– Никогда, – ответила мать. – Если бы он хотел, то нашел бы меня. Но я сразу знала, что этого не будет. Кто я? Простая девушка из провинции, швея на фабрике. Он и думать забыл о мимолетном приключении.
– И как он умер? – поинтересовался Виктор. – Ты же ангел и наверняка знаешь.
– Не волнуйся, он не покончил с собой, – сообщила мать. – Смерть была вызвана сердечным приступом. Виктор вел нервную жизнь, много пил, постоянно был на пике эмоций, влюблялся страстно, потом бросал. Это произошло и с матерью Евы.
– Это ты привела меня на тот мост, – тихо проговорил Виктор. – Это ты спасла девочку. А ведь прилипала уже почти заставила ее прыгнуть.
– Мне так трудно, сынок, – после паузы еле слышно ответила мать. – Ангелам не место в этом мире, мне давно пора уйти на другой план. Да, мы можем охранять своих любимых живущих, но не должны вмешиваться в физический мир, это запрещено. И мне приходится прятаться от проводников, которые ищут таких, как я, застрявших между мирами. Мне пора в рай, а я все здесь.
– Из-за этой твари Николая, – сказал Виктор и усмехнулся.
– Не только из-за него… Ты выбрал опасный путь. И я знала о Еве. Встретилась с Виктором в ином мире, он сообщил. Она твоя сестра по отцу, родная кровь.
– Почему же ты раньше не рассказала о ней? – хмуро поинтересовался Виктор.
– Я не имею права… Мертвые не должны направлять живых.
– Но ты привела меня на мост, – заметил он.
– Нарушила правила, но я не могла иначе, – сообщил затихающий голос. – Мне пора. Сейчас ты все знаешь. Решай.
– Мама!
Но призрак начал размываться, очертания становились все расплывчатее, и вот лишь легкая серебристая дымка осталась вместо силуэта. И ее будто сдул ветерок.
Из записной книжки:
"Необъятные залы Лазоревого Дворца, где ожидают Дети, которым предстоит родиться. Бесконечные ряды сапфировых колонн, на которых держатся бирюзовые своды. Все здесь, начиная со света, начиная с плит из ляпис-лазури и кончая еле видной глубиной сцены, в которой теряются последние арки, – все до последней мелочи ярко-голубого, сказочно голубого, волшебно голубого цвета.
…За этими дверями, которые в конце картины распахивает Время, находятся Земная Жизнь и Гавань Зари. Залу наполняют, образуя красивые группы, Дети в длинных лазоревых одеждах.
…Тильтиль (подходит к Лазоревому Ребенку и протягивает ему руку). Здравствуй!..
…Во что это ты играешь? Что это за большие голубые крылья?..
Ребенок. Это?.. Это для изобретения, которое я сделаю на Земле…
Тильтиль. Какое изобретение?.. Ты разве что-нибудь изобрел?..
Ребенок. А разве ты не знаешь?.. На Земле я должен буду изобрести Машину Счастья…"
Метерлинк Морис
"Синяя птица"
Глава третья
Париж встретил Виктора прекрасной солнечной погодой. Он заселился в небольшом уютном отеле "Paris Bastille Boutet", расположенном в районе Бастилии. Выбрал это место по одной причине: в двух шагах пролегал бульвар Вольтера, а именно там находилась квартира Соланж. Виктор хотел во что бы то ни стало выяснить все о своем двойнике и постараться избавиться от него. Но первым делом необходимо было решить проблему сестры. Он уже позвонил Идрису и обо всем рассказал. И сейчас, едва заселившись, набрал его номер и назначил встречу.
Он плотно поужинал в кафе на площади Бастилии. Из окна была видна колонна, торчавшая посередине, как огромный жезл. Виктора это отчего-то раздражало, и он даже сел спиной к окну. Но нервное напряжение не проходило, несмотря на обильную еду. И Виктор заказал бокал бордо. Но и вино не помогло расслабиться, по спине бежали мурашки, руки подрагивали. Ему вдруг захотелось бросить все и уехать куда глаза глядят. Но от себя не убежишь, это он знал точно. Виктор невероятным усилием воли взял себя в руки и, чтобы отвлечься от снедающих его тревожных мыслей, сосредоточился на молодой паре, усевшейся за соседний столик.
Они ругались, не переставая. Девушка, миловидная юная брюнетка, на вид простушка, хмурилась, ее лицо выглядело огорченным, глаза покраснели от недавних слез. Энергетическое поле казалось нестабильным. Темно-серые с сиреневыми прожилками тона многое сказали Виктору. И он более внимательно вгляделся в пару. Они общались на французском. Девушка упрекала парня в неверности, говорила о том, как ей больно, о разбитых надеждах. Она выглядела убедительной в своих чувствах. А вот ее друг, ухоженный, манерный, самоуверенный, одетый дорого и модно, показался Виктору равнодушным эгоистом. Его стабильное зелено-оранжевое поле говорило о том, что он в гармонии с собой и миром и слова подружки его мало задевают. Но ее бесконечные жалобы и упреки все-таки вывели парня из равновесия. Агрессивные красные всплески начали все ярче пробиваться в его ауре. И вот он вскочил, закричал, что ему все надоело и он уходит навсегда. Редкие посетители кафе повернули головы к ругающейся паре, затем подошел администратор. Парень что-то резко сказал ему, кинул деньги на столик и быстро удалился. Девушка закрыла лицо руками и расплакалась. Виктор сканировал ее поле, но фиолетовый цвет не появился, и он вздохнул с облегчением. Официантка увела девушку в туалет.
"Любовь! – размышлял Виктор. – Одно страдание. Даже если все и начинается радужно, то таких сцен не избежать. И стоит ли оно того? Нервные клетки, как всем известно, не восстанавливаются. И раны на сердце не заживают со временем, что бы там ни говорили".
Он допил кофе и попросил счет. Бурная сцена между влюбленными отвлекла его и позволила немного снять напряжение. Но по привычке ловца он все еще беспокоился о девушке. И решил дождаться, когда она выйдет из туалета.
И вот она появилась. Волосы были приглажены, лицо умыто, но эмоциональное состояние оставляло желать лучшего. Виктор внутренне содрогнулся, заметив появившиеся фиолетовые тона, пятнающие ауру девушки. Он уже хотел встать и подойти к ней, но в этот момент дверь кафе распахнулась и вбежал ее возлюбленный. Он был взволнован, лицо выражало испуг и раскаяние, в руках алел букет крупных роз. Виктор искренне изумился его преображению. Налет эгоистичной самовлюбленности исчез, молодой человек страдал и не скрывал этого.
– Милая, милая, – нервно заговорил он, кидаясь к вскочившей подруге. – Прости! Я такой идиот…
Посетители кафе замерли, наблюдая за ними. Девушка улыбнулась сквозь слезы и прижалась к нему. И все вздохнули с облегчением, кое-кто даже захлопал в ладоши. Виктор порадовался за влюбленных и с чистой совестью покинул кафе.
На улице он глубоко вздохнул и медленно пошел к набережной Сены. Вечер был чудесным. Мягкий теплый воздух, только начавшая желтеть листва, серо-синее небо с розовыми отсветами заката, зажегшиеся фонари, подсвеченные старинные здания – уютная атмосфера "города любви" умиротворяла. Виктор почти полностью избавился от нервного напряжения и был готов к разговору с высшим.
Он прошел через ворота и оказался на одной из самых старых площадей Парижа – на площади Вогезов. По периметру она застроена похожими друг на друга домами из древнего кирпича, образующими сплошную стену. В свое время в одном из них жил кардинал Ришелье, отчего-то вспомнилось Виктору. Идрис ждал его как раз возле этого дома. Его внушительная накачанная фигура в распахнутом черном кожаном плаще четко выделялась на фоне красного кирпича. Виктор подошел и крепко пожал протянутую руку.
– Ты удачно выбрал отель, – с улыбкой заметил Идрис. – Неподалеку одна из наших баз. Пошли?
Они медленно двинулись по улице, миновали Центр Жоржа Помпиду. Идрис с усмешкой заметил, что вентиляционные отдушины торчат как перископы гигантских подводных лодок, застрявших где-то под землей. Виктор охотно согласился. Поначалу он недоумевал, зачем Идрис назначил встречу на площади Вогезов, если, как оказалось, неподалеку находится база Ордена и, судя по всему, они направляются именно туда. Проще было встретиться возле базы. Но скоро понял, что высший хочет непринужденно поболтать с ним во время прогулки и таким образом прощупать настроения ловца. И он легко пошел навстречу и отвечал максимально искренне на любые вопросы. Речь шла о Еве. Виктор уже все рассказал о девочке, когда звонил из Коврова, но, видимо, так неожиданно появившаяся сестра не давала начальству покоя. Особый акцент был сделан на эмоциональном состоянии ловца.
– Я рад и даже счастлив, – серьезно ответил Виктор. – Я же совершенно одинок, и вдруг родная душа!
– Но ты становишься уязвимым, – заметил Идрис.
– Я знаю, и все равно… я счастлив!
– Будь максимально осторожным, – посоветовал высший. – И лучше вообще никому не сообщай о сестренке.
– Да мне и некому! Ева будет жить в Коврове, в моем доме под присмотром хороших людей, пойдет в школу, я буду периодически навещать ее. Девочка она умная, я постараюсь ей объяснить, что можно говорить посторонним, а чего нельзя.
Они приблизились к какой-то старинной, готической на вид церкви. Виктор поднял голову, обозревая монументальное здание, сочетающее в себе ренессансные формы классических фасадов и архитектуру готики. Он заметил на крыше храма голову оленя.
– Церковь Сент-Эсташ, – пояснил Идрис, хотя Виктор не задавал никаких вопросов. – А голова оленя – это отголосок одной легенды о святом Евстафии, в честь которого и назван храм. Он увидел крест именно рогов оленя, решил, что это божий знак, и принял христианство. Евстафий был знаменитым римским военачальником и стал христианином на два века раньше, чем это следовало делать, в результате чего его замучили.
Идрис обошел здание справа. Виктор, не задавая вопросов, следовал за ним. Они оказались возле едва заметного входа, полускрытого низким козырьком, густо заплетенным плющом. Идрис легко стукнул ручкой-кольцом по металлической, слегка заржавленной поверхности двери. Она приоткрылась, из темной глубины проема раздалось тихое:
– Sub rosa…
– Sub rosa dictum, – так же тихо ответил Идрис.
Это было традиционное приветствие членов Ордена, неизменное веками. Розу, как символ молчания, древние римляне часто вешали над столом во время пиршеств в знак того, что о сказанном под розой во время застолья следует молчать где бы то ни было. И потом появилась устойчивая латинская фраза: "Sub rosa dictum", что в переводе означает: "Под розой сказано". Посвященные понимали эти слова как "держать в секрете".
Идрис вошел в темноту прохода и начал спускаться в подземелье по очень крутой, каменной, выщербленной временем лестнице. Виктор вздохнул и последовал за ним…
…Завывал холодный осенний ветер, над кладбищем неслись яркие разноцветные лоскутья опавшей листвы, но их мертвая красота лишь усугубляла мрачную картину. Виктор сидел возле надгробья. Сегодня была годовщина смерти матери. Его душа застыла, будто закованная в панцирь льда.
– Витенька? – раздался слабый дрожащий голосок, и он поднял голову.
К могиле подошла пожилая женщина. Ее глаза покраснели от слез, она куталась в серый вязаный платок и дрожала, словно от невыносимого холода.
– Кто вы? – вяло удивился Виктор, пододвигаясь и уступая место на короткой скамье.
Женщина села и достала из тканевой самодельной сумки бутылку водки и пластиковые стаканчики. Виктор, не задавая вопросов, разлил спиртное. Они выпили, не чокаясь, за упокой рабы божией Людмилы.
– Меня зовут Властелина Витальевна, – представилась незнакомка. – Можешь звать меня бабушка Власта.
– Бабушка?! – изумился Виктор, выходя из оцепенения, и внимательно вгляделся в серые глаза женщины.
Навыки ловца снова включились, и он четко ощутил родную энергию. Но родители его матери уже умерли, а отца он так и не знал.
– Да, да, – со вздохом проговорила Властелина Витальевна, словно отвечая на его невысказанный вопрос, – я мать твоего папы. Ты уж прости всех нас, что никогда не объявлялись и не принимали участия в твоей судьбе. Витя, твой родной отец, такой уж человек, настоящий мотылек, порхающий по жизни от цветка к цветку. А что с него взять? Певческая натура.
– И откуда вы обо мне узнали? – тихо спросил Виктор, стараясь взять себя в руки.
– Да ведь мы местные, родом из Коврова, – сообщила она. – Это потом уж сын мой стал артистом и укатил работать во Владимирский театр. Домой-то редко появляется. Но вот как-то приехал, крепко выпил. Да и давай мне вдруг рассказывать, умываясь пьяными слезами, что одна из его одноразовых подружек, прости, но именно так он выразился, написала и сообщила о сыне. Но он будто ей не поверил и искать тебя не стал. Потом он заснул, а я все его старые тетрадки перерыла, весь его письменный стол обсмотрела и таки письмо это нашла! И адрес на конверте был. Сохранила я адресок. Да все, старая дура, не решалась объявиться. Боялась я гнева твоей матери, думала, на порог не пустит, что уж говорить о тебе, моем внуке! Молодежь-то нынче резкая, самостоятельная! И вот дождалась… Людмилочку бог прибрал, и остался ты сиротой при живом отце.
– И как он? – с трудом уняв дрожь, уточнил Виктор.
– Все порхает, все поет, – со вздохом сообщила Властелина Витальевна. – Жен не перечесть! На что рассчитывает? Уже не юнец! Пора бы осесть.
– Мне бы его данные, – после паузы попросил Виктор. – Разыщу, познакомлюсь.
– Хорошо, хорошо, – явно обрадовалась бабушка.
Виктор вынул из кармана блокнот и ручку, Властелина Витальевна продиктовала. Потом сказала, что счастлива от встречи и не хочет, чтобы внук ее забывал. Виктор ощутил, как волна горячей любви затапливает его, неожиданно расчувствовался, уткнулся головой в ее плечо и расплакался. Бабушка гладила его по спине, голове, бормотала слова утешения и тоже плакала.
С кладбища они ушли вместе. Виктор не хотел возвращаться в свой пустой дом, и бабушка пригласила его к себе. Она жила хоть и в центре города, но в старой панельной хрущевке, обставленной бедно. Правда, Виктора порадовала почти стерильная чистота ее жилья. По пути они, по его настоянию, зашли в супермаркет, и он накупил дорогих изысканных продуктов и напитков. Властелина Витальевна только охала и все говорила, что не стоит так из-за нее тратиться. Допоздна они просидели за столом, бабушка многое рассказала ему об отце. Они крепко выпили, и Властелина Витальевна оставила его ночевать. Наутро они снова начали разговаривать. Виктор ощущал, как ему становится все легче на душе, и понимал, что "родная кровь" притягивает и дает успокоение его расшатанным нервам. И Властелина Витальевна радовалась общению с внуком. У нее будто груз с души упал.
Но отцу Виктор так и не позвонил. Он несколько раз пытался, но лишь смотрел на айфон, не в силах набрать номер. Он никак не мог простить ему. Властелина Витальевна лишь раз осторожно спросила внука, объявился ли он отцу, но Виктор опустил глаза, отрицательно помотал головой и глухо проговорил, что не может себя заставить. Бабушка вздохнула и сказала, что это ничего и со временем все образуется.
…Гроб опустили в готовую могилу, Виктор бросил цветы, упал на землю и разрыдался. Он не хотел, чтобы бабушка покидала его. Ему необходимо было с кем-то обсуждать мелкие бытовые проблемы, болтать ни о чем, смеяться вместе из-за пустяковых забавных происшествий, делиться настроением. Конечно, бабушка была не в курсе его работы, она думала, что внук занимается бизнесом и поэтому часто уезжает в командировки, но Виктору было так приятно звонить ей, знать, что кто-то на этом свете искренне его любит и всегда рад общению и встречам. И он всей душой привязался к родственнице. Но бог забрал у него и это. Всего три месяца назад он познакомился с бабушкой, и вот ее не стало. Властелина Витальевна умерла неожиданно, во сне. Медицинское заключение: тромб закупорил вену, в результате чего и наступила смерть. Для Виктора это был удар такой силы, что впервые за время служения Ордену он задумался о добровольном уходе на тот свет. Глубина депрессии, в которую он упал, пугала. Виктор в один момент словно разуверился во всем светлом и добром и видел в жизни одно лишь зло и страдание. И ему невыносимо захотелось покончить со всем разом.
Похоронив бабушку и проплакав на ее могиле до ночи, он, находясь в каком-то сомнамбулическом состоянии, пришел в древний заброшенный монастырь на краю Коврова. Там находилась одна из баз Ордена, и именно там в свое время Идрис посвятил его в ловцы. Виктор спустился в темное подвальное помещение. И словно по мановению волшебной палочки зажглись факелы. Виктор огляделся, он хорошо помнил это место. Мозаичные плиты пола казались тщательно вымытыми, несколько кресел с высокими спинками стояли полукругом возле большого стола. На нем находился громоздкий, старинный на вид подсвечник из черненого серебра, отлитый в форме креста, увитого коваными розами. Виктор схватил его и прижался пылающим лбом к холодному металлу. Острые концы лепестков роз вдавились в кожу. Но физической боли он не ощущал, душевная была неизмеримо сильнее. Виктор, не выпуская символ Ордена, упал на пол и застыл.
Прошло около часа. Он уже ничего не соображал, измотанная нервная система отказывалась реагировать на что бы то ни было. Слезы высохли, сладкая мысль о том, что он может немедленно покончить со всем этим, странно радовала. А ведь он, будучи ловцом, точно знал о ждущей его участи. Но даже попасть во власть прилипал сейчас не пугало. Виктор хотел лишь одного: не быть в этой черной реальности. Он встал, все еще прижимая подсвечник к себе. Казалось, что его тяжесть сильно увеличилась. Виктор усмехнулся и потрогал края лепестков кованых роз. Они были острыми. Виктор провел пальцами по лбу и увидел следы крови. Металл порезал кожу.
– Прекрасно! – пробормотал он, поднеся подсвечник к шее и придавив яремную вену острым краем лепестка.
И замер. Проблеск сознания заставил вздрогнуть, Виктор реально испугался того, что хочет совершить, и быстро поставил "орудие" обратно на стол. Он отпрянул на шаг и остановившимся взглядом смотрел и смотрел на крест, увитый розами. Разум окончательно прояснился.
– Я успел вовремя, – услышал он позади себя и резко обернулся.
Темная внушительная фигура выдвинулась из тьмы в круг света.
– Идрис! – вскрикнул он и закрыл лицо руками.
– Как ты мог даже помыслить?! – грозно спросил высший.
– Слишком много боли, это невыносимо, – прошептал Виктор. – Но ты же видишь, я жив, пришел в себя, больше этого не повторится. Я справлюсь…
– Рад, что ты одумался, – более спокойно ответил Идрис. – Но все равно я обязан принять меры.
Сознание Виктора затуманилось. И вот он будто бы снова очутился на могиле матери в тот день, когда к нему пришла Властелина Витальевна. Что было дальше, он не помнил…
…Виктор судорожно вздохнул и пришел в себя. Он вздрогнул, поняв, что находится в помещении одной из баз Ордена. Но это был не Ковров, а Париж. И они с высшим сидели за столом в обширном подвале церкви Сент-Эсташ. Подсвечник – крест, оплетенный розами, стоял между ними. Виктор вгляделся: но это была другая модель. Крест отлили в форме рогов оленя. Это он видел четко и окончательно осознал, что вернулся в реальность. Три красные зажженные свечи давали слабый неверный свет, углы огромного подвала терялись во тьме.
– Что это было?! – нервно спросил Виктор.
Истина мгновенно открылась ему и пронзила болью. Он пристально посмотрел в раскосые глаза Идриса и вздрогнул, не веря своей догадке.