- Убили? - проговорила Кейт. - Но я… я действительно ничего о ней не знаю… На нее напали на улице?
Неожиданно перед ней возник призрак девушки, сидящей на месте капитана Стерна. "Ты сведущ - обратись к нему, Гораций".
- Вы сказали, мисс Фэнслер, казалось, она ждала чего-то, что могло произойти. Что вы имели в виду?
- Я так сказала? Право, не знаю. Просто у меня такая манера выражаться.
- Между вами и Дженет Гаррисон были какие-либо личные отношения?
- Нет, она была просто одной из моих студенток. - Кейт вдруг вспомнила его первый вопрос: "Что вы делали вчера утром?" - Капитан Стерн, при чем здесь я? Неужели только потому, что я рекомендовала ей психоаналитика, и потому, что она была моей студенткой, вы полагаете, что я знаю, кто ее убил?
Капитан встал:
- Что ж, простите, что я отнял время у ваших студентов, мисс Фэнслер. Если мне снова понадобится увидеть вас, я постараюсь выбрать более подходящий час. Спасибо, что вы ответили на мои вопросы.
Он немного помолчал, как будто что-то обдумывая.
- Дженет Гаррисон была убита в кабинете психоаналитика, к которому вы ее направили. Его зовут Эмануэль Бауэр. Она посещала его в течение семи недель. Ее убили в его кабинете на кушетке. На той самой кушетке, где, как я понимаю, пациенты лежат во время приема. Зарезали ножом из кухни Бауэров. Разумеется, мы стараемся как можно больше узнать о ней, но пока информации удивительно мало. До свидания, мисс Фэнслер.
Он вышел, осторожно прикрыв за собой дверь, а Кейт потрясенно продолжала смотреть ему вслед. Ясно было одно: она явно недооценила его умение произвести драматический эффект. "Я направила тебе пациентку, Эмануэль". Господи, кого она ему направила?! Где сейчас он сам? Не думает же полиция, что Эмануэль зарезал девушку в собственном кабинете? Но тогда каким образом туда проник убийца?
Кейт подняла трубку и набрала девятку, чтобы выйти в город. Господи, какой же у него номер? Она не стала рыться в записной книжке. Набирая 411, чтобы позвонить в справочную, она с удивлением заметила, что у нее дрожит рука.
- Пожалуйста, дайте мне номер телефона миссис Никола Бауэр. Пятая авеню, 879. - Телефон в офисе Эмануэля был оформлен на его имя, а домашний на Никола, чтобы пациенты не звонили ему домой, это она помнила. - Спасибо. - Кейт не записала сообщенный номер, а снова и снова повторяла его: Трафальгар, 9. На этот раз она забыла набрать девятку. Переведя дух, снова начала медленно крутить диск. "Эмануэль, что я с тобой сделала?"
- Алло?
Это была Пандора, служанка Бауэров. Каким забавным казалось Кейт когда-то ее имя!
- Пандора, это мисс Фэнслер, Кейт Фэнслер. Пожалуйста, скажите миссис Бауэр, что мне надо поговорить с ней.
- Минутку, мисс Фэнслер, я посмотрю.
Трубку положили рядом с аппаратом, и Кейт могла слышать голоса мальчиков Бауэров. Затем подошла Никола:
- Кейт! Думаю, ты уже слышала?
- Я звоню из своего кабинета. У меня только что был детектив. Энергичный, сдержанный и, кажется, ограниченный. Ники, вам разрешили остаться дома?
- О да! Тут уже побывала уйма людей, но нам сказали, что мы можем оставаться. Мама настаивает, чтобы мы перебрались к ней, но, раз полицейские ушли, нам почему-то кажется, что лучше быть здесь. Как будто если мы уйдем, ни я, ни Эмануэль уже никогда сюда не вернемся. Мы даже мальчиков не стали отвозить к маме. Наверное, это выглядит ненормальным.
- Вовсе нет, Ники, я понимаю. Конечно, оставайтесь дома. Могу я к вам зайти? Ты расскажешь мне, что произошло? И впустят ли меня к вам?
- Они поставили здесь только одного полисмена, чтобы сдерживать банду репортеров. Мы хотим тебя видеть, Кейт.
- Ты, наверное, очень устала, я слышу, но я все равно приеду.
- Я действительно хочу с тобой встретиться, не знаю, как Эмануэль. Кейт, мне кажется, они думают, что это сделал кто-то из нас, прямо в кабинете Эмануэля. Ты, случайно, не знаешь помощника районного прокурора? Может, ты могла бы…
- Ники, я скоро приеду и сделаю все, что смогу. Я уже выхожу.
За дверью ее кабинета все еще сидели три студента. Кейт вихрем промчалась мимо них к лестнице. На этой самой скамейке несколько месяцев назад вот так же ее ждала Дженет Гаррисон. "Профессор Фэнслер, не могли бы вы порекомендовать мне хорошего психиатра?"
Глава 2
Никто не смог бы вразумительно объяснить, почему психиатры Нью-Йорка когда-то избрали для проживания самый престижный, но, увы, самый труднодоступный район города. До Бродвея, например, можно доехать на метро, в то время как к Пятой, Мэдисон и Парк-авеню и прилегающим к ним поперечным улицам приходится добираться только на такси, автобусом или пешком. Но ни одному из психиатров и в голову не приходит переехать на запад, кроме нескольких смельчаков, обосновавшихся на Сентрал-Парк-Вест. Очевидно, их аристократические претензии вполне удовлетворяются возможностью взирать на Пятую авеню через парк.
Или эта страстная любовь к восточной стороне проистекала из простейшего силлогизма: Ист-Сайд = стильно, психиатрия = стильно, следовательно, Ист-Сайд = психиатрия. Или потому, что понятия "Ист-Сайд" и "успех" в представлении людей неразделимы. Словом, каковы бы ни были исходные мотивы, но приемные психиатров находились на шестидесятых, семидесятых и отчасти в первой пятерке восьмидесятых улиц между авеню, и пациентам ничего не оставалось, как находить их там. В определенных кругах этот район так и назывался: психиатрические ряды.
Бауэры занимали большую квартиру на первом этаже в доме на одной из шестидесятых улиц, рядом с Пятой авеню. Само здание стояло на Пятой авеню, но адрес приемной доктора Эмануэля Бауэра был Ист, 3. По какой-то почти мистической причине считалось, что это придавало имени доктора оттенок элегантности, как будто, проживая на Пятой авеню, можно казаться еще более аристократичным, если на просьбу назвать свой адрес коротко и веско бросаешь: Ист, 3! Сколько Бауэры платили за квартиру, Кейт даже боялась себе представить. Конечно, деньги у Никола были, к тому же, поскольку кабинет Эмануэля находился здесь же, плата за нее взималась по уменьшенной ставке.
Сама Кейт жила в просторной четырехкомнатной квартире, окнами выходящей на Гудзон, но не потому что, как говорили некоторые ее друзья, была "снобом наизнанку", просто она не смогла снять на Ист-Сайд квартиру старого типа, а что касается этих новых жилищ, Кейт скорее разбила бы себе палатку в Центральном парке, чем согласилась бы на кухню без окна, тонкие стены, сквозь которые волей-неволей слышишь телевизор соседей, радиоточку в лифте и аквариум с золотыми рыбками в вестибюле. Слава Богу, уж в ее-то квартире потолки были высокими, а стены - толстыми, и за всем этим уютом вопросы престижности района теряли для нее всякий смысл.
Пока такси мчало Кейт к Бауэрам, то вырываясь на простор из плотного потока машин, то нехотя подчиняясь его изматывающе медленному течению, она размышляла о расположении квартиры своих друзей. Собственно, если вдуматься, она была словно предназначена для вторжения любого, кто пожелает.
Со стороны Парк-авеню в высокое здание вел парадный вход с большим вестибюлем и двумя просторными лифтами. Кейт знала об этом, потому что однажды ей пришлось пройти через этот подъезд с Бауэрами, чтобы подняться к каким-то знакомым, пригласившим их на вечеринку.
Но чтобы попасть к Бауэрам, нужно было воспользоваться боковым входом. Он вел в небольшой коридор, куда выходили всего две двери, расположенные друг против друга. Через одну вы попадали к Бауэрам, за второй находился кабинет другого доктора, чья специальность не была связана с психиатрией.
Дальше коридор расширялся и переходил в маленький вестибюль со скамейкой, лифтом и дверью, ведущей в гараж. В то время как в парадном холле постоянно сновали люди, этот, маленький, мог похвастаться только лифтером, который, соответственно своей должности, чаще всего пребывал в лифте, поднимаясь или спускаясь с верхних этажей. Значит, большую часть времени вестибюль пустовал. Ни квартира Бауэров, ни кабинет второго врача в течение дня не запирались.
Пациенты Эмануэля просто входили и ожидали в маленькой приемной, пока Эмануэль пригласит их в своей кабинет. Теоретически, если лифт был наверху, кто-то мог войти незамеченным в любую минуту.
Разумеется, и этим входом с улицы пользовалось достаточное количество народу. Кроме другого врача, его больных и медсестры, которая, кажется, только и делает, что приходит и уходит, были еще сам Эмануэль и его пациенты: один на приеме у доктора, а другой в приемной. Затем Никола, домработница, сыновья Бауэров, Саймон и Джошуа, друзья Никола, приятели мальчиков и, конечно, кто-то из жильцов верхних этажей, кто мог войти с улицы и ждать лифта в вестибюле. Кейт становилось все очевиднее, вероятно и полиции тоже, что тот, кто совершил убийство, хорошо знал расположение квартиры и привычки Бауэров. От одной этой мысли на душе у нее стало тревожно и неуютно, но она решила, что сейчас не время предаваться унынию.
Ей хотелось надеяться, что кто-нибудь заметил убийцу, хотя надежда эта была шаткой. Ведь убийца, будь то мужчина или женщина, мог выглядеть просто как жилец этого дома, или гость, или пациент, а поэтому оказаться совершенно незапоминающимся, как бы невидимым.
Кейт вошла к Бауэрам, не встретившись ни с кем, кроме полисмена в подъезде. И присутствие полицейского, и поразительная простота проникновения в квартиру еще больше ее расстроили. Она нашла Никола распростертой на кровати в ее спальне на жилой половине. Никола постоянно находилась в жилых комнатах. Гостиная Бауэров, которая просматривалась из прихожей, ведущей в приемную, не использовалась в течение всего дня и ранних часов вечера, то есть в рабочее время Эмануэля. Всем друзьям Никола было известно, какие меры предосторожности принимались, чтобы пациенты не увидели домашних Эмануэля. А мальчики стали настоящими специалистами по части незаметной беготни между спальнями и кухней.
- Эмануэль работает? - спросила Кейт.
- Да, ему позволили вести прием, хотя, конечно, вся эта история попадет в газеты. И придут ли после этого пациенты, и что они подумают, если придут, я и представить себе не могу. Понимаешь, если бы у них возникло желание поговорить с Эмануэлем о случившемся, это могло бы всколыхнуть в их памяти поразительный материал. Но находиться во время психоанализа в кабинете у психоаналитика, где произошло убийство, притом что сам доктор - главный подозреваемый, - не самое лучшее для трансфера, по крайней мере, для положительного. Пациенту может прийти в голову, что на него нападут, когда он лежит на кушетке, просто уверена, что эта мысль возникнет у большинства из них. Ох, лучше бы здесь никого не убивали!
Ничто, буквально ничто не в состоянии остановить бурный поток словоизвержения говорливой Никола, заметила про себя Кейт, сознавая при этом благотворное влияние этого дара своей подруги на себя.
Единственное, что наводило на нее невыносимую скуку, - это разглагольствования Никола о сыновьях, но со временем Кейт научилась ловко избегать этой темы. В остальном она с удовольствием воспринимала оживленную, как бы журчащую речь Никола, исполненную радостного жизнелюбия без малейшего налета эгоистичности, воздавая при этом должное счастливой способности женщины не только говорить, но и внимательно и заинтересованно слушать собеседника.
Кейт часто думала, что Эмануэль женился на Ники в основном из-за ее склонности многословно и с жаром рассуждать на любую, пусть самую незначительную, тему. Искрящиеся волны ее беспечной болтовни омывали его, подхватывали и держали на поверхности, не давая ему окончательно погрузиться в глубины единственно занимавших его абстрактных идей. И как ни странно, противоположность их натур устраивала обоих. Как большинство мужчин - последователей теории Фрейда, и если уж на то пошло, подобно самому Фрейду, Эмануэль желал и искал общества умных женщин, но приходил в ужас от мысли связать с одной из них свою судьбу.
- И еще, пойми, - продолжала Никола, - ведь пациенты ничего не должны знать о личной жизни своего психоаналитика. Но даже если полиция сделает все от нее зависящее, как они обещали, газеты наверняка растрезвонят, что у Эмануэля есть жена и двое детей, не говоря уже о том, что его подозревают в убийстве пациентки в собственном кабинете! Я не представляю, как мы из всего этого выкарабкаемся, даже если Эмануэля не отправят в тюрьму, хотя, конечно, там им весьма пригодился бы блестящий психоаналитик. Но если бы его интересовало подсознание преступников, он с самого начала занялся бы именно этим. Кстати, возможно, тогда он смог бы вычислить, кто совершил убийство. Я все время твержу ему, что это сделал один из его пациентов, а он только отвечает: "Не будем об этом, Никола!" И мне совсем не с кем поговорить, кроме, пожалуй, мамы, которая притворяется такой деловитой и бесстрастной, хотя сама просто потрясена. Правда, Эмануэль сказал, что я могу побеседовать с тобой, ты ведь умеешь держать язык за зубами и будешь хорошей отдушиной. Я имею в виду, для меня.
- Пожалуй, я принесу тебе шерри, - сказала Кейт.
- Ой, только не будь такой рассудительной, не то я зареву. Пандора ведет себя с мальчиками очень спокойно, я, конечно, тоже стараюсь. Но мне просто необходимо, чтобы кто-то посидел рядом со мной и посочувствовал.
- Я не рассудительна, я просто эгоистична. Мне самой хочется выпить. Где мне взять шерри? В кухне? Хорошо, побудь здесь, я сама схожу, а ты пока припомни все, чтобы рассказать мне с самого начала…
- И продолжать, пока не доберусь до конца, и тогда остановиться. Я знаю. Нам нужен "Ред кинг", согласна? Что-нибудь в этом роде.
Пока Кейт сходила на кухню и возвратилась назад, предварительно осторожно заглянув в гостиную и убедившись, что путь свободен (хороша бы она была, с бокалами в руках, если б ее увидел пациент!), она обдумывала, что должна вытянуть из Ники в первую очередь, чтобы добраться до сути дела. Она решила позвонить в районную прокуратуру Риду и при помощи шантажа (если до этого дойдет) выудить у него все, что удалось выяснить полиции. А тем временем и самой собрать как можно больше фактов. Go своей странной способностью видеть себя со стороны, Кейт с интересом отметила, что первоначальный шок уже прошел, она признала убийство свершившимся фактом и теперь достигла того состояния, когда уже стало возможным действовать осмысленно и последовательно.
- Ну, - начала Ники, машинально отпив глоток шерри, - этот день начался как любой другой.
Так всегда и бывает, подумала Кейт, но мы замечаем это, только если день заканчивается не как обычно.
- Эмануэль встал одновременно с мальчиками. Фактически это единственное время, когда он общается с ними, кроме разве что пары минут в течение дня. И они вместе позавтракали в кухне. Поскольку в восемь к нему должен был прийти пациент, он за десять минут до этого отправил детей в их комнату, где они тихо играли, насколько они вообще способны что-то делать тихо. А я продолжала спать или, скорее, дремать до девяти…
- Ты хочешь сказать, что в восемь утра у Эмануэля уже был пациент?
- Конечно, ведь это самое популярное время. Люди, которые работают, могут приходить на прием или до работы, или во время перерыва на ленч, или вечером. Вот почему рабочий день у Эмануэля, думаю, как и у других психиатров, такой длинный. Например, на сегодняшнее утро у него было назначено пять пациентов, но это очень тяжело и неудобно. Он хочет, то есть хотел, передвинуть одного с десяти часов на более позднее время, если, конечно, тот смог бы прийти днем. Но теперь сеанса в одиннадцать может не быть и всех остальных - тоже.
- В тот день в одиннадцать должна была прийти Дженет Гаррисон?
- Кейт, как ты думаешь, у нее было что-то в прошлом? Просто должно быть что-то, раз кто-то выследил ее и убил в кабинете Эмануэля! Я думаю, что во время психоанализа она упомянула о своем прошлом, но тогда какого черта Эмануэль не заявил в полицию… Но, разумеется, он не стал бы этого делать, ведь это почти то же самое, что нарушить тайну исповеди. И в результате девушка убита, а Эмануэль в опасности.
- Ники, дорогая, вовсе не обязательно, что у нее было что-то в прошлом. Некоторые хотят избежать настоящего или даже будущего. Но я надеюсь, что кто бы это ни сделал, он хотел убить именно Дженет. Я имею в виду, что если полиции придется искать убийцу-маньяка, который никогда не знал ее и, случайно попав в кабинет, потерял голову при виде девушки, лежащей на кушетке… Да нет, это совершенно нелепая мысль! Давай лучше вернемся к вчерашнему дню. У Эмануэля были назначены сеансы на восемь, девять, десять, одиннадцать и двенадцать часов, верно?
- Да, и он думал, что все пациенты придут. Как оказалось, те, кому было назначено на одиннадцать и двенадцать, не явились, или это Эмануэль подумал, что они отказались от посещения, но они все же пришли, вот так и случилось, что я обнаружила тело, потому что двенадцатичасовой пациент…
- Ники, пожалуйста, давай по порядку. Важно не упустить ничего, каким бы обыденным и незначительным это ни казалось. Кстати, сколько всего пациентов у Эмануэля? Я имею в виду, сколько их было на вчерашнее утро?
- Точно не знаю, Эмануэль никогда не говорит о работе. Обычно он принимал не больше восьми пациентов в день, но ведь не все могут позволить себе приходить каждый день, так что я думаю, что всего их было десять или двенадцать. Но лучше спросить Эмануэля.
- Хорошо, давай вернемся к девяти часам вчерашнего утра, когда ты очнулась от своего чуткого сна.
- Честно говоря, было уже четверть десятого. Потом мы с мальчиками пробрались на кухню и поели, для меня это был первый завтрак, у них второй. Мы просто бездельничали, и я, как обычно, лениво составляла список продуктов, которые нужно купить, и разных других мелких хозяйственных дел. Иногда в это время я звоню мяснику, иногда маме, ну и так далее в том же роде. Ты знаешь, как обычно проходит утро.
- В котором часу приходит Пандора?
- О, Пандора тогда уже пришла. Извини, я опять сбиваюсь. Пандора появляется в девять и обычно уже ждет нас с мальчиками в кухне. После того как они перепробуют все из моего завтрака, она убирает посуду, затем одевает ребят, и они уходят гулять, если, конечно, нет дождя. У них там, в парке, что-то вроде колонии. Понятия не имею, какого возраста, пола и национальности остальные дети, но мальчики, кажется, любят с ними играть, а на Пандору с ее серьезностью можно положиться, особенно сейчас, когда она…
- Значит, было около десяти утра, и дети только что ушли с Пандорой.
- Как правило, они уходят чуть позже десяти. Затем я начинаю одеваться и все такое, потому что мне нужно выйти по крайней мере без двадцати одиннадцать, чтобы успеть на прием к своему психоаналитику, хотя обычно я выхожу пораньше, чтобы по дороге успеть куда-нибудь заскочить.