Я очень расстроился, что она бросила учебу, но не мне указывать ей, как жить.
- Мне так жаль. Передай ему мои лучшие пожелания.
Она обещала передать.
Прошло еще два года, прежде чем мы встретились снова.
Как-то в субботу, примерно за месяц до окончания колледжа, мне позвонил Том и спросил, не хочу ли я погонять с ним по бездорожью. Мне не терпелось испытать свое новое сокровище, "Ямаху-ОТ 250", и я с радостью ухватился за подвернувшуюся возможность. Мы выехали на скоростное шоссе, с которого я свернул прямо в дюны. На полпути к вершине я услышал странный визг мотора, и тут же земля ушла у меня из-под колес. Последнее, что помню, - как провалился в кромешную темноту.
Когда я очнулся, то увидел рядом Тома. Ситуация, казалось, глупее не придумаешь. Никаких ран, если не считать задетой колесом мотоцикла щеки, зато руки и грудь ободраны до мяса, а от прилипшего к ним серого песка я стал похож на ящерицу.
Когда мы добрались до пункта "Скорой помощи", я уже ничего не соображал от боли, перед глазами все плыло. Том поддерживал меня, как я ни старался убедить его, что могу идти и сам.
Мы доковыляли до регистратуры, и сидевшая там девушка посмотрела на нас. Пандора. При виде меня она побледнела, дыхание у нее перехватило. К тому времени я полностью утратил чувство реальности, и явление Пандоры меня совсем не удивило. Я попытался сострить, но отключился на полуслове.
На следующий день Пандора пришла меня проведать и пригласила заходить в гости, когда поправлюсь. Неделю спустя я вновь оказался у нее дома. Все был, как раньше. Ее мать кормила нас пирожными и по-прежнему была неистощима на шутки.
Как и прежде, мы играли с ее отцом в парчизи, а Пандора порхала вокруг, будто прелестная златоперая птичка.
После игры мы отправились к ней в комнату и поставили на видео последний фильм, который прислал дядя Джин. Но я все смотрел на Пандору. Где-то на середине фильма я обнял ее за плечи и начал целовать.
Думаю, все, что случилось потом, не могло не случиться.
Тот наш первый раз с Пандорой был полон очарования и нежности. Я помню, как естественны для меня были наши ласки, какими неожиданно знакомыми мне показались движения ее тела, прохлада ее кожи, золото волос, словно все это давным-давно стало частью меня.
А потом она лежала в постели, свернувшись, как дитя, и волосы волнами покрывали ее перламутровое лицо. Я не мог отвести от нее взгляд и мысленно повторял:
"Я всегда любил тебя".
Но не сумел произнести это вслух.
Мы встречались почти год, и это было прекрасное время. Мне казалось, что я вернулся в самые счастливые дни моего детства.
Пандора не утратила дара делать из всего что-то необыкновенное, а я, если б мог, просто остановил бы время навсегда.
При этом с ней не всегда было просто. У нее случались приступы дурного настроения, но я не обращал на это внимания и считал, что мне безмерно повезло, раз она со мной. Когда мы гуляли или смотрели кино, я мог, не отрываясь, смотреть на нее и пытаться понять, как случилось, что после стольких лет Пандора наконец стала моей.
После окончания колледжа я решил основать собственное дело и занялся созданием компьютерных сетей для небольших местных компаний. Мне удалось сразу заполучить несколько клиентов, и я мечтал, что когда-нибудь вся округа будет пользоваться моими услугами.
Когда отцу Пандоры стало немного лучше, я думал, она вернется в колледж и закончит учебу. Но она сказала, что переросла школу. Однако работа в больнице тоже не приносила ей особой радости, и мне казалось, что все-таки лучше получить диплом.
К тому времени каждый из нас обзавелся собственным жильем, но месяцев через десять после того, как мы стали любовниками, Пандора вернулась домой. Ее отцу опять стало хуже, и она решила пожить дома, чтобы помочь матери ухаживать за ним.
И вот тогда все у нас начало разваливаться.
Я чувствовал, что Пандора постепенно отдаляется от меня.
И не понимал, что происходит. Она просто не хотела больше быть со мной. Отменяла свидания, перестала приходить ко мне. Она стала рассеянной и беспокойной, и мы все реже оказывались в постели.
Ее отец был очень плох, и мне не хотелось принуждать ее, создавать ей лишние проблемы, но меня беспокоило будущее и наши дальнейшие отношения. Говорить с ней об этом я боялся из страха услышать то, что она могла мне сказать.
Я слишком ее любил и не хотел ничего слышать.
Пандора
Три часа утра - пора бросить попытки заснуть. Сегодня у двери офиса меня поджидали два репортера. Они шли за мной до самой машины, повторяя имена Троя и Джона Брэдшоу.
Я все время пытаюсь представить, что у меня есть волшебная кнопка. Стоит ее нажать, и я в безопасности, я в прошлом. Не знаю, почему меня так тянет туда - ведь там все и началось. И не настолько я обезумела, чтобы верить, будто в прошлом можно что-то изменить - но там не так страшно.
Когда же, в какой момент это началось? Наверное, в тот Новый год. Да, я даже сейчас помню свои чувства в тот день. Я проснулась и подумала: в этом году все будет по-другому.
Я долго лежала тогда в постели. За окном сгущался туман, и в этом было что-то странное и таинственное. В Палм-Спрингс так редко случается туман, что это казалось неким предзнаменованием.
Я встала с постели и отправилась на кухню, приготовить родителям завтрак. Поджарила французские тосты и отнесла им в спальню.
- С Новым годом, Энди-Пэнди, - отец поцеловал меня. Кожа его была горячей и напоминала пересохший пергамент. - Пусть этот год станет для тебя самым счастливым.
Я, словно эхо, произнесла те же пожелания, но сердце мое сжалось. Выглядел он - в чем только душа держится. Таким я видела его теперь каждое утро - с растрепанными после сна седыми волосами.
Я включила телевизор и переключилась на Парад роз. В Лос-Анджелесе моросил дождь, и промокшие ведущие выглядели уныло.
- Может, мы увидим Джина, - сказал отец, - он говорил мне, что собирается пойти на парад.
Я сильно сомневалась, что можно увидеть дядю Джина среди сотен тысяч зрителей, но для папы, который все пытался разыскать его, эти два часа были сплошным удовольствием.
Однако, когда парад закончился, на него напала тоска. Он все похлопывал меня по руке и вздыхал:
- Вот еще один год прошел. Как быстро мчится время, не успеешь оглянуться, как всему конец. Я бы хотел быть лучшим отцом для тебя, Энди-Пэнди.
Я не знала, как его утешить. Я напомнила ему, как славно мы иногда проводили время, как ездили на пикник, как играли в "Кути", мастерили индейскую деревню, которую я выбрала для школьного проекта. Все это вызвало у него улыбку, зато мне самой стало невыносимо грустно. Это воспоминания пятнадцати-, а то и двадцатилетней давности, и на смену им не пришло ничего. У меня возник образ мотылька, распластанного на стене, - как он медленно умирает, потом засыхает и, наконец, падает вниз и обращается в прах.
Весь день отец дремал, а я бродила по дому. Когда мама вернулась с работы, я решила куда-нибудь выбраться.
Для поднятия духа я поехала полюбоваться на самые красивые дома, которые только можно отыскать у нас в округе.
На Андреас-хиллз уже вывесили объявления о сдаче внаем. А перед большим домом в испанском стиле на Стоунхендж-драйв даже висело объявление о продаже. Я остановилась напротив и вышла из машины.
Перед домом стояла женщина, оказавшаяся агентом по недвижимости. По счастью, я с ней раньше не встречалась. Нельзя часто появляться в одних и тех же местах, чтобы не вызвать подозрений, и я старалась быть крайне осторожной.
Женщина улыбнулась мне, и я поднялась по ступенькам.
- С Новым годом, - сказала она, - вы подыскиваете дом?
- Да, - ответила я, - но так трудно найти что-нибудь подходящее. Я просто в растерянности.
- Может, этот понравится?
Она протянула мне проспект и разрешила осмотреть дом.
Я полчаса бродила по комнатам, представляя, как бы все здесь устроила, если б дом был моим. Когда я наконец спустилась по ступенькам, агент поджидала меня внизу:
- Ну как, повезло на этот раз?
- Это, возможно, подойдет, - небрежным то ном произнесла я. - Я обязательно вернусь и посмотрю еще раз. А потом, наверное, покажу его моему жениху и управляющему.
- Я вас прекрасно понимаю, - ответила она с улыбкой.
И было в этой улыбке нечто такое, что мне подумалось, будто все это время она видела меня насквозь.
Остаток дня я провела, собирая то, что назвала своей Доской Сокровищ. Я как-то прочла в книге по самосовершенствованию, что наше подсознание реагирует на изображения, и если собирать фотографии того, о чем ты мечтаешь, то они помогут получить все это в реальной жизни. Я дала себе слово, что с нового года начну делать что-нибудь новое, и прежде всего сделаю эту Доску. Я обложилась журналами и стала вырезать из них все, что мне нравилось, - роскошный "БМВ", старинное кольцо с сапфиром, загородное шале в Швейцарии. Потом наклеила все вырезки на доску для плакатов.
Когда Доска Сокровищ была готова, я прислонила ее к стене напротив кровати. Мой взгляд скользил по фотографиям - изящный дом в колониальном стиле, спящий младенец, лыжный курорт в Уистлере. Слишком сильное испытание - вот так переходить из одной прекрасной мечты в другую.
Ближе к полуночи пришла мама. Меня раздражала ее манера всегда ходить на цыпочках, будто она боялась разбудить отца. Она прекрасно знала, что он не спит. Он уже давно не мог спать больше нескольких минут подряд. Но, просыпаясь, он молчал, чтобы она думала, что он все еще спит. Через стену я слышала все, что происходило в комнате родителей, - как мама раздевается, ложится в кровать, как поворачивается отец. Но все это делалось молча.
Я подумала о том, что в раннем детстве я все время слышала их голоса, сливаясь, они казались мне радостным плеском искрящегося потока, под звук которого так весело и хорошо жить. Но после того как отец покалечился, этот поток начал постепенно мельчать и окончательно иссяк, когда папа заболел раком. Второго января мне надо было выходить на работу. По дороге в больницу я изо всех сил старалась себя воодушевить, говорила себе, что пришел мой год и меня ждут перемены. Я получу повышение, а может, найду работу получше.
Но когда я свернула на Боб-Хоуп-дайв и въехала на стоянку, от оптимизма не осталось и следа. Серое квадратное здание больницы возвышалось надо мной, как волна, готовая обрушиться на меня и раздавить. Я сидела в машине, у меня не было сил пошевелиться. Мне хотелось разрыдаться. Кого я пытаюсь обмануть? Ничего нового в этом году не случится, и ничего хорошего меня не ждет. Ни одна моя мечта не сбудется, ни одно из моих Сокровищ не станет явью. Я останусь в этом городишке навсегда. Работать в отделении "Скорой помощи" этой больницы и когда-нибудь прямо здесь умереть.
Поздно на что-то надеяться. Я уже давно ошиблась везде, где только могла.
В то утро было очень трудно включиться в работу. В одиннадцать доставили пятнадцатилетнего мальчика, пострадавшего в автокатастрофе.
- Мой сын - лучший в классе, - твердила его мать. - Он пойдет учиться в Гарвард, станет врачом. А потом будет работать в больнице, может, в этой самой больнице.
Мне нечего было ей ответить. Я видела, что ничему из этого не суждено сбыться, так оно и оказалось. Он умер к полудню.
В обеденный перерыв сидеть в кафетерии не хотелось. Я взяла бутерброд и вышла на лужайку. День выдался славный, солнечный, но каждый раз, поднимая глаза, я видела больницу. Даже повернувшись к ней спиной, чувствовала на себе ее тень.
Пора было возвращаться на место, хоть я оттягивала этот момент как могла. Мне всегда было страшно идти мимо пациентов к своему столу. Я видела, как они завидовали мне, на лицах читалось: "Почему не она, а я?"
Когда я уже собиралась домой, позвонил Гари. Я прослушала запись только в машине:
- Привет, Пандора, это я. Я хотел спросить, свободна ли ты в пятницу вечером, и если да, то не согласишься ли поужинать со мной в "Черепахе". Перезвони мне.
Он явно нервничал. По дороге домой его взволнованный голос все время звучал у меня в ушах, и с каждым кварталом я все сильнее и сильнее ощущала свою вину. Какая же я дрянь, если Гари приходится чуть ли не извиняться за то, что он приглашает меня в лучший ресторан города.
Я была холодна и невнимательна к нему в последнее время. Я это знала, но ничего не могла с собой поделать. Что-то изменилось в наших отношениях, но что? Думаю, в один прекрасный день я поняла, что не заслуживаю такой любви и никогда не заслуживала. Что не могу ответить ему тем же. В самом начале мне казалось, будто я люблю его и когда-нибудь выйду за него замуж. Но со временем стало ясно, что это невозможно.
Мама и Стеф не могли этого понять, считали меня ненормальной. Гари - само совершенство, он добрый, надежный, верный, никогда не дуется, ни к чему не придирается. И так далее и тому подобное. Он обладает всеми достоинствами, мыслимыми и немыслимыми.
Но в этом-то и дело - меня не интересовал человек "с достоинствами". Мне не нужен список в пятьдесят причин того, за что его следует любить. Я хотела, чтобы это было "просто так".
А с Гари "просто так" не получалось. Возможно, потому, что мы встретились слишком рано и я знала его как свои пять пальцев. С того дня, как мы познакомились, он ни разу не удивил меня. Иногда я думала, как все сложилось бы, встреться мы на десять лет позже, где-нибудь в баре или в кафетерии колледжа. Вдруг все было бы иначе? Может, он показался бы мне привлекательнее? Как-то не верилось.
Я ненавидела себя за такое отношение к Гари, за свое предательство, свою неблагодарность. Но мне так осточертела эта жизнь - без денег, без интереса, без возможности вырваться из этого убогого городишки. Все во мне взывало к переменам. А тут Гари - такой предсказуемый, такой довольный своим мелким бизнесом и мелкими интересами, абсолютно счастливый в этом старом застывшем мире.
Он не виноват, что мне не сиделось на месте, но я знала, что не могу больше скрывать свои чувства. Подъезжая к дому, я решила, что тянуть больше нельзя и нужно прекратить наши отношения раз и навсегда.
Я хотела сделать это в ту самую пятницу, но у меня не хватило духа. Гари был так весел, говоря о своих новых клиентах, перспективной новой фирме, которая поручила ему заниматься всем программным обеспечением. Видя его таким сияющим, полным заслуженной гордости, я струсила. Я говорила себе, что открывать ему правду постепенно, по частям, будет не так жестоко. В некотором роде, я уже начала это делать.
Когда мы вышли из ресторана, Гари обнял меня за талию:
- Пойдем ко мне?
Мы не были вместе уже несколько недель.
- Прости, но я так устала сегодня.
- Ничего, - быстро ответил он. - Может, тебе еще чего-нибудь хочется?
- Вообще-то, да. Если ты не против, мне бы хотелось посмотреть на дома, которые сдают в аренду.
Мы поехали к Андреас-хиллс. Когда мы проезжали мимо испанского дома на Стоунхендж-драйв, я увидела, что объявление о продаже все еще на месте. Ночью дом выглядел еще лучше. Подсвеченный лиловатым светом фонарей, спрятанных под пальмами, он казался соблазнительно волшебным.
Гари остановил машину напротив дома, положил руку мне на плечи и стал перебирать мои волосы.
- Представляю, как мы жили бы здесь, - бормотал он, - я бы работал над программами, ты смотрела какой-нибудь старый фильм. И каждый раз, подняв глаза, ты бы видела, что вот он я, а я бы видел, что вот она - ты.
Я подумала, как бы это было - поднимаешь глаза и каждый раз видишь Гари, и так всю жизнь. Я невольно отшатнулась от него.
Всю дорогу до моего дома мы молчали. Я видела, что Гари обижен. Я ненавидела себя за то, что причиняю ему боль, и ненавидела его - за то, что он так любил меня, а я не могла ответить ему взаимностью.
Тянулся январь, с туманами, работой, чувством вины и крушением всех моих новогодних начинаний.
Как-то в пятницу вечером, когда моросил мелкий дождь, я не выдержала. Надев лучшее платье, сказала маме, чтобы она не ждала меня и ложилась спать, и отправилась в ночной клуб "Бананы".
Стоило мне туда войти, как я тут же пожалела об этом. Слишком громко, слишком шумно, все в клубе оказалось "слишком". Глупо было надеяться, что я найду здесь хоть какое-то спасение.
Я села у стойки бара и заказала выпивку. Допивая второй стакан вина, я почувствовала запах "Драккара" и, обернувшись, увидела стоящего рядом мужчину.
Светловолосый, лет тридцати, в джинсах и выгоревшей хлопчатобумажной рубашке.
- Отлично выглядишь, - сказал он.
Я сказала, что выгляжу так лишь каждое второе воскресенье.
Его звали Дейл, и он принес мне еще один стакан.
Завязался один из этих идиотских кабацких разговоров - хотите, я вам скажу, к какому типу женщин вы относитесь? - и прочая ерунда. Я сразу поняла, что могу заполучить его в любой момент, если захочу, и я действительно хотела. О Гари я старалась не думать.
Загорелая кожа на груди Дейла была похожа на копченый сыр, я все смотрела на нее, и мне хотелось ее лизнуть, чтобы узнать, так ли она нежна на вкус, как выглядит.
Он спросил, кем я работаю. Когда я ответила, он расхохотался:
- Я сразу понял, что где-то тебя видел.
Оказалось, что несколько месяцев назад его привезли в больницу со сломанной рукой и мы даже немного поговорили. Я этого не помнила.
- Ты так здорово заговаривала мне зубы.
- Ничего особенного. Я всем заговариваю.
- Ну, тогда заговори мне зубы сейчас. Тогда мне это показалось очень сексуальным.
Он не отставал от меня, а я тем временем допила третий стакан.
- "После того как медицинский страховщик получит счет за медицинские услуги, смету всех дополнительных расходов пациента направят ему вместе с…" - отбарабанила я привычный текст, но внезапно осеклась. Это было не смешно, нельзя шутить с такими вещами.
Дейл наклонился и поцеловал меня:
- Я же сказал тебе, что это очень сексуально.
Через две минуты мы были на улице. "Ямаха" Дейла стояла у обочины. Забираясь на сиденье, я испытывала странное ощущение. До этого я ездила на мотоцикле только с Гари.
Мы выехали на шоссе на Виста-Чино и покатили в сторону бульвара Санрайз. У меня возникло ужасное предчувствие, что мы едем в Дезерт-Парк, так оно и оказалось.
Дейл поставил мотоцикл на стоянку, и мы пошли к дому. Я старалась не смотреть на покрывавшие стены граффити, на сломанные игрушки и ржавые жестянки под ногами.
В квартире у него было грязно, повсюду валялся какой-то хлам, в раковине полно немытой посуды. Я велела ему сменить простыни на кровати, и мы сразу легли.
Потом он приготовил мне в пластиковой чашке какое-то подобие кофе с сухим молоком, но я даже не прикоснулась к этому вязкому пойлу. Оказалось, что я могу переспать с парнем через час после знакомства, но не в силах пить его ужасный растворимый кофе. Это насмешило меня. Дейл спросил, что здесь смешного, и я сказала:
- Ничего.