- Почему ты не позвонила мне? - спросил он, силясь запахнуться в халат.
- Я не беспомощная маленькая девочка.
- Только совсем неуклюжая, - проворчал он.
- О, перестань! - Она заставила его замолчать, накинув полотенце ему на голову.
Он появился из-под полотенца, взъерошенный и мокрый, похожий на мальчишку, посмотрел на нее осторожно.
- Ты не сердишься на меня?
- Нет, как я могу рассердиться на человека, который чинит мою крышу, - шутя сказала она. Найти хорошего строителя трудно.
Он усмехнулся.
- Мое единственное честное ремесло.
- Не будь так строг к себе, - сказала она спокойно.
Она думала, что он снова заведется, но он только взял полотенце и продолжил вытирать голову.
Она заварила чай и сделала бутерброды, и они поели в тишине. Лука казался утомленным и отстраненным, и она задумалась, не жалеет ли он, что затеял все это.
- Что с тобой случилось? - внезапно спросил он.
- О чем ты?
- Куда ты исчезла?
- Разве твои сыщики не сказали тебе?
- Они проследили тебя до Швейцарии, потом ты исчезла. Я предполагаю, ты так и планировала.
- Правильно. Я знала, что ты наймешь лучших, и они будут проверять авиалинии и паромы, все, где существует паспортный контроль. Так что я перешла швейцарско-итальянскую границу "неофициально".
Он удивился.
- Как?
Она улыбнулась.
- Не имеет значения.
- Так просто?
- Так просто. Затем я передвигалась только поездом или автобусом, потому что если бы взяла машину, то оставила бы след.
- Значит, вот откуда у тебя тот невероятный велосипед, стоящий на заднем дворе?
- Правильно. Я купила его за наличные. Никаких вопросов.
- Я должен был подумать об этом. Прежние хозяева этой рухляди, наверное, довольны, что избавились от нее до того, как она развалилась. Из чего сделана та штука, которая прикрепляется сзади?
- Ты имеешь в виду мой прицеп?
- То, что ты называешь прицепом.
- Я очень горжусь им, - сказала она с достоинством. - У меня было несколько коробок, которые я соединила. В небольшом сарае позади дома я нашла старую детскую коляску и сняла колеса.
Сожалею, что нанесла материальный ущерб.
- Не волнуйся, та детская коляска уже никому не нужна. Но зачем тебе прицеп?
- Я езжу в деревню за всем необходимым продукты, дрова и все такое.
- Ты возишь дрова в этой коробке?
- Однажды я нагрузила слишком много, и все развалилось. Мне пришлось вернуться домой за молотком и гвоздями, потом поехать обратно, соединить прицеп и привезти все, что осталось.
Увы, только дрова лежали там, где я оставила их.
- Конечно. Здесь честные люди. Но почему ты не попросила привозить тебе дрова?
- Тогда все бы наверняка знали, где я живу.
- А как же гостиницы, в которых ты останавливалась? Там требуют паспорт?
Она пожала плечами.
- У меня есть итальянское гражданство. Я ездила по всей стране, нигде не оставаясь надолго.
Лука глубоко вздохнул.
- Само коварство, ускользнула даже от меня.
- Неплохо, да? - дерзко улыбаясь, сказала она.
- Ты могла бы научить меня кое-чему, - усмехаясь, сказал он.
- Иногда я раздумывала, не остановиться ли на какое-то время на одном месте, - продолжала Ребекка. - Но я нигде не чувствовала себя как дома.
Поэтому все ехала и ехала…
- Пока не прибыла сюда… - Он не договорил, слова повисли в воздухе, но Бекки ничего не сказала.
Наконец он проговорил спокойно:
- Ты очень хотела убежать от меня, не так ли?
- Да, - сказала она просто.
Лука молчал, и она взглянула на него. Его лицо дрожало при свете свечи. Возможно, так казалось от тусклого освещения, но Бекки подумала, что никогда не видела такой невыносимой печали.
Он не отворачивался и не пробовал скрыть свои чувства. Просто молча сидел перед ней - такой беззащитный, каким не был никогда. Бекки не могла не заговорить с ним.
- Лука… - Она не хотела звать его по имени, но оно вырвалось помимо воли.
Эмоции переполнили ее, и, закрыв глаза, Бекки почувствовала, как слезы стекают по ее руке.
Она не знала, как их остановить. Слезы не могли ей помочь, она ощущала горечь потерянных лет, возможностей, которые уже никогда не реализуются, любви, которая, кажется, умерла, оставив только опустошение. У нее будет ребенок Луки, но он не сможет уже стать счастьем для них слишком поздно.
Ей показалось, что свет коснулся ее волос и ее имя нежно прошептали, но ей не хотелось открывать глаза. Бекки боялась встретиться с ним взглядом, боялась, что он увидит, как она плачет.
Она слышала, что он подошел к печи и подбросил несколько поленьев, затем снова сел.
- Теперь тебе будет тепло до утра, - сказал он. Ложись в кровать и согревайся.
Она открыла глаза, он стоял около двери.
- Куда ты идешь?
- Назад в фургон. Надену там сухую одежду, и верну тебе полотенце завтра.
- Нет, подожди!
Ребекке показалось чудовищным оставлять его в холоде, в то время как ей будет тепло.
- Ты не можешь вернуться в фургон, - сказала она.
- Конечно, могу. Мне там вполне сносно.
Бекки вскочила, потянулась рукой, чтобы задержать его, но резко остановилась, почувствовав сильную слабость. На мгновение у нее потемнело в глазах, потом перед глазами все поплыло.
Она не была уверена, подхватил ли он ее или она уцепилась за него, но они обняли друг друга, и Бекки разозлилась на себя. Теперь он все узнает.
Она ждала его восклицаний, вопросов: почему она не сказала ему? Бекки чувствовала себя загнанной в угол.
- Ты, видимо, плохо поела, - сказал он. - Таскала дрова на пустой желудок. Чем тебе помочь?
- Ничем, спасибо, - медленно сказала она.
- Тогда иди прямо в кровать.
Лука поддерживал ее, помогая дойти до спальни и устроиться на кровати, затем укрыл ее.
- Хорошо?
- Да. Спасибо, Лука.
- Тебе сейчас лучше поспать - уже поздняя ночь. Завтра снова тяжелый день.
Он тихо закрыл за собой дверь, потом Бекки услышала, как Лука запирает переднюю дверь.
Бекки окружили темнота и тишина. Она пробовала вызвать в воображении его глаза в тот миг, когда Лука подхватил ее, и прочесть в них его чувства.
Но его взгляд был закрыт для нее. Словно Лука отстранился, давая ей полную свободу, как она того и желала.
Она думала, что знает его насквозь. Теперь же спрашивала себя, знала ли она его когда-нибудь вообще.
В течение следующих дней Ребекка поняла, что его отстраненность не была иллюзорной. Лука вел себя так с момента своего появления. Он спал в фургоне при любой погоде, не был назойлив и не произносил ни слова о своих чувствах.
Однако его поведение говорило о том, что ему нужен этот дом. Возможно, думала она, он строит его ради собственного спокойствия. Лука отремонтирует дом, чтобы она могла в нем жить, и уедет, так и не догадавшись о ребенке. Поскольку теперь он стал безразличней к ней, ко всему, что касалось их чувств. Бекки словно жила рядом с призраком. Но сосуществование было мирным, что она особенно ценила.
Дом постепенно возрождался. Восстановление крыши означало, что вторая комната, над которой раньше светило солнце, станет пригодной для жилья. Ребекка взяла на себя обязанность очищать от сажи полы и стены.
Лука отсутствовал целый день, а вечером привез маленький портативный генератор и пылесос.
- Мне пришлось съездить во Флоренцию, чтобы купить их, - рассказал он. - Генератор не очень большой, но его мощности хватит, чтобы пылесос работал. Так что ты сможешь быстрее справиться с сажей и не будешь похожа на трубочиста.
Бекки заправила за ухо непослушную прядь волос, но она снова упала на лоб. Лука усмехнулся и поправил ее.
- А как насчет ужина?
- Я не знала, когда ты вернешься, и ничего не приготовила.
- Чудесно.
- О, прекрати! - недовольно проговорила она. Сейчас я сделаю бифштекс.
Теперь ей стало намного легче убираться. По вечерам они уже не зажигали свеч, хотя по-прежнему топили печь, чтобы согреться и приготовить еду.
- Ты можешь спать здесь, - осторожно сказала она однажды, когда ремонт во второй комнате был закончен. - Все же тут лучше, чем в фургоне.
Лука подумал секунду.
- Хорошо.
Он съездил в деревню и возвратился с железной кроватью.
- Уж очень узкая, - с сомнением сказала она. Не больше двенадцати футов.
- Люди живут в маленьких домах. Мебель должна быть узкой.
Но матрац к ней совершенно не подходил, и Лука вынужден был купить другой. Он оказался шире, чем кровать.
- Видишь, неважно, что кровать узкая, - торжествующе сказал Лука. - Зато я буду спать на широком матраце.
- Но он будет свешиваться с каждой стороны.
Всякий раз, когда ты захочешь перевернуться, будешь падать.
- Ерунда. Я подойду к этому научно.
Лука объяснил ей все с научной точки зрения, но Ребекка отнеслась с недоверием и даже презрением ко всем его научным идеям. Ночью он лег в кровать в соответствии с научной точкой зрения и упал три раза. После этого он положил матрац на пол, а на кровать свалил все, чему раньше не мог найти место.
Юмор помогал им жить, протягивая между ними хрупкий мостик.
Случай, который все разрушил, подкрался к ним без предупреждения. Они сидели на кухне, слушая концерт по радио, и смеялись над попытками Луки восстановить ее "трейлер".
- Хорошо, я восстановлю твою коляску с прицепом, - наконец сказал он, - но стоит ли? Ты будешь пользоваться ею?
Бекки покачала головой.
- То-то и оно. - Он бросил колесо, которое укатилось в угол. - Мой отец хранил ее, - вспоминал Лука. - На тот случай, если родится другой ребенок. Но этого не случилось. Мама умерла, когда мне было десять.
- Да, я помню, ты рассказывал мне однажды. Бекки задумалась. - Должно быть, тебе было одиноко без братьев и сестер.
- Отец мне их заменял. - Он хмыкнул. - Бернардо Монтезе, местный великан, которого боялись все в округе. Но в душе он был мягким. Сначала о нем заботилась мама, потом я. Отец был словно ребенок.
- Ты очень любил его? - спросила она.
- Да. Мы были очень похожи. Но теперь я понимаю, что лишь отчасти. Он казался ребенком, который никогда не вырастет. Ты не поверила бы в такое противоречие, но за огромной физической силой скрывалась такая же слабость.
Бекки наблюдала за ним, сдерживая дыхание от охватившего ее предчувствия. Что-то невнятное витало в комнате. Если ей хотелось остановить происходящее, то нужно было сделать это сейчас.
- Продолжай, - прошептала она.
- Отец никак не избавлялся от детской коляски. Он говорил, что моей жене однажды она придется очень кстати. Я не смог сказать ему, что коляска годится лишь для свалки. Мысль о внуке придавала ему силы. Однажды отец напился и упал в каменный карьер. Он умер на следующий день. Мне было шестнадцать.
Лука рассказывал о своих родителях не первый раз, но никогда не затрагивал эту тему.
Она пробовала найти правильные слова, которые побудили бы его говорить дальше, но прежде чем Бекки произнесла хоть слово, он сказал:
- Когда мы встретились в Лондоне… - На мгновение он остановился, словно испугался чего-то.
- Продолжай.
- Я никогда не спрашивал тебя о родах. Я все думал об этом, но…
- Роды были преждевременными.
- Тебе трудно говорить об этом. Бекки, ты сильно страдала?
- Все произошло очень быстро. Она была маленькая, недоношенная. Мне было плохо после родов. Я очень хотела увидеть тебя и не знала, что ты сидишь в тюрьме.
- Твой отец, должно быть, вызвал полицию, пока я вызывал "скорую". Полицейские прибыли быстро и арестовали меня, как сказали, для "исправления поведения". Я умолял разрешить мне поехать с тобой, но они не позволили. Я помню закрытые двери санитарной машины, увозящей тебя, в то время как меня тащила в противоположную сторону полиция.
Лука надолго умолк, затем продолжил свой рассказ.
- Казалось, я схожу с ума, я начал беситься.
Потребовалось четверо полицейских, чтобы справиться со мной, я разбил нос одному из них, так что у полиции нашлось обвинение против меня. В тюрьме я пробыл много дней, не получая никаких новостей о тебе. Потом явился твой отец, сказал, что ребенок родился мертвым и я должен забыть тебя.
- Что он сказал? - Она ошеломленно уставилась на него.
- Он сказал, что наш ребенок родился мертвым. Бекки, что с тобой? - нервно спросил он, увидев, что она уставилась на него с мертвенно-бледным взглядом.
- Она не родилась мертвой, - прошептала Ребекка. - Она жила несколько часов в кувезе. Я видела ее. Она была такая крошечная, подключенная к аппаратам, вся в проводах. Это было ужасно. Доктора и медсестры боролись за ее жизнь.
Они старались, но все было бесполезно. Она умерла.
- Но она была жива? - хрипло спросил он. Она была живой, хотя бы некоторое время?
- Да.
- Ты держала ее на руках?
- Нет. Она должна была находиться в кувезе.
Это был ее единственный шанс. Но когда она умерла, медсестра завернула ее в пеленки и дала мне. Я поцеловала дочку и сказала, что мать и отец любили ее. Потом я попрощалась с ней.
- Ты все это помнишь?
- Да, тогда я еще находилась в здравом уме.
Депрессия началась несколько часов спустя.
- Ты спрашивала, где я был?
- Да, я продолжала спрашивать папу, он сказал, что полиция все еще пытается найти тебя.
- Он сказал так, зная, что меня посадили в тюрьму? - с тихим гневом спросил Лука.
- Он продолжал говорить, что ты ушел. Дочь умерла, а потом… - Бекки с трудом удавалось подбирать слова, - все вокруг вдруг стало темным.
Черное облако окутало меня. Я чувствовала себя обессиленной, я задыхалась и была испугана.
Весь мир, казалось, был полон ужаса, и так продолжалось день за днем. - Бекки провела рукой по глазам. - Возможно, депрессия началась из-за смерти ребенка. Но, возможно, если бы мы были вместе, этого бы не случилось. Или я оправилась бы скорее. Хотя теперь какая разница.
- Все было бы хорошо, если бы твой отец не разлучил нас, - сказал Лука. - Неважно, злом или обманом, он причинил нам боль, но и сам получил по заслугам.
Она кивнула.
- Я думаю, он полагал, что с легкостью вернет меня. Но ситуация вышла из-под контроля, и отцу пришлось нагромождать один обман на другой, лишь бы не признавать, что он был не прав. В конечном счете он терпел фиаско.
Лука взглянул на нее.
- Ты защищаешь его?
- Нет, но я не думаю, что он был плохим изначально. Отец стал таким, потому что не умел просить прощенья. Он разрушил нас, но разрушил и себя. Он знал, что сделал, но не мог в этом признаться. Знал и не мог столкнуться с этим лицом к лицу.
- Ты когда-нибудь говорила с ним об этом?
- Да, однажды. Мы ужасно поссорились, и я сказала, что это он убил моего ребенка.
- Что он ответил?
- Ничего. Только уставился на меня и побелел.
И ушел. Позже я нашла его в каком-то оцепенении. Спустя год после этого у отца был обширный инфаркт. Ему было только пятьдесят четыре, но он умер сразу.
- Я не сожалею о нем, - ожесточенно сказал Лука. - Я не простил ему и не буду притворяться.
- Я знаю. Мне немного жаль его, он навредил не только нам, но и себе. Но пока я также не могу простить его. Кроме того…
Бекки притихла на несколько секунд, встав со стула в нерешительности.
- Что? - спросил Лука. - Что еще?
- Кое-что. Я ждала, когда смогу сказать тебе.
Ждала удобного момента. Сейчас, я думаю…
Она остановилась в нерешительности, зная, что обратного пути нет. Лука взял ее руки в свои.
- Скажи мне, Бекки, - попросил он. - Сейчас самое время.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
- Да, - сказала она. - Ты должен знать. Лука, ты когда-либо возвращался в Каренну?
- Нет, - сказал он, подумав.
- Я тоже, до недавнего времени. Я была там несколько недель назад и узнала кое-что еще, о чем солгал мой отец.
Бекки снова умолкла. Внезапно она спросила себя, разумно ли поступает.
- Продолжай, - сказал он.
- Я всегда думала, что дочь умерла некрещеной, без имени. Папа никогда не говорил мне, что все иначе.
- О чем ты?
- Она - там, на кладбище. Ее крестил священник больницы.
- Но почему ты не знала?
- Врачи поместили ее в кувез. Как только она родилась, а я осталась с медсестрами. Там был священник, который пришел к другому ребенку.
Все думали, что наша маленькая девочка проживет только несколько минут, так что священник крестил ее тут же, на случай, если не успеет позже.
- И врачи никому не сказали?
- Они сказали папе. Я думаю, они решили, что он скажет мне, но он не сделал этого. Она была похоронена в освященной земле. Священник умер в прошлом году, но я говорила с новым. Он нашел запись о нашей дочери. Очевидно, старый священник собирался устроить небольшие похороны и сообщил отцу, когда они состоятся. В общем, на похоронах нашей дочери… - Бекки била дрожь, не было никого.
- Даже твоего отца?
- Он сделал вид, что ее никогда не существовало. Он хотел, чтобы я забыла о ней. Отец пытался уничтожить ее, уничтожить нас. Он даже сказал священнику, что ее имя - Ребекка Солвей.
- Что?
- Это имя на ее могиле, - с гневом продолжала она. - Ребекка Солвей. Но она там, Лука. Она не исчезала в пустоту. Он не смог уничтожить нашу дочь.
Лука в исступлении вскочил и заходил по комнате. Он мотал головой, как животное от сильной боли, и Бекки поняла, что никогда еще не видела такого опустошенного лица.
Наконец он остановился и резко ударил кулаком в стену. Раздался оглушительный звук, Лука бил в стену снова и снова. Старый дом, сделанный из прочного камня, противостоял ему. Или это была его судьба, которую не могли смягчить ни гнев, ни страдание.
- Боже! - повторял он. - Боже! Боже!
Разрываясь от жалости к нему, Бекки крепко обняла его. Он все еще бил кулаком в стену, но свободной рукой схватился за Ребекку так сильно, что она почувствовала боль.
- Лука, Лука, пожалуйста…
Она не была уверена, что он слышит ее. Он казался потерянным в своем страдании.
Наконец он устал и бессильно уронил голову, все еще дрожа от душевной боли. Ребекка стояла, прислонившись головой к его спине, и плакала.
Она могла вынести собственную боль, но его боль разрывала ее на части.
Он повернулся к Бекки и прижал ее к свой груди.
- Держи меня, - хрипло сказал он. - Или я сойду с ума. Держи меня, Бекки, держи меня.
Он почти упал на нее. Вся мощная физическая сила, казалось, покинула Луку, осталась только Бекки, спасающая его.
И Ребекка держала его в своих объятиях. Лука погрузился в то же состояние, в каком Бекки пребывала после смерти дочери. И в этот момент она решила, что не оставит его никогда.
Опираясь на нее, Лука вернулся к стулу и почти упал на него. Его взгляд остановился, словно он заглянул внутрь себя и увидел только опустошение.