Вода была горячая, как кипяток, мыло домашнее с кусочками сухой лаванды, на краю ванны стояла небольшая деревянная коробочка с высушенными травами. Это дело! Зачерпнув горсть травы, я сунула ее под толстую струю воды, хлещущую из крана. Когда густой травяной запах защекотал мне ноздри и наполнил легкие, я с наслаждением откинулась на спину и закрыла глаза.
Горячий запах перенес меня в Тайвань 1890 года.
У меня тогда открылся туберкулез, и постоянный кашель сводил меня с ума. Я перепробовала все мыслимые лекарства, пока, наконец, кто-то не порекомендовал мне горячие целебные источники на Тайване, возле горы Янминшан.
С одной стороны Янминшан стеной стоял густой запах тухлых яиц, окутывавший зеленую гору тончайшим газовым шарфом. Поначалу запах сероводорода вызывал тошноту, но уже через пару дней я просто перестала его замечать. Ежедневно, утром и вечером, я сидела в кресле у края естественного горячего источника и по часу дышала густым паром.
На Янминшан приезжали люди с самыми разными заболеваниями, но больше всего здесь было страдающих болезнями кожи и легких.
Местные жители частенько сидели на мелководье, где вода источника неторопливо бежала по песку. Несколько раз я видела, как они приносят с собой палочки для еды, втыкают их по кругу в песок, огораживая небольшой участок, а потом кладут туда сырые яйца, чтобы сварить их прямо на горячей воде источника. Приготовленные таким способом яйца почему-то считались исключительно полезными. Я прожила там два месяца, наслаждаясь пышной красотой Тайваня и сернистым воздухом источников. За это время мой туберкулез полностью излечился, и я снова была здорова.
Теперь, больше чем через сто лет, я вновь вдыхала густой пар, правда, без малейшего запаха серы. Неужели всего два дня назад я была в Лондоне? Неожиданно я вспомнила лицо таксиста, и из-под зажмуренных век снова брызнули слезы. Жив он или умер? И что делает, думает, чувствует сейчас его семья?
Я села и схватила шампунь. Чувство вины прилипло ко мне, как навязчивый шлягер. При чем тут я? Это сделала не я - это все Инки. Я всего лишь... повернулась и ушла.
Тщательно намылив голову, я нырнула под воду, чтобы смыть шампунь. Вода уже начала понемногу остывать, поэтому я взяла с крючка морскую губку, намылила ее и принялась растирать себя с такой силой, словно хотела содрать верхний слой кожи. Всюду, куда доставала моя мочалка, тело становилось розовым и начинало приятно пощипывать, а когда остатки воды воронкой ушли в слив, я вдруг почувствовала себя непривычно чистой, с еще более непривычно ясной головой и легким дыханием. Впервые за долгое время я ощущала себя свежей, гладкокожей и живой. Глупо, правда?
Мне повезло вернуться в свою комнату, не встретив ни единой живой души в коридоре, а когда я закрыла за собой дверь, то увидела, что моя постель аккуратно заправлена, а на маленьком приставном столике стоит чашка с горячим чаем.
- А шоколада у вас нет? - пробурчала я, роясь в своем чемодане. Так, пижаму я, разумеется, забыла, зато взяла старую, но вполне удобную футболку. Расчески тоже не оказалось, поэтому пришлось пройтись по волосами пятерней, кое-как распутав взъерошенные прядки. После этого я обмотала шею теплым шерстяным шарфом, забралась в постель и понюхала чай. Как я и думала, он пах травами. Эти люди просто помешались на своих травах! Куда не плюнь, всюду трава.
На вкус чай оказался немного мятным, со слабым привкусом лакрицы, однако в комнате было прохладно, а я сидела с мокрой головой, поэтому теплое питье приятно разлилось по телу. Выключив свет, я забралась под тонкое покрывало и накрылась одеялом, оказавшимся на удивление теплым и уютным. Кровать была узкой и жесткой, но мне доводилось спать на судовых койках, на задних сиденьях автомобилей и в тысяче поездов, так что я не слишком привередлива. Что меня действительно бесило, так это отсутствие запора на двери, но я уснула раньше, чем успела попереживать по этому поводу.
Обычно я сплю не очень хорошо. Мне трудно отключиться. Я могу почти уснуть, и вдруг начать думать о том, что неплохо бы куда-нибудь сходить или переделать старый деревенский дом где-нибудь во Франции, а то и просто начинаю ломать голову над тем, куда я сунула свои туфли или где можно в этом городе купить какую-то вдруг понадобившуюся мне еду.
Когда я, наконец, засыпаю, то мне часто снится всякая гадость. Собственно говоря, это даже не сны в привычном понимании, как если бы я, скажем, разговаривала с солеными крендельками, а потом надо мной начала бы смеяться какая-нибудь сумасшедшая белка, а все это вместе означало работу подсознания, сортирующего очередную порцию дневного мусора.
Мои сновидения больше похожи на воспоминания. Плохие воспоминания. Воспоминания о людях, смертных и бессмертных, которые уже умерли, или о самых страшных годах моей жизни (между прочим, мне довелось побывать в турецкой тюрьме. В семидесятых годах XVIII века. Не пикник, прямо скажу), об эпидемиях, мировых войнах, автокатастрофах и перевернувшихся конных экипажах, о крушении поездов и...
Знаете, за свою жизнь я успела накопить такой багаж страшных событий, что когда я закрываю глаза - вернее, когда я настолько устаю, что уже не могу удержать тяжесть век - ко мне приходят воспоминания и требуют, чтобы я снова и снова их просмотрела, словно пытаются на этот раз выжать из меня побольше чувств.
Обычно я заставляю себя медитировать до тех пор, пока не ухожу в такие дали, что наутро все равно ничего не могу вспомнить. В целом, отличное средство, хотя побочные эффекты бывают довольно тяжелыми.
Когда на следующее утро я проснулась, то прежде чем открыть глаза навстречу розовому свету, льющемуся из окна, первым делом привычно отогнала все воспоминания о прошедшей ночи. Ожидая неизбежного возвращения усталости и ставшего уже привычным ощущения гнетущего несчастья, я лениво обдумывала, сколько шагов идти до ванной и не лучше ли будет отвернуться от света и еще немного вздремнуть.
Однако... я чувствовала себя совсем неплохо. Я открыла глаза. Часы на прикроватном столике показывали 6.17. Утра?
Ни фига себе... то есть, рановато. Прошлым вечером - тут я привычно поморщилась, однако в следующую секунду поняла, что самым плохим событием вчерашнего дня была совершенно идиотская перепалка с белобрысым викингом. Сущий пустяк на фоне остальных моих проблем. Я сделана несколько глубоких вдохов и убедилась, что совершенно не чувствую себя разбитой. Более того, мне давно не было так хорошо. Кажется, я по-настоящему выспалась.
Медленно сев в постели я вспомнила, что накануне не выпила ни капли алкоголя и не ела ничего, кроме скучнейшей растительной пищи. Х-ммм. В комнате было прохладно, тихонько шипел радиатор. Выбравшись из кровати, я порылась в чемодане в поисках относительно чистой одежды и торопливо оделась, стараясь не смотреть на облачко пара, вырывавшегося у меня изо рта. Потом покидала все свои вещи обратно в чемодан и застегнула его, решив снести вниз попозже - после того, как выклянчу себе чашку кофе на дорожку.
Оттащив чемодан к двери, я натянула ботинки, машинально ощупав каблук. Возможно, это всего лишь плод моего воображения, но мне кажется, будто я чувствую энергию амулета. Я уверена, что если положить его внутрь какой-нибудь книги, а саму книгу спрятать в огромной библиотеке, то мне достаточно будет провести рукой по книжным корешкам, чтобы отыскать его. Глупо, да?
Автомобильные ключи были у меня в кармане, карта осталась в машине. Доберусь до Бостона, а может быть, тут поблизости есть какой-нибудь местный аэропорт, типа для аэротакси. Я помедлила, взявшись рукой за ручку двери.
Сама мысль о возвращении в Лондон была похожа на черную тучу, повисшую у меня перед носом.
Это был настоящий ужас. Тот самый, который заставил меня солгать Гопале и воспользоваться паспортом, о котором не мог знать Инки. Но откуда взялся этот страх? Да, я действовала, подчиняясь инстинкту, но какому инстинкту? Инки никогда не причинял мне зла. Раздражал? Да. Злил? Еще как. Обижал когда-нибудь? Ни разу в жизни. Пугал? Никогда.
Я не знала, куда бежать, что делать и, главное, зачем. До боли знакомое чувство, правда, проявившееся при совершенно новых обстоятельствах.
Выдохнув, я открыла дверь. Ладно, решу куда бежать, когда доберусь до аэропорта. А сейчас мне нужно кофе - волшебный животворный напиток, который каждое утро открывает мне глаза и смазывает серые клеточки в мозгу. Господи, пожалуйста, пожалуйста-препожалуйста, пусть у них будет настоящий кофе!
В столовой было пусто, поэтому я, принюхиваясь, прошла на кухню. Медленно толкнула тяжелую дверь - и растерялась. По контрасту с тихой, пустой и серой столовой кухня оказалась полна тепла, людей и голосов. Горел яркий свет, люди болтали и смеялись, а в воздухе витали ароматы еды.
- Настасья!
Повернув голову, я увидела улыбающуюся Ривер.
- Я просто хотела выпить кофе, - смущенно начала я.
- Завтрак пока не готов, - пояснила Ривер. - Почти все наши еще заняты своими обязанностями.
- Я никогда не завтракаю, - поспешно ответила я. - Но кофе...
- Подойди сюда, - приказала Ривер, и я, как ни странно, моментально повиновалась. - Покажи-ка мне свои руки.
Это еще что такое? Проверка на чистоту ногтей? Вытянув перед собой руки, я с облегчением увидела, что ногти у меня в пол ном. порядке, спасибо вчерашней ванне. Может быть, Ривер хочет почитать у меня по ладони? От этих типов всего можно ожидать.
- У тебя удивительные руки, - с искренней радостью сообщила Ривер. - Сильные, крепкие. Ну-ка, давай!
- А?
Ривер закатала мои рукава до локтей, и я невольно сморщилась, когда она взялась за концы моего шарфа и отбросила их назад, за спину. Потом она схватила меня за руки и буквально окунула их в огромную кучу теплого теста, возвышавшегося на деревянном столе, как гора еще не застывшей лавы.
- Э... - я оцепенела, чувствуя, как мои руки погружаются в плотный комок теста.
Ривер пристально посмотрела на меня своими ясными глазами цвета дубленой кожи.
- Я же знаю, что ты умеешь месить тесто, - негромко сказала она. Кровь прилила к моим щекам - я сразу поняла, что Ривер намекает на мой возраст.
Да, я родилась до появления промышленных пекарен. Многие бессмертные, прежде всего женщины, полжизни сами пекли себе хлеб, если, конечно, им не повезло родиться и прожить жизнь богатыми.
Я родилась в богатой семье, но к десяти годам оказалась бедна, как последняя крестьянка. Мне пришлось долго жить в разных деревнях, прежде чем я поняла, что города нравятся мне гораздо больше.
Короче говоря, я знала, как месить тесто.
- Это было давно, - пробормотала я, не двигаясь. Несколько сотен лет назад.
- Да, - еще тише ответила Ривер. - Но такое не забывается.
Она положила руки поверх моих и соединила их вместе. Вдвоем мы потянули массу будущего теста вверх, потом зачерпнули края внутрь и снова смяли в ком.
На другом конце кухни какой-то парень - кажется, этого рыжего зовут Чарли? - достал чугунную сковородку с длинной ручкой и начал обжаривать куски бекона на допотопной газовой плите. Чернокожая девушка - по-моему, Бринн - вытащила из печи две хлебные формы, опрокинула их на расстеленное на столе чистое полотенце и постучала по днищу. Две буханки дымящегося свежеиспеченного хлеба выскочили из форм, аппетитно золотясь в утреннем свете.
О! Я учуяла запах кофе! Да! О, да! Спасибо тебе, Боже, Брахма, святой Франциск и все прочие благодетели. Кофе, кофе, кофе!
Оставив меня, Ривер отошла разливать яблочный сок по кружкам, а я продолжала машинально вымешивать тесто.
На миг подняв голову, я поймала улыбку на лице Бринн.
- У тебя здорово получается, - сказала она, вытирая пот со лба.
В ответ я пробурчала что-то неразборчивое. Мне вдруг впервые пришло в голову, что я не помню, когда мне в последний раз такое говорили. Честно говоря, на свете есть не так уж много вещей, которые у меня здорово получаются. По крайней мере, теперь.
- На-ка, - сказала Ривер, поднося к моим губам грубую глиняную кружку. Не отрывая рук от теста, я сделала огромный глоток горячего кофе пополам с молоком и, кажется, даже с ложкой сахара. Вы будете смеяться, но это был самый лучший кофе в моей жизни!
Наверное, я тоненько заскулила от восторга, потому что Ривер засмеялась, отчего вдруг стала невероятно красивой.
Ее бронзовое лицо раскраснелось от жара плиты, седые волосы, зачесанные со лба в аккуратный узел, слегка растрепались на висках. Отхлебнув еще один глоток кофе, я напомнила себе: "Ей почти 1300 лет!" Довольно необычная мысль, даже для бессмертной, но мне не удалось обдумать ее до конца. Божественный кофе глоток за глотком согревал мне горло, я чувствовала себя здоровой, бодрой и трезвой, а потом в заднюю дверь, выдыхая клубы пара, вошел скандинавский бог, одетый в толстую клетчатую рубашку, как дровосек в знаменитом скетче "Монти Пайтонов".
Стягивая кожаные рабочие перчатки, викинг обвел глазами кухню и увидел меня - исчадие зла и порока, месившую тесто, как заправская булочница, и прихлебывавшую кофе из кружки, которую мне подносила сама хозяйка этой коммуны.
Итак, подобьем итог. Удовольствие месить и мять теплое дрожжевое тесто? Допустим, долларов 20. Идеальный кофе? С радостью отдала бы 75 баксов. Выражение лица Рейна, увидевшего, как я с восходом солнца вкалываю на кухне? Бесценно! Улучив момент, я широко ухмыльнулась ему в лицо и с удовольствием увидела, как он стиснул челюсти.
Рейн широкими шагами отошел к кофейнику и плеснул себе кофе, а я в это время разделила тесто на две равные части, одну часть накрыла полотенцем и отставила в сторону, а вторую принялась раскатывать на столе. Раскатав тесто в пласт толщиной около полдюйма, я принялась скатывать его в длинную тугую змею. Когда рулет был готов, я ловко защипнула шов и подоткнула под него оба длинных конца будущего батона. Потом уложила на противень швом вниз и сделала неглубокий надрез сверху. Первый батон был готов к отправке в печь!
На лице Рейна было написано такое разочарование, что я не удержалась и прыснула. В животе у меня громко заурчало, и не удивительно - на кухне так умопомрачительно пахло жареным беконом, свежим хлебом и яблочным сидром, что я впервые за долгое время почувствовала, что готова позавтракать. Обычно по утрам я не могу проглотить ни куска, аппетит у меня просыпается не раньше полудня, но сейчас я была по-настоящему голодна.
Может, остаться еще на денек? Никто не знает, где меня искать, а мне интересно посмотреть, каким получится мой хлеб.
Глава 7
ГЛАВА 7
За завтраком несколько человек улыбнулись мне и поздоровались, а те, кто этого не сделал, больше походили на мучеников раннего вставания, чем на моих личных недоброжелателей. Я съела немного и наелась неожиданно быстро, однако подсушенный хлеб с маслом оказался на удивление вкусным, и даже жареный бекон показался мне намного аппетитнее обычной пересоленной резиновой свинины, хрустящей от пережаренного жира.
Когда я послушно отнесла свою тарелку на кухню, Ривер сказала мне: - Пойдем-ка со мной.
Я натянула свою потертую кожаную куртку и вышла следом за ней на осенний холод. Ривер повела меня вдоль ровного ряда кленов, ронявших на землю алые листья, похожие на капли крови. Признаться, я не на шутку струхнула, когда стая собак бросилась нам навстречу, но Ривер ласково потрепала псов по головам, приговаривая:
- Здорово, Джаспер, привет, Молли! Хорошие, хорошие собаки.
Мы подошли к хлеву с огромными воротами, стоявшему наискосок от главного дома. Следом за Ривер я прошла в небольшую боковую дверь и с удивлением обнаружила, что внутри нет ни скота, ни сена, ни техники, зато есть высокие окна, благодаря которым все огромное помещение заливается солнечным светом.
Внутри хлев был разделен на просторные комнаты, выходившие в общий коридор. Здесь уже было полно людей, которые расставляли стулья и зажигали газовые обогреватели. Я догадалась, что попала в учебную часть Риверз Эдж.
Ривер привела меня в третью по счету комнату. Первым делом я увидела Солиса, сидевшего на плоской подушке, брошенной прямо на облезлый некрашеный пол. Он поднял голову и обменялся с Ривер каким-то загадочным взглядом, которого я не поняла. Затем Ривер улыбнулась мне и вышла, не сказав ни слова.
В комнату вошли сразу несколько человек, среди которых я узнала старика Джеса, улыбчивого японца по имени Дайсуко и хорошенькую чернокожую Бринн с тугими косичками, заплетенными вокруг головы. С любопытством поглядывая на меня, они повесили свои куртки на вбитые в стену крючки, заняли свои места на полу и раскрыли учебники.
"Привет, я в Хогвартсе!" - подумала я, но тут Солис знаком велел мне сесть рядом с ним. Я послушалась, но куртку снимать не стала и потуже обмотала шарф вокруг шеи.
- Настасья, - сказал он так тихо, что его не мог слышать никто, кроме меня. - Ривер хочет, чтобы я учил тебя. Она попросила меня об этом. Но я не могу тебя взять. Никак не могу.
Это было настолько неожиданно, что я не нашлась с ответом. Вообще-то, он был прав. Я собиралась отсюда слинять, но все-таки...
- Да? И почему же? - я старалась говорить тихо, но помимо моей воли вопрос прозвучал с вызовом. От неожиданной обиды у меня даже кровь прилила к щекам.
Солис посмотрел на меня добрым печальным взглядом, став еще больше похожим на мудрого калифорнийского телохранителя, и мне вдруг стало не по себе от того, что я беру его за горло.
- Ты... не готова, - просто и без позы ответил он. - Возможно, ты переживаешь кризис. Возможно, ты подумала, что тебе нужна перемена. Ты вспомнила о Ривер и решила, что этот дом станет для тебя удобной пересадочной станцией. Но пока ты не здесь, ты не хочешь здесь оставаться. Твое сердце не здесь. Ты стоишь одной ногой за дверью. Вот почему я не могу - не хочу попусту тратить время.
Целый вихрь колких ответов пронесся у меня в голове, но с языка сорвалось только одно:
- Вам-то откуда знать, где мое сердце?
Да, я спросила это грубо, как малолетняя уличная дрянь.
Солис поморгал, и утреннее солнце вспыхнуло на его коротких вьющихся волосах.
- Просто знаю, - ответил он, словно я спросила его, откуда он знает, что солнце встанет завтра утром. - Чувствую.
Я почувствовала себя оплеванной и униженной на глазах у остальных учеников. Поэтому ухмыльнулась как можно шире.
- В общем, вы правы, - с отвращением процедила я, вставая. - Проехали. Вы правы, я не хочу тут оставаться. Не хочу тратить ваше время - и свое тоже. - Провожаемая любопытными взглядами всего класса, я прошествовала к двери и взялась за ручку. - Проехали, - повторила я, обернувшись через плечо. Потом шарахнула дверью раза в два громче, чем требовалось, и потопала к выходу, сотрясая пол и стены своими мотоциклетными ботинками.
Рывком распахнула дверь амбара и врезалась в его скандинавское святейшество, которое инстинктивно распахнуло объятия, чтобы меня подхватить.