Бросив взгляд на Альбинию, Кит убедился, что женщина увлечена беседой со своим деверем, поэтому спросил напрямик:
– Идете на попятную, мисс Стейвли?
Нахмурившись, девушка задумалась.
– Вы сочтете меня глупой гусыней, однако, по правде говоря, я не знаю. Если бы Альбиния не появилась тогда так не вовремя…
– И не к месту, – хмыкнул Кит.
– Совершенно верно. Глупо вышло. Если бы она только знала, бедняжка… Пожалуй, между нами еще оставалась кое-какая неловкость, но мне показалось, что мы уже нашли взаимопонимание… впрочем, между нами пока много недомолвок. Когда вошла Альбиния, вы мне сказали, что следует оговорить одно важное условие, но не успели… Что вы имели в виду?
– Боже! Неужели я допустил такую бестактность? – удивился пораженный до глубины души Кит.
– Нет, никакой бестактности не было. Я же сама попросила вас вести себя со мной без церемоний… предельно откровенно…
– Похоже, я сполна злоупотребил предоставленной мне свободой, ибо даже в таком деле заговорил об условиях.
– Ну, помнится, вы употребили именно это слово, хотя я могу и ошибаться.
– Пожалуй, так оно и есть. Лично я ни о каких условиях не помню.
– Однако вы просто не могли напрочь позабыть обо всем, – возразила сбитая с толку девушка.
Кит засмеялся.
– Но я позабыл, следовательно, ничего важного сказать вам в тот день не собирался. Если бы нас не прервали, вы услышали бы из моих уст какую-нибудь банальность.
– Однако мне кажется, прерванный разговор оставил всех нас в неопределенности. Не могли бы вы заехать ко мне завтра в начале двенадцатого? Альбиния больше не помешает нам. Сразу после завтрака она намерена вместе со своей матерью ехать по магазинам. Что же до бабушки, то раньше полудня из своих покоев она никогда не выходит. – Решив, что ее жених медлит с ответом из-за нерешительности, девушка, слегка покраснев, добавила: – Вероятно, мне не следует об этом упоминать, но ситуация несколько затруднительная. Надеюсь, никто не сочтет дурным тоном, если я в моем возрасте и положении приму вас наедине?
– Ни в коем случае, – заверил ее Кит. – Я нанесу визит ровно в четверть двенадцатого. А если замечу перед парадным входом экипаж, ожидающий леди Стейвли, то спрячусь за фонарным столбом и затаюсь.
– Это уже напоминает интрижку, – рассмеявшись, произнесла девушка. – Не стоит так относиться к утреннему визиту.
А затем внимание мисс Крессиды привлек двоюродный брат, сидевший по другую сторону от нее. Девушка повернулась к нему. Спустя минуту хозяйка вновь принялась болтать с гостем.
Когда дамы удалились, слуги убрали со стола скатерть. Лорд Стейвли подсел к Киту и таким образом невольно спас его от поползновений мистера Лактона. Беседа стала общей. Поскольку застенчивость мистера Лактона помешала ему влезть в разговор старших, а мистер Чарльз Стейвли, которому уже давно перевалило за сорок, был лишь шапочно знаком с молодым лордом Денвиллом, Кит чувствовал себя вполне уверенно. Он с радостью задержался бы в столовой и подольше, однако лорд Стейвли, не желая, чтобы джентльмены слишком сильно налегали на вина, распорядился вскоре, чтобы гости присоединились к дамам.
В гостиной мнимый лорд Денвилл, естественно, стал предметом оживленной беседы. Мнения разделились. Одна компания под предводительством леди Стейвли пела дифирамбы его внешности и манере держать себя в обществе. Другая предостерегала Кресси от опрометчивого поступка, ибо выходить замуж за человека, имеющего репутацию заправского ловеласа, не дальновидно. Третья во главе с леди Эбчестер утверждала, что граф – весьма выгодная партия и Кресси в ее двадцать лет и с приданым в размере двадцати пяти тысяч фунтов стерлингов на большее рассчитывать не приходится.
Это вызвало яростные нападки на леди Эбчестер со стороны вдовствующей матроны. Сидя в своем кресле и опираясь на палку из черного дерева, старуха всем своим видом напоминала традиционную иллюстрацию ведьмы. Глаза старой леди Стейвли сверкнули, когда, сверля взглядом свою дочь, она язвительным тоном промолвила:
– Двадцать пять – это не считая того, что я ей могу оставить по завещанию.
Услышанное застало леди Эбчестер врасплох.
– Но… маменька, конечно, вы имеете полное право распоряжаться своими деньгами по собственному усмотрению, однако я сомневаюсь, что вы оставите большую сумму Кресси, когда у вас есть сыновья, которые надеются на вашу заботу. А еще у вас есть дочери. Лично я ни на что не рассчитываю… Элиза, полагаю, тоже, а вот Каролина и бедняжка Клара…
– Не надо, Августа, прошу! – со слезами на глазах взмолилась мисс Клара Стейвли. – Твои слова могут обидеть милую Кресси!
– Не плачьте, тетя, – беззаботно молвила Кресси. – Если бабушка оставит свое состояние мне, то я торжественно клянусь вернуть все деньги семье.
Вдовствующая леди хмыкнула.
– Не хочешь ли ты, часом, начать в семье гражданскую войну, девочка моя?
– И в мыслях не держу… А если тетя Августа не знает, что ничего подобного просто не может случиться, то я-то знаю, – подмигнув бабушке, бойко изрекла Кресси.
И вот в этот момент совсем некстати глуховатая кузина, имеющая весьма поверхностное впечатление о содержании беседы, кивнула девушке и произнесла тоном, в котором звучала решимость отстаивать собственное мнение:
– Я и сейчас говорю, и прежде говорила: он очень красив.
Пока произносилась эта реплика, двери распахнулись и Кит в сопровождении хозяина дома первым появился на пороге. Ему удалось сохранить безучастное выражение лица, но, встретившись взглядом с мисс Крессидой, молодой человек чуть плотнее сжал губы. Кресси отошла в дальний угол комнаты. При этом ее плечи странно подрагивали. Вдовствующая леди без обиняков сообщила глухой кузине, что та ужасно глупа, а затем властным тоном приказала Киту подойти и сесть подле нее. Мнимый лорд беспрекословно повиновался. Ему пришлось поближе придвинуть к пожилой леди одно из свободных кресел. Старуха резким тоном попросила Клару не вертеться у нее перед глазами, а остальным посоветовала продолжать беседу без нее. Верно рассудив, что это запрет вмешиваться в ее разговор с почетным гостем, родственники покорно отошли в сторону и, разбившись на небольшие группки, удалились в дальние углы просторной комнаты.
– Все они те еще сплетницы, – язвительно заметила вдовствующая леди, наблюдая за их тщетными усилиями возобновить прерванную светскую беседу. Затем старуха перевела взгляд на Кита. – Ну, молодой человек! Что интересного вы хотите рассказать о себе?
– Я предпочел бы ничего о себе не рассказывать, мадам, а не то, чего доброго, вы меня тоже сочтете сплетником, если я начну болтать о самом себе, – ответил Кит.
– Чепуха, – возразила старуха. – Вы, я вижу, за словом в карман никогда не лезете.
Кит, улыбнувшись, ответил:
– Ладно. Что вы желаете обо мне знать, мадам? Не думаете ли вы, что я сейчас зачитаю полный перечень моих пороков? Что касается достоинств, то вы, полагаю, не будете обо мне очень высокого мнения, если я теперь выложу их все перед вами.
– А у вас есть достоинства? – спросила старуха.
– Да, несколько достоинств и множество благих намерений.
– Ваш дядя Брамби примерно так и выразился в беседе с моим сыном. Вот только у меня очень хорошая память. Припоминаю, что милорд как-то сказал, будто бы ваш брат стóит дюжины таких, как вы.
Если бы Кит услышал это до обеда, он не смог бы, пожалуй, сдержаться, но теперь в достаточной мере набрался опыта, поэтому и ответил с непринужденной веселостью:
– Да, мой дядюшка очень привязан к моему брату. Знаете ли, мадам, Кит является его протеже.
Казалось, ответ молодого джентльмена вполне удовлетворил старуху, по крайней мере, она оставила эту тему и после непродолжительной паузы, окинув Кита пытливым взглядом, заметила:
– Я привыкла всегда выражаться предельно ясно, поэтому скажу вам прямо в глаза: я не в восторге от брака Кресси с вами. Лично к вам я не испытываю неприязни. На поверку вы оказались лучше, чем я думала, но на роль мужа моей внучки вы не совсем подходите.
Зная Эвелина, Кит вполне соглашался с мнением пожилой леди. Если уж начистоту, он мог бы прибавить, что мисс Стейвли не относится к той категории девушек, которые обычно заслуживают переменчивое внимание брата.
– Смею лишь надеяться, что смогу доказать – вы заблуждаетесь. Обещаю, я приложу к этому все мои силы, мадам.
– Вот что я скажу, – сухо произнесла вдовствующая леди. – Вы необыкновенно владеете собой, молодой человек. Для людей моего поколения это свидетельствует в вашу пользу. Я терпеть не могу ужаснейшее поведение, свойственное кое-кому из представителей теперешней молодежи. Лорд Брамби сказал моему сыну, что у вас нет таких изъянов, которые нельзя было бы исправить подходящим браком, но вы, мне передавали, излишне ветрены в своих привязанностях. Я не склонна судить вас чересчур строго, однако, если не вдаваться во всевозможные экивоки, выходит, вы, молодой человек, имеете склонность вести себя довольно распущенно.
– Я о себе такое не сказал бы, мадам, – нахмурившись, произнес Кит. – Как по мне, эта характеристика не соответствует действительности.
– Не стоит принимать мои слова близко к сердцу, – молвила пожилая леди. – Я не особо обращаю внимание на сплетни подобного рода. Сколько вам лет? Двадцать четыре, как мне помнится… Господи! Что станет с миром, если молодые люди вашего возраста не смогут позволить себе маленькие приключения на амурном поприще, а многочисленные злословы при этом не запишут всех их в заправские развратники? Лично мне претит подобного рода ханжество.
Мистер Фенкот, рассмеявшись, заметил:
– Премного благодарен вам, мадам.
Вдовствующая леди пристально изучала выражение лица джентльмена.
– Все хорошо, молодой человек, однако, если вы возьмете в жены мою внучку, вам придется отказаться от этих ваших амурных приключений. Она разумная и хорошо воспитанная девушка. Уверена, Крессида спокойно воспримет небольшие интрижки, но приятно от этого ей на душе не станет… А я не хочу, чтобы она испытывала хоть какие-нибудь негативные эмоции. Это вам, надеюсь, понятно?
– И мне бы этого не хотелось, мадам. Можете вполне положиться на меня, – ответил Кит, стараясь унять растущий в душе гнев.
Должно быть, в последние годы брат уж слишком "расшалился", поступая неосмотрительно и легкомысленно. Часто Эвелин забывал о том, что забывать не стоило, но бесчувственным его никто не назвал бы. Кит готов был поклясться: если бы брат женился на мисс Стейвли, он ни за что не позволил бы преднамеренно ранить ее самолюбие, в открытую заведя себе любовницу. Что же касалось верности вообще, то тут оставались большие сомнения. В любом случае свои похождения он будет скрывать, а действовать станет крайне осторожно. В свою очередь, мисс Стейвли, девушка разумная, давно вышедшая из школьного, романтичного возраста, согласилась на этот брак по расчету, вполне отдавая себе отчет в том, что ей придется закрывать глаза на маленькие интрижки мужа, главное, чтобы он соблюдал видимость светских приличий.
Вдовствующая леди благосклонно восприняла вспышку гнева, отразившуюся на лице Кита.
– Легче сказать, чем сделать, – все же заметила она. Немного помолчав, старуха добавила, глядя Киту прямо в глаза: – Когда я была юной, браки устраивали исключительно родители молодых. Я могла бы назвать вам дюжину имен женщин, которые до венчания были едва знакомы со своими женихами. Не уверена, что это хорошо… Если вы надеялись на то, что я благословлю ваш союз только потому, что у вас бойкий язык и галантные манеры, то вы глубоко ошибаетесь. Прежде мне следует узнать вас получше. И Кресси не помешало бы с вами пообщаться больше… А сейчас я устала. Скажите Кларе, что я готова идти спать. Передайте вашей матушке, чтобы навестила меня как-нибудь с утра. Спокойной всем ночи!
Глава 5
Мистер Фенкот возвратился на Хилл-стрит пешком. Время клонилось к полуночи. Киту посчастливилось иметь удовольствие лицезреть прибытие своей дорогой маменьки. Слуги несли ее светлость по улице в портшезе. Ее сопровождали три поклонника средних лет и один молоденький джентльмен, быстро шагавший вплотную к портшезу и всем видом походивший на человека, раздираемого любовью и ревностью.
Мистер Фенкот ожидал приближение своеобразного кортежа у настежь распахнутых дверей. Что ни говори, а зрелище было впечатляющим. Миледи несли два здоровяка, облаченные в опрятные ливреи. В свете уличного фонаря можно было залюбоваться элегантностью обитого бледно-зеленым бархатом кресла. Поклонники матери были одеты по последней моде. Когда слуги поставили портшез на мостовую, один из джентльменов приоткрыл дверцу, второй галантно помог графине выбраться, а третий стоял наготове, желая предложить руку, чтобы леди смогла преодолеть несколько ступенек, ведущих к парадному входу. Молоденького воздыхателя довольно бесцеремонно оттерли в сторону, когда тот постарался первым протиснуться к двери. Теперь он униженно взирал издали на свое недоступное божество.
Замерев у нижней ступеньки, графиня оглянулась назад и воскликнула своим мелодичным голосом:
– Мой веер! Должно быть, я уронила его в портшезе. Мистер Хорнинг! Вас не затруднит проверить, там ли он?
Просьба ее светлости окрылила впавшего в черную меланхолию юношу. Мистер Хорнинг тотчас же кинулся к портшезу, нырнул внутрь, нашел веер и с низким поклоном протянул вещицу ее светлости. При этом на его лице застыла довольно-таки глупая, по мнению Кита, улыбка. Графиня любезно поблагодарила его и позволила поцеловать свою руку.
– А теперь, джентльмены, ступайте по домам, – заявила она. – Здесь меня ждет сын. Нам есть что обсудить. Вам ведь известно, граф только недавно вернулся в город.
Кит узнал двух из старших по возрасту поклонников матери и обменялся с ними приветствиями.
Маменька представила сыну третьего:
– Лорд Чейсли спрашивал у меня, почему тебя не было в "Эскоте". Как же так? Ты же должен был там сегодня быть, негодник эдакий!
Кит хлопнул себя ладонью по лбу.
– Господи! Я позабыл написать вам письмо и объяснить причину моего отсутствия. Прошу прощения, сэр!
– Ну вы и оригинал, молодой человек! – рассмеялся лорд Чейсли. – Вы и про помолвку свою забудете?
– Ни в коем случае! – запротестовал Кит.
– Чейсли! Неужели вы полагаете, что такое на самом деле возможно? – спросил другой джентльмен.
К добродушному подтруниванию присоединился третий. Видно было, что никто из них не подозревает – подшучивая над Эвелином, они обращаются к его брату Киту.
Когда двери закрылись, леди Денвилл восторженно воскликнула:
– Вот видишь, Кит! Я же говорила тебе, что все удастся! Ньюлин и сэр Джон Стритли знают тебя с братом еще с тех пор, как вы носили короткие штанишки, и то они не заподозрили, что разговаривают с тобой, а не с братом. Ты можешь быть совершенно спокоен: никто тебя не узнает.
– Что-то не дает мне сохранять хладнокровие, – ответил сын. – Признаться, я удивлен, что вы при посторонних назвали меня негодником. Вы, маменька, право слово, неисправимы в своем легкомыслии. Скажите, ради бога, что за простофилю вы поработили и сделали своим верным пажом?
Графиня разразилась игривым смехом.
– Не правда ли, этот бедняжка так смешон? Но будь с ним полюбезнее. Как-никак он поэт.
– Что ж, это все объясняет, – насмешливо заметил Кит. – А вы, полагаю, его муза?
– На данный момент – я, – признала графиня, – но это ненадолго. Думаю, очень скоро он по уши влюбится в какую-нибудь девчонку, причем наверняка выберет ту, которая ему уж никак не подходит… и напрочь забудет о моем существовании… С одной стороны, это станет огромнейшим облегчением, так как ужасно скучно быть обязанной каждый раз выслушивать стихотворения, пусть даже они написаны в твою честь, а с другой… Кит! Ты вряд ли способен меня понять, но… Мне сейчас уже сорок три года, а я в состоянии влюблять в себя глупых мальчишек. Как же это приятно!
– Маменька, не стоит произносить это вслух! Никто не поверит, что вам больше тридцати трех лет.
Слова сына были близки к истине, но леди Денвилл, немного поразмыслив, сказала:
– Оно-то так, но любой, у кого голова на плечах, сообразит, что я ни на день не могу быть моложе своих сорока трех лет, поскольку каждый член лондонского света осведомлен, что Эвелину уже стукнуло двадцать четыре года. Вот в чем загвоздка, но не будем о пустяках. Как ты съездил на Маунт-стрит? Я так разволновалась сегодня, что даже покинула званый ужин раньше обычного.
– Ясно… Признаться, меня поразило, когда я увидел столь роскошный портшез на нашей улице… еще до полуночи… Не подумал, что он может принадлежать вам, маменька.
– Никогда прежде я не уезжала домой так рано, особенно когда осталась в выигрыше, – простодушно заверила сына графиня.
– В выигрыше? Признаться, я все больше и больше теряюсь, маменька. А где же ваш самый верный и прекрасный cavaliere servente? Как так получилось, что он позволил другому, вернее, четверым другим сопровождать вас домой? Только не говорите мне, что его страсть остыла.
Она, вновь мелодично рассмеявшись, сказала:
– Бедняжка Бонами! Как у тебя хватило душевной черствости предложить ему тащиться к нам с самой Альбемарл-стрит? Рискни он, и на полпути уже пал бы замертво, сраженный апоплексическим ударом. Что же касается его страсти, то у меня в душе зреют черные подозрения, будто моей более счастливой соперницей стала его кухарка. Весь вечер Бонами надоедал мне описанием того, как следует подавать к столу дикую утку под соусом пуаврад. Ладно. Довольно с нас шуток. Как прошел вечер?
– Обед весьма неплох, а общество, скажу так… верх светскости… Не совсем в моем вкусе, пожалуй, но все состоялось на высшем уровне.
– Я предупреждала тебя, что они излишне старомодны, – сочувственно произнесла графиня.
– Вы, дражайшая маменька, не предупредили меня о том, что двое из гостей хорошо знают Эвелина.
– Ой! Кто там был, Кит?
– Мистер Чарльз Стейвли, который, судя по всему…
– А-а-а… – перебила сына мать. – Возможно, они и были представлены друг другу когда-то, однако тревожиться из-за этого не следует.
– Оно, быть может, и так, но, ежели Эвелин не вернется вовремя, чтобы спасти меня из лап мистера Лактона, плохи мои дела. Он что, считается близким приятелем брата?
– Молодой Лактон! Только не это! Не хочешь ли ты сказать, что и его пригласили на званый обед?
– В том-то и беда, маменька. Более того, судя по всему, между ним и Эвелином существует какое-то дельце, о котором я не имею не малейшего понятия. Не исключено, что вы, маменька, окажетесь более осведомлены, какое у мистера Лактона может быть к Эвелину дело.
– Ничего не знаю, – отрицательно покачав головой, произнесла графиня. – Какая незадача!
– И я придерживаюсь того же мнения, – согласился с ней Кит. – Завтра он собирается нанести мне визит и узнать мое окончательное решение. Это все равно что попасть на ужин к волку.