- Видишь ли, дорогая моя, человек, который, как я, постоянно воюет сам, всего более дорожит редкими часами сладостного отдыха. Для таких часов я постепенно собираю лучшие произведения новейшей литературы.
При этом она положила книгу и белье в рабочую корзинку, постелила на стол скатерть, потом принесла старинную сахарницу из лакированной стали с крепким замком, отперла ее и сделала сердитое лицо.
- Ну вот, извольте видеть! Конечно, это не удивительно при таком переполохе. Сахар для хозяйства попал сюда! Такого со мной еще не случалось. Но Лотарь преподнес мне сюрприз. В ответ на мое письмо о покупке серебра он написал, что возвращается. Я думала - не раньше июля, и потому не торопилась с приготовлениями к его приезду, и вдруг третьего дня он является с багажом, как раз во время нашей большой стирки. Это было ужасно! Мне понадобилось все мое присутствие духа, потому что мадемуазель совершенно потеряла голову и делала глупость за глупостью.
Беата зажгла спирт под только что принесенным кофейником и нарезала пирог. Клодина подумала о том, как шла роль хозяйки к ее высокой фигуре в темном платье с белым фартуком, белым воротничком и манжетами. Здесь ее движения были сильны и уверены, в отличие от неловких, связанных движений и поведения, из-за которого ее недавно в Герольдгофе Альтенштейнов назвали варварской женщиной.
- Лотарь один не смутил бы нас, хотя он очень избалован, - продолжала Беата, вынимая из буфета корзинку с ранней земляникой и ставя ее на стол, - но вся эта орава, которую он таскает за собой… Тут фрау фон Берг, ее горничная, нянька, различная мужская прислуга, и всех надо было разместить. А ребенок-то, ребенок! Такой несчастный червячок никогда не пищал в стенах Нейгауза!.. Нет, никогда! Посмотрел бы на него мой покойный дед, добрый Ульрих Герольд, - какие бы глаза он сделал! Он называл пискунами такую мелюзгу без крови и костей. Девочка не может стать на свои тоненькие ножки, а ей почти два года. Ванны из дикого тмина и молока были бы ей полезны, но мы не смеем коснуться сложной программы питания фрау фон Берг, она ведь непогрешима, как папа! Теща Лотаря, старая принцесса Текла, пригласила ее для своей внучки и совершенно влюблена в эту толстую полоумную особу, которая как нельзя более антипатична мне.
Она пожала плечами, налила кофе в чашки и села к столу. Теперь Клодина могла начать свое сообщение.
Беата молча выслушала ее, мешая свой кофе, но когда дело дошло до самой находки, со смехом подняла голову.
- Что, воск? А я уж вообразила, что старый Гейнеман выгребает целую массу церковной утвари и других драгоценностей. Воск! Вот так новость! А монахини! Поэты-лирики представляют их белыми розами, вздыхающими за железными решетками о прекрасном запрещенном мире, - она засмеялась. - Но здесь монахини не имели на это времени: они были настоящими духами хозяйства и бережливости. В нашей родословной упоминаются две девицы Герольд, которые находились в числе изгнанных сестер. Может быть, именно они сошли вниз с лопатами, чтобы спрятать свой воск от бунтовщиков! Кто знает! Я поступила бы так же. - Она с улыбкой покачала головой. - Чудесная история! И совершенно удивительно также, что это глубоко честное создание, сидящее передо мной, вполне серьезно желает, сосчитав все круги, разделить с нами находку.
Луч светлого юмора скользнул по ее правильным строгим чертам.
- Конечно, воск всегда нужен, хотя бы для того, чтобы вощить нитку. Но в этом вопросе я не высшая инстанция, дорогая моя. Надо посоветоваться с Лотарем.
Она встала и вышла; Клодина не старалась ее удержать. Хотя лишняя встреча с бароном Нейгаузом и была ей неприятна, тем не менее она понимала, что этим все дело сразу будет окончено, и потому спокойно встала, когда через некоторое время в вестибюле послышались его шаги.
Он вошел со своей сестрой. Клодина при дворе видела его только в офицерском мундире, блестящим, победоносным "как Бог войны", как шептали многие дамы… Сегодня он был в штатском, в простом сером костюме. Клодина должна была сознаться, что не мундир придавал ему тот блеск, который делал его, даже рядом с рыцарственным герцогом, самым видным мужчиной при дворе. Она отошла от окна и хотела заговорить, но он со смехом поднял руку.
- Больше не требуется ни слова, - поспешил он сказать. - Беата сообщила мне, что ваш романтичный Совиный дом открыл свои сокровища - старинное монастырское имущество. Как интересно! Конечно, души монахинь разрушили стену, потому что, наконец, к ним явилась настоящая хозяйка.
Клодина невольно взглянула на губы, произносящие столь любезные слова. Это был уже не тот человек, который близ принцессы никогда не обращался к ней с родственным приветом и мрачный взор которого при виде новой фрейлины всегда выражал плохо скрытую досаду.
Беата снова подвела ее к столу.
- Иди же, не держись так торжественно, мы не при дворе, - сказала она. - Садись. Знаешь ли, твои ножки настоящей Золушки, нашей институтской диковинки, должны были удивляться, совершая сегодня такой длинный путь.
Клодина покраснела и поспешно опустилась на стул. Беата села рядом с ней, а барон остановился перед ними, опираясь на спинку стула.
- Конечно, дорога через лес длинна, - поддержал он сестру, - и не следовало женщине отваживаться идти одной. Разве вы не боитесь натолкнуться на грубость?
- Нет, не боюсь. Раньше я чувствовала себя в лесу, как в детской. Мне скорее думается, что он охраняет меня, как старый друг…
- Да, я тоже готова бродить в лесной чаще, даже среди тумана и ночи, - засмеялась Беата. - Мы дети тюрингских лесов. Но для твоих ножек, Клодина, дорога эта все-таки слишком дика…
- Совершенно ненужная жертва, которую заставила вас принести чересчур щепетильная честность, - добавил ее брат, - потому что и без соломоновой мудрости ясно, что мы не имеем и тени права на находку. Совиный дом давно принадлежит линии Альтенштейнов. Как могли бы мы так далеко простирать наши притязания, которые всего менее идут нам, потому что мы сами должны были постараться исправить некогда сделанную несправедливость. Я всегда не понимал, как мой дед мог согласиться обменять ничего не стоящие развалины на плодородный участок земли.
- Я того же мнения, - подтвердила Беата, энергично кивнув головой. - Пусть теперь старый Гейнеман докажет, что его оценка находки верна… Ежегодное подкрепление для твоих хозяйственных нужд не будет для тебя лишним.
- Ты практична, как всегда, дорогая Беата, - сказал барон Лотарь. - Но я почти готов протестовать против такой судьбы наследства монахинь. Разве не было бы более поэтично, если бы старая цветочная пыль обратилась не в воск, а в драгоценные камни, например, в брильянтовый убор, который наследница надела бы при возвращении ко двору? - спросил он, пристально глядя через плечо на молодую девушку.
Клодина подняла свои омраченные глаза и встретила его взор.
- Камни вместо хлеба? - проговорила она. - Мне дороже спокойное чувство, что нужда изгнана из моего дома. Поэтому я рассуждаю так же практично, как Беата… А что мне делать при дворе? Вы, кажется, не знаете, что я вышла в отставку?
- Как же, об этом щебечут даже воробьи на крышах резиденции. Но разве ваше имя и столь завидное для многих положение любимицы герцогини-матери не дают вам права когда угодно вернуться ко двору?
- Из бедного Совиного дома? - спросила она дрогнувшими губами, и глаза ее сверкнули.
- Конечно, расстояние далеко, - произнес барон, и голос его звучал безжалостно, как будто ему попалась давно желанная жертва. - Ровно восемь часов езды!.. Но двор может найти средство и подвинуться к вам поближе.
- Как это возможно? - воскликнула она со сдержанным испугом. - Кроме старой Лесной отрады, у герцогского дома нет владений в окрестностях.
- И в трех узких комнатах знаменитой Лесной отрады вода течет со стен, - заметила с улыбкой Беата.
- Буря скоро обратит негодную постройку в груду мусора… - Барон замолчал и зашагал по комнате. - Третьего дня я провел несколько часов в резиденции, чтобы показать принцессе Текле ее внучку, - продолжал он, остановившись, - и слышал мельком о подобном намерении герцога.
При этом он пристально, почти враждебно, посмотрел в прекрасное лицо бывшей фрейлины, которая густо покраснела.
- Много соображали и шептались по такому поводу, - продолжал он и с насмешливой улыбкой отвел глаза от покрасневшего лица. - Вы знакомы с придворной болтовней. Она, как мяч, вылетает из какого-нибудь угла, и ее трудно поймать, но след остается даже на задетом венце святыни.
При этих словах Клодина подняла опущенную голову.
- Да, я знакома с придворной болтовней, - согласилась она, - но никогда не унижалась до такой степени, чтоб она могла оказывать на меня какое бы то ни было влияние.
- Браво, старый пансионский товарищ! - воскликнула Беата. - Ты действительно выбралась оттуда целой и невредимой!
Ее светлые глаза все время внимательно наблюдали за возбужденными лицами говоривших.
- Но оставьте придворные воспоминания, - прибавила она, наморщив лоб. - Я до глубины души ненавижу сплетни; все равно - на плоту ли на реке или при дворе - они всегда непорядочны… Скажи мне лучше, Клодина, как ты справляешься со своей новой задачей?
- Ну, сначала было, конечно, трудно, - сказала девушка с кроткой улыбкой, к которой примешивалась легкая грусть. - На руках и фартуках есть следы неумения стоять у плиты. Но первая страда уже прошла, и я теперь даже нахожу время пользоваться нашей тихой семейной жизнью и слушать приятные и интересные рассказы Иоахима.
- Неужели? Он с удовольствием смотрит на то, что вы исполняете обязанности прислуги?
Лотарь насмешливо взглянул на нее.
- Вы думаете, я не умею избегать того, чтобы он видел мои хозяйственные занятия? - весело возразила она, не замечая насмешки. - И для этого не требуется особенной хитрости. Иоахим с утра до вечера пишет "Путешествие по Испании", в которое вставляет свои лучшие стихи. За работой, которая делает его счастливым, он забывает будничную жизнь со всеми ее мелочными заботами. Это человек, которому все равно - спать на полу или на мягкой постели, он может питаться черным хлебом и молоком и быть довольным. Но он требует любви, нежного участия, а это он постоянно находит, когда спускается к нам вниз из своей "колокольной комнаты". О, я могу сказать, что поняла свою задачу: Иоахим - поэтическая натура, и заботы о нем мне вручила сама муза поэзии!
Она встала и взяла шляпу и перчатки.
- Теперь пора идти домой и приготовить к ужину яичный пирог… Не смейся, Беата, - но она и сама присоединилась к звонкому смеху подруги. - Моя старая Линденмейер гордится искусством, с которым ее ученица уже печет пироги.
- Следовало бы твоей старой герцогине посмотреть на это! Она была бы довольна. Она настоящая немка, хозяйственные наклонности у нее в крови. Но понравилось бы ей, если бы горькая необходимость перенесла ее из салона в кухню? Смена света и тени, которая выпала на твою долю, слишком резка, и мне тяжело об этом думать.
- Успокойся, Беата! - с хорошо заметной иронией произнес барон. - Испытание непродолжительно. Это только переходная ступень, эпизод из сказки о короле Дроздовике. Раньше, чем ты думаешь, солнечный блеск озарит скромный цветок, такой блеск, которому станут завидовать розы Шираза.
Брат и сестра незаметно обменялись взглядом, и при последних словах барон Лотарь вышел из комнаты.
- Он, кажется, фантазирует, - сказала Беата, пожав плечами и, по-видимому, ничего не понимая, пошла к двери, ведущей в соседнюю комнату. - Подожди минуту, Клодина, я оденусь для гуляния: мне хочется проводить тебя.
5
Клодина подошла к окну, щеки ее горели, тонкие брови мрачно сдвинулись. Чего только не выдумали придворная злоба и легкомыслие, чтобы бросить камни вслед ей, ушедшей оттуда для спасения лучшей части своего "я". И чем могла она оскорбить и озлобить только что вышедшего человека до такой степени, что он смел так больно уколоть едва успокоившееся сердце с виду шутливыми, но в сущности глубоко оскорбительными словами?
В саду, недалеко от окна, стояла колясочка с его ребенком. Может быть, он настолько огорчен смертью жены, придававшей такой блеск его положению, что мстит за это другим? Действительно, ему, видимо, тяжело выносить свою судьбу. Жену он потерял, а дочь ее хрупка и беспомощна, и все огромное богатство, оставленное принцессой, не может дать ей силы встать на ножки… Сколько споров и борьбы произошло уже из-за этого слабого создания! Бабушка, принцесса Текла, которая не могла успокоиться после смерти любимой дочери, сама отправилась в Италию просить, чтобы ребенка отдали ей, но барон резко и решительно отказал теще. При дворе говорили, что старуха хочет женить овдовевшего зятя на своей младшей дочери, принцессе Елене, чтобы внучка не попала в руки посторонней мачехи. Некоторые умники, знающие все на свете, утверждали даже, что молодая принцесса благосклонно смотрит на этот план, так как давно уже питает тайную склонность к прекрасному супругу сестры.
Принцесса Елена была красивее покойницы, но у нее были те же большие, неприятно блестящие глаза, которыми ребенок теперь пристально смотрел в лесную чащу. Девочка лежала в белых подушках, и ее тоненькие пальчики нервно дергали голубое атласное одеяло, рядом с колясочкой сидела старая няня, которая усердно вязала и оживленно рассказывала что-то ребенку.
Пол задрожал от шума экипажа, а в комнату вошла Беата, одетая для гулянья. Она взяла корзиночку земляники и повесила ее на руку Клодины.
- Для маленькой Эльзы, - сказала она, покраснев.
Она убрала сахар и пирог, и подруги вышли. На дворе стояла коляска с откинутым верхом. На козлах сидел барон Лотарь.
- Вперед, дорогая! - позвала Беата, видя, что Клодина остановилась на ступеньках, не решаясь принять такую любезность в Нейгаузе. - Эти красивые животные, - сказала она, указывая на отличных, нетерпеливо дергающих повода лошадей, - бегут, как кони самого солнца: они охотно сожгли бы нас!
Коляска быстро покатила между липами. Барон управлял горячими лошадьми без труда и как бы шутя. Он смотрел на поля и плодовые деревья, росшие вдоль дороги, но ни разу не оглянулся на сидевших в коляске.
Перед отъездом он взглянул в лицо Клодины и заметил ее нерешительность и отчужденность; она знала это, потому что встретила его полный насмешки взор, от которого кровь бросилась ей в лицо. И все же волей-неволей "Монтекки и Капулетти" должны были ехать вместе в красивой элегантной коляске, которая казалась клочком придворного блеска, оказавшимся в Полипентале.
Купаясь в лесных и полевых ароматах, в ярком солнечном свете расстилалась перед ними прекрасная, полная жизни равнина, по которой весело бежала стекавшая с гор речка, то блестя на солнце, то тихо пробираясь сквозь густую тень прибрежных ракит. Правда, порой под напором грозных ливней она дичала и становилась грозой своих берегов. Кто мог бы сказать, глядя на ее теперешнее спокойное течение, что она поглотила часть состояния Герольдов?
Вокруг, куда ни поглядишь, кипела работа перед вечерним отдыхом. Косы, как молнии, сверкали над падающей травой, в картофельных полях работали, согнувшись, целые ряды женщин, а на прибрежных лугах босоногие девочки пасли коз и гусей и в то же время вязали чулки. Сверху доносились равномерные удары топора. Приветливые возгласы со всех сторон встречали экипаж и получали такой же ответ, и Клодине впервые пришло в голову, что им, сидящим здесь в коляске, можно было не стыдиться перед этим тяжелым трудом: они не были трутнями в улье, они тоже работали - одна по врожденной склонности, а другая из стремления спасти свое самоуважение - стать полезной и создать благосостояние любимых людей.
На мгновение показалась над деревьями высокая крыша Герольдгофа, имения Альтенштейнов. Шесты для флагов еще стояли пустыми - горько оплакиваемый родной дом не принял пока новых владельцев. Но по дороге ехал тяжелый воз с мебелью, а следом за ним ящик с концертным роялем.
- Кажется, новые соседи перебираются, - сказала Беата, пристально посмотрев на проезжающие возы.
В то же мгновение барон Лотарь быстро обернулся к Клодине.
- Вы знаете, кто купил имение? - прервал он свое молчание внезапно, как следователь, желающий захватить преступника врасплох.
- Как я могу знать? - немного резко возразила она, неприятно задетая его тоном. - Мы стараемся забыть, что у нас когда-то был дом по ту сторону леса, и потому не выведываем, кто заместит нас.
- Этого еще и никто в долине не знает, - подтвердила Беата. - Наши лучшие деревенские кумушки бьются головой о стену, но и они понятия ни о чем не имеют. Иногда высказываются подозрения, что покупатель - богатый промышленник. То, что я видела сквозь покрышку воза, подтверждает это предположение: таким людям всегда недостаточно блеска и роскоши. Ужасно! Дымные фабричные трубы в нашей прекрасной, чистой долине!
Барон Лотарь давно отвернулся; он не отозвался и ударил бичом по лошадям. Коляска покатила дальше, теперь уже лесом.
Беата поглядела на кусты, образующие свод над мягким мхом и лесными цветами, и сказала, что, вероятно, и жители резиденции с полными пыли легкими не прочь иногда отдохнуть на лоне природы. Она поставила корзинку с земляникой на колени и накрыла душистые ягоды батистовым платком. Клодина подумала, насколько теперь ехали быстрее, чем недавно на наемных лошадях.
- Смотри, смотри, как красиво выглядывает из зелени твой Совиный дом! - воскликнула удивленная Беата, когда показалось маленькое именьице. - Я не бывала здесь с тех пор, как была в последний раз у твоей бабушки. Весь дом увит зеленью!
Она была права. В последние годы своей жизни покойная владелица Совиного дома посадила около башни дикий виноград. Еще две недели тому назад маленькие листочки на тоненьких ветках покрывали стены еле заметной сетью… Сегодня же густая листва оставляла незакрытыми только окна. Виноград поднимался до нижней башенной комнаты, окружал стеклянную дверь, выходившую на площадку, и, как ковер, перекидывался через перила на противоположную сторону.
Гейнеман показывал маленькой Эльзе птичку, сидящую высоко в кустах; он держал ребенка на руках и шел навстречу экипажу. С боязливым напряжением старик поднял свои светлые брови: едут ли те, чтобы потребовать свою долю воска?..
Коляска остановилась. Садовник открыл дверцы с вежливым поклоном, но вышла только его молодая госпожа. Беата, оставаясь в экипаже, протянула землянику девочке, которую Гейнеман все еще держал на руках.
Клодина с удивлением заметила прелестную нежную улыбку на лице подруги, и малютка, вероятно, инстинктивно почувствовала, что это редкий луч, - она потянулась и обняла своими ручками шею Беаты; потом с радостной улыбкой взяла корзинку с земляникой из тех самых больших рук, которые недавно с возмущением отстраняла от своих любимиц-кукол, и, вырвавшись из рук Гейнемана, поспешно побежала домой.
Беата сказала владелице Совиного дома, что скоро посетит ее, тоже придет пешком… Коляска тотчас повернула и уехала. Барон Лотарь, хотя и молчал всю дорогу, но простился с Клодиной глубоким поклоном и сказал несколько приветливых слов Гейнеману.