Я снова прошлась по комнате, но теперь уже не погруженная в свои мысли, а наоборот, внимательно изучая все вокруг. Здесь было два окна - одно, в которое я недавно смотрела, довольно высоко расположенное над вершиной холма, и другое, выходившее на маленький балкончик. Я подошла к нему и с трудом подняла обледеневшую раму.
Снежинки полетели прямо в комнату, но, не обращая на это внимания, я вышла на открытый балкон, и снег сразу же набился в мои туфли. На деревянных перилах налип толстый слой льда, и я, осторожно облокотившись о них, свесилась наружу. Балкон располагался довольно далеко от земли, но сейчас под ним намело такие высокие сугробы, что они почти достигали окон гостиной Номи, расположенной на первом этаже.
Было очень холодно, и мои ресницы заиндевели, а лицо намокло от снега. Я вернулась в спальню, прикрыла окно, стараясь, чтобы оно не хлопнуло, и сбросила мокрые туфли. Теперь можно было обдумать следующий шаг.
Ну, разумеется, простыни! Я стащила их с кровати, скрутила по диагонали в длинный жгут и связала вместе.
Я снова порадовалась своему новому пальто и шапочке из белой шерсти, с горечью вспомнив, какие ощущения испытывала по дороге сюда, в "Высокие башни". Тогда мне просто нравилось, что я модно и красиво одета, но теперь моя радость была гораздо более приземленной: теплое пальто согреет меня, шапочка закроет уши, длинные ботинки, доходящие до колен, защитят раненую лодыжку.
Я сунула в карман вязаные варежки и вышла на балкон. Его деревянные перила соединялись между собой прочными металлическими столбиками. К одному из них я привязала конец простыни. Моя мать в молодости увлекалась парусным спортом, и сейчас я была благодарна ей за то, что она научила меня завязывать крепкие морские узлы.
Наверное, со стороны мой побег выглядел не очень изящно. Я неуклюже перелезла через перила в своей тяжелой одежде и скользнула вниз по связанным простыням. Сугроб смягчил мое падение, и я по пояс провалилась в снег. Выкарабкавшись из него, я как можно быстрей направилась туда, откуда я могла посмотреть на окна дома.
В них не было никакого движения, только на подоконнике в гостиной Номи сидела Джезебел. Кошка встала на задние лапки, уперевшись передними в стекло, и словно умоляла о помощи, но я, мысленно попросив у нее прощения, повернулась к дому спиной и начала спускаться вниз по холму. Джезебел тоже была в ловушке, но сейчас я ничем не могла ей помочь.
Преодолевая острую боль в лодыжке, я двигалась осторожно, но быстро. Я шла к Тренту. Это было единственное, что я могла сделать.
Теперь уже для меня не имело никакого значения, что когда-то давно он посмеялся над моей привязанностью. Он не знал, насколько мучительной может быть первая любовь в шестнадцать лет. Наверное, тогда я любому показалась бы смешной, и теперь сама понимала это. Но сейчас речь шла о моей жизни. И Гленн поймет, что я вынуждена была так поступить.
Мир, в котором я оказалась, был совсем не похож на тот, который я видела раньше. Снежная буря уничтожила его, и признаки этого проявлялись на каждом шагу. Тяжелые сосульки, как стальные штыки, свисали с карнизов дома, обледеневшие ветки голых деревьев сверкали, как сталактиты. Спускаясь по склону холма, я смотрела на вечнозеленые ели и сосны, которые застыли, словно пластмассовые, скованные льдом. Каждый сучок сверкал всеми цветами радуги, как только его касался солнечный луч, пробившийся из-за туч.
Я вспомнила, как отец украшал рождественскую елку, и чуть не заплакала. Вместо живой пушистой красавицы, к которой я привыкла с детства, здесь, у Чандлеров… У Чандлеров? Неужели я уже включила Гленна в эту компанию, которую начинала бояться и ненавидеть? Я заставила себя выкинуть эту мысль из головы.
Буря закончилась, но ветер все еще дул, дребезжа замерзшими ветками, которые при этом издавали удивительный звон, рассыпая вокруг отколовшиеся крупинки льда.
Идти было уже не так трудно, как прошлой ночью, потому что предательски скользкий лед был покрыт толстым слоем снега. Проваливаясь в него почти до колен, я вдруг обнаружила, что, наступая на пятки, легче передвигаться вниз по склону. Больная нога беспокоила меня все меньше, и я немного воспрянула духом.
Вскоре я вышла на берег озера. Снег стелился по его поверхности белой пеленой, издавая какое-то шипение. Ветер выкладывал из него на льду зигзагообразные узоры и гнал по голубому утреннему небу рваные неровные облака.
Я варежкой смела снег со своего пальто и шапки, потопав ногами, стряхнула его с ботинок и пошла через замерзшее зеркало озера. Там было много скользких мест, и мне приходилось идти очень осторожно. Я ощущала себя одинокой и беззащитной, и теперь хорошо понимала, что чувствуют дикие животные, пересекая открытое пространство. Если Гленде придет в голову выглянуть в любое из окон задней половины дома, она тут же увидит меня. Я представила ее взгляд, обжигающий мою спину, и вся покрылась мурашками. Мне стало ясно, что я не почувствую себя в безопасности, пока не доберусь до Макинтайров.
Уже преодолев большую часть пути, я вдруг вспомнила, что алебастровая головка осталась в руках Гленды. Мне-то удалось сбежать, а вот с работой брата, которой она смертельно завидовала, эта женщина может сделать, что захочет, с ужасом поняла я. Что, если она решит уничтожить ее?
Нет, это предположение слишком чудовищно. Гленда все-таки не только родная сестра Гленна, но и сама художница, а значит, не посмеет поднять руку на прекрасное произведение искусства. Я пыталась успокоить свою совесть, в глубине души понимая, что не смогу заставить себя вернуться в "Высокие башни". И мне действительно не следовало этого делать. Пребывание там было для меня слишком опасным, и я уже очень хорошо представляла себе, что значит недооценивать Гленду.
Каменный дом Макинтайров неясно вырисовывался передо мной за озером, и я упорно шла через сугробы, напоминающие волны, по направлению к нему. На кухне горел свет. Это означало, что Пандора уже встала и, вероятно, готовит завтрак. При этой мысли я почувствовала голод и страстное желание найти приют и дружескую компанию. Теперь мне стало понятно, почему Трент сказал, что я могу в любой момент прийти к его матери. Он сам когда-то жил с Глендой и хорошо знал, чего от нее можно ожидать.
Входную дверь украшал венок из падуба с огромным красным бантом, а ведущая к ней дорожка была расчищена от снега. Я постучала, и на пороге появился Кейт. Он удивленно уставился на меня, как будто я была призраком.
- Как ты попала сюда? - спросил он, даже не поздоровавшись.
- Здравствуй, Кейт. - ответила я. - Я спустилась по холму и перешла озеро. Можно мне войти? Я сбежала от твоей матери.
Теперь я могла говорить об этом небрежно, как будто это была просто шалость с моей стороны. Выходка, как я сама назвала поступок Гленды.
Кейт отступил назад, пропуская меня в дом, но я почувствовала, что он делает это неохотно. Его отношение ко мне явно изменилось с тех пор, как мы встретились впервые, и я предположила, что, возможно, Гленда настраивает его против меня. Она ведь могла наговорить мальчику что угодно, пользуясь его безграничным доверием. Трудно было ожидать, что эта женщина поведет себя как настоящая мать, которая знает, что детям нельзя лгать.
Пандора услышала наши голоса и вышла в широкий коридор. В руке у нее была лопаточка, а лицо расплылось в приветливой улыбке. Она не стала задавать никаких вопросов, зато поспешила помочь мне освободиться от пальто, велела Кейту снять мои ботинки, а затем окликнула Трента:
- У нас к завтраку гости. Спускайся вниз, дорогой.
По обе стороны холла располагались две длинные комнаты. Та, в которую мы вошли, оказалась столовой. Пересекая холл, я увидела высокую, нарядно украшенную елку. Это была настоящая рождественская елка, и она помогла развеять ужасное воспоминание о застывших в ледяном плену и создающих впечатление искусственных деревьях в лесу. Здесь везде были явные признаки приближающегося веселого праздника.
Пандора рассказала мне, что это здание было гостиницей еще двести лет назад, и тогда еду готовили в закопченном подвале. Но позже обитатели дома отрезали часть столовой и оборудовали в ней современную просторную кухню. Здесь стоял сосновый стол и удобные раскладные стулья. На столе я увидела деревенское масло, мед и глиняный кувшин с молоком. Такие же кофейные кружки стояли перед каждым прибором.
Пандора спросила, люблю ли я бекон с оладьями, и вернулась на свое место у плиты. Я уселась на деревянный стул и в этой уютной домашней атмосфере начала потихоньку приходить в себя.
Никто не задавал мне никаких вопросов, пока вниз не спустился Трент. Он был в коричневом свитере с высоким воротом и вельветовых слаксах. Его темные волосы, еще влажные после душа, были зачесаны назад. Он приветливо поздоровался, и я попыталась отнестись к нему, как к постороннему человеку, чтобы забыть об эмоциях, уходящих корнями в прошлое. Мне больше не хотелось выглядеть смешной.
Трент подошел ближе и несколько мгновений серьезно смотрел на меня сверху вниз. Затем взял стул и сел напротив меня, внимательно разглядывая мое лицо. Он ничего не спрашивал, но я поняла, что должна все ему рассказать. Этого человека невозможно было одурачить, придумав какое-нибудь невинное объяснение тому, что я ни свет ни заря появилась здесь.
После всего случившегося я больше не считала себя обязанной сохранять лояльность по отношению к Чандлерам, и рассказала Тренту все: об оценке Колтоном работ обоих близнецов, об алебастровой головке, созданной Гленном, которая могла бы вернуть ему утраченный авторитет в мире искусства. Пандора слушала мой рассказ, не отходя от плиты, а Кейт неподвижно стоял у стены, не сводя с меня глаз.
- В том, что он сделал, Гленда увидела себя, - сказала я им. - Она почувствовала, что он вышел из-под ее влияния и на этот раз создал самостоятельное произведение, и своими несправедливыми словами попыталась снова лишить его уверенности в себе. И он убежал от нее. Он сел в автомобиль и уехал, и Номи уехала с ним.
- Он мог бы взять с собой и тебя, - возмущенно заметила Пандора, переворачивая оладьи.
- Я просила его об этом, но он даже не слышал меня. В течение вечера Гленда все время пыталась изводить меня насмешками, поэтому я поднялась наверх, в свою комнату. Ночью она заперла меня там. Проснувшись сегодня утром, я выяснила, что все еще нахожусь взаперти. Потом Гленда подошла к моей двери и, не отпирая ее, сказала, что я останусь там до тех пор, пока она не решит, что со мной делать. Я… Должна признать, что немного испугалась.
Трент сердито фыркнул.
- Эта женщина действительно может быть опасной.
Я украдкой посмотрела на Кейта, удивляясь, как много мы осмелились сказать в его присутствии. Он явно был так же рассержен, как и отец, но я знала, что его симпатии не на моей стороне.
- Но почему? - спросила Пандора. - Что могло заставить Гленду прибегнуть к таким крайним мерам?
- Возможно, она взбешена тем, что ее собственная работа не получила одобрения отца, - предположила я. - Она пытается нарисовать Кейта, но у нее ничего не выходит, и теперь ей хочется выместить на ком-то свою обиду. А я оказалась самым подходящим объектом.
Пандора поставила перед нами завтрак и уселась за стол. Я обнаружила, что очень голодна, и с аппетитом принялась за еду. Рассказав обо всем, я словно сбросила с плеч тяжкий груз и теперь могла немного успокоиться.
Трент и его мать ели с удовольствием, и только Кейт сидел, уставившись в тарелку и не притрагиваясь к еде, словно его что-то мучило. Наконец он заговорил:
- Это… моя вина, что Гленда не смогла нарисовать меня так, как она хотела? Что ее работа не получилась?
- Конечно нет, - начала я, но Трент остановил меня:
- Я сам объясню ему. - Он повернулся к сыну и посмотрел ему прямо в глаза. - Это не имеет к тебе никакого отношения, Кейт. Твоя мать потерпела неудачу только потому, что не смогла вынести мысли о том, что Гленн может сделать что-то лучше ее. И она уверена, что лучший способ остановить брата - это заставить его почувствовать себя виноватым и лишить уверенности в своих силах.
Кейт покраснел от возмущения.
- Ты говоришь так, потому что ненавидишь ее…
Его прервал телефонный звонок, и Пандора вышла в холл. Я жадно прислушивалась в надежде, что это звонит Гленн. Но, вернувшись, миссис Макинтайр сообщила, что Гленда хочет поговорить с Кейтом. Он взял трубку, но отвечал матери так тихо, что мне ничего не удалось расслышать.
Мальчик вернулся к столу, поспешно покончил со своей порцией и встал.
- Она хочет, чтобы я пришел в "Высокие башни", - сказал он бабушке, не встречаясь глазами с отцом. - Я для чего-то ей нужен.
Трент хотел что-то возразить, но Кейт ушел прежде, чем он успел выговорить хоть слово. На лице Трента были тревога и боль от сознания своей беспомощности.
- Ты правильно поступила, придя сюда, - сказал он мне, когда мальчик вышел из комнаты. - Тебе нельзя оставаться один на один с Глендой. Она никогда не согласится поделиться с кем-нибудь Гленном. Она пожирает его, кусочек за кусочком, еще с тех пор, как они были детьми. Так что я бы только радовался, что он сбежал и нашел себе жену… если бы ею оказалась не ты. Но что касается тебя…
Пандора прошла мимо стола и положила руку на плечо сына.
- Дорогой, Дина любит своего мужа. Это видно невооруженным глазом.
- Да, - кивнул Трент и молча продолжил завтрак.
Я поняла, что могу рассчитывать на сочувствие и помощь этой мудрой женщины.
- Но если Гленн и Номи уехали в Нью-Йорк, что мне теперь делать?
- Остаться с нами, конечно. Хотя я не думаю, что им удалось уехать далеко в снежную бурю, которая разыгралась вчера вечером. Скорее всего, они добрались только до ближайшего мотеля и остановились там на ночь. Здесь поблизости есть два или три таких. Если хочешь, я обзвоню их, и мы попытаемся найти Гленна, - ласково предложила Пандора.
Маленькая и энергичная, она двигалась очень быстро, но при этом не выглядела суетливой, потому что движения ее были экономными и сдержанными. Ее головка с удивительными волосами цвета меда участливо склонилась ко мне, и гнетущая атмосфера "Высоких Башен" сразу же отодвинулась куда-то далеко.
Трент насмешливо приподнял одну бровь, глядя на меня.
- Ты можешь довериться моей матери. Она способна привести в порядок даже бурю!
Пандора села за телефон и начала методично обзванивать ближайшие мотели. Со второй попытки она нашла тот, где зарегистрировались Гленн и Номи, и мы стали ждать, когда его владелец позовет к телефону моего мужа.
При мысли, что мне придется как-то объяснять ему свое пребывание в доме Макинтайров, я впала в панику, и Пандора понимающе взглянула на меня.
- Не беспокойся, я сама с ним поговорю.
Она спокойно сообщила Гленну, что непредвиденные обстоятельства заставили меня перейти на их сторону озера, и я буду ждать его здесь.
- Когда снегоочистители освободят дорогу от сугробов, вы с Номи сможете заехать к нам и забрать Дину, - заключила она.
Видимо, Гленн не задавал никаких вопросов и принял ее предложение, поскольку Пандора вскоре повесила трубку.
- Думаю, он все понял, - сказала она мне. - Гленн знает, что ему не следовало оставлять тебя наедине с сестрой, и догадывается, что она что-то натворила. Снегоочистители скоро начнут работать, так что через несколько часов он сможет добраться сюда.
Я выглянула в окно и увидела, что ветер уже стих и ярко светит солнце.
Поразмыслив, я наконец задала вопрос, который уже давно мучил меня:
- А Гленда уже причинила кому-нибудь вред? Я хочу сказать, она действительно…
- Только своей матери, - коротко ответила Пандора и помрачнела. - А также моему сыну и внуку.
Трент вмешался в разговор:
- Дина имела в виду другое, мама. - Он повернулся ко мне. - Да, в определенных обстоятельствах эта женщина способна на все. Никто не в состоянии обуздать ее, и она будет безумствовать до тех пор, пока кто-нибудь не свернет ей шею. Но, похоже, ей недолго осталось этого ждать.
Услышав эти слова, я испугалась, что он собирается сделать это сам, но, увидев его глаза, в которых светилось мягкое и доброе выражение, успокоилась.
Я отвернулась, одновременно встревоженная и довольная. Когда-то я мечтала, чтобы он увидел во мне женщину. Но сейчас уже было слишком поздно.
Когда я предложила Пандоре помочь по хозяйству, она покачала головой.
- Ни в коем случае! Тебе и так досталось за последние дни. Трент, почему бы тебе не показать Дине наш дом? Это может быть для нее интересной экскурсией, ведь, насколько я поняла, она работала в музее.
Она оказалась права. Мне еще никогда не приходилось бывать в таком старом доме, который к тому же был жилым, и меня интересовало все.
В огромной гостиной были два камина, такие широкие и глубокие, что в них легко можно было приготовить огромный кусок жареного мяса для целой компании голодных путешественников. Эта комната была обшита прекрасно сохранившимися, но потемневшими от времени панелями орехового дерева, а проемы окон говорили о том, насколько велика толщина каменных стен. Потолок поддерживали широкие крепкие балки. На втором этаже тоже был широкий просторный, обшитый панелями холл, по обе стороны от которого располагались две длинные комнаты.
- В старину путешественникам не предоставляли отдельные спальни, - пояснил Трент. - Достаточно было двух, в одной из которых спали женщины, а в другой - мужчины. Позже из них сделали несколько маленьких комнат.
Я заглянула в каждую, восхищаясь красивыми каминами и резными шкафами. В атмосфере этого дома было что-то сильное и здоровое. Он простоял уже два века, но оставался по-прежнему крепким и удобным, наверное, потому, что его строили с любовью и умением.
Одна из комнат, выходящая окнами на "Высокие башни", явно принадлежала Кейту. Тут в полном беспорядке валялись спортивные принадлежности и охотничья амуниция, а на стене висели медали за меткую стрельбу. Прежде чем мы вышли, Трент пересек комнату и подошел к письменному столу. Он взял оттуда небольшую картину в деревянной раме и повернул ее ко мне.
Это была та самая, с озером и горящей гостиницей в дальнем ее конце. Женщина в белом, стояла у запертого окна, и языки пламени бушевали у нее за спиной.
- Я не знал, что она здесь, - задумчиво сказал Трент. - Видимо, Гленда подарила ее Кейту совсем недавно.
Я нашла картину такой же безобразной и пугающей, как и в первый раз, поэтому повернулась и вышла из комнаты.
Трент положил ее на место и заметил:
- Теперь я понимаю твои чувства. Такое может присниться только в кошмарном сне. Видимо, Гленда отдала ее мальчику, на самом деле рассчитывая встревожить нас. Пойдем, Бернардина. Прости, что я показал ее тебе.
- Бернардина! - тихо повторила я. - Больше никто не называет меня так.
Трент улыбнулся, и я вдруг поняла, что с момента своего приезда на озеро еще ни разу не видела его счастливым. Улыбка смягчила резкие линии его лица, и он снова стал таким, каким я помнила его с детства.
- Мне всегда нравилось это замечательное труднопроизносимое имя. Оно напоминает о твоих предках-викингах.
Я привыкла, что люди, как правило, смеются над моим именем, и мне всегда казалось, что оно не подходит мне. Поэтому то, что оно нравится Тренту, только придавало ему привлекательности в моих глазах.