- О да! Да, пожалуйста. - Горя от нетерпения, Маги случайным жестом уронила стакан с чаем на пол. Совершенно неожиданно после утреннего фиаско ее мечта предстала перед ней в новых сияющих одеждах. Маги показалось, что достаточно одного движения, и Париж будет лежать у ее ног. В конце концов, разве имеет значение, что Ренуар уже умер?
4
- Послушай меня, Маги Люнель, - сурово произнесла Пола. - Ты когда-нибудь видела яйцо в юбке?
- Среди моих знакомых яиц таких не было, - ответила Маги, посмеиваясь без всякого уважения. Меньше чем за неделю знакомства она успела полюбить Полу. А тех, кого она любила, она всегда поддразнивала.
- Ты делаешь ошибку, не принимая меня всерьез, детка! Ты должна представить со всей силой своего воображения, что твое тело - это корзина яиц разной формы и цвета. Твои груди - это страусиные яйца, под волосами внизу живота прячется яйцо чайки, а твои соски - это яйца недокормленного воробышка. Голое яйцо - это самая естественная вещь на свете. Оно настолько совершенно, что даже Брилла-Саварэн не предложил его как-то украсить.
- А как насчет яиц, которые красят на русскую Пасху? - запростестовала Маги.
Гораздо скорее, чем она могла предполагать, она научилась не обращать внимания на то, что стоит обнаженной перед художниками. Сначала приятели Полы просто решили дать подработать ее протеже, но потом они устроили настоящее соревнование за ее время. Сначала, когда Маги чувствовала, как румянец стыда заливает щеки, она прикрывала лицо волосами, представляла себе яйцо и успокаивалась. Но шли недели, и вскоре она уже с легкостью меняла позы, относясь к своему телу как к предмету.
Пасэн нарисовал ее с розами на коленях, в образе чувственной властности. Шагал написал ее в образе невесты, парящей на фоне пурпурного неба. Пикассо рисовал ее снова и снова в своем неоклассическом стиле, и она стала любимой одалиской Матисса.
- Ты, дружок, - заявила Матиссу Маги, - мой самый любимый клиент. И не из-за твоих красивых глаз, а из-за твоего восточного ковра. У тебя я могу, наконец, присесть. Это просто каникулы.
На следующий день после встречи с Полой Маги переехала в комнату с умывальником, биде и камином на последнем этаже дома рядом с "Золотым яблоком", рестораном ее новой приятельницы. Она платила за нее восемьдесят пять франков в месяц, хотя там стояла только большая кровать. Маги купила новый матрас и постельное белье. Пола отдала лишнее кресло, а в лавке со старой мебелью они нашли стол и платяной шкаф. Когда все это расставили по местам, места осталось только для зеркала над раковиной. Из окна Маги видела изломанную линию крыш Монпарнаса на фоне переменчивого парижского неба и не желала ничего лучшего.
В доме, где поселилась Маги, оказалась редкая консьержка, добродушная, всем довольная мадам Пулар. Она все дни напролет просиживала в своей каморке за ножной швейной машинкой. Она шила для всех ближайших соседей. Своих детей у нее не было, но она относилась как к дочерям ко всем девушкам, для которых шила наряды. Они с Маги выискивали в "Журнале мод" фасоны, которые можно было скопировать, так как две готовые блузки и две юбки, которые девушка привезла из Тура, оказались совершенно неподходящими для ее новой жизни.
К октябрю 1925 года Маги стала достойной соперницей Кики, сравнявшись с ней по популярности. И Пола не уставала повторять, что если Кики требуется добавлять к имени уточнение Монпарнасская, то Маги хватает одного имени.
Но именно Маги, единственная и неповторимая Маги, всегда со свежей красной гвоздикой в петлице, торопилась с одного сеанса на другой, всегда в такси, потому что ей вечно не хватало времени; именно она танцевала всю ночь напролет танго или шимми в "Жокее" и "Джунглях"; именно она попала в знаменитый "Негритянский бал", где почувствовала себя совершенно чужой среди тех, кто родился на Мартинике или Гваделупе, так же как Скотт Фитцджеральд и Кокто, тоже отплясывавшие бегуэн, танец, так похожий на румбу.
Маги приглашали в Зимний цирк на матчи по боксу, длившиеся двадцать два раунда. Туда она отправлялась в сопровождении восхищавшихся ею мужчин, способных защитить ее от грубой толпы. Бывала она и на скачках с препятствиями в Отее, радовалась, когда лошадь, на которую она поставила, чисто преодолевала все барьеры. Маги охотно тратила выигрыш на шампанское для своих приятелей и редко проигрывала.
К осени Маги чувствовала себя на Монпарнасе, как в родной деревне, и устроила шумную вечеринку в честь своего восемнадцатилетия. Девушка украсила биде охапками красных гвоздик, уставила единственный стол множеством бутылок с вином и пригласила около сотни гостей. Пришли все, прихватив с собой друзей, и они сидели на лестнице, выпивали и пели песни, пока не приехала полиция.
Случалось, что Маги проводила вечер в одиночестве. Она смотрела в окно, пытаясь привести мысли в порядок. Маги улыбалась, думая, что ребе Тарадаш осудил бы ее, если бы знал, как она зарабатывает на жизнь. Он вряд ли мог себе такое даже представить, но Маги догадывалась, что она все равно осталась бы для него его маленькой мазик. Это слово на иврите означало любимого ребенка, который был умным и шустрым проказником.
Девушка не скучала по дому, она скучала по бабушке Сесиль. Она часто вспоминала, как они проводили вечера накануне субботы, когда покой и радость наполняли их домик, в гостиной горели две свечи на столе, и происходило освящение вина. Никто из Люнелей не отличался особенным благочестием, и в семье не слишком ревностно следовали древним традициям, но эта еженедельная церемония как-то по-особому успокаивала Маги. Каждый год она с нетерпением ждала того момента, когда можно будет каждый день зажигать по одной свече в бабушкином красивом семисвечнике в канун Хануки, пока все свечи не засияют ласковым светом в память о том огне, который горел в храме Иерусалима в течение восьми дней, хотя запасов масла должно было хватить только на один. Но теперь все эти воспоминания относились к той жизни, которую Маги оставила в прошлом.
Пола не уставала напоминать своей подопечной, что у Монпарнаса есть и другая, темная сторона. Здесь пили и принимали наркотики, не выходя из состояния дурмана. Но даже без ее предостережений Маги прошествовала бы без ущерба сквозь нескончаемые вечеринки. Небо, окрашенное яркими огнями ночных клубов и баров, на свет которых слетался весь Париж, не оставило своего кроваво-красного отблеска на Маги. Ее хранили неискушенность и невинность, наследие семнадцати лет, проведенных под опекой бабушки в провинциальном Type.
Очень часто Маги танцевала босиком, и не потому, что ей так было удобнее, а из-за того, что оказывалась выше большинства своих кавалеров. И еще она упорно отказывалась остричь волосы.
Маги не стригла волосы не из упрямства или каприза, а потому, что художникам, которым она позировала, не нравилась модная стрижка. Иногда она даже получала на несколько франков больше благодаря своим роскошным волосам. Живописцы получали наслаждение от всего женского тела, от кончиков пальцев до шапки волос, и никак не могли взять в толк, с какой стати женские волосы следовало стричь совсем коротко и распрямлять непокорные пряди. Но Маги следовала моде в одежде, предписывающей носить свободные платья, едва подчеркивающие линию бедер и скрывающие грудь. Своенравная художница Мари Лорансен протестовала и говорила, что женщина не может быть похожей на спичку, но Шанель, Пату и Молинё полагали, что именно к этому и следует стремиться. Так что, сообразуясь со своими весьма ограниченными средствами, Маги пыталась следовать за модой.
- Тебе совершенно не нужны грации и нимфы, - шутила она с Пикассо, косясь одним глазом на то, во что превращалось ее тело у него на холсте. - Это не ты придумал, дружок, перекроить женскую анатомию. Мы и без тебя отлично справились. Ты видел мое новое платье? Не стоит забывать, что все эти груди, бедра и другие части тела, с которыми ты так вольно обращаешься, принадлежат нам.
Для работы Маги обзавелась яблочно-зеленым шелковым кимоно и во время перерывов в работе прохаживалась в нем по мастерской, зорким оком рассматривая незаконченную картину.
- Так вот как ты меня видишь! У меня дома, конечно, нет такого большого зеркала, чтобы я могла увидеть себя в полный рост, но я уверена, что соски у меня одного цвета. Разве ты не замечаешь, что один у тебя получился цвета малины, а другой похож на перезрелую землянику? А мои глаза? Неужели они в самом деле настолько отличаются друг от друга по форме? Я слышала, что в языке эскимосов двадцать пять слов обозначают снег. Значит, ты принадлежишь к школе эскимосов? Но вполне вероятно, что у тебя особый талант. Кто знает? Я, разумеется, не эксперт.
На художниках, которым она позировала, Маги оттачивала свой сарказм, баловала их своей щедростью и изводила своим нахальством. Полу она любила и не мучила своими капризами. С ней Маги отлично ладила. Пола относилась ко всем победам Маги как к своим собственным. Иногда женщины вместе обедали в кухне "Золотого яблока", и, наблюдая за тем, с каким зверским аппетитом Маги поглощает еду, Пола понимала, что Маги все еще не нашла себе мужчину. Любовной тоской здесь и не пахло. Ничего, одобрительно думала Пола, у девочки еще достаточно времени.
Пока Маги завоевывала Монпарнас, Жюльен Мистраль пытался справиться с финансовым кризисом. В течение трех лет он очень осторожно расходовал деньги, унаследованные после смерти матери, но теперь с ужасом осознал, что они почти закончились. Только о какой экономии могла идти речь, если он так безоглядно расходовал холсты и краски?
Мистраль всегда покупал все необходимое для работы в таком количестве, что ему даже удалось уговорить владельца специализированного магазина на улице Бреа Люсьена Лефевра предоставить ему небольшую скидку. Разумеется, можно было покупать краски и дешевле, но только Лефевр сам смешивал их с маковым маслом, а не с льняным, и поэтому его краски пахли медом и обладали, по мнению Мистраля, особой насыщенностью цвета. Правда, даже с учетом скидки счет в магазине очень вырос. Что ж, ограничивать себя? Нет, невозможно!
Ограничения, экономия, сведение концов с концами, всем этим "радостям" Мистраль предавался в повседневной жизни. Он пил только дешевое красное вино, платил гроши за студию, выгадывал сантимы на еде. А женщины, думал он, собираясь на костюмированный сюрреалистический бал, куда его пригласила молодая богатая американка Кейт Браунинг, женщины обходились ему даром. Их у него было не меньше, чем блох у уличного пса, и ни одна не стоила ему ни франка.
Мистраль потянулся и едва не стукнулся головой о низкий потолок спальни. Он решил не утруждать себя, не бриться и не причесывать густые темно-рыжие кудри, так как единственным элементом его маскарадного костюма являлась старомодная черная широкополая шляпа, приобретенная в магазине подержанных вещей. Не собирался он суетиться из-за этих сюрреалистов, чье определение красоты как "случайной встречи швейной машинки и зонтика на столе в прозекторской" приводило его в ужас.
Мистраль ненавидел все эти "измы", к стану которых он относил и политические партии любого толка, все религиозные группы и всех, кто верил в любую точно сформулированную систему морали. Искусство не имеет ничего общего с моралью, оно выше нравственности, выше любых определений красоты. Почему, интересно, люди суетятся ради того, чтобы поддержать какие-то идеи, вместо того чтобы писать картины?
И все же Мистраль выкроил время, чтобы попасть на этот бал. Кейт Браунинг может вскоре приобрести еще одну картину, и уж тогда, господь свидетель, он найдет применение этим деньгам. Эту молодую женщину никто не назвал бы непривлекательной. Кейт была по-американски хорошенькой, строго воспитанной, несколько аскетичного вида блондинкой. За последние два месяца Мистраль продал ей два небольших полотна, что делало мисс Браунинг еще более привлекательной в его глазах. Вообще-то Мистралю нравились менее суровые лица.
Как бы там ни было, экономить на материалах он не станет. Мистраль торопливо вышел из дома, скатав по дороге счет от Лефевра в шарик и выбросив его в чужой сад.
Было ли в 1926 году маскарадов больше, чем в 1925-м? И будет ли их еще больше в 1927-м? Никто не смог бы с уверенностью ответить на этот вопрос в те бурные времена. Каждую неделю на чьи-нибудь деньги устраивали костюмированный бал. В апреле 1926 года русские артисты уже дали свой "Банальный бал", как и международная организация гомосексуалистов, устроившая "Бал педерастов". Так что, когда сюрреалисты организовали "Бал без причины", чтобы отпраздновать все и ничего в частности, никто не сомневался, что его ни в коем случае нельзя пропустить.
Всего за год до этого сюрреалисты устроили небывалый скандал на банкете в "Клозери де Лила", закончившийся попыткой линчевания, пресеченной своевременным вмешательством полиции. Двое из них, Миро и Макс Эрнст, создали декорации к спектаклям дягилевского "Русского балета", а их же товарищи по движению пытались сорвать представление, гудели в рожки, произносили громкие речи и нападали на зрителей, за что и были выдворены прочь.
Учитывая такую репутацию устроителей, кто из мира искусства, литературы или моды, претендующий на заметное место в этом мире, мог бы остаться дома в этот вечер?
- Сюрреалистический это маскарад или нет, я отправлюсь на него в том, что мне идет. Я всегда так поступаю, - заявила Пола за неделю до бала.
- Неужели в костюме Помпадур? Опять?! - воскликнула Маги. - Ты просто невозможна. Я устала от твоего костюма. Не понимаю, как он тебе самой еще не надоел?
- Есть только один повод появиться на маскараде, - как ни в чем не бывало продолжала Пола. - У тебя должна быть возможность продемонстрировать ту часть тела, которую ты не можешь никому показать из-за современной моды. Сейчас такие банальные времена! Я не собираюсь ничего выдумывать. Пусть этим занимаются те, кому показать нечего, у кого нет моих потрясающих белых плеч, моих восхитительных грудей и моей все еще тонкой талии. Но на этот раз, исключительно ради разнообразия, я появлюсь в костюме Дюбарри.
- Дюбарри или Помпадур, это ничего не меняет. Снова твои пышные розовые юбки из тафты, атласный синий корсаж в обтяжку, кружевная косынка на плечах, немного кружев на запястьях, пудреный парик и мушка. Ты меня позоришь!
- Что ж, меня всегда недооценивали, - вздохнула Пола. - Вместо кружевной косынки будет чучело питона. Змея будет спускаться с моего правого плеча и проходить под обнаженной грудью. А закреплю я ее на левом плече. Язык гада будет лизать мне ухо.
- Обнаженные груди?
- Разумеется. Мне кажется, я уже все объяснила.
- Поздравляю! Я тобой горжусь.
- Никаких дополнительных усилий. Только питона придется одолжить. А что наденешь ты?
- Я буду представлять вазу с фруктами.
- Какой ужас! Лимоны в волосах и платье в форме яблока? Маги, это тебя недостойно.
- Подожди, и ты все увидишь. - Маги помешала кофе и закрыла глаза.
- И с кем же ты пойдешь? С Аленом?
- С Аленом и его друзьями. Всего четверо мужчин.
- Как всегда думаешь о безопасности, верно?
Маги надула губы и дунула, как будто пытаясь убрать со лба воображаемую прядку волос. Она всегда так делала, когда смущалась. Из-за этой детской привычки ее часто дразнили. Пола, как всегда, была права.
Монпарнас представлял собой настоящий сексуальный зоопарк. Обычные семейные пары, лесбиянки, гомосексуалисты, фетишисты… Ни один из ликов Эроса не был чужим или запретным в квартале. Все было возможно и все дозволено.
В этой пугающей атмосфере Маги с самого начала куда уютнее чувствовала себя в роли зрителя, а не участника. Месяцы бежали один за другим, а она ругала себя за то, что все еще хранит девственность, о которой никто, кроме Полы, не подозревал.
Маги скрывала этот немодный, позорящий ее факт ото всех. И все полагали, что у нее должен быть любовник. Тот факт, что Маги отвергала внимание любого мужчины, как только отношения выходили за пределы легкого флирта, создал ей репутацию верной и умеющей хранить тайну любовницы какого-то неизвестного счастливчика.
У Алена и его друзей ушло полдня, чтобы создать костюм Маги. Ее правую грудь они расписали в виде грозди зеленого винограда, левую в виде кавальонской дыни, которую подают целиком с наполняющим ее сладким вином. Руки и плечи превратились в связки спелых и слегка зеленоватых бананов. На груди до пупка рос ананас, а его широкие зеленые листья скрывались в волосах на лобке. Таз превратился в ломти дыни, бедра - в связки ревеня. От колена до ступни ноги выглядели как виноградные лозы, а под мышками художники изобразили яблоки.
На лице Маги почти не было рисунка, не считая двух пчелок на лбу. Волосы удерживала гирлянда цветов. Она отказалась уступить протестам художников, в один голос уверявших ее, что зеленый шелковый шарф, который она намеревалась надеть в качестве импровизированных миниатюрных трусиков, совершенно не соответствовал общему духу костюма.
Маги внести должны были в зал на овальном деревянном блюде, выкрашенном серебристой краской. Мужчины изображали различные сыры: Андре - сыр бри, Пьер - целый камамбер, Анри - кусочек рокфора, а Ален - половину козьего сыра… Сыры были нарисованы так реалистично, что казались съедобными. Вся четверка принадлежала к реалистической школе, и их композиция "Сыры и блюдо с фруктами" должна была стать вызовом сюрреалистам с их идеей расчленения предметов.
- Подождите, - остановила их Маги, когда они попытались прорепетировать вход в зал. - Чем бы мне занять руки? Может быть, взять цветок или что-то еще?
- Нет, ты испортишь всю идею. Просто положи голову на локоть и лежи совершенно спокойно. И ради бога, постарайся не потеть. Черт побери, Маги, почему ты не разрешила нам использовать масляные краски вместо акварели?
- Потому что я не намерена провести весь завтрашний день, отмокая в ванне с растворителем, - ответила она. - И без того серебряная краска немного щиплет. Я не уверена, что она нормально высохнет. Помнится, когда-то короли покрывали тела рабов золотой краской. И если я не ошибаюсь, бедняги от этого умирали.
- Все слухи, дорогая. И потом, серебряная краска касается только твоей задницы. А теперь в путь. Бал начался уже час назад. Маги, слезай с блюда, и идем с нами. Мы составим композицию у входа в зал.
- Сейчас, только накину пальто и надену туфли.
- Зачем? На улице совсем тепло, - запротестовал Андре.
- Но до бального зала надо пройти три улицы.
- Не вздумай смазать краску, - заволновался Пьер.
- Пожалуй, я все же надену пальто и возьму такси. Встретимся там.
- Ох уж эта мне мелкая буржуазия, - поддразнил ее коротышка Андре.
Маги угрожающе подступила к нему:
- Ты хочешь умереть, москит, раздавленный парочкой бананов? Возьми свои слова назад.
- Ты бы не рассердилась, если бы они не были правдой! - крикнул он, отбегая от нее на безопасное расстояние.
- Эй, у нас не осталось времени на любовные штучки, рявкнул Ален. - Если мы затянем с появлением, все уже выпьют слишком много, чтобы нас заметить. Вперед, на баррикады!