Сейчас, в коридоре суда, она казалась самой спокойной в живописной группе своих болельщиков. Себе Дина купила светло-голубой костюм из тяжелого шелка с черным шифоновым топом. Сергей сменил свои вечные джинсы на строгий костюм. А Филипп как будто явился на светский раут где-нибудь на Лазурном Берегу. На нем были кремовые брюки, песочный пиджак и синяя шелковая рубашка, оттенявшая такие же яркие глаза. В помещение суда стали заходить свидетели - соседи Тамары, сотрудники больницы, бывшие сослуживцы. С другой стороны коридора собирались ответчики: главврач психиатрической больницы, психотерапевт Аркадий Орлов, сотрудники ОВД, силой увозившие Тамару из дома. Позже всех вошла Виктория в глухом черном платье, с лицом, плотно покрытым слоем грима, и с поджатыми губами. Тамара прерывисто вздохнула, Дина крепко сжала ее руку. Виктория даже не кивнула матери. Секретарь пригласила всех в зал. Расселись двумя лагерями. Когда судья подходил к своему месту, у Орлова зазвонил мобильный телефон. Он минуту слушал, потом тихо спросил: "Она жива?"
- Встать, суд идет, - сказала секретарь.
Наташку соседка Маша нашла по телефону в салоне красоты.
- Мама? - хрипло переспросила девочка. - Мама умерла? Ты что? - закричала она страшно, на весь салон. - Ты что? Ты что? - Наташа кричала, слова сливались в отчаянный вопль. Она била телефонной трубкой о стену, и кровь текла из ее разбитой руки.
Из кабинетов бежали мастера, Игорь схватил ее и пытался оттащить от стенки, от телефона, но не удержал. Наташа бросилась на пол, корчилась от невыносимой боли, билась затылком и кричала: "Я не хочу жить! Сделай что-нибудь, ты, мужик! Убейте меня, сволочи! Я не могу без мамы!"
Глава 16
Доктор Николаев все утро простоял у кроватки спящего сына. Взять бы его в охапку, унести с собой. Никогда не допускал мысли, что сможет оставить своего чудесного малыша. Отношения с Марианной стали почти формальными. Как-то вдруг исчезли общие интересы, доверие, даже влечение. Высокая, стройная, общительная сокурсница стала странной домохозяйкой. Почему-то оттолкнула всех подруг, раздражалась, когда к ним приходили гости. Он не видел ее ни с книгой, ни за компьютером, она резко прекратила их семейные выезды за город. Мать она вроде бы неплохая, ребенок накормлен, ухожен, но ему нужно от кого-то получать полезную информацию, учиться. У Андрея Владимировича появились сомнения в том, что Марианна способна ему что-то дать. Он много раз заводил разговор о том, чтобы нанять квалифицированную гувернантку. Дороговато, но стоит этих денег. Марианна отреагировала ужасно, отбивалась от этой идеи категорически:
- Ты что, совсем меня за никчемную клушу держишь? Я целый день дома, а буквы ребенку будет показывать чужая тетка! Кому нужно, чтоб в доме бог знает кто толокся!
В это утро Андрей уходил из дома совсем. Он не заберет сейчас сына, но он будет все время рядом. Смотреть и ждать. В установленные судом дни свиданий с ребенком без Марианны Андрей больше даст сыну, чем в напряженном существовании рядом с ней. Даже сейчас, безмолвно разговаривая с самим собой, Андрей не называл настоящую причину своего ухода из семьи. Дина. Слишком большое счастье, чтобы о нем можно было думать в минуты несчастья.
Он зашел в кухню, посмотрел на жену. Она варила кофе и даже не подняла на него глаз.
- Марианна, я не буду пить кофе. Я ухожу. Совсем. Прости, не знаю, как об этом обычно говорят. Вот деньги. Скоро принесу еще.
Марианна посмотрела на него расширившимися глазами.
- Ты нас бросаешь?
- Нет. Я .собираюсь всегда заботиться о вас. Мы просто не будем больше мужем и женой. Мне кажется, для тебя это тоже станет логичным решением.
- Логичным? - хрипло переспросила Марианна. - Чтоб ты сдох, мерзавец!
Когда за Андреем захлопнулась дверь, она торопливо открыла один из шкафчиков на кухне и вынула бутылку коньяка. Налила в кофейную чашку. Затем вторую порцию. Порозовев, перевела дыхание. Ничего. Она ему еще покажет, как заботиться о них со стороны. Да она!..
Марианна еще плеснула коньяка. Ей стало почти весело. Вот и вся причина ее странностей, которая не открылась слишком известному и слишком занятому хирургу Николаеву.
Заседание длилось уже несколько часов. Судья объяснил в самом начале:
- Сегодня мы рассматриваем лишь сам факт принудительной госпитализации Тамары Ивановны Синельниковой. Обоснованность данной меры или отсутствие медицинского и юридического обоснования. Затем мы перейдем к факту лишения Тамары Синельниковой всех гражданских прав: регистрации, квартиры, права на свободу передвижения и свободу вообще. Мы должны решить, относится ли Тамара Синельникова к лицам, представляющим опасность для общества и потому изолированным от него. Комиссия по гражданским правам обратилась в суд со своим принципиальным мнением, предоставила нам документы, свидетельства, к рассмотрению которых мы сейчас и приступим.
Уже выступили Валентина Петровна, Сергей как представитель интересов Тамары, и теперь она сама отвечала на вопросы. Она говорила ровно, правильно, с грамотными интонациями преподавателя, но чувствовалось, что нет в ее жизни ничего более горького и тяжелого, чем то, о чем ее спрашивают.
- Тамара Ивановна, - спросил судья, - у вас были плохие отношения с дочерью?
- Я бы так не сказала. Моя дочь - человек импульсивный, поддающийся чужим влияниям, но мне всегда казалось, что мы по-настоящему привязаны друг к другу.
- В таком случае как вы объясняете то, что ваша дочь обратилась в милицию с просьбой силой доставить вас в психиатрическую больницу? Может, была ссора, вы вышли из себя, дочь подумала, что это проявление болезни, и не смогла с вами договориться?
- Моя дочь в зале. Она знает, что я никогда не выхожу из себя. У нас никогда не случалось громких ссор. А в тот вечер мы с ней пили чай, затем я ушла спать и, лишь когда уснула, меня разбудил целый отряд людей в форме. Я думаю, что это не было идеей моей дочери. Она просто выполнила то, что требовал от нее муж, Князев Вячеслав Евгеньевич. Разногласия с ним у меня были. Это не относится к теме данного заседания, я просто скажу, что не одобряла его способа существования.
- Можно мне задать вопрос? - обратился к судье Сергей. - У меня есть свидетельство вашей соседки по лестничной клетке, которая утверждает, что видела, как зять сексуально вас домогался. Что вы можете на это сказать?
- Ничего. У моего зятя своеобразная манера поведения. Я бы назвала это хамством. Трактовать его мотивы мне не приходило в голову. Я считала, что в своем доме могу поставить его на место.
- Не потому ли вы остались без дома? - вдруг с откровенной симпатией улыбнулся судья и объявил перерыв.
Алиса ходила по периметру палаты, преодолевая слабость, головокружение и стараясь ни о чем не думать. Она бормотала сквозь зубы фрагменты разных ролей, стихи. Но черная тоска все-таки добралась до ее сердца. Сжала его так, что не вздохнуть. Как страшно оставаться с болезнью одной. Тамара с Диной сегодня на суде. Других знакомств Алиса заводить не хотела. Но из палаты нужно выйти. В холле на месте сестры Тани сидел светловолосый парень. Алиса быстро прошла мимо него, низко наклонив голову. Никому не надо видеть, какая она бледная, ненакрашенная, со свалявшимися волосами. Алиса постояла в коридоре у окна, заглянула еще в один холл, вдохнула свежего воздуха на крылечке. Спуститься в сад ей пока не удастся. Наконец она совсем устала, тоска улеглась в груди, как задремавшая тигрица. Теперь надо только добраться до кровати и попытаться уснуть. Сны ей снятся светлые. В них она всегда здорова, а иногда даже молода.
Алиса запахнула поплотнее халат и вновь опустила глаза, проходя мимо парня. Но он вдруг вырос у нее на пути. Она даже испугалась, посмотрела на нею, но но смогла рассмотреть лица. Такое откровенное восхищение, обожание светилось в его взгляде. Как будто софит включили в больничном холле.
- Алиса Георгиевна, - сказал Блондин, - я вас жду. Я тут журнал купил с вашим портретом, вы не подпишете? - Он бросился к столу, вернулся с "Элитой" и ручкой. Она пожала плечами, взяла у него ручку, попросила: "Подержите журнал", и задумалась на секунду.
- Как вас зовут?
- Валентин.
Она размашисто написала по темно-красному фону: "Валентину. Светлому человеку моего пасмурного дня".
Он прочитал и покраснел от удовольствия:
- Какая вы чудесная. Надо же! Чтоб так повезло! Первый раз в жизни мне повезло.
- Такому парню до сих пор не везло?
- Да я не знаю, честно. Просто ничего хорошего не было. Я вас с детства обожаю. Мы с мамой смотрели ваши фильмы по телевизору, и она говорила: "Смотри, Валя, какая красивая женщина".
- Хотите, я и маме подпишу журнал?
- Мамы больше нет.
- Мне жаль.
"И меня скоро не будет", - подумала Алиса и поняла, что не сможет остаться одна.
- У вас есть пять минут? Посидите со мной. Мне очень плохо.
Игорь сидел в тесной подсобке и смотрел, как Наташка глотает таблетки и запивает их водкой. Она опухла от слез, охрипла от крика и икала от этих поганых колес.
- Перестань, Наташа, - в сотый раз попросил он. - Давай ты умоешься, я тебя причешу, голову помассирую, ты протрезвеешь. Надо ехать в морг.
- Ты что, охренел? Я не могу. Я не могу смотреть на мертвую маму… Мертвую маму. - Она тихонько заскулила, да так жалобно, что у Игоря навернулись слезы на глаза.
- Ну кто-то еще у тебя есть? Кто-то тебе поможет?
- А кто у меня есть? Блондинчик - уголовник, мы его посылали психа грохнуть. Он не пойдет. Машка - сука, соседка, я с ней сама не пойду. Дина, Сережа, к ним в таком виде нельзя. Я пьяная.
- Поспи здесь до утра. Только я таблетки у тебя отберу.
- Без таблеток я до утра подохну. Я домой поеду. Может… я не знаю, что может быть…
Игорь поднял Наташку, довел до машины. В дороге ее укачало, и она начала похрапывать. Он разбудил ее у дома, спросил: "У тебя какой подъезд?"
- Четвертый, - сказала она и с таким ужасом посмотрела на дверь своего подъезда, что Игорю понадобилась вся выдержка, чтоб не нарушить собственные правила. Не думать о других больше, чем о себе. Не брать на себя ответственность за ситуацию, когда можно этого не делать. Держаться подальше от чужого горя. Наташка вышла из машины и неуверенно направилась к двери. Игорь быстро уехал и не видел, как перед Наташкой возник какой-то мужчина. Она чуть не налетела на него.
- Во, блин, стал. Дай пройти.
- Наташенька, я тебя жду, - тихо сказал Князев.
На похоронах Гали речей не произносили. Пришли несколько сослуживиц, Дина, Сергей, соседка Маша. Женщины вытирали слезы, только Наташа больше не плакала. Она так осунулась, что была похожа на старушку в своем черном платке. Организацией похорон занимались Сергей и Дина. От поминок Наташка отказалась:
- На фига они мне сдались, тетки эти.
Дина решила куда-нибудь увести после похорон Наташку, покормить ее обедом, побродить, поговорить. Все уже стали расходиться, как вдруг Сергей сжал локоть Дины и молча кивнул в сторону Наташи. Рядом с ней стоял высокий мужчина. Он о чем-то спросил, она безразлично пожала плечами, и они пошли за ограду кладбища, к черному "Мерседесу".
- Это Князев Вячеслав Евгеньевич, который так тебя интересует. В последнее время проявляет заботу о нашей девчушке.
- Ничего себе. Что ж ты мне раньше не сказал? Это же опасно. Нужно ее предупредить.
- О чем, Дина? Она над схваткой. Ей глубоко плевать на его дела и принципы. И потому ей ничего не угрожает. К тому же, мне сдается, он влюбился. Как говорится, и на старуху бывает проруха.
- Ну какая, к черту, старуха, Сережа. Подонок - он и есть подонок. Никогда не знаешь, что ему в голову взбредет. Ты заметил на суде: у Виктории замазанные синяки на физиономии?
- Все, что мы можем сейчас, это присматривать за ним. А Наташа послушает нашего совета, как ты думаешь? К тому же ей никакую информацию сейчас сообщать о нем нельзя. Я тебе его показал, и за ним поехали наши ребята. Кстати, когда ты выслушаешь мой доклад?
- Можно вообще без доклада. Я хочу только знать: он или не он сына похитил?
- Я просил секретаря ознакомить вас с экспертизой трех психиатров, докторов наук Института Сербского, по поводу состояния здоровья Тамары Синельниковой, проведенной на базе хирургической частной клиники, где она сейчас находится, - сказал судья главврачу психбольницы Смирновой. - Вы это сделали?
- Да.
- Вы согласны с их выводами?
- Мне ничего другого не остается.
- Они совпадают с выводами специалистов вашего медицинского учреждения?
- Наши специалисты никаких выводов не делали. Во всяком случае, официально. К нам больная Синельникова поступила с диагнозом своего специалиста и на основании жалоб дочери. Доставлена она была, как суду известно, сотрудниками районного отделения внутренних дел.
- Вы не помните своего первого впечатления: были основания для столь грозной госпитализации? Синельникова выглядела агрессивной, буйной?
- Она не была ни агрессивной, ни буйной, но существует так называемый клинический эффект. Больные в больнице могут вести себя иначе, чем дома.
- Все пациенты вашей больницы умеют приспосабливаться к ситуации?
- Разумеется, нет.
- С каким диагнозом поступила Синельникова?
- Маниакально-депрессивный психоз. Мания преследования.
- Как проявлялось это в условиях стационарного наблюдения?
- У нее был свой лечащий врач. Хотя я не припомню жалоб персонала на болезненные реакции этой больной.
- Но вы продержали ее в психбольнице четыре года!
- На этом настаивали родственники.
- Синельникова требовала, чтобы ее выписали?
- Этого требуют многие наши больные.
- Но вы подтверждаете, что именно ее удерживали насильно?
- Как и других наших больных. Такова специфика учреждения.
- Вынужден вас попросить не называть Синельникову больной до конца рассмотрения дела, поскольку именно этот факт должен прояснить суд.
- Я у вас случайно не обвиняемая?
- Как вы могли заметить, на этих заседаниях не выступает ни защита, ни обвинение. Суд рассматривает законность и медицинское обоснование факта госпитализации. Уникальный, на мой взгляд, факт. Четыре года - такой срок лечения в психиатрическом учреждении может получить только убийца.
- Мне не хотелось бы стать козлом отпущения. Кто-то устанавливал диагноз, кто-то ее привозил, от кого-то поступали звонки…
- Вы можете уточнить, о каких звонках идет речь?
- Из одного солидного ведомства. Нам не рекомендовали выписывать Синельникову.
- Представителей защиты и обвинения прошу учесть этот факт, когда будет рассматриваться вопрос персональной ответственности присутствующих, выделенный в отдельное производство.
Сергей поднял руку: "Можно вопрос, ваша честь?"
- Вы получали какое-нибудь вознаграждение от родственников Синельниковой во время пребывания ее в больнице?
- Возможно, были какие-то подарки персоналу.
- А вы лично?
- Возможно, мне тоже что-то дарили. Это практика любой больницы.
- Я говорю о денежных суммах.
- Нет, не получала.
- Я могу сейчас предоставить суду сведения о поступлениях крупных сумм денег на счета многих из присутствующих в зале. Все вклады были сделаны четыре года назад, в октябре. Были поступления и в дальнейшем.
Судья:
- Передайте информацию следствию. У меня остался лишь один вопрос к госпоже Смирновой. Вы сказали, что Синельникова поступила к вам с диагнозом своего специалиста. Речь идет о психотерапевте Орлове?
- Да.
- Как мы выяснили во время предварительного разговора, Синельникову он впервые увидел здесь, в зале суда. Вас это удивляет?
- Меня это не интересует.
Заседание опять перенесли на следующий день. Дина, Сергей, Тамара и Филипп вышли из здания суда.
- Я поражен, - сказал Филипп. - Вы говорили, что у вас продажное и некомпетентное правосудие. Но какой приличный судья.
- Честно говоря, я думал сначала, что ты ему заплатил, - рассмеялся Сергей. - Из любви к Тамаре.
- Какие глупые шутки. Я есть очень законопослушный человек.
- Ох, давайте не будем о суде, - взмолилась Тамара. - Я совсем без сил.
Она села в машину к Филиппу, Дина к Сергею, и все направились к клинике.
- Давай все-таки поговорим о деле, - предложил Сергей. - Помнишь двух главных свидетелей по делу Блинова? Один вроде бы его друг, другой муж убитой?
- Лжесвидетелей?
- Да. Они три раза меняли показания. Потом этот наркоман заявил, что вместе с Блиновым сжег труп Сидоровой. Так вот, он совсем недавно умер. Все были уверены, что своей смертью. У него цирроз печени, больные почки, много чего. Но в морге его все-таки вскрыли. Элемент он криминальный, думали, передозировка. Обнаружили только небольшую для него дозу обычных препаратов: анальгин, димедрол, радедорм. А умер он от асфиксии. Правда, эксперты не стали поднимать шум, написали, что это могло случиться естественным путем. Как-то плохо лег, скажем. Парень был дохлый. Но на следующий день кто-то страшно избил второго, Сидорова, у него разрыв селезенки. Он сказал милиции, что какие-то бандиты ошиблись адресом. В день смерти наркомана сосед видел, как к нему заходил незнакомой парень, высокий, светлый. И соседка из дачи напротив дома Сидорова в Балашихе видела, как во двор вошел похожий парень в день его избиения. Потом он ушел, а никаких бандитов она не видела.
- Интересно. Кому сейчас все это нужно?
- Дальше еще интересней. В одной квартире с Наташкой Бобровой недавно появился сосед, вернувшийся после отсидки. Я, честно говоря, только на днях узнал, что квартира там коммунальная. Так вот, Князев приходил туда, вероятнее всего, к этому парню. Мои люди видели их раньше вместе. Это Валентин Карасев. Сидел за квартирную кражу. А теперь, Диночка, вдохни поглубже: Карасева арестовали в один день с Александром Блиновым. Я смотрел дело: типичная ментовская инсценировка. Вор сидел в квартире и ждал, когда за ним приедут. Квартира оформлена на подставное лицо. Это хата милиции! Вот фотография того парня.
- Господи! Я его видела. У нас в клинике. Перед покушением на Тамару.
Сергей высадил Дину у больницы. Она вошла в палату Тамары. Та, одетая, с посеревшим лицом лежала на кровати.
- Что, Тамара, боли?
- Немного. Очень уж тяжело сидеть столько часов.
Дина помогла ей раздеться, умыться, дала лекарства. Тамара порозовела и, кажется, задремала. Дина подошла подоткнуть одеяло, но она открыла глаза.
- Я не хочу засыпать, Диночка, мне сейчас спокойно. А усну - сразу утро, опять суд, волнения.
- Отлично, Том. Я тебе такой ужин приготовлю! Потрясающий! Такой женщина ни в коем случае не должна есть на ночь. Оладьи! Из кислого теста, толстые, пушистые, с дырочками! И с вареньем, которое тебе Филипп принес. Слушай, тебе не кажется, что он…
- Нет. Отстаньте от меня. Что ты, что Сергей. Нет у вас уважения к пожилой больной женщине.
- Зато у Филиппа его очень много, - заявила Дина и отправилась на кухню.
Она вернулась с высокой горкой именно тех оладий, какие обещала. Поставила поднос на столик Тамары, налила в розетку клубничное варенье.
- Наваливайся, дорогая. А я Алисе занесу.
- Она не будет. Фигуру бережет.