.
"Не слишком ли я далеко зашла?" - подумала Нишетта и тотчас же, вынув из картонки воротнички, показала их Елене.
- Это очень миленькие воротнички, - сказала она, - кружева самые простенькие, для молодых особ очень хорошо.
- Да… точно… - бормотала Елена, - с большим вкусом… я возьму…
- Так два чепчика и воротнички? - сказала Нишетта, давая ей время оправиться от смущения.
- Да, - отвечала Елена, не слыхавшая даже вопроса.
Нишетта встала.
"Что ж вы мне не говорите об Эдмоне?" - едва не спросило влюбленное дитя.
Гризетка, не спускавшая глаз с Елены, поняла, что происходит в ее сердце, но, боясь изменить себе, твердо решилась ждать, пока г-жа Дево сама не спросит о нем.
- Больше ничего не возьмете? - сказала она, закрывая картонку.
- Нет, благодарю вас, - отвечала Елена.
Нишетта долго завязывала картонку, потом тихо подошла к камину, взяла перчатки и медленно стала надевать их, не говоря во все это время ни слова и предоставляя Елене сыскать удобный предлог для возобновления обеих интересовавшего разговора.
Елена тщетно искала этот предлог.
Не было для нее никакого сомнения, что де Пере влюблен именно в нее; ей отрадно было слышать слова, подтверждавшие ее уверенность, но заговорить о нем она не решалась. И чем более проходило времени, тем затруднительнее ей казалось возвратиться к прежнему разговору и не обратить на этот возврат внимания Нишетты, не удивить ее, или, что хуже всего, не поселить в ней кое-каких подозрений.
- Прощайте, - сказала Нишетта, натянув, наконец, перчатки. - Позвольте надеяться, что вы и вперед не оставите меня своими заказами.
- Вы где живете?
Нишетта дала ей адрес.
- Сколько же вам следует заплатить? - спросила Елена.
- Сочтемся, когда будете что-нибудь заказывать, - отвечала Нишетта, направляясь к дверям.
Видя, что Нишетта уже уходит, Елена, чтобы только произносить и слышать любимое имя, решилась сказать то, о чем прежде никак не думала говорить.
Колеблющимся, исполненным внутренней борьбы голосом выговорила она, когда Нишетта взялась за ручку замка:
- Послушайте.
Сказав это, она вся покраснела, опустила глаза и не могла, не решалась продолжать далее.
- Вы меня изволили звать? - спросила Нишетта.
- Да, потрудитесь затворить двери.
Нишетта повиновалась.
- Вам покажутся странными мои слова; но признаюсь вам - г-н де Пере сильно меня занимает.
Нишетта хотела было отвечать, но Елена тотчас же продолжала:
- Я интересуюсь им так потому, что знаю про него одну вещь, которую, кроме моего отца и меня, не знает никто.
- Что же это такое?
- Г-н де Пере болен и не подозревает опасности своего положения. Вы так хорошо знакомы с его матушкой, скажите ему, когда увидите, чтобы он лечился серьезно… чтобы уехал отсюда… или нет, пусть остается здесь, только чтоб лечился непременно, чаще навещал моего отца, а уж отец будет наблюдать за ним, как за сыном. Теперь вы поймете, почему я много думаю об этом молодом человеке. Как же мне не думать о нем, когда я знаю, что его здоровье и самая жизнь в опасности?
Нишетта, никак не ожидавшая такого открытия и любившая Эдмона, как брата, побледнела.
- Уверены ли вы в том, что говорите? - сказала она.
- Уверена.
- Г-н де Пере точно болен?
- Болен и болен опасно.
- Стало быть, Густав не ошибался… - тихо сказала Нишетта.
- Что вы сказали?
- Я сказала, - дурно скрывая волнение, отвечала гризетка, - что вы - ангел доброты и что теперь мне неудивительно, почему Эдмон любит вас так сильно.
- Как? Что вы сказали? - вскрикнула Елена.
- Теперь нечего притворяться и скрывать от вас истину, - сказала Нишетта. - Г-н де Пере влюблен в вас, и вы… вы его сами любите, может быть, не замечая этого. Пусть покуда это остается между нами: будьте уверены, я не выдам никому вашу тайну. Когда-нибудь я вам расскажу все, и вы, может быть, будете даже мне благодарны. Теперь помните одно: Эдмон болен; малейшее огорчение может убить его. В ваших руках жизнь и счастье человека.
Слова эти, высказанные с увлечением, смутили Елену; без объяснений и будто непроизвольно поняла она, что сердце гризетки способно сочувствовать ее сердцу.
- Ради Бога, чтобы его мать не знала настоящее его положение! Его можно спасти, не говоря ей ни слова, - воскликнула она с наивной душевностью.
- Для его спасения довольно вашей любви; он уже будет счастлив сознанием, что вы его любите.
- Но… разве я сказала…
- Тсс!.. Сюда идут…
В комнату вошла Анжелика.
- У вас мой адрес, - говорила гризетка при ее входе, - что вам понадобится, потрудитесь прислать записку, и я явлюсь тотчас же.
Елена молча кивнула головою; отвечать она была не в состоянии.
- Платье ваше будет на днях готово, розовое, - сказала Анжелика по уходе модистки.
- Благодарю вас; вот вам чепчик, милая Анжелика; нравится вам?
- С пунцовыми лентами! Милое дитя, как вы добры, что обо мне вспомнили!
И, выражая признательность, почтенная гувернантка стиснула Елену в объятиях.
XIV
Нишетта никак не ожидала таких последствий от своего посещения. Пришла она, веселая и беспечная, узнать, может ли Эдмон надеяться быть любимым, и вот возвращается домой, взволнованная, опечаленная тяжелым открытием. Эдмон болен, жизнь его в опасности! Что же она скажет ему, когда он придет в два часа узнать, в каком положении его дело?
Болезни, опасения, горе были почти незнакомы гризетке: бедная совсем растерялась. Все ей представлялось в черном цвете, во всем видела она дурные приметы. Новость положения смутила ее совершенно, и она решилась не делать ни шагу, не говорить ни слова, пока не расскажет всего Густаву и не посоветуется с ним.
Под влиянием недавнего своего свидания с Еленой она тотчас же по приходе домой написала Домону:
"Как только получишь это письмо, тотчас же приходи, милый Густав: бедный друг наш Эдмон крепко нуждается в нашей привязанности. Помнишь, как часто я видела тебя задумчивым и что ты отвечал мне на мои вопросы, что с тобою? Ты всегда говорил мне, что опасаешься за его здоровье, что он кашляет, что отец его умер тридцати лет и что с каждым годом ты все сильнее беспокоишься за Эдмона. Знай же, друг мой, что предчувствия не обманули тебя. Эдмон болен тою же болезнью, что и отец его: я узнала это от Елены Дево, а ей сказал отец ее, доктор. Нужно нам подумать, как бы спасти его, если это еще возможно. Как мне это Елена сказала, я все еще не могу прийти в себя; сердце ноет, дышу с трудом и вот теперь пишу тебе, а сама плачу. Эдмон будет у меня в два часа; приходи, научи меня, что делать. Боюсь - не придешь ты - не сумею перед ним скрыть своего беспокойства.