Спасены?! От чего? Я не могла понять, почему Гленн употребил это выражение, но не стала задавать никаких вопросов, просто подставив лицо для поцелуя.
Гостиница из красного дерева осталась позади. Наш дальнейший путь лежал по живописной дороге, петляющей между холмов. Автомобиль затрясся по грязным ухабам, и его белый капот сразу потемнел.
К тому времени, как мы достигли широкой площадки на вершине холма, над верхушками сосен поднялась луна, и ее лучи осветили высокий серый дом с башнями, торчавшими, словно настороженные собачьи уши.
Я выбралась из машины и остановилась, глядя на освещенные окна, башенки и высокие балконы. В моей памяти ярко вспыхнул отпечаток картины, увиденной в галерее Гленна. Я не хотела вспоминать о ней, но чувствовала, что, видимо, никогда не освобожусь от ужасного впечатления, которое она на меня произвела. Глядя на эти окна, я словно воочию видела страдающие лица людей, которые, прижавшись к стеклу, пристально всматриваются в меня.
- Это твоя сестра нарисовала ту картину, да? - спросила я, наконец разгадав едва заметные инициалы. - Ту, что я видела в твоей галерее?
Еще никогда Гленн не разговаривал со мной так резко.
- Прекрати, Дина! - воскликнул он. - Гленда не имеет к нам никакого отношения. Та картина - просто фантазия. Иногда у нее в голове возникают подобные образы. Забудь об этом. "Высокие башни" ждут нас.
Наоми, должно быть, услышала шум подъезжающей машины, так как парадная дверь была открыта и узкая полоса света лежала на веранде и широких ступенях. В освещенном дверном проеме стояла стройная фигура женщины, одетой в длинное серое платье, спускающееся почти до самого пола. Ее белые волосы были уложены в высокую прическу, а свет, падающий из холла, создавал вокруг головы мягкий ореол.
- Номи! - радостно закричал Гленн.
Он схватил меня за руку, и мы вместе поднялись по ступеням. Гленн заключил тетку в объятия и закружил ее по веранде. Она смеялась и шутливо бранила его, а потом долго с улыбкой смотрела на его лицо. Наконец, посерьезнев, Наоми повернулась ко мне.
- Добро пожаловать в "Высокие башни", - приветливо произнесла она. - Не будем стоять на холоде. Входите.
Мы последовали за ней по узкому коридору, ведущему вглубь дома. С любопытством оглядываясь по сторонам, я вдруг почувствовала благодарность к сестре Гленна за то, что она не отразила на своей картине интерьеры "Высоких башен".
Архитектор, построивший это здание восемьдесят лет назад, судя по всему, был поклонником просторных комнат и очень маленьких изящных переходов и лестниц. В огромном холле висела люстра викторианских времен, но лампочки в ее многочисленных ответвлениях были тусклыми, а многие из них вообще не горели, так что дальняя часть комнаты терялась в темноте.
- Я приготовила для вас горячий шоколад, - сказала Наоми. - Гленн, дорогой, проводи Дину в гостиную. Там у огня вы согреетесь. К сожалению, у меня было слишком мало времени, чтобы как следует подготовиться к вашему приезду.
В тусклом свете мне трудно было разглядеть эту женщину, но я отметила, что она двигается с достоинством и грацией и ведет себя очень сдержанно.
Гленн засмеялся и поймал ее за руку.
- Номи! Я предпочитаю что-нибудь покрепче, но вы с Диной можете выпить шоколад. Моя жена не слишком современна. Пока еще нет.
Хозяйка исчезла в задней части полутемного холла, а Гленн открыл какую-то дверь и пропустил меня вперед.
Я оказалась в самой красивой комнате из всех, что мне когда-либо приходилось видеть. Оштукатуренный сводчатый потолок украшала хрустальная люстра с подвесками в виде слезинок, переливающихся всеми цветами радуги.
Обстановка гостиной шокировала и одновременно приводила в восторг. Пол устилал огромный китайский ковер бледно-лимонного цвета. У стен расположились четыре уютные викторианские кушетки, обитые бархатом: две из них были цвета абрикоса, а две другие - темно-пурпурные. На стульях палисандрового дерева лежали бирюзовые подушки. Повсюду стояли маленькие столики, украшенные замысловатым орнаментом, и изысканные безделушки. Одна стена была занята картинами, среди которых я узнала Пикассо, Брака и Матисса - все оригиналы. На противоположной стене висел один единственный портрет. Языки пламени приветливо вспыхивали в камине, а вдоль его белой мраморной полки маршировал ряд африканских скульптур, отражающийся в старинном зеркале. Восемнадцатый и девятнадцатый век мирно сосуществовали здесь с двадцатым столетием.
Гленн перехватил мой восхищенный взгляд.
- Эту комнату оформляла Гленда, - сказал он. - Я тоже внес свою лепту, но главным дизайнером была все же она. Кстати, эти африканские скульптуры - мои. Позволь, я помогу тебе раздеться, Дина.
Я выскользнула из белого шерстяного пальто, не прекращая рассматривать комнату и находя все новые и новые восхитительные детали в ее убранстве. Она настолько напоминала музей, что я сразу же почувствовала себя как дома.
Гленн окинул восхищенным взглядом мое облегающее шерстяное платье, подпоясанное плетеной серебряной цепочкой от Тиффани.
- Прекрасно! - воскликнул он. - Мне повезло, что я нашел тебя! Располагайся, теперь ты дома. Кстати, ты прекрасно вписываешься в эту комнату. Я скоро вернусь.
Как, оказывается, приятно быть объектом восхищения, знать, что кто-то считает тебя необыкновенно красивой, одеваться так, как никогда прежде не могла. Я была в отличном настроении и испытывала единственное желание - стать такой, какой меня хочет видеть Гленн.
Когда он через холл прошел в столовую за своим бренди, я еще раз восхищенно обошла гостиную. Мне понравится Гленда, уверенно подумала я. Судя по обстановке этой комнаты, у нас должно быть много общего. А вот с тетей Наоми подружиться будет гораздо труднее. Я чувствовала на себе ее пристальное внимание и ощущала некоторую сдержанность, словно она хотела испытать меня. Впрочем, это было вполне естественно, и я не могла на нее обижаться. С какой стати она будет с распростертыми объятиями встречать незнакомку, которая только что стала женой ее племянника? И все же мне придется искать путь к сердцу этой женщины, а Наоми Холмс явно не относилась к людям, которых легко понять.
Мои глаза остановились на единственном портрете, висящем на стене. Это, безусловно, была работа Колтона Чандлера, и я решила уделить ей как можно больше внимания.
На картине были в полный рост изображены мальчик и девочка лет шестнадцати-семнадцати. Смелый почерк, чистота линий и мастерски выписанные детали делали портрет, написанный Чандлером, работой гения. За спинами двух сидящих фигур было изображено окно с тонкой, развевающейся от ветра занавеской, сквозь которую виднелись растущие в отдалении деревья.
Портреты Колтона Чандлера никогда не бывали статичными, и этот не стал исключением из правила. Подростки склонились друг к другу, наслаждаясь оживленной беседой. Я сразу узнала в мальчике Гленна - юного, темноволосого, красивого, с темно-ореховыми яркими глазами и чувственным ртом. Девочка была его полной копией и отличалась от брата разве что только длиной волос. Оба были одеты в хорошо скроенные желтовато-коричневые брюки, белые рубашки с открытым воротом и бледно-желтые джемперы, небрежно наброшенные на плечи, и обуты в мягкие короткие сапожки для верховой езды, доходившие до лодыжек. Девочка протянула руку с хлыстом, словно собираясь хлопнуть мальчика по колену. На лицах обоих играли легкие улыбки с едва заметным вызовом в темных глазах. Волосы девочки, завязанные желтой лентой, открывали точеные ушки. Дети были невероятно похожи друг на друга - гораздо больше, чем просто брат и сестра. Между ними было такое близкое сходство, какое только можно представить между мальчиком и девочкой.
В гостиную вошла Наоми. В руках ее был старинный поднос, на котором стояли изящные чашечки.
- Сейчас мы не держим постоянную прислугу, - сказала она. - Мне нравится все делать самой, и именно поэтому я переехала сюда - чтобы вести дом Чандлеров.
Я поторопилась освободить место на чайном столике возле камина, а потом снова вернулась к портрету.
- Они близнецы, не так ли? - поинтересовалась я.
Наоми поставила поднос на столик и посмотрела мне прямо в глаза, а потом улыбнулась.
- Разве Гленн не сказал тебе?
Я покачала головой.
- До недавнего времени я даже не знала, что у него есть сестра.
Она слегка пожала плечами и подвинула мне стул с бирюзовой подушкой.
- Меня это не удивляет.
Но я еще не оставила надежды разгадать эту загадку. Если Гленн не собирается рассказывать мне о своей сестре, может быть, это сделает Наоми?
- Но почему? Если они так похожи внешне, значит, у них много общего, а Гленн - прелестнейший человек из всех, кого я знаю.
Мисс Холмс сделала паузу, разливая шоколад из серебряного кувшинчика, и окинула меня оценивающим взглядом.
- Это слово не подходит ни одному из близнецов. Я очень люблю Гленна, но никогда не назвала бы его прелестным. Энергичный, жизнерадостный, может быть, даже бешеный, но никак не прелестный или милый. - Она помолчала, а потом произнесла с какой-то странной интонацией: - Запомни, хотя они и двойники, у каждого из них есть что-то свое.
- Что ж, тогда я буду любить и Гленду, - мягко сказала я.
Наоми протянула мне шоколад в чашке севрского фарфора, и, не говоря ни слова, взяла свою.
Я почувствовала, что упускаю время.
- А почему вы любите только Гленна, если они так похожи? - смело спросила я.
Пожилая женщина глотнула темный сладкий напиток и, нахмурившись, посмотрела на меня.
- Ты тоже никогда ее не полюбишь, - сказала она. - И я не советую тебе даже пытаться. Ты ведь не оставишь все, как есть, и будешь совать нос в чужие дела, любопытствовать, пытаться все изменить. Ты здорово одурачила Гленна.
- О, пожалуйста! - воскликнула я с тревогой. - Может быть, я что-то не то сказала, простите меня. Все произошло так внезапно. Я просто пытаюсь хоть как-то сориентироваться.
- Да. - Казалось, Наоми получила подтверждение каким-то своим мыслям. - Гленн, вероятно, действовал с таким напором, что у тебя просто захватило дух. Я удивлена, что он позвонил мне. Ты хорошенькая, но такими же были и другие девушки. Однако до сих пор он не женился.
- Другие девушки не похожи на Дину, - возразил Гленн, входя в комнату с бокалом бренди в руке.
Я стремительно повернулась к нему в поисках поддержки.
- Твоя тетя не может понять, почему ты на мне женился. Иногда я тоже этого не понимаю, дорогой!
Наоми фыркнула, но прежде чем она успела что-то сказать, Гленн подошел ко мне, поцеловал в щеку и попросил:
- Сними свою шапочку, Дина!
Он не стал ждать, пока я повинуюсь, и снял ее сам. Я закрутила волосы в узел на макушке, чтобы они поместились под шапкой, и он быстро вытащил шпильки. Мои волосы свободной волной рассыпались по плечам, и Наоми Холмс изумленно посмотрела на меня.
- Боже, девочка моя! У тебя почти такие же серебряные волосы, как у меня.
- Только у Дины они не седые. Не менее натуральные, чем она сама! - с гордостью, как будто в этом была его заслуга, заявил Гленн.
Я почувствовала, что краска выступает у меня на щеках, и смущенно взглянула на мужа. Значит, он все-таки кое-что знает обо мне. Мне нравилось думать о себе, как о естественном, искреннем человеке, хотя иногда это качество мешало мне.
- Так ты женился на Дине только из-за ее волос? - едко спросила тетя Наоми.
Он расхохотался и сел рядом с ней на абрикосовую кушетку.
- Отчасти. Номи, дорогая, эта женщина - живое воплощение моей мечты. Я представлял себе этот образ задолго до того, как встретил ее. - Гленн приподнял свой бокал с бренди, словно поднимая тост за меня, а я, опустив глаза, глотнула шоколада. Этот разговор встревожил меня. - Она все это время существовала в моем воображении, - продолжал он. - Я ждал ее. А потом я пришел в музей в Нью-Йорке и увидел, что она там - стоит на столе и ждет меня.
- В стеклянной витрине? - с усмешкой спросила Номи.
- Не совсем так, - протянул он. - Хотя было бы чудесно, если бы я нашел ее таким образом. Неужели ты не понимаешь, Номи, что я наконец нашел девушку, которую могу изваять из алебастра. Из снежно-белого алебастра с зеленым оттенком. Зеленым, как ее глаза. Ты обратила внимание на ее глаза?
- Из того алебастра, что лежит наверху в студии? - уточнила Наоми и тяжело вздохнула. - Ох, Гленн! Хоть бы у тебя получилось!
- Обязательно получится! Завтра утром я собираюсь начать.
- Это замечательно! - Я с удивлением уловила в ее тоне искреннюю радость. Но тут Номи сделала нечто еще более удивительное. Она подошла к написанному Колтоном Чандлером портрету близнецов и остановилась перед ним - маленькая хладнокровная женщина в сером платье. - Теперь он покажет тебе! - с какой-то неясной угрозой произнесла она, и я поняла, что Номи обращается к девочке на портрете - сестре моего мужа.
- Ты не знаешь, когда она возвращается домой? - спросил Гленн с легкой тревогой в его голосе.
- Кто это может знать? - Наоми пожала плечами.
Он допил последний глоток бренди и посмотрел на меня блестящими темными глазами. В них горел огонь победы.
- У меня есть время. Я послал ей телеграмму, так что моя совесть чиста. И, что бы она не предприняла, я начну эту работу и на этот раз завершу ее. Даже если Гленда примчится сюда на всех парусах, она уже не сможет помешать мне. Я только хочу успеть сделать побольше, чтобы убедиться, что могу работать.
Я ничего не могла понять, словно он говорил на каком-то иностранном языке.
- Сестра не одобряет твою работу? - спросила я.
- Она сама - часть моей работы, - ответил он.
Наоми только усугубила мое замешательство:
- Гленда не одобрит не его работу, моя дорогая. Она не одобрит тебя.
- Не на этот раз, - быстро сказал Гленн. - Теперь уже слишком поздно.
Сомнения охватили меня с новой, удвоенной силой. Какие странные слова: "на этот раз"!
- А когда головка из алебастра будет закончена? - спросила я. - Что будет со мной тогда?
- Хороший вопрос, - заметила Номи, внимательно глядя на племянника.
Гленн только рассмеялся.
- Успокойтесь! Вам обеим следует больше доверять мне. Разве мужчина, страстно желающий иметь ребенка, не будет нежно лелеять его мать? Разве он не любит ее ради нее самой, а не только потому, что она может выносить и родить ему дитя?
Моя вера в него укрепилась, и я сразу почувствовала себя лучше.
- Я не боюсь, правда, - заверила я мужа, - и верю, что ты создашь замечательное произведение.
Наоми бросила на меня быстрый взгляд, который можно было бы назвать одобрительным.
- Ты проделала долгое путешествие, Дина, и наверняка очень устала. Позволь мне проводить тебя наверх и показать вашу комнату. А ты, Гленн, принеси пока ваш багаж, - распорядилась она.
Я взяла свою шапочку и последовала за ней. Гленн кивнул мне, и я почувствовала, что чем-то угодила ему, хотя понятия не имела, каким образом и почему.
У подножия лестницы Номи повернула выключатель, и неяркий свет немного рассеял полумрак, царивший в холле. Гленн вышел через парадную дверь за багажом, а мы с его тетей отправились наверх.
- Никто из вас не вспомнил об отце Гленна, - осторожно начала я. - Как мистер Чандлер отнесется к нашему браку?
- Колтон будет доволен, - небрежно ответила она. - Особенно если ты произведешь на свет сына. Понимаешь, Чандлеры - это клан. А ты всегда будешь в нем чужой. Как и я.
- А я ему понравлюсь? - обратилась я к прямой спине, поднимающейся впереди меня по лестнице.
- Чандлеры не слишком интересуются другими людьми, - сухо ответила она и двинулась по узкому, тускло освещенному коридору - маленькому, но прямому. - Надеюсь, тебе понравится ваша комната. - Она открыла дверь. - Это лучшая спальня из тех, что выходят окнами на озеро, да к тому же еще и самая большая. Колтон мало бывает дома и к тому же большую часть времени он проводит в своей студии, так что не обращает внимания на свою комнату. Гленда ненавидит озеро, поэтому ее спальня с видом на подъездную аллею расположена в передней части дома, по соседству с бывшей комнатой Гленна. Моя спальня тоже выходит окнами на озеро. Когда я приехала сюда, то заняла ее, потому что она была свободна, и потом никогда не жалела об этом.
- Значит, вы предоставили нам комнату для гостей? - спросила я, в то время как она подошла к кровати, чтобы включить лампу на туалетном столике.
- Здесь жила моя сестра Элизабет, - неохотно ответила Номи. - Жена Колтона и мать близнецов. Ей нравились предметы викторианской эпохи - старые вещи, принадлежащие еще нашим с ней родителям. Надеюсь, ты сможешь их вынести. Мне это оказалось не под силу.
Я увидела приветливо горящий огонь в камине, мебель из темного палисандрового дерева, овальный коврик и широкую сияющую гладь пола, натертого воском. Но доминировала в комнате огромная кровать.
Я достаточно хорошо разбиралась в американской мебели, чтобы не узнать в ней работу Белтера. Это явно было произведение его позднего периода, когда он увлекся декором. Палисандровое дерево было темным, с пурпурными вкраплениями. В свое время я с интересом изучала технологию изготовления резной мебели и знала, что не каждое дерево можно использовать для создания кружевных узоров. Огромная резная спинка, изгибаясь, спускалась книзу, окружая изголовье с обеих сторон. В ногах боковины тоже закруглялись, создавая еще один изгиб. Все это сооружение покоилось на круглом пьедестале, низком, коротком, не особенно красивом и предназначенном, видимо, главным образом для того, чтобы выдержать ее немалый вес.
Эта кровать несомненно представляла собой историческую ценность, и я обошла вокруг нее, восхищенно изучая каждую деталь. Белтер создавал, конечно, и другую мебель, но его специализацией были кровати.
Наоми молча наблюдала за мной. Возможно, она даже испытывала облегчение, поскольку в эти минуты я не задавала никаких вопросов. Ее роль домоправительницы в семействе Чандлеров не была легкой, а мое появление только создавало дополнительные проблемы.
- О Боже! - Гленн остановился в дверях с нашим багажом в руках. - Номи, дорогая, какого черта ты решила поселить нас в эту комнату? Что мы будем делать с этим мавзолеем вместо кровати?
- Не забывай, мой мальчик, что в ней родились вы с Глендой. - В голосе пожилой женщины снова появились едкие ноты. - Ты рассказывал Дине, какая снежная буря разразилась в ту ночь? Колтон не мог добраться сюда, а телефонная связь не работала. Слава Богу, мы с кухаркой справились сами. Элизабет выжила, а вы, близнецы, родились здоровыми и хорошенькими. По крайней мере, с виду. Иногда мне кажется, что это буря сделала вас такими, какие вы есть. - Она улыбнулась, и голос ее смягчился.
- У Номи богатое воображение, - пояснил мне Гленн. Он опустил чемоданы на пол и большими шагами обошел комнату, тревожно насвистывая. - Я и не думал, что когда-нибудь буду спать здесь. Конечно, мама любила эту комнату, но были времена, когда я набивал здесь шишки. Впрочем, это неважно - мы можем избавиться от музейных экспонатов и…
- Избавиться от кровати работы Белтера? - удивленно переспросила я и нежно погладила край ее спинки.