– Нет, конечно нет! Будь это единственной причиной, я бы уж наверняка остановил свой выбор на ком-нибудь из пары дюжин девиц, которые строили мне глазки последние три года! – бесхитростно воскликнул его светлость. – По правде говоря, Белла, до сих пор мне недоставало мужества, хотя, Господь свидетель, я пытался! Но мне, кроме тебя, так и не встретилась девушка, с которой я согласился бы связать себя узами брака на всю жизнь. Провалиться мне на этом месте, если вру! Можешь спросить у Джила! Или у Ферди! Да хотя бы у Джорджа! Можешь спросить у кого угодно! И все тебе скажут, что это правда.
– У меня нет ни малейшего желания расспрашивать их о чем-либо. Полагаю, вы никогда бы не сделали мне предложение, если бы ваш отец не оставил свое состояние связанным таким нелепым способом!
– Да, пожалуй, так, – согласился виконт. – То есть нет, конечно же нет! Сделал бы непременно! Но сама подумай, девочка моя! Все состояние оставлено на началах доверительной собственности до тех пор, пока мне не исполнится двадцать пять, если только я не женюсь раньше этого срока! Ты-то должна понять, в какой дьявольский переплет я угодил!
– Разумеется, – с ледяным достоинством отозвалась мисс Милбурн. – Ума не приложу, почему вы до сих пор не сделали предложение одной из тех дюжин девиц, что, вне всякого сомнения, с радостью выскочат за вас замуж!
– Но я не хочу жениться ни на ком, кроме тебя! – провозгласил ее обескураженный воздыхатель. – И даже не думал об этом! Черт возьми, Изабелла, я уже устал повторять, что люблю тебя!
– Что ж, я не разделяю ваших чувств, милорд! – ответила уязвленная до глубины души мисс Милбурн. – Мне представляется странным, почему вы до сих пор не сделали предложение Касси, которую миссис Бэгшот буквально вешает вам на шею на протяжении последних шести месяцев! Но если вы настолько разборчивы, что вас смущает цвет лица бедняжки Касси, которая, как я вынуждена признать, действительно усыпана веснушками, не сомневаюсь, что Юдора сочтет себя польщенной, если вы отдадите предпочтение ей! Что касается меня, милорд, то хоть я и желаю вам только добра, но мысль о браке с вами даже не приходила мне в голову, и я должна заявить вам со всей определенностью в последний раз, что не могу принять ваше лестное предложение.
– Изабелла! – тоном, не сулящим ничего хорошего, провозгласил лорд Шерингем. – Не испытывай моего терпения! Если ты любишь другого – ты меня понимаешь, Изабелла, – если ты нацелилась на Северна, то могу сообщить: заполучить его тебе не удастся. Ты еще не знаешь герцогиню! Он ведь себе не принадлежит, бедолага Северн, а она никогда не позволит ему жениться на тебе, помяни мое слово!
Мисс Милбурн резко поднялась со стула.
– Я думаю, вы – самое гадкое и презренное создание на свете! – разгневанно заявила она. – И я хочу, чтобы вы немедленно удалились!
– Если ты прогоняешь меня, то я прямиком отправлюсь к дьяволу! – пригрозил его светлость.
Мисс Милбурн, неожиданно прыснув от смеха, сказала:
– Полагаю, там вы почувствуете себя как дома, милорд!
Виконт заскрипел зубами:
– Вы еще пожалеете о своей жестокости, мадам, но тогда будет уже поздно!
– Право же, милорд, если мы заговорили о притворстве…
– Кто говорит о притворстве? – спросил виконт.
– Вы.
– Я не говорил ничего подобного! Ты способна любого мужчину довести до умопомешательства, Изабелла!
Она, небрежно поведя плечиком, отвернулась. Виконт, почувствовав, что, пожалуй, не проявил того любовного пыла, который, по его же словам, завладел всем его существом, в два шага пересек разделявшее их расстояние и попытался заключить девушку в объятия. В ответ он получил такую оплеуху, что у него брызнули слезы из глаз и на мгновение его светлость едва не забыл – он уже давно не мальчишка, дергающий за косичку маленькую вредную девчонку. Мисс Милбурн, прочтя по его лицу, что он готов дать ей сдачи, проворно отступила за маленький столик и преисполненным трагизма тоном велела:
– Уходите!
А его светлость окинул девушку оценивающим взглядом.
– Клянусь богом, Изабелла, ты еще попадешься мне в руки, и тогда… – Но тут ее красота, отрицать которую было невозможно, в очередной раз пленила виконта. Лицо Шерри смягчилось. – Нет, – сказал он, – я не позволю и волоску упасть с твоей головы! Ладно, Белла, а теперь…
– Нет! – едва не взвизгнула мисс Милбурн. – И еще я просила бы вас не называть меня Беллой!
– Очень хорошо, Изабелла, как пожелаешь! – сказал виконт, уже готовый пойти на уступки. – Но разве ты…
– Нет! – выразительно повторила мисс Милбурн. – Уходите! Я вас ненавижу!
– Ну к чему преувеличивать? – сказал его светлость. – Ты никогда не питала ко мне ненависти, по крайней мере раньше, и будь я проклят, если понимаю, откуда вдруг взялось подобное отношение!
– Да, я вас ненавижу! Вы – игрок, распутник и…
– Еще одно слово – и я действительно надеру тебе уши! – взревел виконт. – Распутник! Нет, ну надо же такое придумать! Стыдись, Белла!
Мисс Милбурн, сознавая, что ведет себя неподобающе для приличной девушки, расплакалась. Но, прежде чем окончательно сбитый с толку Шерри успел предпринять какие-либо действия, дверь отворилась и в комнату вошла миссис Милбурн.
Одним взглядом оценив положение, она безо всяких церемоний выпроводила оконфузившегося молодого человека из дому. Его протесты не возымели ни малейшего действия. Она заявила:
– Да, да, Энтони, тебе лучше уйти, в самом деле! Изабелла недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы принимать гостей! Не представляю, кто мог пустить тебя к ней! С твоей стороны было очень любезно заглянуть к нам, но сейчас мы не принимаем визитеров! Передавай от меня привет свой матушке.
Всунув ему в руки шляпу и перчатки, почтенная матрона непреклонно выставила его за дверь. К тому времени, как миссис Милбурн вернулась в гостиную, Изабелла уже вытерла глаза и успокоилась. Мать взглянула на нее, выразительно приподняв брови.
– Он сделал тебе предложение, любовь моя?
– Да, – призналась Изабелла, прижимая к носу платочек.
– Не вижу в этом ничего такого, из-за чего стоило бы плакать, – решительно заявила миссис Милбурн. – Ты должна помнить, любовь моя, что от слез у женщин краснеют глаза, а это – очень неприятное зрелище. Полагаю, ты отказала ему?
Дочь кивнула, шмыгая носом еще жалостливее.
– Да, разумеется, мама. А еще я сказала, что никогда не смогу выйти замуж за того, кто начисто лишен возвышенных принципов и…
– В этом не было решительно никакой необходимости, – заявила миссис Милбурн. – Я удивляюсь тому, что ты сама проявила полное отсутствие деликатности, Изабелла, заговорив о таких сторонах жизни джентльмена, о которых хорошо воспитанной девушке знать не полагается.
– Да, мама, но я не представляю, как можно не знать об излишествах Шерри, когда о них говорит весь город!
– Вздор! Тебе не было ни малейшей нужды упоминать о таких материях. Не то что бы я винила тебя в твоем отказе Шерри. По крайней мере, я готова признать: в некотором смысле это был бы идеальный альянс, поскольку он сказочно богат, да и мы всегда дружили с… Но если Северн намерен сделать тебе предложение, то, разумеется, их нельзя и сравнивать!
Мисс Милбурн, зардевшись, вымолвила:
– Мама! Как ты можешь так говорить? Я не настолько меркантильна! Просто не люблю Шерри и убеждена в том, что и он меня не любит, невзирая на все его протесты!
– Что ж, думаю, ему не повредит получить от ворот поворот, – рассудительно заметила миссис Милбурн. – Десять к одному – он осознаёт-таки свое нынешнее положение. Но если ты помышляешь о Джордже Ротеме, любовь моя, то, надеюсь, серьезно задумаешься, прежде чем связать свою судьбу с простым бароном, имения которого, насколько мне известно, заложены и перезаложены. Кроме того, в Ротеме меня пугает его неуравновешенность.
В свете того, что виконт Шерингем отличался еще бо́льшей неуравновешенностью и непостоянством, подобное замечание показалось мисс Милбурн несправедливым, о чем она не преминула заметить своей маменьке, добавив, что бедняга Ротем не совершил и половины сумасбродств Шерри.
Миссис Милбурн не стала отрицать очевидного. Она заявила, что Изабелле нет нужды торопиться с выбором, и порекомендовала ей прогуляться по саду, чтобы успокоиться и охладить разгоряченные щеки.
Виконт же тем временем возвращался в Шерингем-Плейс в прескверном расположении духа. Его самомнение, получив болезненный удар, было уязвлено. На протяжении последних двенадцати месяцев он обзавелся привычкой считать себя без памяти влюбленным в Несравненную Изабеллу. А получив отказ, решил, что жизнь его загублена безвозвратно. Посему под своды родительского дома он вступил в настроении, которое никак нельзя было назвать умиротворенным, и сообщение дворецкого, что ее светлость ожидает сына в Голубой гостиной, отнюдь не улучшило его расположения духа. Виконта так и подмывало ответить старому Ромси, что он может убираться к дьяволу, но поскольку молодой человек все равно собирался перед отъездом в Лондон повидаться с матерью, то воздержался от первого порыва, удовлетворившись тем, что метнул на дворецкого мрачный взгляд, и широким шагом направился к Голубой гостиной.
Здесь он обнаружил не только свою родительницу – даму, по ее собственным уверениям, слабого здоровья, однако поразительной живучести, – но и дядю, Горация Паулетта.
В связи с тем что мистер Паулетт еще несколько лет назад, после кончины последнего лорда Шерингема, перебрался на постоянное место жительства в Шерингем-Плейс, факт сей не поверг виконта в изумление. Собственно говоря, он даже предполагал увидеть здесь дядю, что, впрочем, не помешало ему приветствовать родственника с намеренной грубостью:
– Боже милосердный, вы опять здесь, дядюшка?
Мистер Паулетт, пухлый джентльмен с непобедимой улыбкой и мягкими белыми ручками, никогда не позволял себе расстраиваться из-за явного недружелюбия племянника и частых грубостей в свой адрес. Он лишь улыбнулся еще шире и ответил:
– Да, мой мальчик, да! Как ты сам видишь, я здесь, на посту, рядом с твоей дорогой мамочкой.
Леди Шерингем, вооружившись бутылочкой с нюхательными солями для укрепления нервов на время беседы со своим единственным отпрыском, поспешно вынула из нее пробку и сделала глубокий вдох.
– Не представляю, что бы со мной сталось, если бы мой дорогой брат не оказывал мне всемерную поддержку в моем одиночестве, – проговорила она слабым, жалобным тоном, превосходно скрывавшим ее железную волю и стремление добиваться своего любым путем.
Но сын, упрямством не уступавший матери, а прямотой так и вовсе намного превосходивший ее, отвечал с убийственной доброжелательностью:
– Насколько мне известно, мадам, вы чувствуете себя прекрасно. Более того, и я мог бы время от времени оставаться дома. Я не говорю, что так бы оно и было, потому что мне здесь не нравится, но я мог бы.
Вместо того чтобы рассы́паться в благодарностях за столь щедрое предложение, миссис Шерингем принялась рыться в своем ридикюле в поисках носового платка, после чего аккуратно приложила это изделие из кружевного муслина к уголкам совершенно сухих глаз.
– Ох, Гораций! – изрекла она. – Я знала, что так все и будет! Он очень похож на своего отца!
Виконт не ошибся – счесть данную ремарку комплиментом было нельзя, поэтому он заявил:
– Черт возьми, мадам, не вижу в этом ничего дурного! Если подумать, то на кого же еще я должен быть похож?
– Ни на кого, мой мальчик, ни на кого! – мягко упрекнул его дядя. – Однако не стоит забывать о хороших манерах!
– Не вам учить меня манерам, – отрезал его светлость. – И перестаньте называть меня вашим мальчиком! Я, быть может, и впрямь обладаю массой недостатков, но, по крайней мере, именно в этом меня никто не может упрекнуть!
– Энтони, подумай о моих бедных нервах! – дрожащим голосом проговорила его мать, вновь пуская в ход флакончик с солью.
– Почему бы вам не попросить этого старого толстого зануду удалиться? – с раздражением произнес виконт. – До него никак не дойдет, что его присутствие нежелательно, хотя я уже миллион раз намекал ему на это!
– Увы, мой маль… Но я не должен так называть тебя, верно? В таком случае пусть будет Шерри, поскольку именно так называют тебя твои друзья-приятели, не правда ли?
– Не понимаю, причем здесь это, – отрезал молодой человек. – Если бы вам не взбрело в голову явиться сюда и поселиться здесь, вам не пришлось бы называть меня вообще никак, что устроило бы меня как нельзя лучше!
Мистер Паулетт, погрозив ему пальцем, сказал:
– Шерри, Шерри, не зря я опасался, что твое сватовство не увенчается успехом! Но ты не огорчайся, дорогой мальчик! Не сдавайся, и сам увидишь, как она сменит гнев на милость!
Небесно-голубые глаза виконта вдруг вспыхнули гневом, а щеки заалели.
– Дьявол и преисподняя! – изрыгнул он замысловатое ругательство. – Значит, и вы туда же? Я был бы весьма вам признателен, если бы вы поменьше утруждали себя моими делами!
Леди Шерингем сочла за лучшее отказаться от тактики, не сулившей успех, и завладела рукой его светлости. Взяв ее обеими ладонями и красноречиво пожимая, она негромко произнесла:
– Мой милый Энтони, помни, что я твоя мать, и не держи меня в неведении! Итак, ты виделся с Изабеллой?
– Да, виделся, – проворчал виконт.
– Присядь, любовь моя, вот здесь, рядом со мной. Ты сделал… ты сделал ей предложение?
– Да, сделал! Но она мне отказала.
– Увы! Самое сокровенное мое желание! – вздохнула леди Шерингем. – Если бы я знала, что ты женишься на Изабелле, то могла бы уйти с миром!
Сын озадаченно взглянул на мать.
– Уйти куда? – спросил он. – Если вы имеете в виду Доувер-Хаус, то, насколько мне известно, ничто не мешает вам отправиться туда в любой день, когда пожелаете. Более того, можете забрать с собой моего дядю, против чего я совершенно не стану возражать, – милостиво добавил он.
– Иногда я думаю, что ты злонамеренно отказываешься понимать меня! – пожаловалась леди Шерингем. – Ты не можешь не знать, в сколь плачевном состоянии пребывает мое здоровье!
– Что? Но вы же не хотите сказать, будто собираетесь умереть, а? – воскликнул виконт с таким видом, словно не верил своим ушам. – Нет, нет, вы не сделаете этого! Я же помню, то же самое вы говорили еще моему отцу, но из этого так ничего и не вышло. Готов биться об заклад, столь гнетущим образом сказывается на вас неизменное присутствие моего дяди. Право, на вашем месте я бы загнулся уже через неделю, а ведь у меня, в отличие от вас, с нервами пока все в порядке.
– Энтони, если ты не питаешь уважения ко мне, то подумай хотя бы о чувствах своего дяди!
– Что ж, ежели я ему не нравлюсь, он всегда может уйти, – упрямо ответил его светлость.
– Нет, нет, я слишком много повидал в жизни, чтобы обижаться на молодого человека, страдающего от несчастной любви! – заверил племянника мистер Паулетт. – Мне прекрасно знакомо чувство унижения и обиды, которыми ты сейчас терзаешься. Это и впрямь очень гнетущее ощущение. И прискорбное разочарование для всех нас, должен сказать.
– Такая прекрасная партия, замечательная во всех отношениях! – сокрушенным тоном подхватила леди Шерингем. – Ее поместье так славно присоединилось бы к твоему, Энтони, а милая Изабелла – именно та девушка, которую я бы сама выбрала для своего единственного сына! Она одна – наследница своего отца, и пусть даже ее состояние не может сравниться с твоим, оно пришлось бы очень кстати!
– Черт возьми, мадам, я вовсе не стремлюсь заполучить ее состояние! Мне нужно свое собственное! – заявил его светлость.
– Если бы она приняла твое предложение, ты получил бы его, а я была бы счастлива увидеть это состояние в твоих руках, хотя, Господь свидетель, ты наверняка промотал бы деньги раньше, чем я успела бы опомниться! Ах, Энтони, если бы только я смогла убедить тебя отказаться от образа жизни, который наполняет мое бедное сердце ужасом за твое будущее!
Его светлость поспешно высвободился из материнских объятий.
– Побойтесь бога, мадам, и не расстраивайтесь так из-за всяких пустяков! – взмолился он.
– Я знала, что она откажет тебе! – провозгласила леди Шерингем. – Да и какая приличная девушка, воспитанная в правилах строгого тона, спрашиваю я тебя, сын мой, согласится выйти замуж за мужчину, который не намерен сворачивать со стези порока? Как может не оттолкнуть ее то пристрастие к распущенному образу жизни, что…
– Довольно, мадам, прошу вас! – запротестовал ошеломленный виконт. – Все не так плохо, как вам представляется, клянусь честью!
Его дядя, подавив тяжелый вздох, заметил:
– Согласись, мой мальчик, не найдется такой глупости, которую ты не сделал бы с тех пор, как достиг совершеннолетия.
– Нет, не соглашусь, – возмутился виконт. – Будь я проклят, но нельзя ведь жить в столице и не развлекаться время от времени!
– Энтони, ты можешь сказать своей мамочке, что у тебя нет… особы (поскольку я не могу заставить себя называть ее женщиной), с которой ты не стыдишься появляться в общественных местах? Которая буквально вешается тебе на шею и выказывает знаки внимания, что переполняют меня отвращением?
– Нет, не могу, – ответил виконт. – Но я охотно дал бы пятьсот фунтов за то, чтобы узнать, кто рассказал вам об этой маленькой птичке!
Шерри вперил негодующий взгляд в своего дядюшку, но тот сделал вид, будто внимание его целиком приковано к противоположной стене, а мысли так и вообще витают далеко от земных условностей.
– Ты разобьешь мне сердце! – провозгласила леди Шерингем, вновь прижимая платочек к глазам.
– Ничего подобного, – не замедлил с ответом ее сын. – Ни одна из прихотей и капризов моего отца, о которых я слышал, не разбила вам сердце! Или если это уже случилось, то во второй раз не повторится. Будьте же благоразумны! Кроме того, женившись, я покончу с подобными приключениями, можете не сомневаться!
– Но сейчас ты пока не женат! – возразила леди Шерингем. – Однако это не все! Еще никогда в жизни мне не было так стыдно, как тогда, когда пришлось извиняться перед генералом Уэром за твое гадкое поведение по дороге в Кенсингтон в прошлом месяце! Я готова была сквозь землю провалиться! А ты, разумеется, был пьян.
– Ничуть не бывало! – возмутился его светлость, уязвленный до глубины души. – Боже милосердный, мадам, не полагаете же вы, что я смог бы задеть колеса пяти экипажей, если бы пребывал подшофе?
Его мать позволила носовому платочку выпасть из внезапно помертвевшей руки.
– Задеть колеса пяти экипажей? – запинаясь, повторила она, глядя на сына так, словно усомнилась, в своем ли он уме.
– Пяти, которые ехали друг за дружкой и при этом без остановки! – подтвердил виконт. – Мне дьявольски не повезло, что я перевернул фаэтон старины Уэра! Не рассчитал немного, должно быть. А заодно и проиграл пари. Я поспорил, что оцарапаю колеса первых семи экипажей, которые встретятся мне после дорожной заставы Гайд-парк, не опрокинув при этом ни одного из них. Ума не приложу, как так вышло. Должно быть, всему виной манера старины Уэра править лошадьми. Он отродясь не умел держать строй, обыкновенное ничтожество – вот он кто! Его глазомер никуда не годится!
– Несчастный мальчик! – с трепетом вскричала миссис Шерингем. – Неужели тебе чуждо всякое чувство стыда? Гораций, поговори с ним!