- Благодарю! - сказала она. - Итак, развесьте уши и наслаждайтесь этой пошлой историей, скучной, как земляничная вода. С Иво я познакомилась около года тому назад, в Ганновере, на танцульках. Я полетела на него, как делают все эти дуры, сходила по нему с ума целых две недели. Затем у меня это прошло. Все, значит, катилось как по маслу, но представьте себе мою беду: этот скакун влюбился в меня. Не так поверхностно, нет, нет и нет, у него настоящая небесная любовь, знаете, как это бывает в книжках для взрослых дочек. Я не верила, что это еще случается в наши дни. Теперь сама ощутила этот нарост на собственном теле. С тех пор, как я однажды закатила ему пару здоровых пощечин, с той минуты все пошло, как по рельсам, никак от него не освободиться! А такое чудо, говорю вам, мне вовсе не по душе. Я сама нуждаюсь в таком, кто бы мне засунул удила в рот и хорошенько меня пришпорил. Тогда я делаюсь послушной, как ягненок, и хорошо бегаю в манеже. Что мне было делать? Мне было жалко его. Все женщины испытывают жалость. Поэтому я подумала: может быть, наладится и с ним. Партнер мне был все равно нужен. А он - парень красивый. Такой, с которым всюду можно показаться. Итак, попыталась приспособить его к танцам. Я ведь, знаете, танцовщица-эксцентрик. Кое-что я знаю - работала в лучших варьете вторым номером после антракта! И возилась же я с ним! Но ничего не помогало. Он оказался совершенно бездарным. Умеет танцевать только дерьмо, салонные танцы. Тут он - великий мастер, элегантный Иво… А я к этому мастерству подхожу, как еж. Вы уже знаете! Наша компания - идиотство! Каждому директору становится страшно, когда он видит мой длинный скелет. Поэтому мы не находим ничего первоклассного. Всегда торчим там, где сезон закончился - для затычки. Сотни раз я ему говорила: мы должны разойтись, но он не желает. Не может. Он мне послушен, лизать будет пол, где я пойду. Нет ничего, чего бы он для меня не сделал. Только мне это не нужно. Противно!
- Так бросьте же его, - воскликнул Ян, - просто уйдите!
- Когда-нибудь я с этим покончу, - медленно произнесла она. - Но тогда и он покончит… с собой. Я знаю, что он так сделает, что это у него не пустая болтовня. Он повесится, как уже однажды из-за него повесилась какая-то бабенка. Другая утопилась потому, что он ее бросил, - к сожалению, ее выудили. Еще одна, Цилли Швингзгакль - что за красивая фамилия! - недавно прислала ему тридцать марок из Буэнос-Айреса. Я уплатила ими свой счет прачке.
- Из Буэнос-Айреса? - быстро спросил Ян. - Где она там торчит, эта Цилли?
Иффи засмеялась.
- Где может торчать девушка в Буэнос-Айресе? Но уж таковы женщины - каждая делает что может для красавца Иво!
Она бросила папироску в бокал от шампанского, взяла стакан юного венца и осушила его.
- Я совсем погибла за это время, - продолжала она. - Счастье покинуло меня! Когда вышла из балетной школы, всегда зарабатывала хорошие деньги, а теперь вот очутилась здесь. У меня когда-то была подруга, имевшая такого же раба. Но тот был крупным купцом и почтенным отцом семейства - торговал шерстью. Тогда это окупалось. Она вытягивала у него целые пакеты акций, и он еще был при этом счастлив. Но Иво? Мои платья превратились в лохмотья, белье в заплатах, мы не всегда сыты. Уже давно я дошла до того, что стоит кому-нибудь мигнуть - и я иду с ним, лишь бы платил! Это бывает, конечно, редко. Мужчины пресытились тонкими дамами моего типа. Никто не набрасывается на такой скелет, если не нуждается в плетке.
- Ну, дела еще не так страшны, фрейлейн Иффи! - вмешался в разговор юный венец. - Мне вы сразу понравились. В вас есть породистость, честное слово! Вы мне нравитесь гораздо больше, чем все дамы, бывшие здесь сегодня вечером.
Она взглянула на него и потрепала его по щеке.
- Это очень мило с твоей стороны, малыш! Если ты даже не думаешь этого, все же приятно услышать любезное слово - хотя бы раз в год.
Прайндль разошелся:
- Но, фрейлейн, я вполне искренне так думаю. Высказал то, что чувствую!
- В самом деле, буби? - спросила она. - Как тебя зовут?
Он встал и поклонился:
- Доктор Прайндль, практикующий врач.
Она громко рассмеялась.
- Врач? С каких это пор экзамены сдают в пеленках? Сначала надо ведь научиться не марать пеленки, не так ли? Но мне ты можешь спокойно кое-что приврать, я ведь не рассержусь на тебя. Я хотела бы знать твое имя…
- Феликс, - представился венец.
- Феликс, - повторила она, подняла стакан, отпила. - За доброе знакомство, Феликс, мой буби!
Она встала и обратилась к Яну.
- А теперь спокойной ночи, милостивый государь! Собственно говоря, я должна бы вам вернуть деньги. Мне было полезно один раз по-настоящему выболтаться. Надеюсь, вы завтра еще будете здесь - тогда до свидания. Покойной ночи, Феликс, дитя мое, кто знает, может быть…
Она махнула рукой и пошла через длинный зал.
* * *
Ранним утром Ян с Феликсом Прайндлем бродили между родником и ключами. Взад и вперед прогуливались пациенты со своими стаканами в руках. Играла музыка. Солнце сияло в курортном парке, принимавшем осенний вид.
Оба ждали доктора Фальмерайера, но тот не приходил. Поэтому они прошли через парк в лес, а оттуда вернулись в отель. Врача все еще не было внизу. "Он еще спит", - заявила горничная.
- Разбудить его? - предложил Прайндль.
Ян отверг предложение.
- Оставьте его. Хотите, пойдем поиграем в гольф?
Они пошли к площадкам. Ян стал учить юного венца, еще никогда не державшего в руках палку для гольфа. Вернулись они к полуденному завтраку. Ели одни. Только когда они кончили, появился врач.
- Выспались наконец, шеф? - приветствовал его Феликс. - Ну, выкладывайте, иначе я лопну от нетерпения.
Но доктор Фальмерайер покачал головой:
- Сначала я хочу позавтракать.
Он подозвал лакея, ел и пил, не произнося ни слова. Его спутники молча смотрели на него. Покончив с едой и вытерев рот, он сказал:
- Так! Не сыграть ли нам теперь одну партию в шахматы?
- Хоть десять! - заявил Ян. - Все послеполуденное время, если вам угодно. Но сначала вы должны представить нам отчет.
- Вряд ли я много расскажу! - ответил врач. - Так быстро дела не делаются. Я продержал юного танцора у себя всю ночь. Лишь около семи он ушел. Я хорошо зажал его в щипцы. Если души могут потеть и пищать, то, конечно, его душа нынешней ночью это делала.
- Вы передали ему наше предложение? - спросил Ян.
- Конечно, - сказал Фальмерайер, - в общих чертах. Я пока избавил его от подробностей. Но он знает, что при этом может выиграть и что потерять. Он по горло в грязной воде и не может оттуда выбраться. Иначе он не выслушал бы так спокойно мои слова. Всякий другой не дал бы мне даже выговорить, завопил бы, не сошел ли я с ума, дерзнув на это. Закрыл бы уши, убежал бы. Мой же Иво сидел, как девочка-сиротка на конфирмации, бледнел и дрожал, глядя на меня своими стеклянными глазами. К счастью, я взял с собой бутылку Эннеси, иначе бы его вырвало, как меня в воздушном экипаже. Я вливал в него одну рюмку коньяка за другой, и он раскрыл мне свое сердце. Его мать содержится в больнице для бедных. Сестры помещены в общественные воспитательные дома. У самого - ни одного геллера. Повсюду мелкие долги: швейцару, лакеям, горничным, и они ежедневно напоминают. Он сделал несколько неверных шагов, чтобы добыть денег: подложные чеки, мелкие мошенничества. Боится попасть под суд и познакомиться с тюрьмами, если не сможет скоро расплатиться. Конечно, он попытался кое-что выкачать из меня. Я отказал наотрез. Вероятно, он попытается получить денег у вас. Не давайте ему ни одного пфеннига, господин Олислягерс. Чем туже будет у него веревка на горле, тем скорее мы его заполучим. Он так разбит, в таком отчаянии, что, вероятно, еще вчера согласился бы, если бы не одно обстоятельство. Это его подруга Ифигения. Он отдался этой женщине целиком, с кожей и волосами. Он рассказал мне об этом до последних подробностей, именно…
Прайндль перебил его:
- Не трудитесь, доктор, мы знаем эту историю. Стоило десять марок. За эту цену фрейлейн Иффи нам ее продала.
- Тогда вы можете судить, - продолжал Фальмерайер, - где висит крючок, на который попала рыба. Молодой человек околдован этой женщиной, как гейневские гренадеры императором Наполеоном. Его семья - что ей до этого?! Пусть нищенствуют, если голодны! Ну, и красавцу Иво - точно также! Ничего другого он не чувствует, ничего нет в его маленьком мозгу, кроме танцовщицы и ее оплеух, заставляющих его хрюкать от блаженства. Тут уже прекращается всякое мышление, всякая логика. Боюсь, что нам придется отказаться и обратиться за лекарствами в другое место. Но теперь сыграем. Это будет разумнее. Поищите, пожалуйста, шахматную доску, коллега Прайндль!..
Вечером они были в театре. Ужинали в курзале. Когда вернулись в отель, зал был уже почти пуст. Иффи танцевала со стариком вполовину меньше ростом, чем она. Тот нагибался и с восхищением смотрел на ее подошвы, отбивавшие параличный чарльстон. Она закусывала губы, вытягивала их снова. Казалось, она хочет плюнуть своему кавалеру в лысину. Иво стоял у оркестра, дул в саксофон и время от времени пел. Голос его звучал хрипло.
Музыка умолкла. Лысоголовый распрощался с танцовщицей. Иво отдал инструмент. Тапер задержал его и что-то горячо говорил. Танцор старался его успокоить. Очевидно, музыкант требовал обратно данные взаймы деньги.
- Завтра, - успокаивал его Иво, - самое позднее - послезавтра.
Танцовщица подошла к их столу.
- Можно присесть?
Не дожидаясь ответа, она села.
- Где же ты пропадал, мой буби? - продолжала она. - Мог бы хоть раз показаться. - Она повернулась к Фальмерайеру. - Доктор, возьмите Иво снова к себе! Он сегодня никуда не годен, выл, хотел забить мне уши неслыханными вещами, которые вы от него требовали. Но ничего положительного не сказал - будто бы слишком страшно. Я уже подумала, не собираетесь ли вы конкурировать с теми дурами, что летят на красоту Иво? Если вы из таких - желаю счастья! Я охотно отпущу его. Только закутайте вы Христова ребеночка в вату и бумагу, запакуйте его в коробочку с шелковыми лентами и возьмите с собой!
Врач казался взбешенным. Но Ян опередил его…
- Вы ошибаетесь, фрейлейн Иффи, доктор Фальмерайер не из таких. Но верно то, что мы хотели бы взять с собой Христова ребеночка, красиво упакованного, как вы желаете. И хорошо за это заплатим…
Как раз в эту минуту Иво с робостью подошел к столу. Заикаясь, произнес приветствие.
- Ты слышал, Иво, - смеялась Иффи. - они хотят заплатить за тебя! Почему ты мне ничего не сказал? Сколько же он стоит по вашей оценке?
- О! Несколько тысяч, - воскликнул Ян, - об этом можно поговорить. Во всяком случае, достаточно, чтобы…
Танцовщица приподнялась, перебила его:
- Тысяч? Я не ослышалась? Вы - вербовщики? Хотите продать его в иностранный легион? Я не знала, что там так дорого платят. Но мне это подходит: завтра рано утром ты едешь, Иво, даже сегодня ночью. Может быть, тебе это и понравится. Побои ты получишь уже там, в Марокко!
Лицо танцора исказилось.
- Нет, нет, - застонал он, - не то! Гораздо хуже. Они собираются заживо изрезать меня!
- Ну, ну, - воскликнул Ян, - вас снова починят. Речь идет об одной операции. При этом, к сожалению, не обойдется без ножа. Научный опыт, для которого требуется молодой здоровый мужчина. Вы ничего не почувствуете. Все делается под наркозом.
- А когда меня наконец выпустят из клиники, - стонал Иво, - что будет тогда со мной? Мои… мои…
Слова его становились неразборчивыми. Он стонал и всхлипывал. Бросался на стол, закрывал голову руками. Громко плакал. Сорвался, выпил залпом стакан вина и пробормотал:
- Этого я не сделаю, не сделаю!
Все смолкли. Смотрели на него. Даже танцовщица не открывала рта. Потом юный венец произнес:
- Он трус. Боится, жалкий парень. Оставьте его в его болоте, господа. Вам не надо искать… Я предлагаю себя для опыта!
Ян уставился на него:
- Вы, Прайндль, вы?..
Но танцовщица бросила него быстрый взгляд:
- Смотрите-ка на маленького Феликса! Я не считала тебя таким хитрым, мой прекрасный буби! Ты хочешь заработать много денег?
- Нет, - ответил молодой врач, - мне наплевать на деньги. Я это делаю ради науки.
Он встал и отодвинул свой стул:
- Пойдемте, господа, нам здесь больше нечего делать!
Но Иффи схватила его за руку.
- Не так быстро, малыш, воскликнула она, - я хотела бы сказать еще словечко!
Она обратилась к Яну:
- Один вопрос: вы берете назад свое предложение?
- Я оставляю его в силе, - ответил Ян. - Иво выше, сильнее. Короче, он более пригоден для наших целей.
- И вы хотите много заплатить? - продолжала она свои вопросы. - Сколько?
- Ваш партнер сможет избавить от нищеты свою семью, - сказал Ян.
Она насмешливо воскликнула:
- Свою семью! А я? Я при чем? Я что - могу позволить себе роскошь заниматься благотворительностью? Назовите, господа, сумму! Мы уже сами будем знать, что делать с деньгами! Итак, поторгуемся! Предлагайте, милостивый государь!
- С удовольствием, фрейлейн, - заявил Ян. - К сожалению, мы собираемся приглашать не вас, а…
- Иво! - перебила она. - Я продаю его. Вы можете его иметь. Но заключить сделку вы должны со мной.
Танцору не сиделось спокойно в кресле. Он то откидывался назад, то приподымался. Лицо его нервно подергивалось.
- Замолчи, Иффи! - крикнул он. - Ты ведь не знаешь, чего эти господа от меня хотят…
- Чего же, чего? - настаивала она. - Чего же они от тебя требуют, эти господа? Голову - не может быть! Руки, ноги?..
- Ни в коем случае, - сказал врач. - Иво сможет так же хорошо танцевать, как и до того.
- Итак, чего же? - спрашивала она. - Пару литров крови? Ухо или глаз? Или, может быть, нос?
Ян отрицательно покачал головой.
- Никто не посягает на его лицо. Его красота будет сохранена.
Танцовщица разразилась звонким смехом.
- А! Понимаю! Вот о чем идет речь! И за этот хлам вы собираетесь платить? Радуйся же! Мерин всегда послушнее жеребца, каплун вкуснее старого петуха. Точите ножи, ребята!
Танцор вскочил, замахал руками в воздухе. В отчаянии он закричал:
- Оставьте меня в покое… я этого не сделаю! Ты не понимаешь, Иффи, чего эти…
Она беспощадно оборвала его.
- Достаточно, понимаю! Этот свежий юноша - приличный парень, врач. Несмотря на свою молодость, он согласен отдать себя на опыт. Без денег, только ради науки, которой он одурачен! А тебе предлагают много денег! Твоя больная мать, состояние которой ты промотал, погибает в общей палате для бедных! Клопы и вши заедают твоих братьев! Мои платья превратились в отрепья! Скоро я не буду годиться и в уличные девки! А ты все еще кобенишься, дурачок! Один раз, один единственный раз в жизни тебе представляется возможность сделать доброе дело, а ты, подлец, осмеливаешься упираться?
Ее голос доходил до визга. Она вскочила, плюнула на танцора, ударила его кулаком справа и слева по лицу. Прайндль схватил ее за талию, пытаясь оттащить, но она его оттолкнула:
- Больше года я пыталась с ним жить. На него работала. Он превратил меня в дерьмо, как и все, до чего ни прикасался! Что ты обещал мне сотни раз? Что нет ничего, чего бы ты для меня не сделал! Я должна только ждать - случай уж наступит. Так вот он наступил, а ты на попятный? Теперь я рву с тобой навсегда! Исчезну, и ты долго меня будешь искать!
Танцор не шевелился, уставившись на нее помрачневшими глазами. Его руки бессильно повисли.
- Сотрите, по крайней мере, плевок с лица, - сказал Ян.
Иво этого не расслышал. Губы его медленно задвигались. Едва можно было разобрать слова:
- Я… согла… сен…
Он сидел, как изваяние, со взглядом, прикованным к ее глазам. Только когда она отвела их и снова села, он ослабел, повалившись, как мокрое полотенце, на спинку кресла. Озноб и дрожь пронизали его тело, зубы стучали.
Фальмерайер встал и с помощью Прайндля приподнял его.
- Пойдемте, Иво, мы уложим вас в постель. Для одного дня этого слишком много. Вы должны поспать.
Вдвоем они взяли его под руки и понесли. Голова у него кружилась. Безвольный, он позволял делать с собой что угодно.
Танцовщица обернулась к Яну:
- Теперь к нашему делу! Прикажите, пожалуйста, подать мне стакан пива. Мне очень хочется пить. После мы поговорим…