Попытка не удается, и девушка, мотая головой, бессильно ложится навзничь, отказываясь двигаться дальше. Тогда нам разрешают отдохнуть. Следуя отрывистому приказу, рабыни садятся на горячий песок, радуясь передышке и вполголоса переговариваясь друг с другом. Я не понимаю их слов: мне незнаком этот язык, поэтому, видимо, ко мне никто и не обращается. Вдоль ряда сидящих женщин двигается молодой мужчина с сосудом и чашкой в руках и разливает воду. Наконец доходит очередь и до меня. Я с наслаждением пью теплую, пахнущую затхлостью воду и рассматриваю разносчика. Он высок и строен, будто тополь, смугл, горбонос и черноглаз. Мужчина, удивленный моим пристальным вниманием, задает вопрос, на который я не могу ответить, не понимая ни слова.
Пожав плечами, отдаю чашку назад, но смуглый житель пустынь не торопится уходить. Долго и пристально разглядывает меня, потом, взяв за подбородок, всматривается в глаза и что-то кричит остальным.
Через несколько минут меня окружают уже шестеро мужчин, и каждый из них внимательно изучает мои глаза. Что они ищут там? И что находят? Между ними возникает горячий спор, сопровождаемый размахиванием рук и энергичными жестами. Судя по тому, как на меня поглядывают невольницы, решается моя судьба. Мне все равно…
Обсуждение длится несколько минут, во время которых к их группе присоединяется еще один мужчина в богатой одежде. Выслушав остальных, он подходит ко мне, берет за подбородок – и снова осмотр. Покрутив мою голову в разные стороны и не отрывая взгляда от моих глаз, он что-то отрывисто приказывает остальным, и вокруг меня начинается круговерть. Меня отсоединяют от общей цепи и куда-то ведут. "Куда-то" оказалось недалеко, лишь несколько метров до стоящей в стороне повозки.
Там на меня надевают другие кандалы, более легкие и удобные, и, выдав дополнительный кусок ткани, подталкивают к повозке, где уже сидят две закутанные до самых глаз девушки. Когда я пытаюсь залезть на повозку, один из мужчин останавливает меня и начинает что-то быстро лопотать, показывая на материю в моих руках. Я не понимаю, чего он хочет, и тогда, выхватив ткань, мужчина закутывает меня и подсаживает наверх, напоследок скрепляя цепь от наручников с кольцом, прикрепленным на краю повозки. Дальше мое "путешествие" продолжается в более комфортных условиях. Конечно, жарко и душно по-прежнему, но хотя бы нет изматывающей усталости, и поят нас гораздо чаще, чем остальных.
Сейчас, когда не нужно думать о том, как бы не упасть, я старательно копаюсь в памяти, пытаясь разобраться, каким образом здесь очутилась.
Но память упорно подсовывает мне чистый лист. Прошлого нет совсем, оно стерто, уничтожено. Кем? Зачем? Почему? Такое ощущение, что моя жизнь началась несколько часов назад в этой раскаленной солнцем пустыне…
Глава 2
Путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
Но иногда этот путь такой извилистый, что сразу и не поймешь, стоит ли искать.
Эля
Будильник зазвонил ровно в семь утра. Спросонья долго соображала, где нахожусь, рассматривая незнакомую комнату, и, наконец вспомнив, облегченно вздохнула и вскочила с постели. Умывшись, затянула волосы в тугой узел и прикрыла шарфом, подобно деревенской старушке. Ну и пусть, зато не привлечет мужское внимание. Следом я водрузила на нос темные очки и отправилась на кухню. Сегодня в меню были французские блинчики со взбитыми сливками и турецкий кофе, аромат которого распространился по всему дому.
Заслышав шум и шаги на втором этаже, я быстренько убрала за собой, накрыла на стол и слиняла к себе в комнату перебирать свое богатство – восемь камушков без девятого. Белая бляшка кварца, черный в серых пятнышках базальт, нежная яшма, вся в молочно-коричневых разводах, кусочек темного нефрита, зеленый авантюрин, тигровый глаз, бирюза, мини-кабошон кровавика.
Не хватает одного, особого камня, размером с голубиное яйцо; чистого, как слеза; ценой дороже мешка золота. Но его ни в одном музее не украсть, он такой один, и очень мне нужен.
Через некоторое время в дверь раздался стук, и, высунув нос наружу, я увидела своего работодателя, облаченного в деловой темно-серый костюм и белую рубашку. Впечатление он производил весьма и весьма импозантное.
– Эля, спасибо за завтрак. Деньги на продукты я оставил на столе. Может, тебе нужен какой-то аванс на новые сапоги? – сказал мне Максим Александрович, пока я на него невежливо глазела через черепаховые очки.
Переварив услышанное, я ответила:
– Нет, спасибо, не надо. Поскольку я теперь на полном пансионе, то средства на покупку обуви у меня есть. – И подумала: "Вот что с мужчиной делает сытный и вкусный завтрак – даже расщедриться готов. Получается, путь к кошельку мужчины лежит через сытную еду? Вечно меня на бредовые мысли тянет!"
В то время когда я витала в эмпиреях, мой начальник отбыл на работу, оставив мне деньги и список покупок. Изучив сей шедевр, я пришла к неутешительному выводу: мужчины ничегошеньки не понимают в благородном деле закупки еды, предпочитая получать продукты уже нарезанными на столе и в готовом виде. Хохотнула. Ну и бог с ним. Мне же лучше, если из-за этого появились средства к существованию!
Я оделась, взяла ключи от машины и поехала делать свои дела вперемешку с рабочими делами. Мне удалось совершить практически все, что запланировала: забрать вещи; переговорить с квартирной хозяйкой и отказаться от жилплощади; смотаться на несколько рынков и в пару супермаркетов. Также я стала счастливой обладательницей замшевых полусапожек на рыбьем меху и пяти платьев неопознанной расцветки и размера, пугающего множеством "иксов" перед буквой L на этикетке. В общем, на место своего нового проживания заявилась в прекрасном настроении.
До ужина еще была куча времени. Я не спеша разобрала покупки и, переодевшись, внимательно изучала себя в зеркале. Безразмерное платье длиной до средины икры, теплые овчинные чуни с шерстяными носками и головной платок, завязанный по брови, делали мой облик незаметным и малопривлекательным. Именно таким, как я и хотела. Удовлетворившись осмотром, поплыла на кухню творить кулинарные шедевры.
Вошедшего в полвосьмого вечера Максима Александровича встретили вкусные запахи печеночного торта и домашнего жаркого, а также сдача от закупки продуктов, оставленная мной на краешке накрытого к ужину стола.
По установившейся традиции в мою дверь постучали часом позднее и попросили:
– Эля, открой, пожалуйста.
– Вы что-то хотели, Максим Александрович? – спросила я, распахивая дверь.
– Вообще-то да… – начал говорить мужчина, но, увидев мой внешний вид, застыл с удивлением во взоре. Помолчав немного и придя в себя, уточнил с иронией: – Тебе удобно?
– Как нельзя более! – бодро отрапортовала я и замолкла, ожидая вопроса, с которым шеф ко мне пришел.
– Ну-ну… Это, конечно, твое личное дело – в чем ходить, только уж очень чудно выглядишь, – оценил работодатель. И продолжил: – Но я не об этом хотел спросить… Ты уверена, что купила все необходимое на неделю?
Максим ассоциировался у меня с алмазом: такой же твердый, яркий, чистый внутри. Если на минуточку представить, что камень мог стать человеком, я давно завопила бы: "Нашла!" – и с криками радости вернулась домой. Но… но. Увы. Камни людьми не бывают, хотя люди часто бывают камнями. Вот такой парадокс.
– Да. А что? – полюбопытствовала я. В голове мелькнула мысль: "Неужели он что-то просил, а я забыла? Вроде бы нет, ничего, кроме еды, не упоминалось".
– В сущности, ничего… просто многовато денег осталось от закупок. Поэтому и интересуюсь, – объяснил Максим Александрович.
Облегченно вздохнув, я пояснила:
– Многие продукты я купила на рынке и на оптовой базе, там свежее и дешевле.
Он как-то странно на меня посмотрел, поблагодарил за ужин, пожелал спокойной ночи и ушел.
"И что ему показалось таким удивительным?" – размышляла я во время мытья посуды и уборки на кухне. Вообще-то на кухне я разыскала встроенную посудомойку навороченной модели, но было лень запускать ее из-за пары тарелок. И еще, наверное, привычка…
После того как все было вымыто, вычищено и приготовлено на завтрашний день, я ушла к себе, где минут двадцать пялилась сонными глазками в зомбоящик, ничегошеньки не понимая в хитросплетениях сюжетной линии бесконечного сериала, а потом благополучно уснула.
Вечером наш караван подошел к оазису. Бедуины развили бурную деятельность, чтобы обустроить живой товар. Поставив несколько легких шатров, они натянули подобие тента над невольницами, которые по-прежнему оставались скованными цепью друг за другом. Затем девушкам выдали по паре фиников, пресную лепешку и чашку воды. Нас троих сняли с повозки и отвели в один из шатров, где позволили напиться и поесть. В отличие от других, к нашим лепешкам полагались кусок вяленого мяса, пригоршня размоченной кашицы – не то крупы, не то гороха, и несколько кусочков сочных фруктов. Видимо, сказывалось привилегированное положение.
Почему они отобрали меня? По каким причинам? Додумать мне не дали. Пришедший юноша дернул меня за ручную цепь и жестами приказал следовать за ним. Приведя в другой шатер и поклонившись мужчине в белом бурнусе и богатых одеждах, мелкий покинул нас, оставляя наедине.
Мужчина встал, обошел вокруг меня несколько раз и начал разматывать ткань, укутывавшую мое тело с головы до ног. В результате он оставил меня практически обнаженной, если не считать набедренной и нагрудной повязок.
Поцокав языком от восхищения, взвесил на руках волосы, спускавшиеся ниже талии. Намотал их на руку, подтащил меня к горевшему факелу, рассматривая удививший его оттенок: в темно-каштановых волосах, закручивающихся крупными кольцами, мерцали огненные блики. Правда, все это великолепие, которым он восхищался, мне показалось довольно жалким из-за грязи и пота.
Но о вкусах, как говорится, не спорят… Отпустив волосы, мужчина отошел в сторону и, не спуская с меня глаз, намочил в кувшине тряпку, после кинул ее мне, показав жестами, чтобы вытерла лицо.
Этот приказ я выполнила с удовольствием, избавившись от грязи и соли, тонким слоем покрывавших кожу. После того как закончила, я подверглась еще более тщательному осмотру, начиная от лица и заканчивая ступнями ног. Стертые до крови лодыжки ему не понравились, и, замотав меня обратно в ткань, мужчина громко крикнул, словно кого-то подзывая.
На крик в шатер немедленно зашел юноша, которому были отданы какие-то указания. Молодой человек выслушал, низко поклонился и повел меня обратно. Уже в шатре, отведенном для нашего ночлега, он подошел к одной из девушек и что-то произнес. В ответ на его слова та покорно склонила голову и подошла ко мне. Присев рядом, ткнула пальцем себя в грудь и сказала:
– Алейда.
Я поняла, что так ее зовут. После она показала в мою сторону и выразительно спросила, тыкая пальцем в грудь, как мое имя. Криво улыбаясь, я огорченно пожала плечами: если б я знала!
Улыбнувшись, Алейда потрепала меня по руке и начала обучать местному языку, оказавшемуся на удивление несложным. Я уже выучила с пяток слов, когда в шатер вошел пожилой мужчина в белой просторной одежде. Он смазал мои раны на лодыжках зеленой мазью, приятно пахнущей чем-то горьковатым и свежим, и замотал поверх мази узкими полосами материи, препятствуя контакту металла с кожей. После его ухода мы еще немного поучили с Алейдой язык и вскоре улеглись спать.
Глава 3
Встреча прошлого и будущего часто влияет на настоящее. Часто физически.
Эля
Будильник, как обычно, прозвенел ровно в семь…
Моя жизнь покатилась по размеренной колее: уборка, готовка, стирка, глажка. С утра, накормив Максима Александровича завтраком, я принималась за домашнюю работу и готовила обед. После обеда мне изредка требовалось выехать в город для пополнения запасов продуктов. Деньги мне всегда оставляли и отчета уже не требовали, как будто работодатель знал, что я его не обману и себе лишнего не возьму. С одной стороны, подобное доверие не могло не радовать, а с другой – накладывало определенные обязательства.
Незаметно прошел месяц, в течение которого у Максима Александровича были в гостях несколько дам. Я их не видела, но смогла определить, что это не одна и та же посетительница, по звуку шагов, смеху и цвету помады на бокалах и простынях. Утром, меняя постельное белье после их ухода, я физически ощущала запах секса, пропитавший спальню насквозь. Видя после этого Максима Александровича в разбитом состоянии, я понимала, почему это происходит, но с этим ничего поделать не могла.
В субботу вечером, когда я мыла посуду после ужина, внезапно появился Максим Александрович, никогда до этого не спускавшийся вниз после того, как трапеза заканчивалась. Услышав его шаги, я напряглась, но посуду мыть не перестала, ожидая объяснения причины, заставившей его изменить свои привычки.
– Эля! Завтра месяц, как ты работаешь у меня, и я решил выдать тебе заработную плату заранее. У тебя завтра выходной, и, возможно, ты захочешь что-то себе купить, – раздался за спиной спокойный голос.
– Спасибо, – пробормотала я, неподдельно тронутая заботой.
Обернувшись, вытерла руки и приняла протянутый конверт, спрятав его в карман фартука. Зачем мне было говорить ему, что я не собираюсь ничего покупать и тратить эти деньги, а отложу средства на будущее? Не желая снова оказаться в ситуации отчаянного безденежья, я давно решила для себя, куда пойдут заработанные средства, – в банк, и никуда больше, следуя принципу кота Матроскина: "А я ничего не буду! Я экономить буду!"
– Эля, я хотел бы расспросить тебя о личном, если ты не возражаешь. – Максим Александрович стоял в дверях, опершись плечом о косяк двери.
Обманчиво-равнодушный тон не ввел меня в заблуждение. Ясно чувствовалось, что свой вопрос он все равно задаст и мои возражения тут особой роли не сыграют, поэтому пришлось кивнуть головой в знак согласия.
– Почему вы расстались с мужем?
Первым желанием было выпалить: "А вам какое до этого дело?" Но не думаю, чтобы этот ответ вызвал адекватную реакцию. Лишаться места работы мне отчаянно не хотелось.
– Не знаю, – честно ответила я, не поднимая головы. – Он просто собрал вещи и ушел, сказав, что ему все надоело, он устал, хочет лучшей жизни и перспектив, особо не распространяясь, почему и зачем, что его не устраивает.
– И ты не пыталась узнать? – В голосе Максима Александровича слышалось плохо скрываемое любопытство.
– Пыталась, и даже про другую женщину спрашивала. Но внятного ответа не получила. Да оно и к лучшему. Я тоже устала от бесконечной пахоты без слова благодарности. Он прав: пора начинать новую жизнь. Мы смертельно устали друг от друга.
– Скажи, а ты хотела бы с ним встретиться? – продолжил допрос работодатель, не сводя с меня пристального взгляда.
– Нет. Все слова уже сказаны. Есть люди, которым всегда мало, – это я про своего бывшего. И я не прощаю предательства, с меня довольно, – сообщила я и принялась ожидать следующих вопросов, но их не последовало.
Тогда я еще не знала, что начальник службы безопасности моего работодателя специально нашел Дмитрия. После телефонного звонка Максим Александрович и мой гражданский муж встретились.
Встреча произошла в любимом заведении Дмитрия "Три карася", где подавали достаточно качественное и дешевое пиво, которое мой сожитель с приставкой "экс" обожал всей своей уставшей от меня душой. Поздоровавшись и обменявшись рукопожатием, мужчины уселись за столом. Дмитрий спросил:
– Чем обязан?
– Я бы хотел поговорить с вами об Эле, – объяснил причину встречи Максим.
– А что о ней говорить? Баба как баба, только с придурью и выкрутасами, – заявил Дмитрий и присосался к пол-литровой кружке с пивом, услужливо принесенной подавальщицей. – Больно запросы… высокие, словно у королевишны. Ношеное не покупает и не носит, доедать-допивать за кем-то брезгует, скорее голодной останется. Друзей моих закадычных не привечает и не любит, не пьет в компании…
– И в чем еще выражаются ее выкрутасы? – осторожно спросил собеседник, отодвигая свою кружку и внимательно разглядывая Дмитрия.
Последний сначала пьяно оживился, даже разразился матерной тирадой, потом потух, лениво пожал плечами и вполне искренне ответил:
– Вы лицо ее видели? А фигуру? Девке бы на мировых подиумах выступать и в конкурсах красоты участвовать, а она в балахоны заматывается и очки на пол-лица таскает, распустеха. Будто морду прячет. Зачем, спрашивается? Сколько я ни выпытывал, вразумительного ответа так и не получил. Глаза опустит и молчит, дура деревенская.
– Если она настолько красива, почему же вы от нее ушли? – прозвучал резонный вопрос.
– Да потому что надоели ее покорность и молчаливость хуже горькой редьки! Ни слова поперек, ни полслова! Я ее с горя даже поколачивать начал, а она все терпит, не жалуется, только плачет тихонечко в подушку и глаза опускает, на меня не смотрит, словно вконец опротивел! – взорвался Дмитрий. – Она могла бы такие бабки заколачивать, мне и не снились! Так нет же, сидит на своих копейках, одевается в дешевое китайское барахло и радуется!
Максим переглянулся с начальником охраны, стоявшим поодаль. В глазах у них читалась одна мысль: "И как она терпела эту гниду столько лет?"
А Дмитрий распалился и стал размахивать руками, разбрызгивая себе на одежду пивную пену:
– Сколько раз ей талдычил: "Будь с мужиками поласковей, поверти жопой, приголубь!" Богатых чуваков к нам знакомиться приводил – и все попусту! Мы могли бы как сыр в масле с икрой кататься, ее внешность – это ж златые горы и жемчужные берега, а эта ослица уперлась, словно целка. Тоже мне, телка нашлась нецелованная. Прынцесса! Можно подумать, от нее убудет!
– Спасибо за информацию, – холодно сообщил Максим и встал из-за стола, стараясь побороть брезгливость к альфонсу.
Уже на пороге босса догнал Дмитрий и, вцепившись в рукав, заискивающе спросил:
– Где она? Я могу с ней встретиться?
– Зачем?
– Ну, мне без нее плохо, я по этой дуре соскучился, хавчик из магазина и шаверма тоже прилично приелись, да и услуги приходящей б… уборщицы обходятся дороговато… И найти свою бабу не могу: как сквозь землю провалилась, – поведал собеседник, глядя несчастными глазами.
– Я ее спрошу, и если Эля захочет, то свяжется с вами, – отрезал Максим.
Отцепив руку Дмитрия от своей, он медленно направился к машине, испытывая одновременно несколько чувств – гадливость, удивление и недоумение.
Не зная об этом разговоре, мне тяжело было понять, чем вызвано такое пристальное внимание к моей скромной персоне. Я решила прекратить этот тяжелый для меня разговор, сказав:
– Если у вас ко мне больше вопросов нет, я могу идти спать?
– Да, конечно, – задумчиво ответил Максим Александрович.
– Тогда спокойной ночи!