- Девушки, вы бы сыграли в крокет, - предложила герцогиня. - Остальные присутствующие присоединятся к игре. Милая Клодина, проводите принцессу Елену и фрейлейн Морслебен и велите вбить еще ворота.
Клодина встала.
- Извините, ваше высочество, благодарю! - сказала принцесса Елена. - Я несколько устала.
Она откинула голову на спинку качалки и стала качаться; графиня, по примеру своей повелительницы, тоже села. Клодина совершенно спокойно сделала то же самое.
Подали мороженое, чай, кофе в маленьких севрских чашечках. Пришли с игральной площадки мужчины и приветствовали гостей. Принесли колотый лед. Клодина заметила, что за ее стулом стоят Пальмер и ротмистр Риклебен. Она обернулась к последнему и заговорила - зная его сестру по пансиону, она спросила, как та поживает. Он подробно рассказал о ее замужестве и о счастье, которое она нашла, вопреки ожиданиям: несмотря на стесненные обстоятельства, маленькие средства, она была весела и довольна.
- Да, - согласилась молодая девушка, - можно быть счастливой в своем доме и при самых трудных обстоятельствах.
- Лучшим примером являетесь вы сами. Совиный дом - идиллия, греза, которую вы оберегаете, как фея довольства, - вмешался Пальмер. - Конечно, сознание, что это только временно, помогает волшебству; легко быть довольной, когда видишь в будущем храм счастья.
Клодина посмотрела на него вопросительно. Он со значением улыбнулся и взял со стола стакан со льдом.
- Немного туманно, господин фон Пальмер, я вас не понимаю, - сказала Клодина.
- Правда? Ах, милостивая государыня, при вашей блестящей проницательности вы здесь, должно быть, чувствуете себя совсем как дома, - уклонился он. - Надо надеяться, что скоро вы совсем переселитесь в жилище ваших предков. Я думаю, что постоянные поездки взад и вперед должны быть утомительны, в особенности теперь, когда устраиваются празднества в Альтенштейне и Нейгаузе.
- По несчастью, господин фон Пальмер, я снова не понимаю смысла ваших слов.
- Так смотрите на них, как на пророчество, фрейлейн! - сказал звонкий голос, и наследный принц, красивый двенадцатилетний мальчик с выразительными глазами матери, пододвинул к Клодине свой табурет. - Пророки всегда говорят туманно, - добавил он.
- Браво, ваше сиятельство! - воскликнул, смеясь, Пальмер.
- Я бы желал, чтобы господин фон Пальмер предсказал верно, - продолжал принц, любуясь Клодиной со смелостью, свойственной его возрасту. - Вы могли бы совсем переехать к маме, она еще вчера говорила папе, как было бы хорошо, если бы вы не каждый день уезжали…
Пальмер все еще улыбался.
- Я не могу этого, ваше высочество: у меня есть обязанности, - спокойно отвечала Клодина, - иначе я бы охотно жила в милом Альтенштейне!
- Это великолепное поместье, - сказал ротмистр. - Как прекрасны здесь сад и оранжерея!
- Это была страсть моего дедушки, - грустно заметила Клодина.
- Вы с вашим братом, когда были маленькими, и с другими детьми играли в "разбойников и принцесс"? - спросил он, не отрывая глаз от молодой девушки.
- Там, внизу, - отвечала она, - и около стены, в которой маленькая дверь, из нее мы делали нападения!
- Господин ротмистр, - громко сказала принцесса Елена, - я бы хотела теперь сыграть партию в крокет. Пойдемте, Исидора!
Графиня и ротмистр поднялись и пошли на лужайку; принцесса Елена еще стояла в нерешительности.
- Барон, - обратилась она к Лотарю, и в голосе ее зазвучала просьба, - не примете ли вы участие в игре?
Он встал и наклонил голову в знак согласия.
- Ваша светлость уже назначили всех для партии? - спросил он.
- Зачем? Ведь нас двое против двух.
- Не больше двух? Так, ваше высочество, - обратился он к наследному принцу, - принцесса Елена желает играть в крокет. Я знаю, как вы любите эту игру.
Ножка принцессы стала нетерпеливо топтать траву.
- Очень сожалею, - серьезно ответил принц, - фрейлейн фон Герольд только что обещала мне указать место, где я могу построить с братом крепость. Это для меня интересно.
Барон улыбнулся. Он постоял минутку, глядя, как принц с важностью подал Клодине руку.
Герцогиня с изумлением посмотрела вслед молодой девушке, уходившей с мальчиком.
- Почему фрейлейн фон Герольд не играет? - спросила она.
- Ваше высочество, принцесса Елена только что выбрала себе партнеров, - ответил он.
- Пожалуйста, барон, пойдите вслед за вашей кузиной, передайте мои извинения в том, что забыли пригласить ее, и, если возможно, верните ее. Гувернер наследного принца подойдет сюда и заменит вас.
Барон поклонился и пошел извиниться перед принцессой Еленой и передать молоток гувернеру, приятному, но чрезвычайно застенчивому молодому человеку. Потом он медленно и не оборачиваясь пошел вслед за кузиной. Нос старой принцессы побледнел и заострился во время этого разговора.
- Извините, ваше высочество, - сказала она и со звоном поставила чашку на стол. - Елена, конечно, не хотела обидеть фрейлейн, и ничего дурного не думала. Она очень любит ваше высочество. Но ее честное сердце всегда… не может…
- Я не вижу, при чем тут честность, тетя, - возразила герцогиня, и щеки ее вспыхнули.
Фон Пальмер посмотрел на герцога, который не обратил внимания на этот разговор. Его высочество играл моноклем и серьезно смотрел вслед удалявшейся молодой девушке, которую принц доверчиво держал под руку, задавая ей всевозможные вопросы. Они исчезли за густыми кустами жасмина; герцог медленно повернул голову и встретил взгляд принцессы Теклы; глаза ее горели сильнее, чем обычно, худое лицо выражало злорадство и неудовольствие.
- Он рано начинает ухаживать, - сказал герцог, - мальчик весь огонь и пламя.
- У него хороший вкус, - весело ответила на шутку герцогиня.
- Это у него от отца, - послышался голос старой принцессы, и любезно-язвительная улыбка мгновенно сменила неудовольствие. Она приняла самый безобидный вид и подвинулась на стуле.
Герцог вежливо снял шляпу и поклонился ей.
- Да, глубокоуважаемая тетушка, я всегда с большим удовольствием смотрел на красивых женщин, чем на безобразных. Если вы находите, что это свойство перешло от меня к наследному принцу, вы делаете меня счастливым. Благодарю вас!
Острое лицо Пальмера засветилось от удовольствия. Если бы Берг могла это слышать! Принцесса Текла начала нервно дергать носовой платок; герцогиня бросила умоляющий взор на мужа: она знала его антипатию к тете Текле. Это чувство он сохранил с юности, когда принцесса проявляла необыкновенный талант к выслеживанию его похождений и потом передавала их его матери, конечно, не совсем согласно с действительностью. Старуха больше не удостоила герцога ни словом. Она повернулась к герцогине и осыпала ее комплиментами, не предвещавшими ничего хорошего: в них проскальзывало сожаление, с которым относятся к человеку, без вины несущему большое горе, это было дружелюбие, которое может лишь оскорбить гордую и нервную натуру.
Герцогиня не понимала ее, но ужасно страдала от расспросов и советов, и, наконец, когда принцесса со вздохом проговорила: "Если бы я только наверное знала, что этот Альтенштейн поможет вам", она вышла из терпения и попросила отвезти себя домой, потому что чувствует усталость.
Это послужило знаком к отъезду; скоро под дубами все опустело, пестрые шары остались на дорожках, а обе принцессы со своей свитой поехали в Нейгауз.
15
Клодина пошла с принцем в самый отдаленный конец огромного парка. Она была рада уйти от взоров Лотаря, которые причиняли ей боль. Намеренное оскорбление маленькой принцессы едва задело ее, оно показалось ей столь ребяческим, что на него не стоило обращать внимания. Клодине часто приходилось выносить от нее мелкие неприятности; они начались с тех пор, когда появление Клодины на придворных празднествах и балах несколько затмило Елену. Но молодая девушка все-таки не понимала, почему принцесса так открыто высказывала свою неприязнь к ней даже в присутствии герцога и герцогини. Маленькая принцесса, должно быть, была в очень дурном настроении, или она с проницательностью любящего сердца угадала склонность Клодины к Лотарю?.. Но нет! Она была так уверена в своей победе, что даже взяла у Беаты фартук, чтобы войти в роль хозяйки в своем будущем доме. Да и Лотарь, очевидно, был уверен в этом ветреном, кокетливом сердце, иначе не решился бы таким ироническим образом заметить ей неприличие ее поведения.
Клодина нахмурила брови и закусила губы. Какое ему было дело до того, что ей неприятно? Он, наверное, не заметил бы этого, если бы она не носила имени Герольдов. Вечно эта безумная родовая гордость. Ведь она сама знала, в каких границах должны были держаться относительно ее, и умела защищаться, не нуждаясь ни в помощи, ни в сожалении ни от кого и всего менее - от него.
Клодина со своим юным спутником дошла до края парка, где еще во времена ее детства деревья и кусты росли совершенно свободно. Здесь пахло мохом и сыростью, среди разросшегося папоротника протекал прозрачный ручей. Вода под маленьким мостиком из грушевых стволов текла с тем же странным шумом, как тогда, когда она была маленькой девочкой и бегала здесь. По-прежнему стояла полуразвалившаяся хижина, которая служила то темницей, то рыцарским замком; как часто Клодина сидела в ней пленницей! Печаль овладела ею, когда она стала рассказывать об этом молодому принцу. Здесь же была могила любимой собаки Иоахима, маленького желтого датского дога, который был так умен, что никогда не выдавал своего хозяина во время игры в прятки и, лежа с Иоахимом в кустах, даже задерживал дыхание, когда тот, кто искал, подходил близко. Какое было счастливое время!
- Куда они выходят? - спросил принц, указывая на узкие низкие ворота, пробитые в стене.
- В деревню, ваше высочество, - отвечала Клодина. - Эти ворота употребляются для крестного хода.
Любознательный мальчик все дальше и дальше вел молодую девушку вдоль стены и засыпал ее вопросами. Вдруг он увидел сойку и, забыв о своих рыцарских обязанностях, стал красться за нею.
Клодина, погрузившись в грустные воспоминания, ничего не замечала и очнулась только тогда, когда мальчик уже скрылся. Она вздохнула и вытерла платком глаза. Чего же она хотела, ведь нельзя изменить то, что было. Повесив голову и плача, нельзя вернуть потерянного, слезами и вздохами добиться того, в чем отказано самим Господом! Настанет время, когда не будет больно, утешала она себя, это время должно прийти, потому что невозможно всегда жить с такой жгучей раной в сердце.
Клодина стояла с глазами, полными слез. Теперь, когда она осталась одна, боль, которую она чувствовала в присутствии Лотаря, готова была прорваться, она думала, что в это мгновение была бы не в силах видеть его рядом с той легкомысленной и капризной женщиной в качестве ее собственности.
- Извините, кузина, - внезапно прозвучал в ушах его голос. Вздрогнув, она испуганно оглянулась, и блестящая капля упала из ее глаз на руку, она быстро стерла ее, приняв обычное гордое выражение.
- Я никогда не решился бы помешать вам, - сказал Лотарь, приближаясь на шаг, - но ее высочество поручила мне сказать, что ужасно сожалеет, что вас оскорбили.
- Ее высочество, как всегда, добра ко мне, - холодно произнесла Клодина. - Я не оскорблена, привыкаешь не обращать внимание на такие выходки и относиться к ним по их достоинству.
- Кажется, вы многому научились в последнее время, кузина, - с горечью сказал он и пошел с ней рядом. - Я помню время, когда вы боязливо бежали от любого взгляда, и вовсе не так давно, в залах резиденции.
- Конечно! - согласилась она. - Слабое сердце мгновенно крепнет, как только чувствует, что должно одно стоять за себя. Впрочем, кузен, мне двадцать три года, и в последнее время я была резко вырвана из беззаботной девичьей жизни.
- Есть что-то великое в женской душе, - иронически отвечал Лотарь. - Только жаль, что ее гордость при первом столкновении с жизнью быстро сникает. Меня всегда трогает, - продолжал он тем же тоном, - когда я вижу, как женщина, не знающая света, с необычайным мужеством становится, как героиня, в невозможное положение. Хотелось бы закрыть глаза, чтобы не видеть, как она сломается. Но бываешь не в силах сделать так! Хотелось бы оторвать ее от головокружительной пропасти, и за это получаешь только холодную отталкивающую насмешку.
- Может быть, многие имеют, кроме мужества, и необходимую опору, - сказала Клодина, дрожа от внутреннего возбуждения, и ускорила шаги.
- Возможно, - отвечал он, пожав плечами. - Но есть натуры, которые считают себя исключением: "Смотрите, я могу безнаказанно решиться на это". И потом вдруг падают в бездну.
- Вы думаете? - спокойно спросила она. - Ну, есть также натуры, которые думают достаточно возвышенно для того, чтобы идти дорогой, которую им указывают долг и совесть, не оглядываясь направо и налево и не обращая внимания на непрошеных путеводителей.
- Непрошеных?
- Да! - воскликнула она, и ее прекрасные глаза заблестели от страстного волнения. - Почему вы позволяете себе, барон Герольд, всегда преследовать меня своими темными изречениями, намеками, загадочными насмешками? Разве мы когда-нибудь с вами состояли в таких отношениях, которые давали бы вам право на подобную опеку?
- Никогда, - беззвучно ответил он.
- И никогда не будем, - горько отвечала она. - Я могу только успокоить вас в том, что репутация дома Герольдов не пострадает из-за меня, - а это, вероятно, основная ваша забота, - я знаю свой долг.
Лотарь побледнел.
Клодина поспешно пошла вперед; он немного отстал и догнал ее у оранжереи, в которой жила дочь Гейнемана со своей семьей.
Клодина остановилась около открытого окна оранжереи и увидела в нем плачущую горькими слезами внучку Гейнемана, молоденькую девушку. Ее мать, аккуратная приветливая женщина, подошла к своей бывшей госпоже и рассказала о причине огорчения девушки, которой жених сегодня прислал отказ.
Рыдания за занавеской усилились.
- Почему? - сочувственно спросила Клодина, сдерживая собственное волнение.
- Она сама виновата, - печально продолжала женщина, кланяясь подошедшему барону Лотарю. - В имении, где она служила, молодой хозяин бегал и ухаживал за ней, и Вильгельм подумал, что она ему изменяет.
- Это нехорошо со стороны Вильгельма, - коротко сказала Клодина.
- Нет, госпожа, - сказала женщина, - нельзя упрекать его за это, он еще так молод. Я знаю, что моя дочь честная девушка, но если бы она меня послушалась и сразу оставила место, как я ей советовала, ничего бы не случилось.
- Видите ли, господин барон, - продолжала она, обернувшись к нему с неловким поклоном, - ни один человек не верит, что она ничего дурного не сделала, уж таков свет, и хотя бы она вырвала все волосы, доказывая свою невиновность, люди все равно думали бы, что она виновата. Я уж сколько раз вспоминала изречение, которое покойная госпожа написала в молитвеннике, подаренном мне ко дню конфирмации, посмотрите здесь, за изречением пастора, - она взяла с окна молитвенник в черном переплете с золотым обрезом и подала его Клодине.
"Блаженны чистые сердцем" - прочитала Клодина изречение, написанное тонким мужским почерком, а внизу - приписку крупным энергичным - рукой бабушки "Будь не только чиста, но избегай и внешней тени".
Книга задрожала в руках Клодины, она безмолвно возвратила ее.
- Оставьте его, дитя мое! - до странности резко прозвучал голос Лотаря. - Он был бы тяжелым мужем со своей склонностью к ревности и нравоучениям.
Плач прекратился, девушка вскочила.
- Нет, нет! Он такой добрый, хороший, я умру, если он не вернется!
- Можно многое пережить, малютка, - добродушно сказал Лотарь, - нелегко умереть от крушения своих надежд.
Клодина серьезно кивнула головой молодой девушке.
- Будь здорова, Лизабет, - сказала она, - не горюй о человеке, который не верит тебе.
- Ах, госпожа, не говорите так! - воскликнула девушка и отбежала от окна.
Клодина повернулась и пошла дальше, Лотарь шел рядом с ней.
Слова бабушки горели у нее перед глазами, по-новому освещая ее положение Что, если о ней самой уже шептались и сплетничали? И если верили этому? Если хоть один человек думал, что она забыла свою честь? Она вдруг обернулась к барону и взглянула на него вопрошающими, полными страха глазами.
Он спокойно шел рядом с ней. Нет, нет! Как могла она быть столь безумна.
- Площадка покинута, - заметил барон, - общество, кажется, в замке.
Действительно, под дубами было пусто, лакей, убиравший там, доложил, что их светлости уехали в Нейгауз, ее высочество ожидает фрейлейн фон Герольд у себя в комнате, а нейгаузовский экипаж будет прислан обратно.
Клодина повернула к замку Вечернее солнце золотило вершины деревьев и зажигало красным пламенем бесчисленные окна старого здания. Розовый отблеск лежал на всем, из маленькой сельской церкви несся вечерний звон.
- Всего хорошего, - сказал, останавливаясь, Лотарь. - Я хочу отыскать его высочество, чтобы проститься с ним. Вы ведь хорошо знаете здесь все ходы и можете обойтись без провожатого.
Его глубокий поклон она сочла за иронию. Клодина гордо наклонила голову. Она знала, что поверхностные родственные отношения, завязавшиеся между ними в деревенском уединении, теперь резко разорваны тем, что она оттолкнула непрошеные советы. Была ли она слишком резка? Она поколебалась, прежде чем идти дальше, потом очень быстро пошла по тенистой дорожке, выходившей на главную аллею.
На одном из поворотов показался герцог. Он снял шляпу и, держа ее в руке, пошел рядом с Клодиной. Он заговорил об устройстве парка и указал на клумбу, которая эффектно вырисовывалась на светлой зелени росших позади лиственниц.
- Где вы оставили барона, фрейлейн фон Герольд?
- Мой кузен только что расстался со мной, - отвечала она. - Если я не ошибаюсь, он хотел отыскать ваше высочество, чтобы проститься.
- А, ну он найдет меня. Я покушаюсь на него, хочу удержать на вечер, чтобы поиграть в бильярд; моя капризная маленькая кузина должна быть наказана.
Говоря это, герцог улыбнулся и внимательно посмотрел на Клодину.
- Вы, надеюсь, не были задеты этим ребячеством? - спросил он и вошел вместе с ней в большую аллею, ведущую к замку.
- Нет, ваше высочество, - отвечала Клодина, глядя омраченными глазами на замок. Около лестницы разговаривали двое мужчин, один из них оглянулся.
- Ей Богу, ротмистр, - сказал он тихо, - поглядите, как Людозик XIV выказывает свое почтение к Лавальер.
Другой промолчал, но удивленно посмотрел на пару, которая, казалось, так согласно шла по аллее. Наверху, в угольном окне у герцогини развевался белый платок, худое бледное лицо молодой женщины улыбалось.
Стоявшие с глубоким поклоном пропустили герцога и фрейлейн фон Герольд. Странно выглядела прекрасная подруга герцогини: жесткая складка лежала у ее губ, обыкновенно столь приветливых. Войдя в замок, она стала подниматься по лестнице так медленно и устало, как будто плечи ее давила тяжелая ноша.
"Теперь все прошло", - сказала она себе и вошла в покои герцогини.
- Клодина! - воскликнула молодая женщина, нетерпеливо ожидавшая у окна, и обняла ее. - Вас так долго не было. Я стала ужасно нетерпелива: когда вы ушли, мне хотелось пойти за вами, я действительно не могу быть без вас. Слышите, Клодина?