Она ведь поклялась больше не быть жертвой. Однако пришлось сделать над собой усилие, чтобы не дергаться, держать подбородок и плечи. Мужчина молча рассматривал ее из-под насупленных бровей прищуренными глазами; она могла поклясться, что он нарочно заставляет ее томиться ожиданием, чтобы вывести из равновесия. Она изо всех сил старалась держаться.
В конце концов он вздохнул с явным раздражением. Его дыхание, коснувшись ее щеки, показалось похожим на поцелуй, и Энжи с трудом удержалась, чтобы не потрогать щеку.
– Нет на все, что вы продаете. – Голос звучал твердо и сердито и совсем не подходил человеку, способному поцеловать одним дыханием.
– Но вы даже не знаете, что я продаю! – Черт, неужели у нее дрожит голос?
– Знаю, – рыкнул он.
– Не знаете, – упрямо повторила она.
– Знаю.
Знаю. Это слово напомнило ей о Гарри. Даже вырванное из контекста, оно наполнило тоской, заставлявшей презирать себя. Сколько раз девчонка должна получить по зубам, прежде чем поймет, что в реальной жизни не бывает рыцарей в сияющих доспехах, а "долго и счастливо" бывает только в сказках. Все эти иллюзии до добра не доведут.
– Какое-нибудь дурацкое печенье, образовательную литературу или билеты на школьный спектакль. И на все это я говорю "нет".
Ну надо же! Да этот тип закоренелый скептик. Уж он-то точно никогда не стал бы жертвой собственных иллюзий.
– Должна сказать, что вы ошиблись по всем статьям. Я ничего не продаю.
Этот человек явно не привык к тому, чтобы его уличали в ошибках. Она сразу поняла это по угрожающе нависшим бровям. С ним надо держать ухо востро и не перегибать палку. Тем более что он может стать ее боссом!
– Я приехала по вашему объявлению, которое висело в Нельсоне.
Твердая линия его губ изогнулась уголками вниз. В сочетании с нависшими бровями это выглядело безнадежно. Будущий босс злился на нее, понятия не имея, о чем она говорит.
– Вы давали объявление, что вам нужна домработница.
Брови мужчины подскочили вверх, взгляд скользнул по фигуре Энжи.
– А-а, это…
– Да, это.
Он бросил на нее еще один долгий взгляд, видимо оценивая профпригодность. Она попыталась придать лицу самое подходящее для домработницы выражение.
– По этому поводу категорическое "нет".
Дверь снова начала закрываться, и Энжи в порыве отчаяния выставила ногу, чтобы ее остановить. Мужчина с удивлением и нескрываемым недовольством опустил на нее глаза, потом бросил взгляд, полный ледяной сдержанности, заставивший ее мгновенно смутиться и убрать ногу. Однако Энжи выдержала и не двинулась с места. Хозяин дома снова недовольно посмотрел на ее ногу, но она отказывалась отступить. Просто не могла!
Через секунду он снова вздохнул. Энжи снова почувствовала на щеке тепло его дыхания.
Он широко открыл дверь и уперся потрясающим широченным плечом в косяк, однако его непринужденная поза не могла ее обмануть. Каждый мускул буквально вибрировал от злости. Сложив руки на широкой груди, мужчина наклонил голову и ждал объяснений ее наглому поведению. Однако ледяная отстраненность лишь добавляла ему привлекательности. И все же раздраженный нетерпеливый изгиб слишком твердого рта заставил Энжи отбросить неуместные мысли о том, что скрывается под этой холодностью. А так хотелось узнать.
Этот человек пробуждал в ней безумные мысли. Потому что любовь уже успела ей преподнести полную чашу страданий.
Сначала Гарри решил, что их мечты о совместном будущем безнадежно скучны, и с обидной быстротой нашел более экзотическую и волнующую замену. А потом ее коллега Уинстон воспользовался тем, что разбитое сердце сделало Энжи такой уязвимой. Поддавшись его постоянным приставаниям, она всего лишь раз согласилась выпить с ним кофе. Он воспользовался этим, чтобы вторгнуться в ее жизнь.
Анжелика разозлилась на себя. С таким багажом она вообще не должна замечать, как выглядит хозяин Стоун-Хауса. И какой у него голос. И чем он пахнет. И что его дыхание так нежно касалось ее щеки. Если бы был выбор, она убежала прочь. Но выбора не было. Энжи охватило отчаяние. Продолжая удерживать дверь ногой, она решительно произнесла:
– Мне нужна эта работа. – Мужчина молчал. – Правда, очень нужна.
– Понятно. Вы не подходите. – Судя по всему, он был настроен не менее решительно, чем она. Даже более.
– Почему?
– Вы недостаточно зрелая.
– Полагаю, это зависит от того, что понимать под словом "зрелая".
– Взрослая.
– Насколько взрослая? Пятьдесят? Шестьдесят? Семьдесят? Восемьдесят?
Взрослость совсем не означала высокую квалификацию в профессии домработницы.
Какое-то время мужчина молчал, потом уголок его соблазнительного рта безрадостно приподнялся.
– Старше, чем вы.
– Уверена, комиссия по правам человека нашла бы, что сказать вам по поводу отказа дать мне работу – которую я, кстати, прекрасно умею делать – из-за моего возраста.
Его улыбка стала шире. Холодная, недружелюбная, пугающая. И внезапно исчезла. Он нахмурился.
– Вы мне угрожаете?
Энжи пришло в голову, что злить его, пожалуй, наихудший способ получить место.
– Ни в коем случае. Просто мне кажется, что вы могли бы более доброжелательно отнестись к претенденту, готовому работать, особенно если хотите найти высокоорганизованного, трудолюбивого и порядочного работника.
– Намекаете, что вы живое воплощение всех этих качеств?
То, что он не стал отпихивать ее ногу и не захлопнул дверь перед носом, давало некоторую надежду. Хотя нельзя сказать, что он не похож на человека, способного применить силу, чтобы добиться своего. Он смотрел угрожающе. Любой, кроме человека в крайних обстоятельствах, уже давно сбежал бы отсюда.
– У меня безвыходное положение.
– Ваше положение меня не…
– Могу поспорить, на ваше объявление никто не откликнулся, – предположила она. – Да и кто стал бы откликаться на такое.
– Например, вы.
– Я в безвыходном положении, но не только.
– Рад за вас, – откликнулся он язвительно; казалось, будто ее кольнули ножом.
– Я действительно высокоорганизованный, трудолюбивый и порядочный человек.
– Вы слишком молоды.
– Хм. Мне кажется, молодость для такой работы преимущество.
Мужчина молчал. Энжи ринулась вперед.
– Я буду очень стараться. Вы меня полюбите.
На его лице появилось выражение обидного сомнения. Как она могла такое сказать? Он ее полюбит? Да рядом с таким человеком даже мысленно нельзя произносить подобных слов.
– Я готова день поработать бесплатно. Если не понравится, вы ничего не потеряете.
Он мрачно посмотрел на нее.
– Послушайте, мисс…
– Нельсон, – вставила она, воспользовавшись названием городка, через который проезжала. – Брук Нельсон. – Так. Новое имя. Энжи взяла половину от Крэнбрука – еще один город на ее пути во время этого сумасшедшего бегства – и фамилию Нельсон.
Она затаила дыхание. Напряжение подтверждало, что к новому имени просто необходима новая жизнь.
Глава 3
Джефферсон Стоун рассматривал непрошеную гостью. Когда она назвала свое имя, у него по спине пробежал холодок. Он понял, что она лжет. Лгать у нее не очень получалось. Совсем не получалось.
Джефферсон позволил себе присмотреться к ней ближе. Брук Нельсон, или как там ее, на самом деле выглядела на редкость симпатично в летней блузке с ярким рисунком и белых шортах. Не очень высокая, худенькая; казалось, подуй ветер сильнее, подхватит ее и унесет.
И все же, когда ее руки уперлись в грудь, он почувствовал в ней что-то вполне материальное. От прикосновения внутри что-то екнуло. Совершенно ненужное ощущение. Впрочем, как и она.
Однако трудно делать вид, что ничего не заметил, когда перед тобой женщина с практически голыми ногами. Разозлившись на себя, Джефферсон отбросил эту мысль и продолжил изучать претендентку на роль домработницы. Процесс изучения лишь подтвердил то, что он уже знал. Она не подойдет.
У нее пышные волосы, чуть темнее, чем блонд, но еще не каштановые. Скорее темно-золотистые, как песок на пляжах Новой Зеландии. Она стригла их коротко, чтобы, как он подозревал, заставить упругие кудри вести себя прилично. Но бесполезно. Они беспорядочно обрамляли голову. Глаза цвета лесного ореха вобрали в себя краски золотой осени: золотые, зеленые, коричневые. Возможно, благодаря рассыпанным по всему носу веснушкам, ее лицо с изящными чертами выглядело здоровым и добропорядочным, даже притом, что она соврала насчет имени.
Чувствовалась в ней какая-то искренность. Вопреки молодости и коротким шортам, она казалась строгой и правильной, будто даже плохие слова могли повергнуть ее в шок. И это, безусловно, вносило свою лепту в то, что она не годилась ему в качестве домработницы.
Из-за ее хрупкости Джефферсон решил, что она совсем юная. Но при ближайшем рассмотрении увидел, что женщине не меньше двадцати пяти. И все же она выглядела именно так, как девушки-волонтеры, которые продают сладости с благотворительными целями, или мечтают изменить мир к лучшему, или участвуют в постановках жутких мелодрам силами учеников старших классов.
А он знал, что это такое. Потому что давным-давно, в прежней жизни сам принимал участие в таком спектакле.
Джефферсон тряхнул головой. Он не хотел никаких напоминаний о прошлой жизни.
Кроме того, Брук не имела ничего общего с его представлением о том, как должна выглядеть домработница. Той полагалось быть седой, добродушной, не болтливой и, исполняя роль буфера между ним и внешним миром, не путаться под ногами.
Брук Нельсон, несмотря на положительную внешность и уверения в собственной порядочности, соврала о том, как ее зовут. Она должна уйти.
– Послушайте, мисс… Нельсон. За последние три недели здесь побывали три домработницы.
– Хотите сказать, кто-то откликнулся на такое объявление?
– Не совсем так. Это объявление стало результатом предшествующих ошибок.
Ошибка в том, что он упомянул Мэгги из "Энслоу Эмпориум", что ему нужна помощница по хозяйству. Разве он мог предвидеть, что сказать об этом Мэгги, которую он знал с шести лет, равноценно размещению объявления в местном клубе одиноких сердец.
– Расскажите, что вас не устроило в моих предшественницах.
Вопрос заставил его нахмуриться. Эта малышка еще и дерзкая. Интересно, какую часть слова "нет" она не поняла? Но раз уж даже захлопнутая перед носом дверь не остановила ее, отчего бы не продемонстрировать в красках, насколько она не подходит на эту роль?
– Ладно. Первая оказалась незрелой. Мэнди носила вьетнамки и имела раздражавшую привычку постоянно надувать пузыри из жвачки, за исключением тех случаев, когда набирала эсэмэски. По какой-то причине это занятие требовало, чтобы челюсть оставалась неподвижной. Всего через три часа после того, как здесь появилась, Мэнди постучалась в мой кабинет, чтобы пожаловаться на плохое соединение с Интернетом на террасе. А когда я сказал, что больше не нуждаюсь в ее услугах, еще и обиделась.
Джефферсон не стал упоминать о заявлении Мэнди по поводу того, что, если он даст ей шанс, она готова закрыть глаза на разницу в возрасте. Провожая ее до двери, он испытал невиданное доселе желание избавиться от нее до того, как выяснит, что она имела в виду под словом "шанс".
– Вторая тоже оказалась незрелой. Слишком сильно красилась, носила слишком короткую юбку и выглядела слишком заинтересованной.
– В вас?
Джефферсону не хотелось вдаваться в подробности. Он был парнем из маленького городка, который уехал, преуспел и вернулся с женой. Прежде чем говорить о чем-то с Мэгги, он должен был понять, что теперь, три года спустя после того, как погибла Хейли, большинство простых хороших людей видели в нем трагическую фигуру. Впрочем, ничего нового. В шесть лет, когда умерли его родители, он переехал жить к дедушке с бабушкой. Иногда задавался вопросом, почему вернулся в это место, где навсегда остался маленьким сиротой.
А теперь стал еще и вдовцом, и все до единого считали, что ему нужна не домработница, а новая жена.
– Со мной вы можете об этом не беспокоиться, – заверила Брук. – У меня совсем нет романтических наклонностей. Никаких.
Она выглядела слишком молодой, чтобы успеть всерьез обзавестись таким скептическим отношением к любви. Джефферсону невольно вспомнилась пугающая алчность домработницы номер два.
Он предпочел сосредоточиться на ее профессиональных изъянах, чем рассказывать Брук всю правду.
– Кроме того, она говорила "ложить" вместо "класть". "Вам туалетную бумагу куда ложить?"
– Насчет моей грамотности вы тоже можете не волноваться. На свете найдется не так много вещей, к которым я привязана так же сильно, как к родному языку и его правильному использованию.
– Хм. По правде сказать, это не самое ценное качество для настоящей домработницы. Думаю, туалетная бумага и ее правильное размещение должны волновать ее больше.
Щеки женщины окрасил нежный румянец.
– Я студентка, и мне отчаянно нужна работа на лето.
Ее "отчаяние" казалось искренним, Джефферсон это видел. Но, заявляя, что студентка, Брук медленно скосила глаза вправо.
– Третьей домработницей была Клементина. – Клементина появилась после того, как он снова побывал в "Эмпориуме" и высказал Мэгги все, что думал. – В плане зрелости она оказалась более подходящей. На самом деле она подруга моей бабушки. Но с первой секунды, как появилась здесь, Клементина начала говорить и больше не замолкала.
Джефферсон вспомнил, что ее не остановила даже запертая дверь его кабинета.
– Протирая пол перед моим кабинетом и полируя ручку двери, она непрерывно трещала про своего Сэма. Это ее муж. Про Мики и Дориана. Это дети. Про Сильвестра и Терри – попугай и кот.
Внезапно ему пришло в голову, что на сей раз разболтался он. Незнакомке, которую он, кстати, не собирался нанимать, наверняка не нужна эта информация. Возможно, это следствие того, что он слишком много времени провел в одиночестве. Три неудавшиеся домработницы не в счет.
– Я три дня не выходил из кабинета, но Клем так и не переместилась в другую часть дома. В конце концов, чтобы избежать пересудов, я подсунул под дверь щедрый чек и любезную записку, где написал, что она мне больше не нужна. И только после этого наступило то, о чем я так мечтал. Благословенная тишина.
Ему удалось закончить рассказ, не выдав действительно фатальный недостаток Клементины. У старушки была разведенная падчерица и три одинокие племянницы, и она считала, что он должен познакомиться со всеми.
Губы Брук изогнулись. Этот намек на улыбку лишь усилил ощущение, что он совершенно не нуждается в ее услугах. Красивая женщина, которая будет его отвлекать. Однако за неуверенной улыбкой Джефферсон уловил напряженность, сквозившую во всем ее облике: в линии плеч и шеи, в глазах.
– Должно быть, непросто уволить подругу бабушки.
– Вы даже не представляете.
Однако, глядя на Брук, он вдруг почувствовал, что она представляет.
– Почему вам вдруг понадобилась домработница? Вы пытаетесь найти замену той, которая вас устраивала?
Джефферсон помрачнел. Кто здесь задает вопросы?
– Нет, до сих пор мне никто не был нужен.
– А теперь?
Он вздохнул.
– В минуту слабости я разрешил одному архитектурному журналу сделать фотографии дома.
– В минуту слабости? Этот дом просто шедевр. Вам должен льстить их интерес.
– Поначалу так и показалось. Но когда назначили дату съемок, я понял, что понадобится привести в порядок дом, а мне совершенно некогда этим заниматься.
– Когда фотосессия?
– Через две недели. – Джефферсон понимал, что своими словами лишь вызывает еще большую заинтересованность, а никак не способствует его намерению отделаться от нее.
– За две недели я смогу полностью привести ваш дом в порядок. Обещаю.
Он задумался, понимая, что проявляет слабость. Но ему действительно нужен кто-то, способный подготовить дом к съемкам, дата которых приближалась быстрее, чем он рассчитывал. К тому же он подозревал, что, судя по отсутствию других претендентов по району, где все друг друга знали, о нем уже пошел слух как о самом придирчивом работодателе. А значит, любой здравомыслящий человек понял бы, что эта молодая женщина просто подарок судьбы.
Но только не Джефферсон Стоун.
Нет, ни Нельсон Брук, ни Брук Нельсон, ни кто она там не будет здесь работать, несмотря на то, что больше никто не откликнулся на объявление. Просто нужно на неопределенное время отложить злополучную фотосессию. Эта мысль принесла облегчение. Он протянул руку к двери, намереваясь потихоньку закрывать ее, пока женщина не уберет ногу.
Внезапно на дереве, под которым претендентка на место домработницы припарковала машину, громко и хрипло каркнула ворона. И тут же на крышу машины упала сосновая шишка, выпавшая у нее из клюва. От неожиданности оба звука, прозвучавшие в сонной тишине летнего вечера, показались особенно пронзительными. Женщина вскрикнула, метнулась вперед и налетела на Джефферсона. Второй раз за последние несколько минут она прикасалась к нему.
Только теперь она прижалась к нему вся, заставив с особенной остротой ощутить женскую мягкость. И особенно остро почувствовать, что он слишком замешкался, перед тем как отстранить ее от себя.
– Извините, – заикаясь, пролепетала Брук, но он успел уловить выражение ее лица, когда она посмотрела назад через плечо. Затравленный взгляд оленя, преследуемого стаей волков. Она снова повернулась к нему, но, несмотря на старания держать лицо под контролем, Джефферсон ощутил тревожно бившийся пульс в основании ее шеи.
Казалось, сам воздух вокруг нее дрожал, мышцы напряглись до предела, под глазами залегли темные тени, на которые он раньше не обратил внимания. Бросив взгляд ей за спину, он увидел, что дверь машины открыта, будто она подготовила себе путь к быстрому отступлению.
Брук Нельсон явно чего-то боялась.
Джефферсон с удивлением обнаружил, что ее страх пробил броню, в которую он так старательно заковал свое сердце. Будто тоненький лучик света нашел дорогу туда, где царил сплошной мрак. Внутри шевельнулось почти забытое чувство приличия, чувство принадлежности к семейству людей, которое, к вящему беспокойству обитателей Энслоу, ему удавалось игнорировать все эти три года.
Джефферсон застыл как каменный. На миг вспомнились бабушка с дедушкой, вырастившие его в маленьком домике неподалеку отсюда. Они были людьми старой закваски, порядочными до мозга костей. Они бы никогда не отказали человеку, нуждавшемуся в помощи, и никто до такой степени не ощутил это на себе, как он сам. Он вдруг ясно представил неодобрительные взгляды на их лицах, если бы сейчас закрыл дверь. Глубоко вздохнув, он посмотрел в умоляющие глаза непрошеной гостьи.
Неужели он стал таким? Неужели так очерствел после смерти жены, что мог закрыть дверь перед лицом испуганной женщины?
– Господи, – процедил Джефферсон сквозь зубы. Он ежедневно принимал решения, таким образом зарабатывая себе на жизнь. Они несли перемены в существовании целых городов, затрагивали огромные предприятия и транснациональные корпорации. Зачастую приносили миллионы долларов и обеспечивали людей до конца жизни. Зато решение, которое в одну секунду могло определить, что он за человек, далось труднее всего.