– Что? Что ты говоришь? – нетерпеливо спросила Элизабет и вырвала газету из ослабевших пальцев сестры.
Трясущимися руками Дженетт стиснула нестерпимо занывшие виски. Разум никак не мог воспринять целиком чудовищные последствия признания Николь Сежурн. Оно обрушилось на нее подобно камню на стекло, разбив вдребезги не только ее саму, но и созданный с таким трудом мирок. В одно мгновение из жены, полагающей, что она совершенно правильно ушла от неверного мужа, Дженетт превратилась в женщину, совершившую страшную ошибку, искалечившую жизнь как любимому человеку, так и их ребенку.
– Надеюсь, ты не восприняла всерьез всю эту чушь? – бросила Элизабет с презрением в голосе. – Сейчас, когда ее популярность начала падать, эта Сежурн сделает все, что угодно, лишь бы попасть в газеты!
– Не в этом дело… В статье написано именно то, о чем мне говорил тогда Висенте. Только… – Голос Дженетт прервался, ее душили подступающие слезы. – Только я его не стала слушать…
– И правильно сделала! – отрезала сестра. – У тебя оказалось достаточно здравого смысла, чтобы не поверить его вранью. Ты же знала, какой он бабник, еще до замужества! Разве я не пыталась тебя предостеречь?
Предостеречь Дженетт от брака с Висенте Перрейрой желало множество людей, их союзу противились все, как его семья и друзья, так и ее. Поначалу, пораженные до глубины души, они не видели никаких перспектив у столь неравного союза. Так называемые доброжелатели уверяли Дженетт, что она слишком скромна, необщительна, старомодна, непрактична и невидна собой для столь искушенного мужчины, как Висенте. Наслушавшись подобных доброхотов, Дженетт потеряла было всякую уверенность в себе. Однако Висенте стоило лишь поманить пальцем, как неудержимое влечение к нему возобладало. Она любила его больше жизни, и сила этой любви делала ее беспомощной как младенец.
– Впрочем, какая разница, вы все равно практически в разводе, – продолжила Элизабет. – Тебе вообще не надо было за него выходить. Вы совершенно не подходите друг другу.
Дженетт, полностью поглощенная своими беспорядочными мыслями, ничего не ответила. Выходит, Висенте не предавал их любви в объятиях сексуальной парижанки. Она смутно припоминала, что эта беспринципная особа попала на яхту обманным путем. Выдав себя за студентку-иностранку, Николь была принята на работу одним из гостей Висенте в качестве компаньонки своей юной дочери на время круиза, с целью совершенствования французского языка своей подопечной. Поэтому, когда Николь представила вниманию жадной до такого рода сведений публики свою красочную историю о ночи страстной любви, опровергнуть, как и подтвердить, ее рассказ не мог никто. Кроме самого Висенте…
Молодая женщина чувствовала себя ужасно. Она наказала мужа за грехи, которых он не совершал, и, вместо того чтобы прислушаться к словам человека, с которым состояла в браке, отказала ему в доверии. Висенте был невиновен, а это означало, что источником всех несчастий, выпавших на ее долю, является только она.
Признаться в подобном самой себе было крайне нелегко. Однако Дженетт хватило мужества сделать это и, более того, понять, что Висенте пострадал еще сильнее. Никаких сомнений в том, что делать дальше, у нее не было.
– Мне необходимо увидеться с Висенте, – прошептала она.
– Ты слышала хоть что-нибудь из того, что я тебе сказала? – раздраженно спросила Элизабет. – Зачем тебе понадобилось встречаться с ним?
Находясь в состоянии психологического шока, действуя словно на "автопилоте", Дженетт испытывала лишь одно непреодолимое желание – увидеться с Висенте. Со времени их последней встречи прошло почти два года. Всеми формальными процедурами развода занимались адвокаты, а Карен на свидания с отцом отвозила специальная няня. Огромные деньги позволяли Висенте избегать каких-либо непосредственных контактов с покинувшей его женой.
– Я должна с ним увидеться, – с отрешенным видом повторила Дженетт, мысленно уже прикидывая, как лучше добраться до Бирмингема. Поскольку сегодня как раз был день, когда она обычно работала, скоро должна была прибыть Мария, чтобы посидеть с Карен до шести вечера. – Ты сегодня куда-нибудь собираешься?
Удивленная столь внезапной переменой темы разговора Элизабет нахмурилась.
– Я ничего особенного не планировала, но…
– Один Бог знает, когда мне удастся поговорить с Висенте. Вряд ли он будет рад меня видеть. Так что я, возможно, вернусь поздно, – объяснила Дженетт. – Договорюсь с Марией, чтобы она побыла подольше и уложила Карен спать. Можешь приглядеть за ней до моего возвращения?
– Встретившись с Висенте, ты совершишь самую большую ошибку в своей жизни! – в крайнем раздражении воскликнула Элизабет.
– Я должна сказать ему, как перед ним виновата, – возразила Дженетт.
Наступило напряженное молчание. Затем нахмуренное лицо сестры разгладилось.
– Что ж, в конце концов, возможно, это не такая уж плохая идея. Ты можешь воспользоваться моментом и рассказать ему о нашем бедственном положении.
Дженетт вздрогнула.
– Нет!
– В таком случае я не смогу присмотреть за Карен, – нагло усмехнувшись, заявила Элизабет.
Дженетт раздирали два чувства: нетерпение и неловкость.
– Хорошо… я упомяну об этом. Может, что-нибудь и получится…
Уступчивость сестры вызвала у Элизабет торжествующую улыбку.
– Отлично! Ради такого случая, так и быть, посижу с твоим ребенком. Надеюсь, ты заставишь Висенте проявить щедрость.
Уведомленный о прибытии Дженетт, Висенте объявил пятиминутный перерыв в заседании, на котором в данный момент председательствовал.
Остановившись на верхней площадке лестницы, он взглянул на Дженетт, стоящую внизу, за стеклянной перегородкой приемной. В обширном, богато отделанном помещении она выглядела маленькой, худенькой и малозначимой. Серая блузка и черная юбка выглядели мятыми и плохо на ней сидели, хотя наверняка были куплены по крайней мере в трех экземплярах.
Дженетт ненавидела ходить по магазинам, поэтому делала все возможное, чтобы заниматься этим как можно реже. Лишенная его заботы и внимания, она отказалась от установленных им стандартов, вновь укрывшись от окружающего мира за внешностью ни на что не претендующей серой мышки. Маникюр на ногтях отсутствовал, шелковистые светлые волосы были довольно небрежно скреплены дешевой пластмассовой заколкой.
Хотя в своем теперешнем виде Дженетт отнюдь не выглядела женщиной, привлекающей к себе внимание с первого взгляда, она обладала той неброской красотой, скрыть которую оказалось не в состоянии даже самое скромное оформление. Жадный взгляд Висенте, задержавшись на матовой коже в вырезе блузки, остановился на одухотворенном лице женщины. Внезапная вспышка желания, овладевшего его большим сильным телом, и злость на себя за подобную несдержанность заставили Висенте сжать кулаки.
Некогда, подумалось ему, я считал Дженетт милой, неизбалованной и верной мне до гробовой доски. Ее теплота и скромность очаровали меня, а искренность и доброта чуть было не заставили изменить циничный взгляд на окружающий мир. Он действительно поверил в то, что наткнулся на самородок чистейшей пробы, решил, что этот брак окажется удачным, несмотря на множество обратных примеров. Висенте был человеком, для которого любое поражение немыслимо, поэтому к выбору жены он отнесся со всей ответственностью и осторожностью. Однако, несмотря на все это, Дженетт оказалась недостойной надетого им на ее палец обручального кольца.
Нахлынувший праведный гнев заставил Висенте оторвать взгляд от молодой женщины и попытаться охладить разгорячившуюся кровь. Стоило ли из-за этого прерывать важное совещание? Знакомство с правилами вежливости сослужило мне в данном случае дурную службу, решил он, поворачиваясь, чтобы вернуться за стол заседаний. В конце концов, кто виноват в том, что Дженетт вздумалось явиться по его душу в самый разгар рабочего дня?
Впрочем, подобная реакция на публичное признание Николь Сежурн была для Дженетт абсолютно предсказуемой. Висенте знал ее слишком хорошо и, по правде говоря, когда-то даже гордился тем, что превосходен в том, в чем она так беспомощна. Несмотря на внешнее спокойствие, Дженетт были свойственны импульсивность и неспособность видеть дурные стороны других. Являясь одним из ведущих специалистов в области членистоногих, она была совершенно лишена расчетливости и разумной осторожности, всегда пыталась отыскать хорошее даже в худших представителях рода человеческого.
Однако Висенте вовсе не хотелось быть объектом подобного исследования. У него не было никакого желания встречаться с Дженетт. К тому же появляться здесь сразу же после публикации в газете "сенсационного" признания француженки было с ее стороны крайне неразумно. Есть ли у нее хоть капля здравого смысла? Иногда ему казалось, что нет. Если бы о ее поступке прознала пресса, здесь было бы не протолкнуться от папарацци.
Расправив широкие плечи, обтянутые пиджаком превосходно сшитого серого костюма, Висенте решительно зашагал обратно в зал совещаний…
Не подозревая о том, что за ней наблюдают, Дженетт уселась в кресло; направленные в ее сторону косые взгляды служащих действовали на нервы. Еще дома она попыталась связаться с Висенте. На звонок в его особняке ей ответили, что в данный момент "мистер Перрейра в офисе". А позвонив туда и спросив, можно ли поговорить с ним лично, услышала, что предварительно надо договориться о встрече. Расстроенная неудачей Дженетт дала отбой и решила явиться без предупреждения. И вот теперь, узнав, что Висенте очень занят, она приготовилась к долгому ожиданию, радуясь уже тому, что он не отбыл по делам куда-нибудь за границу…
В пять часов вечера, закончив совещание, Висенте попросил одного из помощников проводить Дженетт в его кабинет.
Прождав почти три часа и уже потеряв всякую надежду, она поначалу испытала огромное облегчение. Однако мысль о встрече с мужем после столь долгой разлуки уже в следующую минуту вызвала слабость в ногах. Что ему сказать? Как навести мост через разделившую их пропасть? Дженетт не имела об этом ни малейшего понятия. Предполагаемая неверность Висенте возвела между ними преграду, казавшуюся непреодолимой, и вдруг эта преграда исчезла.
Теряя последние остатки уверенности в себе, Дженетт шагнула в предупредительную открытую перед ней дверь…
2
Стоящий посреди строгого, обставленного в современном стиле кабинета Висенте сразу обращал на себя внимание. Высокого роста и атлетического телосложения, он выглядел настолько представительно и привлекательно, что у Дженетт невольно перехватило дыхание и пересохло во рту. А стоило ей встретиться с завораживающим взглядом темных глаз, как ускорилось биение пульса и она словно ощутила удар электрического тока.
Столь неподходящая в этот ответственный момент реакция смутила молодую женщину.
– Итак, – вкрадчиво произнес Висенте, прослывший в среде конкурентов по бизнесу человеком проницательным и непредсказуемым, – что привело тебя сюда?
Не ожидавшая услышать таких слов Дженетт невольно воскликнула:
– Ты прекрасно знаешь что!
Черная бровь Висенте недоуменно поднялась в свойственной ему надменной манере.
– Откуда я могу знать?
– Разве не ты послал мне статью? – спросила Дженетт довольно резким тоном, чувствуя, что может оказаться в дурацком положении.
Он небрежно махнул рукой.
– Ах это… Ну и что с того?
Дженетт с трудом проглотила образовавшийся в горле комок.
– Вполне естественно, что мне тут же захотелось увидеться с тобой.
У Висенте вырвался негромкий смешок, от которого, однако, по спине молодой женщины пробежали мурашки.
– Естественно? Может быть, объяснишь мне, каким образом твой неожиданный визит безо всякого приглашения можно назвать естественным?
Опасное направление, которое начинал принимать разговор, напугало Дженетт. Она, по своей натуре слишком открытая и прямодушная, ничего не могла противопоставить Висенте с его гораздо более сложным и деспотичным характером. Однако эта встреча, инициатором которой можно было бы счесть именно его, казалась ей настолько важной, что столь странное начало обескураживало.
– Мне кажется, что ты меня совсем не слушаешь. Не надо, не веди себя так, будто отстраненно наблюдаешь за игрой, в которой участвуют не живые люди, а бездушные манекены.
– Это всего лишь твои предположения, дорогая. Откуда тебе известно, что у меня на душе?
– Я знаю… точно знаю, что ты очень, очень зол на меня.
– Ошибаешься, – возразил Висенте, – Предаваться гневу слишком долго непродуктивно. Рано или поздно в жизни проходит все.
Дженетт почувствовала себя задетой за живое его словами и не смогла сдержаться, выложила все как на духу:
– Разумеется, ты должен ненавидеть меня за все, что я тебе сделала!.. И совершенно справедливо, я это заслужила, – смиренно закончила она.
– Не трать мое время на бесполезные объяснения, – ледяным тоном произнес Висенте.
Страстно желая быть выслушанной, убедить его в своей искренности, Дженетт подняла на мужа умоляющий взгляд изумрудных глаз.
– Я понимаю, принести свои извинения было бы явно недостаточно в данных обстоятельствах. Вполне возможно, что они способны вызвать у тебя лишь раздражение. Однако позволь мне сказать…
– К чему? – Во взгляде горящих огнем темных глаз читалась откровенная насмешка. – Я вовсе не желаю выслушивать ни твои извинения, ни твои объяснения.
– Но ты же послал мне эту газету… – вновь напомнила Дженетт, на этот раз еле слышно.
Висенте с пренебрежительным видом пожал широкими плечами. И наступило напряженное молчание.
Не выдержав, Дженетт набрала полную грудь воздуха и попробовала начать снова:
– Это означает, что ты хотел показать мне, что я в тебе ошиблась. Пожелал представить доказательство своей невиновности.
– А может, мне просто захотелось заставить тебя помучиться угрызениями совести? – вкрадчиво произнес Висенте. – Или я пожелал оставить за собой последнее слово?.. Однако, как бы то ни было, теперь это не имеет ни малейшего значения, – уже другим тоном, холодным и твердым, добавил он.
– Как это не имеет! – воскликнула Дженетт, не в силах сдержать рвущиеся наружу эмоции. – Ведь Николь Сежурн разрушила наш брак!
– Нет, – возразил он со всей решительностью. – Вся заслуга в успехе этого мероприятия принадлежит только тебе. Если бы ты мне поверила, мы до сих пор были бы вместе.
Дженетт отшатнулась, как будто ее ударили. Изложив голые, ничем не прикрытые факты, он нанес удар в самую уязвимую точку.
– Все далеко не так просто…
– Я придерживаюсь другого мнения.
– Но ты позволил мне уйти! – в отчаянии возразила она. – Какие усилия ты приложил, чтобы доказать, что эта ужасная женщина лжет?
– Виновен до той поры, пока не доказал, что невиновен… Ход твоих мыслей остался прежним, не так ли? Ты возложила всю тяжесть доказательства на мои плечи, однако у меня не было для этого никаких возможностей. Ту ночь, как и все остальные в том плавании, я провел один, но засвидетельствовать это не мог никто, кроме меня, – возразил Висенте с кривой усмешкой на губах. – А беспринципные девицы вроде этой Сежурн всегда охотятся за богатыми мужчинами, и, выходя за меня замуж, ты отлично это знала. Главной линией обороны нашего брака было полное доверие друг к другу, ты же сдалась после первой атаки.
– Я бы предпочла, чтобы ты был более настойчив в своих оправданиях! – огрызнулась Дженетт повышенным на пол-октавы голосом. Абсолютное отсутствие каких-либо эмоций и полное безразличие Висенте к происходящему выводили ее из себя. – Однако ты посчитал ниже своего достоинства убеждать меня в том, что я ошибаюсь и неверно о тебе сужу!
Взгляд Висенте, вспыхнув, тут же потух вновь.
– Держи себя в руках, дорогая. Как ни прискорбно это говорить, твой визит явно не доставляет удовольствия никому из нас.
– Так, значит, ты не примешь моих извинений? – спросила Дженетт с несчастным видом.
Она ведет себя так искренне, с такой непосредственностью и вместе с тем наивностью, что просто напрашивается на неприятности, подумал, Висенте. После женитьбы на ней, вспомнил он с горечью, я собирался защищать ее от любых неприятностей, даже не подозревая, что вступаю на вражескую территорию и единственно возможным выходом из этой ситуации явится необходимость поступиться собственными идеалами…
Осветивший поднятое кверху лицо Дженетт солнечный свет отвлек внимание Висенте от невеселых мыслей. Совершенство нежной матовой кожи еще больше подчеркивалось искрящимися как драгоценные изумруды глазами и мягким, манящим, как спелые вишни, ртом. Тело его отреагировало мгновенно.
Поймав на себе вызывающий взгляд темных глаз, Дженетт почувствовала жар внизу живота и слабость в коленях – вечную и неизбежную реакцию на знакомую агрессивную мужественность Висенте. Густые черные ресницы, сразу напомнившие ей о маленькой дочке, опустились в холодном прищуре, и он отступил назад.
– Я так и не понял, зачем тебе понадобилось меня видеть.
– Нет, ты понял! Ты все прекрасно понял! – возбужденно воскликнула Дженетт, покраснев от мысли, что Висенте мог обратить внимание на унизительную для нее реакцию, вызванную одной его близостью.
– А может быть, мне вообще не хочется говорить на эту тему, – возразил он. – Почему бы нам не побеседовать вместо этого о Карен?
Дженетт взглянула на него с недоумением, но тут же выражение лица ее смягчилось, озарившись любящей улыбкой.
– О, с ней все просто прекрасно!.. Знаешь, она так быстро растет!
Ее улыбка, однако, только ухудшила и так неважное настроение Висенте.
– Нет, этого я как раз и не знаю.
– Что? – не поняла Дженетт, понадеявшаяся на то, что разговор о дочери, том единственном, что осталось между ними общего, будет способствовать потеплению ледяной атмосферы их встречи.
– Я сказал нет, я не знаю, насколько быстро растет Карен, потому что вижу ее не так часто, чтобы иметь возможность судить об этом. Знаю только, что при каждой встрече она говорит и делает что-нибудь новое.
Его сдержанное замечание заставило Дженетт сникнуть.
– Полагаю, что так и должно быть.
– По всей видимости, ты забыла о том, что я был лишен возможности стать свидетелем ее первой улыбки, первых шагов и первых произнесенных ею слов…
Дженетт, глаза которой всегда были на мокром месте, изо всех сил постаралась скрыть мгновенно навернувшиеся слезы.
– Вероятно, можно считать за счастье, что Карен хотя бы узнает меня при встречах, – сухо добавил Висенте.
Впервые за все время разлуки разговор коснулся их ребенка, и Дженетт поразила горечь, прозвучавшая в голосе мужа. Разве может она винить его за враждебный тон встречи, если он чувствует себя отстраненным от воспитания собственной дочери? К ее удивлению, Висенте выказал себя гораздо более любящим и заинтересованным родителем, чем это казалось ей ранее. Одним из самых неприятных для нее воспоминаний прошлого было то крайнее раздражение, с которым он воспринимал ее беременность.
– Не знаю, как тебе сказать… – неуверенным тоном начала Дженетт.
– Только, умоляю, воздержись от обязательных в таких случаях словесных клише! – язвительно попросил Висенте. – Должно быть, ты до сих пор не понимаешь, что, подобно большинству разведенных супругов, у нас осталось не так уж много тем для разговора.
– Но мы еще не разведены…