Яна Гецеу
Анна и шут
Средневековая сказка о странной любви
- Эй, глухие ли вы? Мы и хотели знать лишь, дома ли госпожа Готтен! - неожиданно громко раздался хриплый голос за высокими окнами замка.
- Пошел прочь, оборванец! Станем мы ради тебя госпожу беспокоить!
- А я не с пустыми руками, и не без дела! У меня подарок для нее!
- Да ты, мужик, видно, не понимаешь! Вот я тебя сейчас одарю! - радостно–злобно захохотал стражник, и вслед за тем раздался крик боли.
- Эй, что там, Томас? - Анна, заинтересовавшись, наконец высунулась в окно. На ярко залитом полуденным солнцем широком дворе рослый страж держал за шиворот оборванного мужика, рядом подскуливала его толстая баба в грубом сером платье. За ее юбку испуганно прятался лохматый ребенок. Все взгляды были обращены на Анну.
- Да вот, госпожа графиня, бродяги какие–то утверждают, что у них есть что–то интересное для вас, мол, вы будете рады!
- Да? Интересно, и что же это? Отпусти их, Томас! Подойди сюда, мужик! - и свесилась в окно, ничуть не стесняясь богатой ночной сорочки и неприбранных волос - чего своих же крестьян стесняться! Мужик робко приблизился к окну, и встал, задрав голову и теребя шапку в руках. Анна с отвращением заметила его грязные, нечесаные лохмы и гадкие пятна на одежде.
- Говори же! А то ты уже все равно имел наглость разбудить меня! - и внушительно нахмурила брови.
- Госпожа… - нерешительно помявшись начал мужик. Посмотрел по сторонам, и вдруг решился:
- Госпожа пресветлая графиня! Я ваш крестьянин, Симон Вертушка, из деревни за озером…
- Короче! - перебила его графиня, и нахмурилась еще сильнее: - Говори прямо, чего ты хочешь, не тяни!
- Да–да, вы уж простите, по глупости ведь я… - заторопился испуганный мужик, окончательно растеряв первоначальную наглость.
- Помилуйте, добрая госпожа! - выпрыгнула вперед его дородная баба, волоча за собой грязного мальчишку - Пропадаем ведь!
- Уйди, дура! - замахнулся на нее муж с перекошенным лицом.
- Нет, пусть говорит! - повелела Анна, неожиданно обнаружив, что мальчишка - не ребенок вовсе, а просто карлик. Он молча уставился на Анну, щуря против солнца большие печальные глаза, и поклонился, забавно приложив ко впалой груди маленькие ручки. Оба - и госпожа, и карлик изучали друг–друга с одинаковым любопытством, в то время как баба слезно заливалась, скрипя и подскуливая:
- Помилуйте, добрая госпожа! Единственная ведь радость у нас была, кормилица наша, доченька Кристина! За долги забрали ее в крепость к вам, виноваты мы, ой, виноваты, сжальтесь над стариками! - и приторно всхлипнула, ожидая реакции госпожи.
- Ну, и чего ты хочешь–то? - Анна не отрывала глаз от забавного человечка.
- Отпустили бы вы ее… - тихо проговорил тот, искоса поглядев на бабу. Та злобно шикнула, и снова завыла: - Добрая госпожа, выкупить бы… вот… нам–то! - и вдруг замолчала, сделав какое–то жабье лицо. Тут вперед выскочил мужик, не забыв дать основательного тычка бабе в бок: - У-у, дура! - и, состряпав кислую рожу, заскулил: - Сын вот наш, от него пользы нам никакой, мелкий он, да умный зато - и чего только не разумеет! Святой отец наш всякому его воспитал! Вы бы посмотрели, он и вертеться по–всякому может! - и суетливо подтолкнул карлика вперед. Тот вдруг как–то сразу опрокинувшись, встал на руки, и описал круг вокруг родителей. Похлопал ногой об ногу, и так, стоя вниз головой, принялся рассуждать о величии и красоте христианской католической церкви. Маленькое личико его залилось краской, но он все стоял и стоял в неудобном своем положении, и продолжал говорить. Анне жаль стало малыша, она повелительно махнула рукой.
- Девку отпустить, карлика ко мне! - бросила она слуге, и повернулась, ожидая своего странного выкупа. Он не замедлил явиться, сопровождаемый слугой. Вошел, семеня коротенькими ножками, и остановился, почтительно опустив лохматую голову.
- Вот какие у меня крестьяне есть - воскликнула Анна, с любопытством обходя новую игрушку. Нетерпеливо махнула рукой, и слуга удалился. Потом, спохватившись, выглянула в коридор и крикнула:
- Пусть придут Готлиб - Ян и Мария - Францина! - "Хорошая забава для детей!", подумала она при этом.
- Как тебя зовут, подданный? - спросила она, опускаясь в высокое кресло.
- Кристиан Вайнеберг Вертушка Енот, Ваше сиятельство! - ответил карлик, отважно глядя в глаза госпоже.
- Ты что, дворянин? - засмеялась Анна, - имя–то какое длинное!
- Позвольте объяснить, - устало вздохнул коротышка: - Кристиан - имя, данное мне при крещении добрейшим падре нашим, воспитателем моим… - но он не успел договорить, в этот момент в комнату матери бесцеремонно влетели двое подростков - хорошенькая светловолосая девочка лет 13, и темненький худой и нескладный мальчик, на год старше. Девочка остановилась, изумленно распахнув небесные глаза и прижав пальчики к пухлым губам. Мальчик же немедля рассмеялся довольно злым смехом:
- Ого, да это еще почище африканской обезьянки, что привозили купцы нам два года назад!
- Ах, какой он хорошенький! Какой миленький! - воскликнула девочка радостно, и захлопала в ладоши:
- Мама, эта новая игрушка - нам?
Анна кивнула, улыбаясь, а малыш картинно отставив одну руку и приложив другую к груди, поклонился юным господам. Чуткая от природы Анна в этот момент уловила какую–то особую тоску обреченности в его больших ореховых глазах, будто тихо сказавших: "Ну вот, я и попался!"
- Кристиан Вайнеберг Вертушка Енот, Ваши сиятельства! - представился он снова своим необычным, мелодичным голосом.
- Ну и имечко! - прыснул со смеху мальчик.
- Готлиб - Ян! - укоризненно одернула его мать: - То, что перед тобой слуга, не дает тебе права быть жестоким! Не тому учит нас христианская мораль!
На это малыш коротко глянул на нее с благодарностью. Сын же обиженно надулся. "Он будет обижать уродца", - пронеслась у Анны мысль, и она покачала головой. Она вовсе не хотела воспитать сына жестоким.
- Продолжай! - кивнула она карлику.
- Кристианом окрещен я при рождении, Вайнеберг- истинная фамилия моего доброго отца, но за некоторую страсть к излишку слов прозван он Вертушкой, что и идет за единственно верную фамилию среди людей. Енот же - я сам, так как имею исключительное счастье пользоваться особым расположением животных сиих, а равно как и всех прочих живых существ, но именно Енотом прозван я из–за истории одной, произошедшей в раннем детстве с вашим презренным слугой. Коль пожелает добрейшая госпожа графиня…
- Да–да, рассказывай! - кивнула завороженная плавным потоком его мягкой речи Анна.
- Едва научившись ходить, оказался я на покосе с добрыми моими родителями. Оставаться под кустом, невзирая на запрет, тяготило меня, и я на слабых ножках забрел в начинавшийся тут же лес. Сам я не помню столь подробно, как хотелось бы, дабы донести до Ваших сиятельств всего богатства красок происшествия, но говорили мне, что когда хватились меня, и разыскали в лесу, сидел я под деревцем, и играл с енотом, довольно упитанным, и таких для меня размеров, как взрослому человеку медведь. И животное это, известное остротой зубов и когтей не сделало меня легкой добычей, а напротив, баюкало и ласкало, и я смеялся так счастливо, как должно быть, никогда более… - грустно вздохнул карлик, и огляделся. Девочка восхищенно засмеялась, мальчик дерзко фыркнул, не решившись, однако, при матери снова унизить ущербное создание. Анна же, заметив усталый жест карлика, велела ему сесть на пол.
- Ну что ж, дети, пора обедать! - позвонила в колокольчик, призывая служанку одеть ее к столу.
За обедом дети не переставая вертелись и баловались, пользуясь добродушным настроением матери. Нового шута Анна то ли из жалости, то ли для забавы посадила за один стол с собой, при этом велев подложить две подушки на высокий стул и подставить скамеечку - иначе б низенькому человечку не справиться. Она следила за неловкими, стесненными движениями ущербного создания, и ей все больше становилось стыдно - зачем она затеяла это издевательство? Но не могла же она показать этого детям, и тем более злым на язык слугам! И скрепясь, продолжала обед. Закончив, подозвала старого слугу Иоганна, и велела ему всюду шута сопровождать и помогать тому в бытовых делах, но не мешать бедняге, если тот попросит.
Анна вышла в цветущий летний сад, сопровождаемая беспокойными детьми, новым шутом и любимой собакой Локи. Это был огромный сильный дог в расцвете лет, и по началу Анна испугалась за шута, но тот топал рядом с пятнистым чудовищем, уже умытый и причесанный, и ничуть не смущался подобного соседства. Анна удивилась, как добродушно отнесся пес к её забавному слуге - обычно он был грозен с новыми людьми. А тут вдруг приветливо завилял хвостом, обнюхал человечка и лизнул в лицо, закрыв своим мокрым языком почти все его.
- Мама, наш Енот настолько мил, что даже Локи признал его! - радостно смеялась Марихен, и малыш кланялся ей.
День медленно истекал, тени удлинялись, а Анна все сидела с книгой на коленях, и наблюдала, как малыш Енот веселит ее детей: катается верхом на Локи, показывает фокусы с розами и куклами Марихен, и стоя на скамеечки, как на сцене выделывает разные гимнастические фигуры и декламирует Вергилия. Готлиб - Ян все пытался задеть его злым словом, но ловкий шут подрезал юного господина деликатно, но метко. Готлиб - Ян сердился, но был вынужден признать проигрыш, чтобы не оказаться вовсе дураком.
После позднего ужина Анна благословила на ночь детей, и велела шуту явиться к ней, но Марихен попросила, чтобы сегодня сказку на ночь ей рассказала не кормилица, а Енот. Тот удалился за девочкой, а Анна отправилась в свои покои, и пока служанка раздевала ее, долго и пристально смотрела на себя в большое зеркало, ловя первые признаки старения. Ее всерьез тревожило то, что ей уже 32 года, и талия имеет уже не те очертания, что хотя бы 5 лет назад - роды и время сделали свое коварное дело. И мелкие морщинки в уголках серых глаз - средство, купленное у заезжего алхимика не дало обещанного чудесного результата. И блеск глаз уже не вовсе не тот, и волосы… Боже, ведь и до первой седины недолго! Но она ведь еще вовсе даже не стара! И по–прежнему нравится мужчинам, даже молодым - этот герцог, что заезжал к ним на прошлой неделе… Но нет, это грех, думать о других мужчинах, когда ее доблестный муж всего 3 года, как в могиле! Ее мальчик, Готлиб - Ян все еще переживает боль потери, оттого и бывает порой так груб и резок… Но ведь он - хозяин этого замка, наследник, единственный мужчина рода Готтен. Он старается быть сильным, достойным с честью принявшего смерть графа. Он добрый мальчик, просто еще страдает по отцу… Пока Анна рассуждала так, в дверь тихонько постучали.
- Да? - откликнулась графиня, оборачиваясь. Дверь неслышно отворилась, и в покои вошел Енот.
- Госпожа желала меня видеть?
- Садись, слуга Енот! - улыбнулась повелительно Анна. - Ну, как тебе мои дети?
- Госпожа изволит, чтобы я выражался прямо? - хитро усмехнулся шут, опускаясь на скамеечку у ног женщины.
- Разумеется. Только не слишком неучтиво, и выбирая выражения! - предупредила она.
- Я буду правдив, Ваше сиятельство, когда стану хвалить 2‑х чудесных созданий, мирно спящих сейчас! Ваша дочь, сударыня, чистейшее создание, юный ангел! Сложно представить себе, сколь велика была любовь двоих, давших жизнь подобному мотыльку, столь же прелестному, сколь и резвому!
- И не по годам умному, верно? - добавила польщенная мать.
- Никак нельзя не согласиться! Очаровательное дитя в нежном своем возрасте любопытно до древнеримской поэзии, и пожелало ею заменить сегодняшнюю сказку…
- Так ты и в древнеримской поэзии хват?! - воскликнула очарованная нежной музыкой его голоса Анна.
- Имею честь, Ваше сиятельство!
- И где ж ты ее понабрался? - графине становилось все любопытнее. - Ведь ты ж крестьянский сын!
- А это святой отец наш, человек весьма просвещенный, и наделенный любознательностью и остротой ума, за что и был сослан в отдаленный наш приход. Я не пригоден для крестьянских работ, и отец, не решившись избавиться от меня во младенчестве, отдал священнику на воспитание. Скромную пищу тела я получал от отца родного, а умственную жадно впитывал от отца духовного. И здесь составил предмет огорчения добрейших родителей и особую гордость святого отца!
- Однако ж… - проговорила Анна, и на минуту задумалась. - Да, а каким нашел ты сына моего, Готлиба - Яна?
- Мальчик добр от природы, сударыня, но непосильное душевное страдание толкает его на жестокости.
- И это верно! - Анна опустила глаза. Как сразу и как точно, самую суть уловил этот странный уродец! Она подняла глаза, и снова пристально принялась рассматривать его лицо. Весьма живое и умное, освещенное большими навыкате ореховыми глазами под тонкими бровями, прямой нос, лишь большеватый рот портил довольно правильные черты его. И если бы не ущербность тела, он был бы очень даже интересен!
- Скажи–ка, шут мой, а сколько тебе лет?
- Восемнадцать, сударыня, и три месяца.
- Так мало? А я‑то полагала, никак не меньше 20-ти, ведь ты уже столь просвещен! - удивленно подняла брови Анна. - Скажи… А не бывал ли ты влюблен?
- Да ну, бросьте, госпожа! Уж мне ли думать о подобных материях! - несколько ядовито покачал головой карлик.
- Хм, ну что ж, нет так нет! А не знаешь ли ты забавных историй? Я до них большая охотница!
- Странники, сударыня, доносили до слуха всякое! Вот, к примеру, послушайте: имел человек один страсть к часам; собирал в доме диковинную коллекцию. Не доверяя никому дела собирательства, сам лично выискивал где было возможно, путешествуя подолгу по далеким деревням и селениям. Занесла судьба его однажды в жуткий лес, среди которого укрывалась деревенька. Попросился в единственный жилой дом. И представьте себе его удивление, когда дверь ему отворила девица, красивая с виду, какие в глуши не водятся. Страждущий взгляд путника нашел то, что хотел - часы над камином, редкостный экземпляр. Девица не отрывала от них странного взгляда, " Они давно стоят!". Как ни пытался странник завладеть ими, что ни предлагал - хозяйка оставалась неподкупна. Ночевал наш коллекционер в комнате девицы… Дождался, пока выровняется дыхание ее, тихонько пробрался в гостиную, долго разбирал ржавый механизм, и когда дело увенчалось успехом, довольный вернулся к хозяйке в спальню. Но вообразите себе ужас его, когда нашел он девицу с перекошенным лицом, хрипящей и мечущейся. Под зловещий звон часов морщинами лицо ее и седели волосы до тех пор, покуда вовсе не обратилась прахом! - замолчал, выжидающе глядя на Анну, которая задумчиво перебирала длинные свои волосы.
- А что же странник? - наконец очнулась она.
- Один Бог ведает, сударыня! - пожал плечами Енот. - Но будто бы с ума сошел!
- И что же, это все не пустые выдумки?
- Жизнь - самое потрясающее и неизученное явление, сударыня! Кто возьмется точно определить границу реальности и выдумки даже в самой фантастической истории? - загадочно ответил шут.
- А давай–ка еще, ты ведь, и не такое, поди, знаешь?
- Повинуюсь, сударыня! - поклонился шут разведя руки, и завел новую историю, баюкая Анну кристальной песней своего голоса.
Утром измученный и бледный шут вяло ковырялся вилкой в тарелке, вымороченно улыбаясь, то и дело дергающим его юным господам. Анна продержала его до 5 часов утра, бесконечно требуя захватывающие и пугающие истории, покуда не заснула. Беднягу пошатывало, хотя он и держался. Он был мал телом, но сна ему требовалось ничуть не меньше. После завтрака дети потащили его на пруд, где заставили снова ходить на руках и показывать фокусы. Ослабевший карлик сделал неловкое движение и свалился в воду, к жестокой радости Готлиба и слезам Марии. Девочка даже обтерла его своим тонким душистым шарфиком, и велела служанке принести полотенце. Потом тихим шепотом попросила прощения - это у шута–то!
- Только никому не говори, не смей, слышишь? - добавила она и отправила его переодеваться. Енот был удивлен так, как никогда в жизни, и краска смущения залила его щеки. В его жалком положении юная графиня перед ним, смешной игрушкой, извиняется! Глаза его наполнились слезами благодарности.
Так потекли–побежали радостные летние дни в старинном замке Готтен. Чем дольше жил в нем шут, тем больше привязывались к нему добрые его хозяева. Даже сумрачный подросток Готлиб - Ян стал менее жесток с ним, значительно смягчились и слуги, попервоначалу принявшие карлика довольно холодно, и норовившие задеть его или обидеть. Теперь же он приятельствовал со всем двором, раскланиваясь по утрам со слугами, а по воскресеньям, пока неугомонные хозяева на службе в соборе, пропуская стаканчик с конюхами… Он по- прежнему обедал за одним столом, сидел у ног госпожи по ночам и во время дождя, развеивая ее философской беседой и сказками. Веселил детей и гостей графини фокусами и забавными проделками, благо на них был неистощим. Осмелев, стал даже выдавать колкости, граничащие с дерзостью, на что Анна подчас готова была вспылить, но, уловив скрытый смысл, смеялась, и все заканчивалось пустой угрозой наказания, или фразой Готлиба - Яна, вроде:
- Эй, чучело, уж не возомнил ли ты себя королевским шутом, что выдаешь подобное, это ведь только ему позволено молоть откровеннейший вздор под видов полного тупоумия!
- Но господа мои, не забудем при том, - отвечал шут, - что все находящиеся в пределах королевства, являются подданными Его Величества, смиренными и не очень, а стало быть, каждый домашний дурак, вроде вашего негодяя, является собственностью Его Величества короля, да правит он справедливо и мудро долгие годы!
Енота очень полюбила 40-летняя бездетная добродушная кухарка, и при случае перекидывалась с ним парой душевных слов, приглашая малыша на кухню. Но это удавалось ему нечасто, хозяйка ни на шаг его не отпускала, совершенно повсюду таская его за собой.
- Вот уж воистину, храни нас Бог от барской немилости и от любви! - тайком жаловался он толстушке Герде, выпивая в уголке предложенный стаканчик подогретого вина, после чего становился весел, и нравился как Герде, так и хозяйке еще больше.
Быстротечное лето, отплясав свое, заплакало дождями и покинуло благословенную землю графства. Помахав ему вслед алым платочком, во всей благородной красе явилась госпожа Золотая Осень.
- Ах, охотничья пора! Счастливо восклицала Анна, и смеялась смехом 16-летней девушки. Вообще, вся как–то оживилась, и шут с приятным удивлением отмечал ее свежесть и молодость, причем вслух, на что Анна отвечала:
- Ах, друг мой, да ведь жизнь прекрасна! Да был бы жив мой муж, доблестный граф! - поначалу от этих слов она грустнела, но вскоре и это больше не сгоняло улыбку с ее красивого, благородного лица.
Одним тихим и прозрачным утром служанка ворвалась в комнату Енота, и разбудила несчастного бесчеловечно громким криком: